ю  в   виду
пророчества), то это по существу род истории, ибо божественная история имеет
то преимущество перед  человеческой, что  сообщение  о  каких-то событиях  в
равной мере может как следовать за ними, так и предшествовать им.
        "Глава II"
     Разделение истории  на  естественную и гражданскую, включая в последнюю
историю  церковную  и историю  научную. Разделение  естественной истории  на
историю явлений обычных, явлений исключительных и искусств
     История делится на  естественную и  гражданскую. В естественной истории
рассматриваются  явления и  факты  природы,  в гражданской  --  деятельность
людей.  Божественное начало,  вне всякого сомнения, проявляется и в той, и в
другой, но главным образом это относится к гражданской  истории; более того,
оно образует  свой  собственный вид  истории,  который  мы  обычно  называем
священной,  или  церковной,  историей.  В спою очередь роль наук и  искусств
представляется нам столь значительной, что  мы считаем  необходимым выделить
их  в  особый  вид истории, которая, подобно  церковной истории,  должна, по
нашему мнению, входить в состав истории гражданской. Разделение естественной
истории на три вида мы будем проводить, исходя из состояния и  условий самой
природы, которая выступает перед нами в трех  видах  и развивается как бы по
трем направлениям. Ведь природа или  является свободной и  развивается своим
обычным, естественным путем,  как это  имеет место  по отношению к  небесным
явлениям, животным,  растениям и  вообще ко всем  природным явлениям, или же
под  влиянием искажений  и косности непокорной материи, под действием мощных
препятствий  утрачивает свое естественное состояние (как в случае  чудовищ),
или же, наконец, уступает труду и искусству человека, подчиняется его воле и
как  бы  рождается  вновь,  как  это  происходит  во   всех  созданиях   рук
человеческих.  Поэтому мы и  будем  делить  естественную  историю на историю
обычных    явлений    (generationes),   историю    исключительных    явлений
(praeter-generationes) и историю искусств, которую мы обычно  называем также
механической  и   экспериментальной  историей.   Первая  из  этих  дисциплин
исследует  природу  в  ее  естественном,  свободном  проявлении,  вторая  --
отклонения от естественного  состояния, третья  -- взаимоотношения природы и
человека.  Мы с  особенным  удовольствием рассматриваем историю искусств как
вид естественной истории, потому что глубоко  укоренилось  ошибочное мнение,
считающее  искусство   и  природу,   естественное  и   искусственное  чем-то
совершенно различным,  а  это убеждение  приводит к  тому, что исследователи
считают  свою  задачу  полностью  выполненной,  если  они  изложили  историю
животных, растений и минералов, даже не упомянув  об экспериментах в области
механических  искусств  '^. Результатом этого ошибочного  противопоставления
явилась  пагубная  идея,  согласно которой  искусство  лишь  некий  придаток
природы,  годный только  на  то, чтобы довести  до конца дело, начатое самой
природой, или исправить  какие-то возникающие недостатки,  или устранить  те
или  иные  препятствия,  мешающие  ее  свободному  развитию,  но  совершенно
неспособный глубоко изменить  ее,  преобразовать или  потрясти до основания.
Такое  убеждение  заставляет человека слишком  поспешно  отчаиваться в своих
способностях.  В  действительности  же  люди  должны  проникнуться  глубоким
убеждением  в том, что искусственное отличается  от  естественного не формой
или сущностью, а только действующей  причиной: ведь вся власть  человека над
природой ограничивается властью над  движением, т. е. способностью соединять
и разъединять природные тела. Поэтому если имеется возможность сближения или
удаления природных  тел,  то,  соединяя, как говорят,  активное с пассивным,
человек может все, если же такой возможности нет, он ничего не может. И если
вещи  располагаются в определенном для  данного  результата  порядке,  то не
имеет никакого значения, произойдет ли  это с участием человека или  без его
участия. Иногда золото плавят на огне, иногда же его находят в чистом виде в
золотоносном песке,  и здесь его  создает сама природа. Точно так же  радуга
образуется в небе благодаря прохождению света через влагу облаков, но она же
может  возникнуть  и здесь, на земле, при прохождении света через рассеянные
водяные  пары.  Таким  образом, всем управляет  природа,  ей же  подчиняются
указанные выше  три направления:  развитие самой  природы, отклонения от  ее
естественного  развития и искусство (ars), т. е.  человек в  его отношении к
природе. Поэтому есть  все основания включить в естественную историю все эти
три   направления,  что  в   значительной   мере  сделал  еще   Гай  Плиний,
единственный, кто рассматривал естественную историю так, как этого требовало
ее истинное значение; но,  включив в  нее все эти направления, он излагал их
совсем не так, как следовало, более того, совершенно неправильно.
     Из этих трех областей первая более или менее разработана, остальные две
исследованы столь  слабо и  неудовлетворительно, что их  следует  отнести  к
разряду  требующих  разработки (desiderata).  Ведь не  существует  ни одного
достаточно  аргументированного  и  полного  описания  таких явлений природы,
которые  бы  отклонялись  от  обычного  хода ее  развития,  будь то какие-то
исключительные создания  определенных  стран и  местностей, или необычные по
времени  явления, или же, как говорит Плиний, игра случая  (casuum ingenia),
или  проявления  каких-то  неизвестных  свойств,  или   явления,  уникальные
(monadica)  в  своем роде.  Я, пожалуй, не  стану отрицать, что можно  найти
слишком   много  книг,   наполненных   всякими  баснословными   сообщениями,
фантастическими  тайнами,  беззастенчивым  обманом  и  написанных  лишь  для
развлечения  и удовлетворения  пустого любопытства, но серьезной  и  строгой
систематизации  всех  чудесных  явлений  природы,  тщательно  проверенной  и
подробно изложенной, у нас нет, а тем более нет должных попыток отбросить и,
так сказать,  публично  подвергнуть  остракизму  получившие  распространение
всевозможные  лживые  измышления  и басни. Ведь,  судя по тому,  как обстоят
сейчас дела, если ложные и фантастические представления относительно явлений
природы закрепятся  и  -- потому  ли, что  так велико уважение  к древности,
потому .ли, что  не хочется  вновь исследовать  эти  явления, потому ли, что
подобные  вещи представляются  замечательными украшениями речи благодаря тем
сравнениям  и  аналогиям,  которые   из  них  можно   извлечь,   --  получат
распространение, то потом их уже никогда не искоренить и не исправить.
     Целью сочинения  такого типа  (а этот тип  сочинений  освещен  примером
самого  Аристотеля) менее всего будет удовлетворение  пустого любопытства, к
чему стремятся чудотворцы и фокусники. Наоборот, такое произведение поставит
перед собой  прежде  всего две важные и серьезные  задачи:  первая из них --
исправить  ошибочность  некоторых  аксиом,   которые   в  большинстве  своем
основываются на избитых и широко  известных примерах; вторая -- найти  более
удобный и  легкий переход от чудес природы к чудесам искусства. Самое важное
в этом деле -- зорко следить за  природой, когда она внезапно отклоняется от
естественного  хода  своего  развития, чтобы  в результате  таких наблюдений
можно было в любой момент восстановить по своей воле упомянутый ход развития
и заставить природу  подчиниться.  И  я не  собираюсь  советовать  полностью
исключить  из  этой  истории  чудесных  явлений  все  суеверные  рассказы  о
колдовстве, ворожбе, чарах, сновидениях, предсказаниях и тому подобном, если
совершенно  точно   известно,  что  соответствующее   событие  действительно
произошло.  Ведь еще неизвестно, в каких случаях  и до какой степени то, что
приписывается  суеверию,  может быть  объяснено  естественными причинами.  И
поэтому  мы  хотя  и  считаем,  что  занятия  такого   рода   деятельностью,
безусловно,  заслуживают  осуждения,  однако   уверены,  что  в   результате
внимательного наблюдения и тщательного изучения этих вещей получим отнюдь не
бесполезные  знания о  них,  и не  только для  того,  чтобы  должным образом
разобраться в преступлениях людей, обвиняемых в подобного рода деятельности,
но и для того, чтобы глубже проникнуть в тайны самой природы. Следовательно,
нужно  без колебания  вступать  и проникать  во  все такого  рода тайники  и
пещеры,  если только перед нами стоит одна цель -- исследование  истины. Вы,
Ваше Величество,  подтвердили правильность  этого  собственным примером, ибо
обоими прекраснейшими  и  ясновидящими  глазами,  глазом  религии  и  глазом
естественной философии, столь мудро и прозорливо проникли в кромешный мрак и
доказали,  что  нет никого  более похожего на солнце, которое,  освещая даже
клоаки, остается незапятнанным ^. Однако я хотел бы напомнить о том, что эти
рассказы вместе со всеми суевериями следует излагать отдельно и не смешивать
с  рассказом  о   подлинных  и  ясных  явлениях  природы.  Что  же  касается
религиозных рассказов о знамениях и чудесах, то они либо не во всем истинны,
либо  вообще не  имеют никакого отношения  к  явлениям природы, а потому  не
должны рассматриваться в естественной истории.
     Остановимся  теперь  на  истории  покоренной и преобразованной природы,
которую мы называем  обычно  историей  искусств. Здесь мне, правда, известны
некоторые работы  о земледелии и  даже о многих  механических искусствах, но
что  в  этой  области самое плохое  -- это  то, что постоянно  остаются  без
внимания и игнорируются  наиболее известные и  распространенные  опыты в тех
или  иных  практических  дисциплинах,  хотя  они дают  для  познания природы
столько же, если не больше, чем вещи менее распространенные. Ведь считается,
что  наука  будет чуть ли не осквернена и унижена,  если ученые  обратятся к
наблюдениям  и  исследованиям вопросов, относящихся к механике, если  только
это  не какие-то  тайны искусства  или же вещи,  слывущие  весьма  редкими и
утонченными.   Над  этой  пустой  и  высокомерной   заносчивостью  с  полным
основанием смеялся Платон, выведя  хвастливого софиста Гиппия, беседующего с
Сократом,  честным и глубоким исследователем истины. Когда разговор  зашел о
красоте, Сократ в  соответствии  со своим непринужденным и свободным методом
рассуждения  воспользовался  примером  сначала  прекрасной  девушки,   затем
прекрасной лошади,  наконец, прекрасной  и великолепно выполненной  глиняной
вазы. Возмущенный этим  последним примером, Гиппий сказал: "Я бы, конечно, с
негодованием отказался  спорить с любым, кто приводит столь низкие и грязные
примеры,  если  бы меня не удерживали  правила вежливости". На что Сократ  с
иронией заметил: "Ну  конечно, как же ты можешь вынести их, если  ты одет  в
такое великолепное платье и прекрасные сандалии" '^. Во всяком случае можно,
пожалуй, утверждать наверняка, что великие  примеры дают нам не самое лучшее
и не  самое надежное  знание. Именно  об этом  не без остроумия  говорится в
известном рассказе  о  философе, который, созерцая звезды на  небе,  упал  в
воду; ведь если бы он посмотрел под ноги, то смог бы увидеть звезды  в воде,
но, глядя на небо, он не  мог увидеть  воды  в звездах ^. Точно так же часто
случается, что  вещи  мелкие и  незначительные дают нам больше  для познания
великих вещей, чем  великие  --  для  познания  малых.  Поэтому очень хорошо
заметил  Аристотель:  "Природа  любой вещи  лучше всего обнаруживается  в ее
мельчайших  частях"  ". Поэтому  природу государства он ищет прежде  всего в
семье и в простейших  формах  социальных  связей (мужа  и жены,  родителей и
детей,  господина и раба), которые  встречаются в  любой  хижине. Совершенно
аналогично природу этого великого государства (т. е. Вселенной) и управление
им  следует искать как в любом  первичном  соединении,  так  и в  мельчайших
частях вещей.  Пример  этого  мы видим в том,  что известная  тайна  природы
(считавшаяся  величайший)   --  способность  железа  под   влиянием  магнита
направляться к полюсам --  раскрылась не в больших железных брусках, а всего
лишь в иголках.
     Для  меня же, если  только  мое мнение имеет какой-то  вес,  совершенно
ясно, что история искусств имеет для естественной философии в высшей степени
важное  и  основополагающее  значение.  Я  имею  в  виду  такую естественную
философию, которая не стремится погрузиться в туман утонченных и возвышенных
спекуляций, но действенно  помогает людям в преодолении трудностей и невзгод
их жизни. И она принесет не только непосредственную пользу  в данный момент,
соединяя  наблюдения  разных  наук  и используя  наблюдения  одной  науки  в
интересах  других  и  тем  самым  получая  новые  результаты,  что неизбежно
происходит  тогда,  когда  наблюдения  и  выводы  различных  наук становятся
предметом размышления и  исследования одного  человека,  но и  зажжет  такой
яркий факел, освещающий  путь к дальнейшему  исследованию  причин  сущего  и
открытию научных истин, какой еще никогда и нигде не загорался. Ведь подобно
тому как  характер какого-нибудь человека познается лучше всего лишь  тогда,
когда он приходит в раздражение, и Протей принимает обычно различные обличья
лишь тогда, когда его  крепко свяжут,  так  и  природа, если ее раздражить и
потревожить   с  помощью   искусства,  раскрывается  яснее,   чем  когда  ее
предоставляют самой себе.
     Прежде чем покончить  с  этой  частью  естественной истории, которую мы
называем  механической  и экспериментальной  историей,  необходимо  добавить
следующее: нужно  включить  в  изложение  этой истории не  только собственно
механические,   но  и  практическую  часть   свободных  наук,   а   также  и
многообразные формы практической деятельности, чтобы ничто не было пропущено
из того,  что служит развитию человеческого разума. Таково первое разделение
естественной истории.
     Глава III
     Второе разделение естественной истории в зависимости от ее применения и
цели  --  на  повествовательную и индуктивную.  Важнейшая цель  естественной
истории  состоит в  том, чтобы  служить  философии и давать материал  для ее
формирования; это  и  является  предметом  индуктивной  истории.  Разделение
истории  природных  явлений на историю  небесных явлений, историю  метеоров,
историю земного  шара и моря, историю  масс, или больших собраний, и историю
видов, или меньших собраний
     Естественная история по своему объекту делится, как мы  уже сказали, на
три вида,  по  практическому же применению -- на два. Ибо  она  используется
либо  для познания самих  вещей, являющихся предметом истории, либо  --  как
первоначальный материал для философии. И  этот  первый вид  истории, который
либо  доставляет  удовольствие  занимательностью  изложения,  либо  приносит
пользу  своими  экспериментами  и  который  получил  распространение  именно
благодаря такого рода удовольствию и пользе, должен быть признан значительно
менее  важным  по  сравнению  с тем,  который  служит основой  и  материалом
истинной  и  подлинной  индукции  и  является  первой  кормилицей философии.
Поэтому мы установим  еще одно  деление естественной истории --  на  историю
повествовательную  и индуктивную.  А  эту  последнюю отнесем к тем  областям
науки, которые требуют разработки. И пусть ни величие авторитета древних, ни
огромные фолианты современных ученых не мешают никому острым умом  проникать
в неизведанное. Мы достаточно хорошо знаем,  что естественная история весьма
обширна  по  своему  объему,  занимательна  благодаря   разнообразию  своего
материала и  нередко является результатом большого  и  тщательного труда. Но
если исключить из  нее небылицы, свидетельства  древних,  ссылки на авторов,
пустые споры, наконец, словесные украшения и прикрасы -- все то, что годится
скорее для застольных  бесед и ночных пирушек ученых,  чем для  формирования
философии, то она потеряет почти все свое значение. Конечно же, в таком виде
она весьма далека от той истории,  о  которой мы мечтаем.  Ведь прежде всего
остаются  неразработанными  те две  части естественной истории, о которых мы
только что говорили, т. е. история исключительных явлений природы и  история
искусств, которым  мы придаем  очень большое  значение.  Далее, в остающейся
третьей части  нашего  основного  деления,  т.  е.  в  истории  естественных
явлений, достаточно удовлетворительно разработана лишь  одна из пяти частей,
со составляющих.  Дело в том, что  история естественных явлений складывается
из пяти  взаимосвязанных частей. Первая  из  них  --  это  история  небесных
явлений,  которая  охватывает  только  сами  эти  явления,  как  таковые,  и
совершенно  не  связана  с  теорией. Вторая  часть  --  это история метеоров
(включая кометы)  и того,  что называют  атмосферой, однако  пока невозможно
найти сколько-нибудь серьезное и ценное исследование природы комет, огненных
метеоров, ветров, дождей, бурь и  т. п. Третья часть -- это  история земли и
моря (насколько они являются едиными частями Вселенной), гор,  рек, приливов
и  отливов, песков, лесов, островов, наконец, самих очертаний  континентов и
их протяженности; но во  всех  этих явлениях важно прежде  всего наблюдать и
исследовать их природу,  а не ограничиваться их простым описанием. Четвертая
часть  посвящена  истории  общих  масс материи  (massae  materiae communes),
которые мы  называем большими собраниями  (collegia maiora) и которые обычно
именуют элементами: ведь не существует описаний  огня, воздуха, воды, земли,
их  природы, характера движения, действия, влияния на окружающее, которые бы
могли составить  их подлинную  историю.  Пятая  и  последняя часть посвящена
истории  особенных  собраний  материи  (collectiones  materiae  exquisitae),
которые мы называем меньшими собраниями (collegia  minora) и которые  обычно
именуют  видами   (species).  Только  в  этой  последней   части  проявилась
достаточно полно деятельность  ученых,  однако  результатом  ее  было скорее
изобилие ненужных  сведений (например,  всевозможные описания внешнего  вида
животных или  растений),  а не обогащение науки основательными и тщательными
наблюдениями,   которые   одни   только   и   должны  составлять  содержание
естественной истории. Короче говоря, вся естественная  история,  которой  мы
располагаем  в настоящее время,  как по состоянию исследовательской  работы,
так и  по  тому  материалу,  который  в  ней имеется,  ни  в  коей  мере  не
соответствует  той цели, которую мы перед  ней поставили, -- служить основой
для  развития  философии. Поэтому  мы заявляем, что индуктивная история  еще
ждет своей разработки. Итак, об естественной истории сказано достаточно.
        "Глава IV"
     Разделение  гражданской  истории  на   историю   церковную,  научную  и
собственно гражданскую. Необходимость создания научной  истории.  Принцип ее
построения
     Мы считаем, что гражданская история с полным основанием делится  на три
вида:  во-первых,   священную,  или  церковную,  историю,  затем  собственно
гражданскую  историю и, наконец, историю наук  и  искусств. Мы  начнем  наше
изложение с того  вида, который мы  назвали последним, ибо два остальных уже
существуют,  а этот, как мне кажется, еще  предстоит создать. Это -- история
науки. Действительно, если бы история  мира оказалась лишенной этой области,
то  она была  бы весьма похожа  на  статую  ослепленного  Полифема, так  как
отсутствовало бы  именно  то, что как нельзя более выражает  гений  и талант
личности. Хотя  мы  считаем,  что  эта  дисциплина  еще  только должна  быть
создана,  нам  тем не менее  прекрасно  известно,  что  в  отдельных науках,
например  в юриспруденции,  математике, риторике,  философии, даются краткие
упоминания об их истории или сухое перечисление различных школ, учений, имен
ученых или же поверхностное  изложение хода развития этих наук;  встречаются
даже  отдельн