Вестник и мальчики одеты  в атласные мантии цвета
морской  воды; а у вестника мантия, сверх того, украшена золотыми полосами и
шлейфом.  Отвесив  три  поклона,  вестник подходит к возвышению и тут только
берет  в  руку  свиток.  Свиток   этот   содержит   королевскую  грамоту   с
перечислением пенсий, льгот, почестей и привилегий, даруемых отцу семейства,
которого  король  в  обращении  всегда  именует  "своим  любезным  другом  и
заимодавцем"; и это звание ни  в каких  других случаях не употребляется. Ибо
здесь  считают,  что король  не может  ни  перед кем  быть  в  долгу,  кроме
человека, приумножающего  число его  подданных.  Грамота  скреплена  золотой
чеканной  печатью  с изображением  особы короля;  и  хотя  подобная  грамота
непременно полагается  в каждом  таком случае, кое-что может  в ней меняться
соответственно численности  и  достоинству  семейства. Эту  грамоту  вестник
читает  вслух,  а  тирсан  выслушивает стоя, поддерживаемый  двумя  из своих
сыновей. После этого вестник подымается на возвышение и вручает ему грамоту,
а   все   присутствующие  приветствуют   это  восклицаниями  на  их   языке,
означающими: "счастлив народ Бенсалема!" Затем вестник берет из  рук второго
мальчика  виноградную  гроздь,  которая  сделана целиком из  золота  --  как
стебель,  так  и  ягоды.  Ягоды  красиво  отделаны  эмалью;  если  в   семье
преобладают  мужчины, то эмаль  бывает пурпурной,  а вверху грозди укреплено
маленькое  солнце,  если  дочери  --  то желто-зеленой,  а  гроздь  увенчана
изображением полумесяца. Число ягод в  грозди соответствует числу потомства.
Эту гроздь вестник также вручает тирсану, который тут же передаст ее тому из
сыновей, кого избрал он  жить при себе,  и тот всегда потом, в торжественных
случаях, носит ее  впереди отца, почему и называется Сыном виноградной лозы.
По  окончании этой  церемонии  тирсан  удаляется, а  спустя  некоторое время
выходит  к обеду, в продолжении  которого  он,  как и ранее, сидит  один под
балдахином, и никто из потомков его не садится с ним, каково бы ни  было его
звание  и  положение, если только это не  член  Соломонова  дома. За  столом
прислуживают отцу  только дети мужского пола, которые каждый  раз преклоняют
перед ним колено; а женщины стоят  вдоль  стены.  Пониже возвышения  накрыты
столы для приглашенных, где  все подается  с большой  торжественностью;  а в
конце  обеда  (пиршества  у них  никогда  не  длятся  более полутора  часов)
исполняется гимн, который бывает различным, смотря  по искусности сочинителя
(поэты  здесь  превосходные),  но темой  своей неизменно  имеет  восхваление
Адама, Ноя  и Авраама, из коих первые  два населили мир,  а третий был отцом
верующих; а в заключение всегда  поется хвала рождеству Спасителя, рождением
своим искупившего грехи всех рожденных.
     По окончании трапезы тирсан вновь удаляется и после некоторого времени,
проводимого  в  уединении  и  молитве,   появляется  в  третий   раз,  чтобы
благословить свое потомство, которое, как и вначале, стоит  вокруг  него. Он
вызывает  их  одного  за другим  поименно, в любом угодном  ему  порядке, но
обычно по  старшинству.  Названный преклоняет колено перед  креслом (стол  к
тому  времени  убирается),  а  глава семьи  возлагает  ему руку  на  голову,
произнося следующее благословение:  "Сын Бенсалема (или дочь Бенсалема), так
говорит  отец  твой,  даровавший  тебе  дыхание  жизни:  да  будет  на  тебе
благословение вечного  Отца, Князя  мира  и Святого Духа,  а  дни странствия
твоего да будут долгими и  счастливыми". Так  говорит  он каждому из  них. А
после  того,  если  окажутся среди  его  сыновей  люди  выдающихся заслуг  и
достоинств  (но  не  более двух), он призывает их вновь и,  обняв  за плечи,
произносит: "Дети, благо, что вы родились; восхвалите Господа и не сходите с
доброго  пути".  С  этими  словами вручает  он  каждому  из  них драгоценное
украшение в виде пшеничного колоса, которое  они всегда потом носят на своей
чалме  или  шляпе.  Затем  начинаются музыка,  танцы  и иные  принятые у них
развлечения, и так проходит весь день. Таков порядок этого празднества.
     Не  прошло шести или семи  дней, как  я завязал короткое  знакомство  с
одним  тамошним купцом по имени Иоабин.  Он  был  евреем и был  обрезан; ибо
здесь  сохранилось  несколько   еврейских   родов,   которым   предоставляют
исповедовать свою  веру,  с тем большим основанием,  что  евреи  эти  весьма
отличаются  от евреев, населяющих другие страны. Тогда как те ненавидят  имя
Христово и  таят про  себя злобу на  народы, среди  которых живут,  тамошние
евреи,  напротив,  весьма почитают  Спасителя  и  исполнены  любви  к народу
Бенсалема. Купец, о котором я говорю, признавал, что Христос  рожден девой и
не  был  обыкновенным  человеком;  он  говорил,   что  Господь   сделал  его
повелителем  серафимов, охраняющих его престол.  А  еще они  называют Христа
Млечным Путем, Илией Мессии и многими другими возвышенными именами, которые,
хотя и недостойны  его божественного  величия, но сильно отличаются от речей
других евреев.
     Что касается  страны  Бенсалем, то человек этот не уставал превозносить
ее и, по традиции тамошних евреев, утверждал, что местные  жители происходят
из колена  Авраамова,  от другого  брата его, называемого ими Нахор;  и  что
нынешние законы Бенсалема происходят от  тайных законов, начертанных Моисеем
в  Каббале; и  что  когда  приидет  Мессия и  воссядет  на  свой  престол  в
Иерусалиме, король  Бенсалема  будет сидеть у ног его, тогда  как все другие
государи  станут  поодаль.  Но  если отбросить  все  эти  иудейские  бредни,
приятель мой  был человеком мудрым, ученым, проницательным и весьма сведущим
в обычаях и законах страны.
     Во  время  наших бесед  я  однажды  сказал ему,  что был весьма поражен
рассказом некоторых членов нашего  экипажа о Празднике  семьи; ибо,  как мне
казалось,  никогда еще  не  слышал  о празднестве, на  котором была  бы  так
почтена  природа; а  поскольку  семья  ведет  начало от брачного союза, то я
пожелал узнать их обычаи и законы, касающиеся брака,  и строго ли блюдут они
брачные  обеты,  и  держатся  ли  единобрачия;  ибо  где  так  заботятся  об
увеличении населения как у них, там обычно дозволено многоженство. На это он
сказал: "Ты недаром хвалишь превосходное установление, называемое Праздником
семьи.  Мы  по  опыту  знаем,  что  семьи,  справившие  этот  благословенный
праздник,  впоследствии необычайно  процветают. Но  слушай, и я поведаю тебе
все,   что   знаю.  Тогда  поймешь  ты,  что  нет  на  земле  народа   столь
целомудренного, как бенсалемцы, и столь чуждого всякой скверны. Это поистине
девственница мира. Помнится, читал я в одной из  ваших европейских книг, как
один святой отшельник  пожелал увидеть дух  блудодеяния. И  тотчас  предстал
перед ним  маленький уродливый  эфиоп.  Пожелай он увидеть дух бенсалемского
целомудрия, и тот  явился  бы  в образе  светлого  херувима.  Ибо  нет среди
смертных ничего более прекрасного, чем целомудрие этого народа. Знай же, что
нет  у  них  ни публичных домов, ни блудниц,  и ничего  на это похожего. Они
изумлены (а также  и возмущены)  тем,  что вы,  европейцы,  терпите  у  себя
подобные вещи.  Они говорят,  что вы  лишили брак его смысла; ибо  брак ведь
призван  быть  средством  против  недозволенных  вожделений;  а   вожделение
естественное должно быть  к нему  побуждением. Но  где  люди имеют под рукой
средство  более  приятное  для  их   извращенной  похоти,   там  брак  почти
упраздняется. Вот  почему можно  видеть у вас бесчисленное множество мужчин,
которые не женятся, но  предпочитают брачным узам развратную холостую жизнь.
А из тех, кто женится, многие женятся поздно,  когда  пора  их  расцвета уже
миновала. Да и  что для  них брак, как  не  сделка, в которой  ищут выгодных
связей, приданого или высокого положения; или разве еще  продолжения рода (и
то  без  большой охоты). Сколь  непохоже это  на брачный  союз,  как  он был
установлен изначала!  Невозможно  также,  чтобы,  расточив  столь  постыдным
образом  лучшие свои силы,  они так дорожили детьми (этой частью нас самих),
как это бывает у людей целомудренных. Да и  так ли уж они остепеняются после
брака, как можно  было бы  ожидать, если бы  все это зло допускалось лишь по
необходимости? Отнюдь нет; ибо оно и после  того остается прямым  поруганием
брака.  Посещение  вертепов  разврата  и  блудниц  столь же безнаказанно для
женатых,   как  для  холостяков.  Извращенная   склонность  к  переменам   и
пристрастие к ласкам блудниц (превращающих грех в искусство) отбивают всякий
вкус к браку и делают из него некую повинность. Мы слышали, что вы защищаете
все  это  в  качестве меньшего  зла, во избежание прелюбодейств, обесчещения
девушек,  противоестественных  пороков  и  тому   подобного.  Но  здесь  эти
предосторожности считают  нелепыми и называют щедростью Лота, который, желая
избавить своих гостей от бесчестья,  предложил  своих дочерей. К тому же, по
нашему мнению, от всего этого  мало проку; ибо названные пороки и вожделения
сохраняются в изобилии. Ведь недозволенная похоть  подобна печи,  где, стоит
закрыть  выход  пламени, как оно затухает; а стоит  дать ему  волю, начинает
бушевать. Что касается любви между мужчинами, этого  у них нет и в помине. А
между тем нигде не найти столь верной и нерушимой дружбы. Словом, как  я уже
говорил, нигде нет такого целомудрия, как в этом народе. Они любят говорить,
что лишившийся целомудрия  лишается и  уважения к  себе. А  уважение  к себе
считается у них наиболее могущественным, после  религии, средством обуздания
пороков".
     Окончив свою речь, почтенный еврей умолк. И  тут я, предпочитая слушать
его, а не говорить, но считая, однако ж, неучтивым хранить полное  молчание,
промолвил только, что -- как сарептская вдова пророку Илии -- готов сказать,
что  он напомнил нам о  прегрешениях  наших,  и признаю большую  праведность
Бенсалема  в сравнении  с Европою. На это  он ответил  наклонением головы  и
продолжал следующим образом:
     "Имеется у них и  множество мудрых и  превосходных законов,  касающихся
брака.  Многоженство  не  допускается.  Есть  также  закон,  не  дозволяющий
вступать в брак или обручаться ранее,  чем через месяц после первой  встречи
брачующихся.  Брак без  согласия  родителей хотя  и признается,  но карается
особым законом о наследстве. Ибо  дети от таких браков не могут  наследовать
более   трети  родительского   имущества.  Читал  я  в  одной  вашей  книге,
описывающей некое воображаемое государство[8], что там вступающим в
брак разрешается  предварительно видеть  друг  друга  нагими.  Этого здешние
жители не одобряют,  ибо  считают оскорбительным  отвергнуть кого-либо после
столь близкого  общения.  Но из-за наличия  у мужчин и  женщин многих тайных
телесных изъянов прибегают они к более  учтивому способу,  устраивая  вблизи
каждого  города  по  два  водоема, называемых водоемами Адама и  Евы --  где
одному  из друзей жениха, а  также одной из подруг невесты дозволено  видеть
их, порознь, нагими во время купанья".
     Пока  мы таким  образом  беседовали, явился некий  человек, как  видно,
посланец,  в  богатом  плаще  с  капюшоном, и  что-то сказал  еврею.  А тот,
обернувшись  ко мне,  произнес:  "Прости  меня,  ибо  меня  вызывают  весьма
поспешно".
     На следующее утро он вновь пришел ко мне  с  радостным  видом и сказал:
"Правитель  города  получил  известие,  что  один  из  отцов Соломонова дома
прибудет через неделю. Вот уж двенадцать лет как мы никого из них не видали.
Возвращение  его  будет  обставлено  особой   торжественностью,  но  причина
возвращения хранится в тайне. Я добуду тебе и твоим спутникам хорошие места,
откуда можно будет видеть его  въезд". Я поблагодарил его  и выразил радость
по поводу этого известия.
     В  назначенный  день  состоялся въезд. Прибывший  был человек  среднего
роста и возраста, благообразного вида,  с  лицом,  на котором написано  было
человеколюбие.  На  нем  было  облачение  из  превосходного черного сукна  с
широкими рукавами  и  капюшоном. Нижнее  платье из отличного  белого полотна
доходило ему до лодыжек и было подпоясано кушаком из той же материи; из  нее
же  был   и  воротник.  На  нем   были  искусно  сделанные  перчатки,  шитые
драгоценными каменьями, и бархатные башмаки персикового цвета. Шея его  была
открыта.  Головной убор его имел форму шлема или испанской  монтеры;  из-под
него красиво выбивались каштановые кудри. Борода была округленно подстрижена
и несколько светлее волос. Его везли в богатой повозке без колес,  наподобие
носилок, с двумя лошадьми с каждой стороны, в роскошно расшитой сбруе синего
бархата; в сопровождении двух скороходов, одетых в те же цвета. Повозка была
сделана из кедрового дерева, украшенного позолотой и хрусталем; в передок ее
были вделаны  плиты из сапфиров в золотой оправе, а позади -- такие же плиты
из изумрудов  перуанского  цвета.  Наверху  ее  украшало  золотое  солнце, а
впереди  --  маленький  золотой  херувим  с распростертыми крыльями. Изнутри
повозка  была  обита синею с золотом парчой. Впереди шло пятьдесят юношей  в
широких кафтанах белого атласа, доходивших до икр, в белых шелковых  чулках,
в  башмаках из синего  бархата и таких же  бархатных шляпах, убранных вокруг
тульи  красивыми  разноцветными перьями. За ними, также впереди повозки, шли
два  человека  с  обнаженными   головами,  в  длинных  полотняных   одеждах,
подвязанных  поясами,  и  в  синих  бархатных  башмаках; из  коих  один  нес
епископский   посох,  а  другой  --  пастушеский,  но  не  металлические,  а
деревянные: первый из бальзамового дерева, второй -- из кедра. Конной  свиты
не было ни впереди, ни позади повозки; как видно, во избежание  всякого шума
и замешательства. За  повозкой вослед шли главные  должностные лица города и
старшины  городских  цехов. Прибывший восседал  один на  роскошных подушках,
крытых синим  плюшем.  Под  ноги ему  были постланы пестрые шелковые  ковры,
наподобие  персидских,  только  много  лучше.  Правую,  обнаженную  руку  он
простирал вперед, как бы благословляя народ, но в полном молчании. На улицах
всюду  соблюдался образцовый порядок; ни одна армия так не держит строй, как
стояли  здесь люди; и даже  зрители в  окнах не толпились, а как бы занимали
отведенные им места. Когда процессия  удалилась, еврей сказал мне: "Сейчас я
не смогу  проводить  с  тобой  столько  времени,  сколько  хотел  бы,  из-за
некоторых обязанностей,  возложенных на меня городом в связи с приемом этого
славного мужа".  Спустя три дня еврей явился вновь и  сказал: "Счастливы вы;
ибо отец Соломонова дома, узнав о вашем пребывании здесь, приказал передать,
что примет вас всех и побеседует с одним из вас, по вашему выбору. Для этого
назначил  он послезавтрашний  день,  а желая  дать  вам  свое благословение,
выбрал утренние часы".
     В  назначенный день и час мы явились; причем для беседы с глазу на глаз
спутники мои избрали меня. Мы застали отца Соломонова  дома в богатом покое,
убранном  коврами и  драпировками, но  без тронного возвышения.  Он сидел  в
низком кресле, богато украшенном и осененном балдахином из синего  расшитого
бархата. С ним не было никого, кроме двух пажей  в  красивых белых  одеждах,
стоявших по обе стороны кресла.  Нижнее платье его  было таким же, как и при
въезде; но поверх него  была теперь надета  мантия  с пелериной  из того  же
черного сукна. Войдя, мы низко  ему  поклонились, как были  научены, а когда
приблизились,  он встал, протягивая  правую  руку без перчатки, как  бы  для
благословения.  Тут  все  мы склонились и поцеловали край его мантии.  После
этого все, кроме  меня, удалились.  Он  выслал  пажей из  комнаты, велел мне
сесть рядом с собой и  обратился  ко мне по-испански  со следующими словами:
"Благослови   тебя  Господь,   сын   мой;  я  подарю   тебе   величайшую  из
драгоценностей, какими владею; ибо открою тебе, во имя любви к Богу и людям,
истинный  устав  Соломонова  дома. А для  этого,  сын мой,  я буду держаться
следующего порядка.  Прежде всего  изложу цель, ради которой он был основан;
во-вторых, опишу  сооружения  и приборы,  какими располагаем  мы  для  наших
работ; в-третьих, расскажу  о разделении труда и обязанностей между  членами
Дома; и, наконец, -- о наших обычаях и порядках.
     Целью  нашего общества является  познание  причин  и  скрытых сил  всех
вещей; и расширение власти человека над природою  покуда все  не  станет для
него возможным.
     Для этого располагаем мы следующими сооружениями: есть у нас обширные и
глубокие рудники различной  глубины; наиболее глубокие достигают 600 морских
сажен;  а  некоторые  вырыты под  высокими  холмами  и горами;  так что если
сложить вместе вышину холма и глубину рудника, то некоторые из них достигают
в  глубину  трех миль.  Ибо мы  полагаем,  что внутренность горы,  считая до
поверхности земли, и глубина рудника, считая также  от земной поверхности, в
сущности  одно  и  то же;  ибо они равно  лишены солнечных лучей  и  доступа
воздуха.  Эти рудники  называются  у нас  нижнею  сферой  и  применяются для
всякого рода сгущения, замораживания и  сохранения  тел.  Мы  пользуемся ими
также   для  воссоздания  природных  рудников   и   для   получения   новых,
искусственных металлов из составов, которые закладываем туда на многие годы.
Иногда (пусть не  покажется  это странным)  мы  пользуемся  ими  для лечения
некоторых  болезней и для  продления жизни отшельников, которые  соглашаются
поселиться там,  снабженные всем необходимым,  и живут, действительно, очень
долго; так что мы многому от них научились.
     Применяем  мы  также   захоронение  в  различных  почвах  всякого  рода
составов, как это делают китайцы со своим фарфором. Только у нас составы эти
более разнообразны, а некоторые сорта  их  более тонки. Нам  известны  также
различные способы изготовлять перегной и сложные удобрения,  делающие  почву
более плодородной.
     Есть у нас  высокие башни; самые  высокие из них достигают полумили,  а
некоторые  выстроены на  высоких горах; так что если  прибавить еще и высоту
горы,  то  в  самой  высокой из  башен будет не  менее трех миль.  Эти места
называем мы верхнею сферой, а то, что находится посредине -- среднею сферой.
Эти  башни  служат  нам,  сообразно  с  их   высотой  и  расположением,  для
прокаливания на солнце,  для  охлаждения или для сохранения тел, равно как и
для наблюдений над явлениями  природы,  как-то: над ветрами, дождем, снегом,
градом, а  также некоторыми огненными  метеорами. В некоторых из этих  башен
обитают отшельники,  которых мы по временам навещаем, чтобы  поручить то или
иное наблюдение.
     Есть у нас обширные озера,  как  соленые, так  и  пресные, служащие для
разведения  рыбы и водяной птицы, а также для погружения некоторых тел;  ибо
мы обнаружили, что тела сохраняются  различно, смотря  по тому, погребены ли
они в  земле,  хранятся в подземелье, или  же погружены  в воду. Есть у  нас
также водоемы,  где  мы  получаем пресную воду  из  соленой  или,  наоборот,
соленую  из пресной.  Есть  скалы  посреди моря  и заливы, вдающиеся в сушу,
предназначенные для некоторых работ, требующих морского воздуха и испарений.
Есть  также  бурные потоки и  водопады, служащие для  получения многих видов
движения,  и  всякого  рода  двигатели  для  увеличения  силы  ветра,  также
обращаемой нами в различного рода движение.
     Немало у нас искусственных колодцев и источников, подражающих природным
и содержащих примеси купороса, серы, железа, меди, свинца, селитры и  других
веществ. Есть также особые небольшие водоемы для получения настоев, где вода
приобретает  желаемые  свойства быстрее,  чем  в сосудах. И  среди них один,
называемый  райским  источником;  ибо  мы  придали  ему   могучие  свойства,
способствующие сохранению здоровья и продлению жизни.
     Есть  у  нас  обширные  помещения,  где  мы  искусствен