между
прочим, что у  некоторых племен сосудистые пятна  составляют физиологическую
особенность и что проказа (pellagra) есть последствие онанизма.
     Еще не  так давно профессор  Z.  издал  книгу под  заглавием:  "Словарь
эклектического универсального  самоисследования, или  Цвет науки  и  богатое
собрание  прекрасных,   благородных  и  полезных  сведений  по  всевозможным
отраслям знания --  физике,  философии и  литературе, кратко, точно  и  ясно
изложенных, выбранных из  множества  книг,  трактующих о науке, искусствах и
литературе и распределенных по научным отделам в каждой  статье. Компиляция,
составляющая плод  30-летних  трудов Z.".  Книгу эту расхвалили журналы того
времени, находя,  что  она  заполняет  пробел в  нашей литературе. Насколько
справедлив  такой   отзыв,  можно  убедиться  из  содержания  книги.  В  ней
сообщается, между  прочим, что вода  в естественном  состоянии  есть твердое
тело, что материк  Америки появился  на поверхности океана в недавнее время,
что  берлинская лазурь  добывается  из  гусениц,  что  большая  часть  газов
образовалась из жидкости, выделяемой камнями, и что "магнит содержит  в себе
много  железа и масла, а так  как хлористые соединения составляют  основание
фосфора, то этим обусловливается способность магнита гореть".
     В Казале  и  до  сих  пор  еще  здравствует  один  знаменитый  человек,
сделавший великое  открытие  в  области  математики.  Он написал трактат под
заглавием:  "Истинная, практически полезная  геометрия,  неизвестная  лучшим
математикам, одобренная во всем объеме Королевской Академией Наук  в Милане,
в  заседании 7  февраля 1861  года. Исследования автора предлагаются на  суд
разумных итальянцев-нематематиков, любящих покровительствовать талантам и не
относящихся презрительно  к людям, работающим  для  преуспевания науки и для
доказательства квадратуры круга".
     Произведение это автор  посвящает  Наполеону III, заявляя при этом, что
он уже  много лет страдает  под гнетом притеснений...  Как бы вы думали -- с
чьей  стороны? Со  стороны туринской академии, а также  со  стороны  Плана и
целой армии математиков, не удостоивших  никакого внимания представленные на
суд их открытия -- результат полумиллиона вычислений (неизданных).
     Кроме того, у автора есть еще неизданное сочинение,  в котором решаются
135 задач с  помощью совершенно новых  способов; оказывается, однако, что он
считает математиков ломбардского института  недостойными  обладания подобным
сокровищем; но  учащаяся  молодежь  может  воспользоваться  им,  уплатив  30
франков за право  чтения, и автор предлагает ей сделать это, чтобы убедиться
в неосновательности приемов, употреблявшихся до сих пор в высшей геометрии.
     К числу  маттоидов-графоманов принадлежит также некто  С., человек  лет
40,  желчного темперамента,  страдающий  хореей  лицевых  мускулов.  Он  сын
известного ученого, против  воли был отдан в духовную  семинарию и, выйдя из
нее 16  лет,  еще  не  сложившийся  ни  умственно, ни  нравственно,  написал
сочинение в 360 страниц, хотя  и одобренное  иностранными  журналами, но  на
этот  раз  несправедливо.  Кроме  того,  он составил,  по образцу  обычных в
средние века компендиумов, сокращенное  руководство по всем наукам, входящим
в  курс  светских  и  духовных  учебных заведений, заявив при  этом, что оно
написано под влиянием  вдохновения свыше и  должно считаться лучшею книгою в
целом  мире:   "Давно   уже  чувствовался  недостаток   в  таком  образцовом
руководстве,  которое  разрешало бы задачу  задач  изобретением  принципа из
принципов". Уже из этого повторения  одних  и  тех же  слов, представляющего
оборот речи, употребляемый обыкновенно помешанными, идиотами  и первобытными
народами,  можно  сделать  известное  заключение об умственных  способностях
автора; но ненормальность их будет еще яснее, когда мы  узнаем, что открытый
им принцип заключается  в том,  что природа "является без  лиц в трех лицах"
(trinità délia natura).

     Положим, для воспитанника семинарии это еще не особенно  патологическая
идея, так как подобного взгляда придерживались  многие  в  средние века, и в
том числе Данте, следовательно, эта идея уже не нова; но курьезны те доводы,
какими автор подтверждает ее. "Если бы мне возразили, --  говорит он, -- что
в природе  господствуют  не 3  лица, а 4 или 5, то я ответил  бы  им  на это
стихом Данте:
     Словам их не давай значенья -- и мимо проходи".
     Через   несколько   времени  этот   субъект,   переменив   тему   своих
исследований, превращается в  ярого  поклонника Ла-мартина, хотя не забывает
вместе с ним возвеличивать и себя. Он издал сочинение, где доказывается, что
Ламар-тин  --  величайший  человек  своей эпохи,  а после  него первое место
принадлежит автору сочинения, который при помощи изобретенной  им формулы --
"во всем есть Бог" -- содействовал возрождению  человечества  и  процветанию
наук,  так как этой новой формулы только  и  недоставало,  чтобы дать синтез
сотворения мира.
     Далее  в  моей коллекции находятся сочинения по философии, одно нелепее
другого.  Есть даже трактат  о психо-графии -- совершенно  новой философской
системе,  на  которую  я указывал  уже раньше, и,  кроме того,  бесчисленное
множество стихотворных  произведений, которых  я, впрочем, не стану касаться
здесь, так как ими  уже и без  того много  занимаются  сатирические журналы:
"Fanfulla"  и  "Pasquino".  Мимоходом  упомяну  лишь  об   одной   трагедии:
"Жена-убийца", написанной привратником.  Это не  что иное, как разбиравшийся
недавно в Тревизо процесс, изложенный псевдо-Альфьеривскими стихами.
     Наконец,   есть   еще   много    произведений   маттоидов-публи-цистов,
предлагающих    разные   крайние    меры    относительно    государственного
благоустройства. В числе их особенно много экономистов, которые  выступают с
различными  проектами  в видах улучшения финансов Италии.  Между  прочим, по
этому  вопросу мне  попалась брошюрка  с таким заглавием:  "Об универсальном
ростовщичестве как причине нарушения экономического равновесия в наше время,
--   рассуждения,   почтительнейше   предложенные   одним   избирателем   на
благоустроение  его  превосходительства,  председателя   Совета  и  министра
финансов  господина  Марка   Мингетти,  с  целью   доказать   необходимость,
возможность,  удобство  и  справедливость  патриотического  займа  в  четыре
миллиарда  только  за  один  процент  со   ста,  как  единственное  средство
противодействовать ростовщичеству банков  и добиться  прочного  равновесия в
балансе, а через это и уничтожения принудительного  курса без увеличения или
изменения налогов". Таково полное заглавие брошюры. Средство это основано на
добровольной  подписке  или  скорее  принудительном  займе через  посредство
богатых евреев. Нечто,  как  две капли  воды  сходное,  предлагается также в
брошюре под  заглавием:  "Каким  образом  доставить  министерству финансов и
торговли миллиард, а вслед за тем и другие миллиарды".


IV. ГРАФОМАНЫ-ПРЕСТУПНИКИ (МАНЖИОНЕ, ДЕТОМАЗИ, БИАНКО, ГИТО, САНДУ)
(к IX главе)
     Но едва ли  не большую  важность представляет изучение  тех графоманов,
которые  из  мнимолитературной сферы переходят  часто  в область политики  и
законоведения. Я назову  их графоманами, сутягами, политиканами или, вернее,
преступниками.  Обыкновенно  все они обладают  даже особым почерком,  как  я
доказал  это  в "Архиве  психиатрии".  Примеров такого  рода  накопилось  за
последнее время даже слишком много.
     Начнем с Манжионе.  Это человек, по-видимому, совершенно здоровый, хотя
изредка у него  бывает  временный паралич  нижней  половины тела, но лишь на
короткое время и притом без потери сознания. Он с любовью отзывается о своих
защитниках на суде и об ухаживавшем за ним в больнице  кураторе; обыкновенно
бывает здоров и  чувствует себя дурно  лишь в  исключительных случаях, перед
наступлением грез, отличается хорошей памятью и кротким ласковым характером.
Только в недавнее время, вследствие ли тюремного заключения или  волнений по
поводу  процесса,  у   Манжионе  начали  появляться  настоящие  маниакальные
приступы, но они  исчезли  после  того, как его отдали на  попечение доктора
Фиордиспини.
     Перепробовав  различные  ремесла,  он  15  лет  бежал из дома, скитался
несколько  времени и потом  жил  на  средства своей  сестры; после  того  он
вздумал жениться и сделал это без согласия отца. В 1848 году он участвовал в
восстании  и в 1851 году попал за  это в тюрьму. В 1860 году Манжионе  снова
принимал  участие  в  борьбе за  освобождение  родины  и  служил  Гарибальди
проводником, но вследствие  ссор  то с национальной  гвардией,  то с  своими
начальниками  принужден был удалиться.  Тогда он стал  переходить  от одного
занятия  к  другому -- строил мосты, делал кирпич,  пахал  землю, служил при
кладбище  и всюду оказывался умным, дельным,  честным работником, но в то же
время  крайне  неуживчивым  человеком; у  него была  положительно  страсть к
ссорам и тяжбам, в  которых лишь самый повод бывал иногда  справедливым, все
же  остальное  являлось следствием  мелочной, чисто безумной пунктуальности.
Претензии свои он излагал  в пространных записках, а  если была возможность,
то и в печатных статьях.
     Этих  последних у  меня  теперь  под  руками  23  штуки, и  все они  по
содержанию  почти одинаковы.  В  них автор то  жалуется  на некоего  Фачоли,
который обещал поставлять ему  уголь по одной цене, а потом назначил другую;
то  укоряет супрефекта в том,  что тот не  принял  его  сторону  в борьбе  с
коммунальными   советниками   Вараподио;   то,   наконец,   оправдывается  в
преступлениях, будто бы  взведенных на него врагами, или представляет на суд
общественного  мнения  свои  личные споры  с  разными  лицами.  Я  не  стану
перечислять здесь  всех произведений Манжионе; скажу только, что, судя по их
многочисленности,  можно  смело  утверждать, что они  составляли главное его
занятие и стоили ему больших  расходов. Он сам сознавался, что в продолжение
11  лет  ежемесячно  тратил  не  менее  175  рублей,  чтобы  отвечать  своим
клеветникам, а  в  процессе против  синдика Джуссо  показал в  числе убытков
сумму  в 250 рублей, употребленных на  составление различных  бумаг и копий,
хотя у него было четыре бесплатных переписчика. И  это вполне  понятно, если
принять  во  внимание,  что  Манжионе  сообщал  публике всякие  мелочи,  его
касающиеся, например, сколько фунтов хлеба он съедал в день, и печатал  все,
что попадалось ему под  руку --  даже  счета своего сапожника. Стоило только
кому-нибудь косо взглянуть на него в кофейной или, принимая партию кирпичей,
ошибиться на  одну дюжину, чтобы  он тотчас же принялся  строчить  статьи по
этому  поводу и ухитрился найти тут  связь  с своими  главными недругами  --
гражданами Вараподио.  Один  вполне достоверный свидетель выразил даже такое
предположение, что Манжионе покушался  убить графа Джуссо лишь за его  отказ
прочесть написанную им брошюрку "Блоха и Лев".
     Характерные особенности произведений Манжионе составляют:
     Во-первых,   масса  мелочных  подробностей,  заступающих   здесь  место
фанатизма,  свойственного другим маттоидам,  и постоянное  употребление двух
или трех эпитетов к каждому слову.
     Во-вторых, повторение стереотипных  оборотов и  фигуральных  выражений,
например, под Блохою он разумеет себя, как сам же  поясняет, a Лев служит  у
него эмблемой могущества различных синдиков, с которыми он боролся.
     В-третьих, употребление разнообразных шрифтов и страсть к подчеркиванию
слов; так,  в прокламации на  имя короля, расклеенной им по  улицам  Рима за
несколько  часов  до покушения, на  27 строках употреблено 7 разных шрифтов.
Забавно, что тут же он поместил список своих сочинений, хотя эта прокламация
писалась накануне задуманного им преступления.

     В-четвертых,   с   психологической   точки   зрения  эти   произведения
ненормальны  потому,  что  в  них преобладают  идеи  мегаломаньяка:  он  дал
государственное устройство  Италии,  он один  только честный  человек  и пр.
Когда Ни-котера  заметил  Манжионе,  что  он сам  отчасти  виноват  в  своих
несчастиях,  так как  был слишком неуживчив и сварлив, тот  возразил на это:
"Нет, мои несчастья следует  приписать моей  твердой и  неизменной  любви  к
родине, моему стремлению к гражданскому и моральному прогрессу,  неподкупной
честности,  необыкновенным   сверхъестественным  дарованиям,   деликатности,
искреннему  великодушию и  непритворной  гуманности,  а в  особенности моему
постоянству в  страданиях  и надеждах и  добродетельному образу действий". В
"Pulce  e Leone"  он  называет  себя "наиболее  гонимым  и  преследуемым  из
политических деятелей Италии".
     В-пятых,  кроме  мегаломании  у   него  всюду  проглядывает   еще  идея
преследования,  и  это понятно: так как никто не признает за ним величия, то
ему  поневоле приходится быть в  разладе со всеми. Вместе  с тем он, подобно
прежним   императорам,   считает   всякую   обиду,  нанесенную  ему   лично,
оскорблением  государства и  придает преувеличенное значение каждой  мелочи,
его  касающейся. Он  жалуется не  только  на  притеснения  всякого  рода  --
вымогательство,  шпионство,  но  даже  на  то,  что  его  собирались  убить,
отравить, сжечь живым в собственном доме.
     В-шестых, изобилие мелочных, ненужных  подробностей, например: "С 21-го
числа и до сегодня, -- пишет Манжионе ("Pulce  e Leone")  я  довольствовался
только 2,5  фунтами  хлеба,  данного  мне  в  кредит Броно  Раньеро, который
ссужает меня также 15 сольди (20 к.)  в день, причем я распределяю  их таким
образом: 7 сольди на бобы или чечевицу, 3 -- на тесто, 3 -- на  масло и 1 --
на уголья".  В другом сочинении, говоря о том,  что в  продолжение 3 месяцев
ему пришлось существовать на  13 сольди в день, он перечисляет -- что именно
покупал на них ежедневно.
     В-седьмых, полнейшее отсутствие логичности, недостаток, всегда заметный
в  сочинениях душевнобольных,  даже  наиболее рассудительных.  Так, Манжионе
относит к числу преследований не только вполне невинные поступки окружающих,
но  даже  самые  ходатайства  о нем  и  вообще  все, что делалось из желания
облегчить его положение. На суде  он горячо опровергал  чрезвычайно полезное
для себя показание  свидетелей, что он  находился  в  возбужденном состоянии
после того,  как  совершил преступление, и с негодованием протестовал против
высказанного  кем-то  подозрения  в том,  что  приписываемые  ему  сочинения
написаны не им самим, хотя это не могло повлиять на исход процесса.
     Несмотря на то у Манжионе были далеко  не дюжинные способности, все, за
что   только   он  не  брался  (а   ведь  занятия  его   отличались  крайним
разнообразием), доказывало его деловитость. Между прочим, исключительно лишь
благодаря ему городское общество приобрело лишних 8 тысяч рублей при продаже
земли. Сообразительность свою он  не раз доказывал и на суде: так, когда его
уличили  в ложном  показании относительно данной ему графом Джуссо пощечины,
он возразил -- это была  моральная пощечина. Кроме  того, он, подобно другим
преступникам,  утверждал, что не имел намерения убить графа, а  хотел только
его ранить, тем более что и  удар был  нанесен не кинжалом, а простым ножом.
Наконец, нужно заметить, что  Манжионе отличался замечательной честностью  и
бескорыстием. Жизнь  он всегда вел самую  скромную, отказывал себе во всем и
нередко  буквально   голодал  по  нескольку  дней.  Когда  правительственный
инспектор  навестил его, то застал в постели доведенным лишениями до крайней
степени  истощения и однако же не мог убедить его  взять предложенные ему 25
рублей. Точно так же он не хотел пользоваться пособием от хозяина дома,  где
жил, и объявил, что примет  помощь только  от  правительства, обязанного, по
его мнению, позаботиться о нем.
     Детомази, 38 лет, родом из Асти, графоман  с наклонностью к плутовству,
хотя  и не  отличается  никакими  особенностями в  физическом  отношении, но
подвержен галлюцинациям отдельных чувств.
     Вот некоторые черты из его прошлого.
     Отец  его, в высшей степени честный человек, умер от апоплексии;  сын с
детства приводил в отчаяние всех домашних своими проказами. В  молодости  он
был болен менингитом, а позднее -- сифилисом и,  кроме того, в одной схватке
с  полицией  получил  сильный удар  в  голову.  Пьянствовал  и  развратничал
Детомази ужаснейшим образом  и постоянно менял занятия, так что в 33 года он
уже   успел  побывать   лакеем,   столяром,   хозяином   кафе,  приказчиком,
комиссионером,  служителем   в  банке,  содержателем   кабачка,  шелководом,
актером,  фокусником  и даже испробовал свои силы на  литературном поприще в
качестве драматического  и комического писателя. В продолжение этого времени
его не  раз арестовывали за  присвоение  чужого имени и за  мошенничество  в
картах. Когда он узнал, например, что жена ему изменила, он смертельно ранил
ее, попал  за  это под суд,  но был оправдан и через полгода женился  снова.
Занявшись потом разведением шелковичных червей, он накупил грены, за которую
не заплатил денег, был привлечен за это к суду и просидел 4 месяца в тюрьме.
Затем в  1873  году  его  отправили  в  дом сумасшедших,  где он  сумел,  со
свойственною ему ловкостью, приобрести расположение служителей: помогая им в
работах и благодаря этому пользуясь иногда отпуском, он наконец скрылся.
     Через два года Детомази в пьяном виде сломал себе руку и снова попал  в
больницу для умалишенных; вначале у него не было заметно никаких болезненных
признаков, кроме бессонницы и горделивого отношения к окружающим, но потом с
ним  сделался   припадок  временного  помешательства,   продолжавшийся  часа
три-четыре, во время которого он кричал и постоянно говорил бесстыдные речи,
но,  придя  в  себя,  не  помнил,  что  с  ним  было.  После  этого  у  него
обнаруживались  припадки  настоящей  эпилепсии,  повторявшиеся   три   раза,
несмотря на постоянное употребление бромистого калия и атропина.
     По  выходе  из  больницы  он  снова  попадал  то в  тюрьму,  то  в  дом
умалишенных.  Тут-то  мне  и  пришлось  выслушать  его  исповедь,  причем  я
убедился, что этот  человек  совершенно  лишен  нравственного  чувства:  как
мошеннические  проделки, так и любовные  похождения свои он считал не только
дозволенными, но даже похвальными поступками.  Часто  повторявшиеся припадки
эпилепсии  настолько  расстроили  его  умственные  силы,  что  он,  упоенный
некоторым успехом своей  комедии, дававшейся  в  Миланском цирке, и отзывами
мелких газет, вообразил  себя призванным к  чему-то великому и составил план
социальной реформы  на основании  теории, несколько сходной  с  дарвиновской
теорией полового подбора. Так, он предполагал, между прочим,  разделить всех
девушек на три категории: самых молодых, сильных и красивых запереть в гарем
и  дать им  в мужья  наиболее  здоровых, пылких  молодых  людей;  потомки их
мужского пола должны  поступать в солдаты,  а  женского -- тоже в  гарем. Не
обладающим физическою красотою  девушкам предоставляется  выходить  замуж за
кого  угодно,  а  безобразные  обязаны  сделаться   публичными  женщинами  и
отдаваться первому встречному без всякой платы.
     Идеи свои Детомази вздумал однажды проповедовать  на площади и, перейдя
от  теории к  практике, пытался изнасиловать одну  женщину, но был тотчас же
арестован. Чтобы яснее представить  всю нелепость взглядов этого маттоида, я
приведу  здесь  отрывки из своего  разговора с ним.  Когда  я  спросил  его,
неужели мошенничество  кажется ему хорошим делом, он отвечал мне:  "Да  ведь
это только по вашим глупым законам мои поступки кажутся дурными,  а я сам не
считаю  их такими.  Мне деньги  нужны  для  блага  других, для  того,  чтобы
пропагандировать мой план возрождения человечества".
     В. Но ведь вы тратите же деньги и для себя лично?
     О.