ниями  влекут  за  собою расстройство
половой системы, бессилие  и болезни спинного  мозга, а неумеренность в пище
сопровождается желудочными катарами.
     После  одного  из  тех   экстазов,  во  время  которых  поэтесса  Милли
обнаруживает до того громадную силу творчества, что ее  хватило  бы на целую
жизнь  второстепенным итальянским  поэтам, она  впала  в  полупаралитическое
состояние,  продолжавшееся  несколько  дней.   Магомет  по  окончании  своих
проповедей  впадал  в  состояние  полного  отупения  и  однажды  сам  сказал
Абу-Бекру, что толкование трех глав Корана довело его до одурения.
     Гете,  сам  холодный  Гете, сознавался,  что его настроение  бывает  то
чересчур веселым, то чересчур печальным.
     Вообще,  я  не думаю, чтобы в  целом  мире  нашелся  хотя один  великий
человек, который, даже в минуты полного блаженства, не  считал бы  себя, без
всякого  повода,  несчастным  и гонимым  или  хотя  временно  не страдал  бы
мучительными припадками меланхолии.
     Иногда   чувствительность   искажается   и    делается   односторонней,
сосредоточиваясь  на одном  каком-нибудь  пункте.  Несколько идей известного
порядка и некоторые особенно  излюбленные ощущения  мало-помалу  приобретают
значение главного  (специфического) стимула, действующего на,  мозг  великих
людей и даже на весь их организм.
     Гейне, сам признававший себя неспособным  понимать простые вещи, Гейне,
разбитый параличом, слепой и находившийся уже при последнем издыхании, когда
ему посоветова-ли  обратиться к Богу, прервал хрипение агонии словами: "Dieu
me pardonnera  -- c'est  son métier", закончив этой  последней  иронией
свою жизнь, эстетически-циничнее которой не было  в  наше время.  Об Аретино
рассказывают, что последние слова  его были: "Guardatemi dai topi or che son
unto".
     Малерб, совсем уже  умирающий,  поправлял  грамматические ошибки  своей
сиделки  и  отказался  от  напутствия  духовника потому,  что  он  нескладно
говорил.
     Богур (Baugours), специалист грамматики, умирая, сказал: "Je vais ou je
va mourir" -- "то и другое правильно".
     Сантени (Santenis) сошел с ума от радости, найдя эпитет, который тщетно
приискивал  долгое время. Фосколо говорил о себе: "Между  тем  как  в  одних
вещах  я в высшей степени  понятлив, относительно других понимание у меня не
только хуже, чем у всякого мужчины, но хуже, чем у женщины или у ребенка".
     Известно, что Корнель,  Декарт,  Виргилий, Аддисон, Ла-фонтен, Драйден,
Манцони, Ньютон почти совершенно не умели говорить публично.
     Пуассон  говорил,  что  жить  стоит  лишь  для  того, чтобы  заниматься
математикой.  Д'Аламбер  и  Менаж, спокойно  переносившие  самые мучительные
операции,  плакали от легких  уколов критики. Лючио  де  Лансеваль  смеялся,
когда ему отрезали ногу, но не мог вынести резкой критики Жофруа.
     Шестидесятилетний  Линней,  впавший  в  паралитическое и  бессмысленное
состояние после апоплексического удара, пробуждался от сонливости, когда его
подносили к гербарию, который он прежде особенно любил.
     Когда Ланьи лежал в глубоком обмороке и самые сильные средства не могли
возбудить в нем сознания, кто-то вздумал спросить у него, сколько будет 12 в
квадрате, и он тотчас же ответил: 144.
     Себуйа,  арабский  грамматик,  умер  с  горя оттого, что с его  мнением
относительно какого-то  грамматического  правила не  соглашался халиф  Гарун
аль-Рашид.
     Следует еще  заметить,  что среди  гениальных  или  скорее ученых людей
часто  встречаются  те  узкие  специалисты,  которых  Вахдакоф  (Wachdakoff)
называет   монотипичными   субъектами;  они  всю   жизнь   занимаются  одним
каким-нибудь  выводом, сначала занимающим  их мозг и  затем уже охватывающим
его  всецело: так,  Бекман в продолжение целой жизни изучал патологию почек,
Фреснер --  луну, Мейер  -- муравьев,  что представляет  огромное сходство с
мономанами.
     Вследствие такой преувеличенной и сосредоточенной чувствительности  как
великих  людей, так и помешанных чрезвычайно трудно убедить или разубедить в
чем бы то ни было.  И это понятно: источник  истинных и ложных представлений
лежит  у  них  глубже и  развит  сильнее, нежели у  людей  обыкновенных, для
которых мнения составляют  только  условную  форму, род одежды,  меняемой по
прихоти  моды  или  по требованию  обстоятельств.  Отсюда  следует,  с одной
стороны, что не  должно никому  верить  безусловно, даже  великим людям, а с
другой стороны, что моральное лечение мало приносит пользы помешанным.
     Крайнее и одностороннее развитие чувствительности, без сомнения, служит
причиною  тех   странных  поступков,   вследствие   временной  анестезии*  и
анальгезии**, которые свойственны великим гениям наравне с помешанными. Так,
о Ньютоне  рассказывают,  что однажды он  стал набивать себе трубку  пальцем
своей  племянницы и  что,  когда  ему случалось  уходить  из  комнаты, чтобы
принести  какую-нибудь  вещь,  он  всегда возвращался,  не  захватив  ее.  О
Тюшереле говорят, что один раз он забыл даже, как его зовут.

     *[Потеря осязательной чувствительности.]
     **[Потеря болевой чувствительности.]

     Бетховен и Ньютон,  принявшись --  один за  музыкальные  композиции,  а
другой за  решение задач, до  такой  степени становились нечувствительными к
голоду, что бранили слуг, когда те приносили им кушанья, уверяя, что они уже
пообедали.
     Джиоия  в припадке творчества написал целую главу на доске  письменного
стола вместо бумаги.
     Аббат Беккария,  занятый  своими  опытами,  во  время  служения  обедни
произнес, забывшись: "Ite,  experientia facta est"  ("A все-таки  опыт  есть
факт").
     Дидро,  нанимая извозчиков,  забывал  отпускать  их,  и ему приходилось
платить им за целые дни, которые они напрасно  простаивали у его дома; он же
часто забывал  месяцы, дни, часы, даже тех лиц, с кем начинал разговаривать,
и, точно в припадке сомнамбулизма, произносил целые монологи перед ними.
     Подобным  же образом объясняется, почему великие гении не  могут иногда
усвоить понятий, доступных  самым дюжинным умам, и в то же время высказывают
такие  смелые  идеи, которые  большинству кажутся нелепыми. Дело в  том, что
большей впечатлительности  соответствует и  большая  ограниченность мышления
(concetto).  Ум,  находящийся под влиянием экстаза, не  воспринимает слишком
простых  и  легких положений,  не соответствующих его  мощной энергии.  Так,
Монж, делавший  самые  сложные  дифференциальные  вычисления, затруднялся  в
извлечении квадратного корня, хотя эту задачу легко решил бы всякий ученик.
     Гаген  считает  оригинальность  именно  тем  качеством,  которое  резко
отличает  гений от  таланта. Точно  так  же Юрген Мейер  говорит:  "Фантазия
талантливого  человека  воспроизводит  уже   найденное,  фантазия  гения  --
совершенно   новое.  Первая  делает  открытия  и  подтверждает   их,  вторая
изобретает и создает. Талантливый человек -- это стрелок, попадающий в цель,
которая кажется нам труд-нодостижимой; гений попадает в цель, которой даже и
не видно для нас. Оригинальность -- в натуре гения".
     Беттинелли   считает    оригинальность    и    грандиозность   главными
отличительными  признаками гения.  "Потому-то,  --  говорит  он, -- поэты  и
назывались прежде trovadori" (изобретатели).
     Гений обладает способностью  угадывать то, что ему не  вполне известно:
например,  Гете подробно описал Италию, еще не видавши ее. Именно вследствие
такой прозорливости, возвышающейся над  общим уровнем, и благодаря тому, что
гений,  поглощенный   высшими   соображениями,   отличается   от   толпы   в
сверхпоступках  или  даже,  подобно   сумасшедшим  (но  в  противоположность
талантливым людям), обнаруживает склонность к беспорядочности, -- гениальные
натуры  встречают  презрение со  стороны  большинства,  которое,  не замечая
промежуточных пунктов в их творчестве, видит только разноречие сделанных ими
выводов  с общепризнанными и  странности в  их  поведении.  Еще не так давно
публика  освистала "Севильского цирюльника" Россини и "Фиделио" Бетховена, а
в наше время той же участи подверглись Бойто (Мефистофель) и Вагнер. Сколько
академиков с улыбкой сострадания отнеслись к бедному Марцоло, который открыл
совершенно  новую область филологии;  Ббльяи (Bolyai),  открывшего четвертое
измерение   и   написавшего   антиевклидову  геометрию,  называли  геометром
сумасшедших и  сравнивали с мельником, который вздумал бы перемалывать камни
для получения муки. Наконец,  всем  известно, каким недоверием были  некогда
встречены  Фултон, Колумб, Папин,  а в наше время Пиатти,  Прага  и  Шлиман,
который отыскал  Илион  там, где  его и  не  подозревали,  и,  показав  свое
открытие ученым академикам, заставил умолкнуть их насмешки над собой.
     Кстати,  самые  жестокие  преследования  гениальным  людям   приходится
испытывать  именно  от  ученых академиков,  которые  в  борьбе против гения,
обусловливаемой  тщеславием, пускают в ход свою  "ученость", а также обаяние
их авторитета,  по преимуществу признаваемого за ними как  дюжинными людьми,
так  и  правящими  классами,  тоже по большей  части  состоящими из дюжинных
людей.
     Есть страны,  где  уровень образования  очень  низок и  где  поэтому  с
презрением относятся  не только к гениальным, но даже к талантливым людям. В
Италии   есть   два   университетских  города,  из   которых   всевозможными
преследованиями  заставили  удалиться людей, составлявших единственную славу
этих  городов.  Но  оригинальность, хотя  почти  всегда  бесцельная, нередко
замечается  также в  поступках  людей  помешанных,  в  особенности  же в  их
сочинениях,  которые  только  вследствие  этого   получают   иногда  оттенок
гениальности, как, например, попытка Бернарда, находившегося в флорентийской
больнице  для  умалишенных  в 1529  году, доказать,  что  обезьяны  обладают
способностью  членораздельной  речи  (linguaggio).  Между прочим, гениальные
люди отличаются  наравне с помешанными  и наклонностью к  беспорядочности, и
полным неведением практической жизни, которая кажется им  такой ничтожной  в
сравнении с их мечтами.
     Оригинальностью   же    обусловливается    склонность    гениальных   и
душевнобольных  людей  придумывать  новые, непонятные для  других слова  или
придавать известным словам  особый смысл и значение, что мы  находим у Вико,
Карраро, Альфьери, Марцоло и Данте.


III. ВЛИЯНИЕ АТМОСФЕРНЫХ ЯВЛЕНИЙ НА ГЕНИАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ И НА ПОМЕШАННЫХ

     На  основании  целого   ряда  тщательных  наблюдений,   производившихся
непрерывно  в  продолжение трех лет в моей  клинике, я вполне  убедился, что
психическое состояние помешанных изменяется под влиянием колебаний барометра
и  термометра.  Так,  при  повышении  температуры  до  25°,  30°  и  32°,  в
особенности если  оно  происходит  сразу,  число  маниакальных  припадков  у
сумасшедших увеличи-валось с 29 до 50; точно так же в те дни, когда барометр
начинал  резко  колебаться  и показывал максимум  повышения, число припадков
быстро  увеличивалось  с  34  до 46.  Изучение 23 602  случаев  сумасшествия
доказало  мне,   что  развитие  умопомешательства  совпадает  обыкновенно  с
повышением температуры весною и летом и  даже идет параллельно  ему, но так,
что  весенняя жара, вследствие контраста после зимнего холода, действует еще
сильнее  летней,  тогда  как  сравнительно  ровная теплота августовских дней
оказывает менее  губительное влияние. В  следующие же  затем  более холодные
месяцы замечается минимум новых заболеваний. Прилагаемая таблица  показывает
это вполне наглядно.




     Поме-шанных



     Тепла


     Поме-шанных



     Тепла

     Июнь



     2701


     21°,29


     Октябрь



     1637


     12°,77


     Май



     2642


     16°,75


     Сентябрь



     1604


     19°,00


     Июль



     2614


     23°,75


     Декабрь



     1529


     1°,01


     Август



     2261


     21°,92


     Февраль



     1490


     5°,73


     Апрель



     2237


     16°,12


     Январь



     1476


     1°,63


     Март



     1829


     6°,60


     Ноябрь



     1452


     7°,17



     Полнейшая аналогия с этими явлениями замечается и в  тех людях, которых
-- трудно сказать,  благодетельная  или  жестокая,  -- природа  более  щедро
одарила умственными способностями. Редкие из этих людей не высказывали сами,
что атмосферные явления производят на них громадное влияние.  В своих личных
сношениях и  в письмах  они постоянно жалуются на  вредное  действие  на них
изменений температуры, с которым они должны иногда  выдерживать ожесточенную
борьбу,  чтобы  уничтожить  или  смягчить  роковое  влияние  дурной  погоды,
ослабляющей  и задерживающей смелый полет  их  фантазии.  "Когда  я здоров и
погода ясная, я чувствую  себя порядочным человеком",  -- писал Монтень. "Во
время сильных ветров мне кажется, что мозг  у меня не в порядке", -- говорил
Дидро. Джиордани, по словам Мантегацца, за  два дня предсказывал  грозы. Мэн
Биран (Maine  Biran),  философ-спиритуалист по преимуществу, пишет  в  своем
дневнике:  "Не понимаю,  почему  это  в дурную погоду и  ум, и  воля  у меня
совершенно не те, как в ясные, светлые дни".
     "Я  уподобляюсь барометру, -- писал Альфьери, -- и большая  или меньшая
легкость  работы  всегда  соответствует  у  меня  атмосферному давлению,  --
полнейшая тупость  (stupidita)  нападает  на меня  во время сильных  ветров,
ясность мысли у меня  бесконечно слабее вечером, нежели утром,  а в середине
зимы и лета творческие способности мои бывают живее, чем в остальные времена
года. Такая  зависимость  от  внешних влияний, против  которых я почти  не в
силах бороться, смиряет меня".
     Из этих примеров уже очевидно влияние колебаний барометра на гениальных
людей, и большая  аналогия в этом отношении между ними и помешанными; но еще
заметнее, еще резче оказывается влияние температуры.
     Наполеон,  сказавший,   что   "человек  есть   продукт   физических   и
нравственных условий", не мог выносить самого легкого ветра и  до того любил
тепло, что приказывал топить у себя  в комнате даже в июле месяце.  Кабинеты
Вольтера и  Бюффона  отапливались  во всякое  время года. Руссо говорил, что
солнечные  лучи  в летнюю  пору вызывают в нем творческую деятельность, и он
подставлял под них свою голову в самый полдень.
     Байрон говорил о себе, что  боится холода, точно газель.  Гейне уверял,
что он более способен писать стихи во  Франции, чем в  Германии с ее суровым
климатом. "Гром гремит,  идет снег, -- пишет он в одном из своих писем, -- в
камине у меня мало огня, и письмо мое холодно".
     Спалланцани, живя на Эолийских островах, мог зани-маться  вдвое больше,
чем в туманной Павии. Леопарди в своем Эпистоларио говорит: "Мой организм не
выносит холода, я жду и желаю наступления царства Ормузда".
     Джусти писал  весною: "Теперь вдохновение перестанет прятаться...  если
весна поможет мне, как и во всем остальном".
     Джиордани не мог сочинять иначе, как при ярком  свете солнца и в теплую
погоду.
     Фосколо писал  в ноябре:  "Я постоянно  держусь около  камина (огня), и
друзья мои над этим смеются; я стараюсь придать моим членам теплоту, которую
поглощает и перерабатывает внутри себя мое сердце". В декабре он уже  писал:
"Мой природный недостаток -- боязнь холода -- заставил меня держаться вблизи
огня, который жжет мне веки".
     Мильтон  уже  в  своих латинских  элегиях сознается, что зимою его муза
делается бесплодной. Вообще, он мог сочинять только от весеннего до осеннего
равноденствия. В одном из  своих  писем  он жалуется на холода в 1798 году и
выражает   опасение,  как   бы  это  не  помешало  свободному  развитию  его
воображения, если  холод будет продолжаться. Джонсону,  который рассказывает
об  этом,  можно  доверять вполне, потому  что сам  он,  лишенный фантазии и
одаренный только спокойным, холодным критическим  умом, никогда не испытывал
влияния  времен года  или погоды  на  свою способность к труду  и в Мильтоне
считал подобные особенности результатом его странного характера.  Сальваторе
Роза, по словам  леди  Морган,  смеялся в молодости  над  тем преувеличенным
значением, какое будто бы  оказывает погода на  творчество гениальных людей,
но,  состарившись,  оживлялся   и   получал  способность   мыслить   лишь  с
наступлением  весны;  в  последние годы  жизни он  мог  заниматься живописью
исключительно только летом.
     Читая  письма  Шиллера  к  Гете,  изумляешься тому,  что этот  великий,
гуманный и гениальный поэт приписывал погоде какое-то необыкновенное влияние
на свои творческие способности. "В эти  печальные дни, -- писал  он в ноябре
1871  года,  --  под этим  свинцовым небом, мне необходима вся моя  энергия,
чтобы  поддерживать в себе бодрость;  приняться же за какой-нибудь серьезный
труд я совершенно не  способен.  Я снова берусь за работу, но погода до того
дурна,  что нет  возможности сохранить ясность мысли". В  июле 1818 года  он
говорит,  напротив:   "Благодаря  хорошей  погоде  я  чувствую  себя  лучше,
лирическое  вдохновение,  которое  менее  всякого другого  подчиняется нашей
воле, не замедлит явиться". Но в декабре того же года он снова жалуется, что
необходимость  окончить  "Валленштейна"   совпала  с  самым  неблагоприятным
временем года, "поэтому, -- говорит он, -- я должен употреблять всевозможные
усилия, чтобы сохранить  ясность  мысли". В мае  Шиллер  писал:  "Я  надеюсь
сделать много,  если погода не изменится  к худшему".  Из всех этих примеров
можно уже с некоторым основанием сделать тот вывод, что высокая температура,
благоприятно  действующая  на  растительность,  способствует,  за  немногими
исключениями,  и продуктивности гения, подобно тому  как она  вызывает более
сильное возбуждение в помешанных.
     Если  бы  историки,  исписавшие  столько  бумаги и потратившие  столько
времени  на  подробнейшее  изображение  жестоких  битв   или  авантюристских
предприятий, осуществленных королями и героями, если бы эти историки с такой
же тщательностью исследовали достопамятную эпоху, когда  было сделано то или
другое  великое открытие  или когда было задумано замечательное произведение
искусства, то они почти наверное убедились бы, что наиболее знойные месяцы и
дни оказываются самыми плодовитыми не только для всей физической природы, но
также и для гениальных умов.
     При всей кажущейся неправдоподобности такого влияния оно подтверждается
множеством несомненных фактов. Данте сочинил свой  первый сонет 15 июня 1282
года; весною 1300 года он написал "Vita nuova", a 3 апреля начал писать свою
великую поэму.
     Петрарка  задумал  "Africana"  в  марте  1338  года. Громадная  картина
Микеланджело,  которую Челлини,  самый компетентный  судья в  этой  области,
назвал   удивительнейшим   из  произведений   гениального   живописца,  была
ском-понована и окончена в течение трех месяцев, с апреля по июль 1506 года.
     Мильтон задумал свою поэму весною.
     Галилей открыл кольцо Сатурна в апреле 1611 года.
     Лучшие вещи Фосколо были написаны в июле и августе.
     Стерн первую из  своих проповедей  написал  в  апреле, а в мае  сочинил
знаменитую проповедь о заблуждениях совести.
     Новейшие  поэты  -- Ламартин, Мюссе,  Гюго,  Беранже, Каркано, Алеарди,
Маскерони, Занелла,  Арканжели,  Кар-дуччи,  Милли, Белли  имели обыкновение
обозначать  почти на  всех своих  мелких  и лирических стихотворениях, когда
именно каждое из них было сочинено. Пользуясь этими драгоценными указаниями,
мы составили  следующую таблицу.

     Месяцы

     Ламартин

     В.Гюго

     Мюссе и Беранже

     Каркано, Арканжели, Занелла, Кардуччи,
     Маскерони, Алеарди

     Милли

     Белли

     Байрон

     Сумма

     Январь

     11


     20


     8