Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
о общества деньги и брал их себе. "У сумасбродов не бывает
доходов", -- говорит ломбардская пословица, и действительно, Лазаретти
ничего не нажил от своих проповедей и пророчеств, кроме гонений да насмерть
сразившей его пули. Жену и детей он оставил без всяких средств, жизнь вел
самую скромную, изнурял себя покаянием, лишениями всякого рода и сам первый
подавал своим последователям пример соблюдения четырех постов в продолжение
года. Большую часть времени он проводил в монастырях и пещерах, например на
острове Монтекристо или среди мрачных вулканических скал Монтелабро, а
получаемые от француза дю Ваша деньги тратил на постройку церкви и нелепой
башни, представлявшейся его расстроенному воображению каким-то священным
ковчегом, эмблемой нового союза между народами.
Но всего очевиднее выражалось умопомешательство Лазаретти в его
сочинениях.
Во-первых, потому, что все они наполнены описаниями зрительных и
слуховых галлюцинаций, нередко изложенных с такой живостью, что даже самая
богатая фантазия человека, находящегося в здравом уме, не могла бы создать
ничего подобного.
Так, в сочинении "Lotta con Dio" он говорит: "Точно удар грома
разразился надо мною и ослепил меня, вследствие чего я упал на землю как
мертвый. Множество голосов раздались посреди грохота и треска, и я услышал
слова: Повелевай, повелевай, повелевай! Больше я ничего не мог понять. Вновь
послышался грозный голос Бога, говоривший мне"...
На первой же странице предисловия к его "Рескриптам" сказано: "Я
безмолвствовал в продолжение 20 лет... но настало время, когда я должен был
заговорить согласно повелению свыше. Мне было приказано поучать народы, и я
поучал, и впредь буду поучать. Если народы не поверят моему учению, мне
останется только повторять сказанное. Если они сочтут мое учение ложным, я
не поверю, чтоб мои слова могли быть лживыми. Если они заподозрят меня в
притворстве, пусть разберут мое поведение". (Буквально то же самое
высказывал и Савонарола.)
А вот и еще отрывок в том же роде:
"Я слышал громовой потрясающий голос Бога, и с горных вершин в долину
проникал такой грохот, что мне казалось, будто они сталкиваются между
собою".
Предсказания выражались им с полнейшей самоуверенностью и даже иногда в
стихотворной форме, например:
О вы, монархи и цари Европы,
Настанет день, когда рука Господня
В отмщенье вам на головы падет
И сокрушит гордыню вашу,
И вас самих повергнет в прах.
Во-вторых, хаотическая беспорядочность, туманные, напыщенные выражения,
неправильный слог и масса противоречий, составляющие характерную особенность
произведений Лазаретти, в которых лишь крайне редко попадаются художественно
написанные страницы, с полной очевидностью свидетельствуют, что в создании
этих произведений совсем не участвовал гений, всегда более или менее ровный
в своем творчестве, и что они вызваны болезненным психическим состоянием
мозга.
Поэтому Лазаретти был совершенно прав с психиатрической точки зрения,
когда на вопрос, каким образом он, не получивший никакого образования, мог
написать столько книг? -- отвечал: "Бог вдохновлял меня", только вместо
"Бог" следовало бы сказать -- "помешательство". И действительно,
вдохновенный "пророк" сознавался, что он сам не понимает некоторых из своих
сочинений и что, находясь в спокойном состоянии, не может уловить смысл
того, что было написано им во время экстаза.
Следует еще заметить, что священным видениям у Лазаретти почти всегда
предшествовали обмороки, головные боли, полубессознательное состояние и
лихорадочные пароксизмы, продолжавшиеся по 28 часов, а иногда и по целым
месяцам. Вот как описывает он сам эти припадки:
"Мною овладевает дух, происходящий не от человека; он вызывает во мне
мгновенное вдохновение, сопровождаемое сильной головной болью, вызывающей у
меня сонливость и путаницу в мыслях. Когда я засыпаю, мне представляется
видение, и, проснувшись, я сознаю, что оно было чуждо моей природе" (Lotta
con Dio).
На заглавном листе этого сочинения он написал: "Это был экстаз, во
время которого я ничего не сознавал (che tutto mi rapi); он продолжался 33
дня".
В-третьих, ненормальность умственных способностей Лазаретти
подтверждается еще и той неудержимой потребностью проповедовать и писать,
которая совершенно не гармонировала с его специальностью -- извозчика, едва
только грамотного. В этом случае я повторяю уже сказанное мною по поводу
мании писательства у Манжионе и Пассананте, т.е. что если бы какой-нибудь
студент или чиновник вздумали сидеть по целым дням за чтением газет или за
составлением нелепейших статей по разным вопросам, то в этом не было бы
ничего странного, но когда извозчик вдруг обнаруживает особые дарования --
не относительно того, как править лошадьми или чего-нибудь в этом роде, но,
ударившись в сочинительство, придумывает идеальные формы республиканского
правления, за что, пожалуй, не взялся бы даже Мадзини, -- то мы имеем полное
право заключить, что подобный субъект находится гораздо ближе к дому
умалишенных, чем к Валгалле.
В-четвертых, прямым доказательством сумасшествия Лазаретти служат целые
страницы горделивого бреда и самовозвеличения. Вот что говорит, например,
он, разумея себя самого, в "Манифесте к народам": "Узнав, что бедный и
простой человек выдает себя за Христа и объявляет, что он происходит от
племени царя царей, вы, конечно, изумитесь и скажете, что это возмущает
человеческую гордость, а между тем это верно: уже века тому назад событие
это было предсказано, и во всех книгах говорится о том образце добродетели,
который послан в мир".
Горделивое помешательство рассматриваемого нами субъекта уже
проявляется, впрочем, и в том, что он пишет к государям, к папе, точно к
равным себе или даже низшим, хотя общественное положение его было одно из
наиболее скромных.
После высокомерного объяснения со всеми монархами и с Папой Давид прямо
обращается к бывшему королю прусскому, нынешнему императору германскому,
укоряет его за коварные замыслы против Италии и предсказывает ему разные
бедствия. Французам он советует прежде всего разбить нечестивую статую
Вольтера и сжечь его сочинения, а пепел, оставшийся от них, зарыть как яд,
взятый из ада. "На том же самом месте, -- продолжает он, -- вы воздвигнете
статую Искупителя Иисуса Назарянина, держащего под своею пятою Вольтера,
изображенного в виде демона, и пусть Искупитель заградит ему рот крестом,
который тот хватает зубами и руками. Когда это будет сделано -- божественный
гнев смягчится и невзгоды перестанут терзать народ".
Папе он писал, между прочим, следующее: "Прежде всего я обращаюсь к
тебе, преемник Петра, видимый глава Церкви, с целью предупредить тебя, чтобы
ты не доверял чужеземному вмешательству. Знай, что под предлогом защиты прав
Церкви расставляют сети тебе и всей итальянской нации. Замышляется не что
иное, как внести бедствие и разорение среди нас, итальянцев".
Короля Италии Лазаретти третирует еще развязнее. "При дворе у тебя, --
пишет он ему, -- происходит столпотворение вавилонское, управление твое --
тирания, разбойничество, законы и учреждения твои переполнены глупыми,
еретическими, нелепыми и непонятными правилами, возмущающими нравственное
чувство и здравый смысл. Говорю тебе, что хуже не мог бы поступить даже тот,
кто вздумал бы открыто идти против всякой нравственности. Каким же образом
намереваешься ты, король мой, спастись от этих дурных людей? Я знаю, они
довели тебя до крайнего, ужасного положения! Мне очень неприятно будет
видеть твою гибель, которая порадует тех, кто сумел лестью довести тебя до
этого. Не знаю, чем помочь тебе, король мой, но вижу тебя в дурных
обстоятельствах. Если бы я мог быть возле тебя, то, ради твоих предков, я
постарался бы спасти тебя".
Но этого мало. Через несколько страниц Лазаретти начинает
фамильярничать даже с самим Богом. "Я желал бы, -- говорит он, обращаясь к
нему, -- чтобы вы* перестали относиться с таким презрением"... И потом
немного ниже прибавляет: "Я согласен исполнить вашу волю, Господь мой, но
лишь на том условии (условие с Богом!), чтобы я мог передать другим свою
власть и свои громадные владения (у извозчика-то!); а себе я оставлю
бедность, труд" и т.д.
[Сохранено обращение автора к Богу во множественном числе, не принятое
у нас.]
Однако из последующих строк видно, что смирение это было напускное:
"Повторяю вам, что я и мои потомки посвящены вам (vi siamo consacrati), и я,
как кровный родственник, хочу быть в зависимости только от своих же кровных;
этого я требую от вас по праву моих предков. На этих условиях я принимаю
сделанное вами мне предложение повелевать миром". И действительно, в письме
к королю он объявил:
"Мне, ничтожнейшему из людей, вышедшему из народа... Бог обещал всю
землю. В доказательство этого он послал мне дар пророчества и светлый ум для
того, чтобы исправлять законы и делать открытия в науках и искусствах".
Великие открытия эти состоят в смешных толкованиях на первые главы
книги Бытия с прибавлением нелепейшей палеонтологии, которая могла прийти в
голову разве какому-нибудь крестьянину, побывавшему в музее. Вот образчик
научных познаний пророка: "Сначала было 15 видов крупных животных; но они
все погибли, потому что были слишком велики, -- из них 7 жвачных, а 3
амфибии. Строение этих животных было таково, что чешуйчатой шкуры их не
могло пробить никакое железо. Были пресмыкающиеся с ядовитым дыханием,
предназначенные для воды, и люди называли их животными смерти и яда!!!" и
т.д. все в том же роде.
"В эпоху сооружения Вавилонской башни на земном шаре произошел разрыв,
вследствие чего север отделился от запада. И северные народы живут еще во
мраке и нечистотах" (стр. 105).
Вслед за тем автор прибавляет: "Это совсем особенные истины, со времени
потопа и до сих пор лишь остававшиеся в памяти людей; открытие этих истин
было предоставлено полноте времен (pienezza dei tempi). Человек должен
узнать все после снятия этих печатей".
В-пятых, следует еще заметить, что нелепости и противоречия встречаются
почти на каждой странице сочинений Лазаретти. Так, например, после того как
им было уже сказано, что во время потопа погибли все животные, кроме взятых
в ковчег, он прибавляет: "осталось на земле множество животных".
Далее, чем, кроме умопомешательства, можно объяснить себе описание
разных невозможных животных -- быка с 12 и слона с 10 рогами, лошади о 13
ногах и пр., а также громадное значение, какое он придавал происхождению
своего делившегося на пять частей жезла, которому посвящена почти целая
глава сочинения "Lotta con Dio", где без всякого стеснения объясняется, что
жезл зародился в недрах жены Лазаретти от сношений с его же сыновьями и
первыми членами его частей!!!
В-шестых, но если даже и не рассматривать внутреннего содержания
произведений Лазаретти, то уже одна внешняя форма их, особенности в слоге,
составление новых слов или же употребление их в особом смысле и пр. -- все
это может служить доказательством его психического расстройства. Так
знаменитую башню свою он называл "turrisdavidica", сыновей своих --
"Giurisda-vici" и пр.
В приложенном к сочинению "Lotta con Dio" послесловии -- нечто вроде
списка опечаток -- он сам говорит, что слова tempo (время) profeta (пророк),
повторяющиеся бесчисленное множество раз, не следует понимать в общепринятом
значении. Повторений у него вообще масса, и не только отдельных слов, но
даже целых фраз и в особенности цифр. Так, не говоря уже о том, что он,
подобно Пасса-нанте, по 70-80 раз повторяет слова provate и riprovate, в
"Lotta con Dio" по крайней мере столько же раз употреблена фраза "Uomo а те
саrо 7° figlio del 7° figlio dell'uomo" (Дорогой мне человек, 7 сын 7 сына
человека), хотя гораздо проще было прямо сказать Енох и Авраам.
Еще чаще употребляется слово tempo время и (цифра) 7; например, "С неба
упадут камни в 7777 весом из одного веса в 7777 на 47 двойных граммов веса".
Или: "Число жертв будет в 1777 времен, заключающих в себе 17 раз 1777". Или:
"После моего поднятия на небо прошло время из 3 времен, состоящих из 77
часов для каждого времени".
В заключение нашего диагноза напомним, что хотя в молодости Лазаретти
обнаруживал склонность к пьянству и кутежам, но потом, после происшедшей с
ним перемены, он сделался высоконравственным и мог служить образцом
святости, что главным образом и было причиною всеобщего уважения к нему.
Кроме того, он до самой последней минуты горячо любил своих детей и жену,
которой писал самые нежные письма и даже стихи. Между тем сумасшедшие, и в
особенности мономаньяки, лишь в исключительных случаях сохраняют подобную
привязанность к близким после потери рассудка; но зато у них редко
проявляется и та страсть к писательству, какую мы замечаем в маттоидах.
К какой же категории психически больных людей следует причислить
Лазаретти? По-моему, у него была промежуточная между маттоидом и
мономаньяком форма горделивого помешательства, сопровождающегося
галлюцинациями. Душевные болезни бывают до того разнообразны, что установить
для них строгую классификацию не всегда возможно.
С другой стороны, ловкость, с какою Лазаретти успокаивал сомнения
своего покровителя, француза-мецената дю Ваша (тем, например, что если новое
учение приобретает мало сторонников, то это происходит по особой воле
небес), находчивость при объяснении символического зна-чения слов пророк и
время, слишком уж часто употребляемых им (что указывали ему критики), ловко
пущенная в толпу выдумка о том, что татуировка его сделана Св. Петром, тогда
как от некоторых он считал нужным скрывать эту мнимо божественную печать*,
наконец, умение организовать религиозные общества, а также изобретение
шифрованного письма -- все это доказывает, что, несмотря на
умопомешательство, Лазаретти сохранил значительную дозу хитрости и даже
плутовства.
[Если бы Лазаретти не вытравил себе и других знаков на теле, а
присяжные не подтвердили бы, что это -- настоящая татуировка, то можно было
бы допустить у него так называемую стигматизацию, которая появляется в
известных случаях религиозного помешательства, при истерии и каталепсии.
Так, например, одна женщина из Раккониджи могла вызывать у себя красный
рубец вокруг головы после галлюцинаций о терновом венце Иисуса Христа; нечто
подобное проделывала и Роза Тамизье, полусумасшедшая, полуаферистка. Вообще
же, татуирование встречается чаще у здоровых людей, чем у помешанных, и
служит признаком их малой болевой чувствительности.]
Впрочем, эти способности всегда бывают сильно развиты у гениальных
сумасшедших, а тем более в маттоидах, и отрицать это могут лишь люди,
никогда не посещавшие больниц для умалишенных.
Вообще Лазаретти был безумец в полном смысле слова.
Нельзя не изумляться той предусмотрительности, какую обнаруживают
сумасшедшие при исполнении своих замыслов, а также их замечательному умению
притворяться и хитрить, особенно перед теми, кто внушает им страх или
уважение или же от кого они надеются получить какие-нибудь выгоды.
Классический пример в таком роде представляет генерал Мале, который, будучи
мономаньяком и находясь в доме умалишенных, без денег, без солдат, с помощью
двух только союзников -- священника и слуги -- пытался свергнуть Наполеона,
и на один день почти успел в этом: подделав приказы, он убил одного из
министров (главу министерства), арестовал начальника полиции и обманул почти
всех корпусных командиров, уверив их, что Наполеон умер. И это была не
первая проделка его: еще в 1808 году он вздумал произвести восстание
посредством фальшивого декрета от имени сената.
После этого уже не может показаться невероятным тот факт, что одному
мономаньяку удалось произвести восстание тайпинов и в продолжение многих лет
ловко руководить восставшими или что другой вдохновенный безумец поднял весь
народ против деспотизма шаха и вместе с тем пытался создать новую религию,
заимствовать для нее все, что есть лучшего в христианстве и магометанстве.
Наконец, разве безумец Гито не ухитрился лишить Америку ее президента (см.
приложения) и разве та же участь не угрожала Италии по милости полуидиота
Пассананте? Этот последний представляет любопытный экземпляр современного
маттоида-революционера, и потому я займусь им подробно, так как для многих
помешательство его еще остается сомнительным, и вообще этот вопрос не лишен
интереса.
Между родственниками Пассананте нет ни больных, ни сумасшедших. В 29
лет он был ростом 2,5 аршина и весил 128 фунтов, т.е. на 35 фунтов меньше
среднего веса уроженцев Неаполя.
Голова у него почти субмикроцефала, окружность ее 535 миллиметров,
поперечный диаметр -- 148 миллиметров и продольный -- 180, лицевой угол --
82°, высота лба 71 миллиметр, ширина его -- 155, вместимость черепа 1513
кубических сантиметров; черты лица напоминают отчасти монгола, отчасти
кретина, глаза маленькие, глубоко впавшие и расстояние между ними больше
нормального, скулы чрезвычайно выдавшиеся, борода редкая. Зрачок мало
подвижен, половые органы атрофированы, чем обусловливается почти полная
anafrodisia; печень и селезенка, напротив, гипертрофированы, что служит
причиною повышения температуры, колеблющейся от 38° до 37,8° под мышками,
слабости пульса (хотя кривая пульса нормальна) и недостатка физической силы,
которая меньше на правой стороне (68 килограммов), чем на левой (72
килограмма). Это последнее обстоятельство, зависящее, может быть, от
давнишнего ожога правой руки, чрезвычайно важно в том отношении, что оно
делало невероятным нанесение меткого удара ножом, особенно если принять во
внимание плохое качество этого последнего и неудобство положения, в каком
находился Пассананте во время покушения. Болевая чувствительность его была
гораздо слабее обыкновенной. В тюрьме с ним случался бред, сопровождавшийся
галлюцинациями.
Все эти признаки несомненно указывают на болезненное состояние как
брюшной полости, так и центральной нервной системы. Последнее еще яснее
видно из психиатрического исследования. И в самом деле, только при
поверхностном наблюдении душевное состояние и нравственные чувства
Пассананте могли показаться нормальными. Так, он высказывал отвращение к
преступлениям, жизнь вел безукоризненную, совершенно трезвую; будучи то
горячим патриотом, то слишком уже рьяным католиком, он всегда, по-видимому,
предпочитал благо других своему собственному, так что весьма естественно,
если несведущие в психиатрии лица вначале сочли его мучеником зрелой идеи,
выразителем и тайным орудием сильной антиправительственной партии,
человеком, хотя и внушающим отвращение с политической точки зрения, но по
своим личным качествам заслуживающим уважения.
Но ошибочность такого мнения вскоре сделалась очевидной. Не говоря уже
о бреде, который мог быть следствием заключения в тюрьму, многие признаки, и
в особенности знакомство с его сочинениями, заставили предположить, что
Пассананте -- просто маттоид. Что же касается его бережливости и альтруизма,
то эти