-нибудь, кроме меня.
   В общем, она ловко избегала меня и всегда была окружена  людьми,  так
что мне долго пришлось ждать случая поговорить с ней; а когда случай на-
конец представился, я немногого достиг, в чем вы сейчас убедитесь сами.
   - Не могу понять, чем я вас обидел, - сказал  я.  -  Неужто  это  так
серьезно, что вы не можете меня простить? Простите, умоляю вас!
   - Мне не за что вас прощать, - сказала Катриона, роняя слова, как хо-
лодные мраморные шарики. - Я вам очень признательна за вашу дружбу.
   И она чуть заметно присела.
   Но я высказал не все, что приготовил, и не хотел отказываться от сво-
его намерения.
   - В таком случае вот что, - продолжал  я.  -  Если  я  оскорбил  вашу
скромность тем, что показал вам  письмо,  это  не  может  касаться  мисс
Грант. Ведь она написала его не вам, а бедному, простому, скромному юно-
ше, у которого могло бы хватить ума его не показывать. И если вы  вините
меня...
   - Прошу вас больше не упоминать при мне об этой  девушке,  -  сказала
Катриона. - Я никогда не протяну ей руку, пускай хоть умрет. -  Она  от-
вернулась, потом снова посмотрела на меня. - Клянетесь вы навсегда  пор-
вать с ней? - воскликнула она.
   - Уверяю вас, я никогда не смогу быть так несправедлив, - сказал я. -
И так неблагодарен.
   Теперь уже я сам отвернулся от нее.


   ГЛАВА XXII
   ГЕЛВОЭТ

   К концу плавания погода испортилась; ветер свистел в  снастях,  волны
вздымались все выше, и корабль, борясь с ними, жалобно скрипел.  Протяж-
ные крики матроса, измерявшего лотом глубину, теперь почти не  смолкали,
потому что мы все время лавировали среди мелей.  Часов  в  девять  утра,
когда в промежутке между двумя шквалами с градом проглянуло зимнее солн-
це, я впервые увидел Голландию - крылья мельниц,  цепочкой  вытянувшихся
вдоль берега, быстро вертелись под ветром. Я впервые видел  эти  нелепые
махины и вдруг почувствовал, что я в чужом краю, где совсем иной  мир  и
иная жизнь. Около половины двенадцатого мы бросили якорь на рейде Гелво-
этской гавани, куда порой прорывались волны, высоко вздымая корабль. Ра-
зумеется, все мы, кроме миссис Джебби, вышли на палубу, некоторые в пла-
щах, другие - закутавшись в корабельную парусину, и держались за канаты,
отпуская шуточки в подражание морским волкам.
   Вскоре к борту, пятясь, как краб, осторожно причалила лодка, и ее хо-
зяин что-то прокричал нашему  капитану  по-голландски.  Капитан  Сэнг  с
встревоженным видом повернулся к Катрионе; пассажиры столпились  вокруг,
и он объяснил нам, в чем дело. "Розе" предстояло  идти  в  Роттердамский
порт, куда остальные пассажиры очень торопились попасть, поскольку отту-
да в тот же вечер отходила почтовая карета в Верхнюю  Германию.  Капитан
сказал, что шторм пока еще не разыгрался вовсю и, если не терять  време-
ни, до порта можно добраться. Но Джемс Мор должен был встретиться с  до-
черью в Гелвоэте, и капитану пришлось зайти сюда, чтобы высадить  девуш-
ку, как это принято, в лодку. Лодка подошла, и Катриона была готова,  но
наш капитан и хозяин лодки оба боялись риска, и в то же время капитан не
желал мешкать.
   - Ваш отец едва ли будет доволен, если по нашей вине вы сломаете  но-
гу, мисс Драммонд, - сказал он, - а тем более, если  утонете.  Послушай-
тесь меня и плывите вместе с нами в Роттердам. Вы сможете спуститься  на
паруснике по реке Маас до самого Брилле, а оттуда почтовой каретой  вер-
нетесь в Гелвоэт.
   Но Катриона об этом и слышать не  хотела.  Она  бледнела,  стоило  ей
взглянуть на разлетавшиеся во все стороны брызги, на  зеленые  -  волны,
которые то и дело перехлестывали через полубак и на подпрыгивающую  лод-
чонку; но она твердо решила исполнить то, что велел ей отец. "Так сказал
мой отец, Джемс Мор" - вот было ее первое и последнее слово. Мне показа-
лось пустой прихотью, что девушка хочет так буквально исполнить его при-
каз и не слушает добрых советов; однако в действительности у нее была на
это очень веская причина, о которой она умолчала. Путешествовать на  па-
русниках и в почтовых каретах очень удобно; но за это надо платить, а  у
нее только и было два шиллинга и три полпенни. Получилось так, что капи-
тан и пассажиры не знали о скудости ее средств, а она была слишком  гор-
да, чтобы сказать об этом, и ее уговаривали понапрасну.
   - Но вы же не говорите ни по-французски, ни  поголландски,  -  сказал
кто-то.
   - Это правда, - ответила она, - но с сорок шестого года  за  границей
живет так много честных шотландцев, что я не пропаду, благодарю вас.
   Во всем этом была такая милая  деревенская  простота,  что  некоторые
засмеялись, другие же посмотрели на нее с еще большим сожалением, а мис-
тер Джебби открыто возмутился. Видимо, он понимал,  что,  поскольку  его
жена согласилась опекать девушку, его долг - поехать с ней  на  берег  и
устроить ее там; однако он ни за что не согласился бы пропустить  почто-
вую карету; и, по-моему, он пытался заглушить громкими криками голос со-
вести. Во всяком случае, он обрушился на капитана Сэнга  и  заявил,  что
это позор, что пытаться покинуть сейчас корабль  смерти  подобно,  да  и
нельзя бросить простодушную девушку в лодку, полную этих негодяев,  гол-
ландских рыбаков, и покинуть ее на произвол судьбы. В этом я был  с  ним
согласен; отведя в сторону помощника капитана, я попросил его  отправить
мои вещи на барже в Лейден, по адресу, который у меня  был,  после  чего
встал у борта и подал знак рыбакам.
   - Я еду на берег вместе с молодой леди, капитан Сэнг, - сказал  я.  -
Мне все равно, каким путем добираться до Лейдена.
   С этими словами я спрыгнул в лодку, но так неловко, что упал на  дно,
увлекая за собой двоих рыбаков.
   Из лодки прыжок казался еще опаснее, чем с корабля, который то  взды-
мался над нами, то вдруг стремительно падал вниз, натягивая якорные  це-
пи, и каждое мгновение угрожал нас потопить. Я уже начал жалеть о  своей
дурацкой выходке, совершенно уверенный, что Катриона не сможет спрыгнуть
ко мне и меня высадят на берег в Гелвооэте одного,  причем  единственной
моей наградой будет сомнительное удовольствие обнять Джемса Мора.  Но  я
не принял в расчет храбрость этой девушки. Она видела, как я прыгнул, и,
что бы ни творилось в ее душе, на лице ее не было колебаний; да, она  не
желала уступать в храбрости своему отвергнутому другу. Она  вскочила  на
фальшборт, держась за штаг, и ветер раздувал ее юбки, отчего прыжок стал
еще опасней, а нам открылись ее чулки гораздо выше, чем позволяло светс-
кое приличие. Она не мешкала ни минуты, и никто не успел  бы  вмешаться,
даже если б захотел. Я тоже вскочил и расставил руки; корабль устремился
вниз, хозяин лодки подвел ее ближе, чем позволяло благоразумие, и Катри-
она прыгнула. К счастью, мне удалось ее поймать и, так как  рыбаки  меня
поддержали, я устоял на ногах. Она крепко ухватилась за  меня,  часто  и
глубоко дыша. Потом нас усадили на корме возле рулевого, и она  все  еще
держалась за меня обеими руками; лодка повернула  к  берегу,  а  капитан
Сэнг и пассажиры в восторге кричали прощальные слова.
   Катриона, едва придя в себя, сразу же молча разняла руки. Я тоже мол-
чал; свист ветра и плеск волн все равно заглушили бы наши голоса; и хотя
гребцы изо всех сил налегали на весла, лодка едва  продвигалась  вперед,
так что "Роза" успела сняться с якоря и отплыть, прежде чем мы  достигли
устья гавани.
   Едва мы очутились в спокойной воде, хозяин лодки, по скверной привыч-
ке всех голландцев, остановил гребцов и потребовал плату вперед. Он  хо-
тел получить с каждого пассажира два гульдена - что-то  около  трех  или
четырех шиллингов на английские деньги. Услышав это, Катриона  пришла  в
волнение и подняла крик. Капитан Сэнг сказал, что  надо  уплатить  всего
один шиллинг, она нарочно спросила.
   - Неужели вы думаете, я села в лодку, не справившись о цене? - крича-
ла она.
   Хозяин огрызался на жаргоне, в котором ругательства были  английские,
а все остальные слова голландские; в  конце  концов  я,  видя,  что  она
вот-вот расплачется, незаметно сунул в  руку  негодяя  шесть  шиллингов,
после чего он соблаговолил взять у нее еще шиллинг без  особых  пререка-
ний. Я, конечно, был уязвлен и пристыжен. Мне нравятся бережливые  люди,
но нельзя же так горячиться; и, когда лодка тронулась снова, я  довольно
сухо осведомился у Катрионы, где ей назначена встреча с отцом.
   - Я должна справиться о нем в доме у некоего Спротта,  честного  шот-
ландского купца, - ответила она и выпалила, не переводя дыхания: -  Бла-
годарю вас от всей души, вы верный друг.
   - Вы еще успеете поблагодарить меня, когда я доставлю вас к  отцу,  -
сказал я, даже не подозревая, сколько в моих словах правды. - А я  расс-
кажу ему, какая у него послушная дочь.
   - Не такая уж я послушная! - воскликнула она с горечью. - Кажется,  у
меня неверное сердце!
   - И все же не многие совершили бы такой прыжок, только  чтобы  выпол-
нить отцовский приказ, - заметил я.
   - Нет, я не хочу вас так обманывать! - вскричала она. - Разве могла я
остаться после того, как вы прыгнули? И кроме того, была еще одна причи-
на.
   И тут она, густо покраснев, призналась мне, как мало у нее денег.
   - Всемогущий боже! - воскликнул я. - Что за нелепость, как же вас от-
пустили на континент с пустым кошельком? По-моему, это неблагородно, да,
неблагородно!
   - Вы забываете, что мой отец Джемс Мор беден, -  сказала  она.  -  Он
изгнанник, его преследует закон.
   - Но ведь не все же ваши друзья - изгнанники! - возразил я.  -  Разве
это честно по отношению к людям, которым вы дороги? Разве это честно  по
отношению ко мне? И к мисс Грант, которая посоветовала вам ехать, а если
бы услышала это, схватилась бы за голову? И к этим Грегори, у которых вы
жили и которые так любили вас? Какое счастье, что я с вами! А вдруг  ваш
отец почему-либо задержался, что стало бы  с  вами  здесь,  одной-одине-
шенькой в чужой стране? Подумать и то страшно.
   - Я их всех обманула, - отвечала она. - Я им сказала, что у меня мно-
го денег. И ей тоже. Я не могла унизить перед ними Джемса Мора.
   Позже я узнал, что она не только унизила бы, но и совершенно осрамила
его, потому что эту ложь распустила не она, а ее  отец,  и  ей  поневоле
пришлось лгать, чтобы не запятнать его честь. Но тогда я этого не  знал,
и мысль, что она брошена в нужде и могла подвергнуться страшным опаснос-
тям, приводила меня в ужас.
   - Ну и ну, - сказал я. - Вам следовало быть разумнее.
   Я оставил  ее  вещи  в  прибрежной  гостинице  и,  впервые  заговорив
по-французски, справился, как найти дом Спротта, который оказался совсем
недалеко, и мы отправились туда, по пути с любопытством  осматривая  го-
род. В городе этом было немало такого, что могло привести  в  восхищение
шотландцев: Повсюду каналы и зеленые деревья; дома  стояли  особняком  и
были из красивого розового кирпича, а у каждой двери - ступени и  скамьи
голубого мрамора, и весь город был такой чистенький, что хоть ешь  прямо
- на мостовой. Спротта мы застали в гостиной с  низким  потолком,  очень
чисто убранной, украшенной фарфоровыми статуэтками, картинами и глобусом
на бронзовой подставке; он сидел над своими счетными книгами. Он был ру-
мяный, от него так и веяло здоровьем, но я сразу угадал в нем мошенника;
он встретил нас весьма нелюбезно и даже не пригласил сесть.
   - Скажите, сэр, Джемс Мор Макгрегор сейчас в Гелвоэте? - спросил я.
   - Впервые слышу это имя, - ответил он с досадой.
   - Если вы так придирчивы, - сказал я, - позвольте спросить  по-друго-
му: где нам найти в Гелвоэте Джемса Драммонда, он же  Макгрегор,  он  же
Джемс Мор, в прошлом арендатор Инверонахиля?
   - Сэр, - ответил он, - по мне место ему в аду, и я от души этого  же-
лаю.
   - Вот эта молодая леди - его дочь, сэр, - сказал я, - и вы, вероятно,
согласитесь, что в ее присутствии не подобает говорить  о  нем  неуважи-
тельно.
   - Мне нет дела ни до него, ни до нее, ни до вас! - грубо перебил меня
Спротт.
   - Позвольте, мистер Спротт, - сказал я, - эта молодая  леди  приехала
из Шотландии, чтобы разыскать его, и ей, очевидно, по ошибке,  дали  ваш
адрес. Видимо, произошло недоразумение, но мне кажется, все это серьезно
обязывает вас и меня, хотя я лишь случайный ее спутник, помочь нашей со-
отечественнице.
   - Вы что, за дурака меня считаете? - воскликнул он. - Говорю  вам,  я
ничего не знаю, и плевать мне на него и на его дочку. Да будет  вам  из-
вестно, этот человек должен мне деньги.
   - Весьма возможно, сэр, - сказал я, разъярясь теперь еще больше,  чем
он. - Зато я ничего вам не должен. Эта молодая леди  под  моим  покрови-
тельством, а я не привык к такому обхождению и вовсе не намерен его тер-
петь.
   С этими словами, сам не зная для чего,  я  шагнул  к  его  столу;  по
счастливой случайности, это был единственный довод, который мог на  него
подействовать. Его румяное лицо побледнело.
   - Ради бога, сэр, не надо горячиться! - воскликнул он. - Право слово,
я вовсе не хотел вас обидеть. Поверьте, сэр, я добрый, честный и веселый
малый, ведь бояться нужно совсем не той собаки, которая лает.  Послушать
меня, так подумаешь, что я бог весть какой злой, а на деле -  ничуть  не
бывало! В душе Сэнди Спротт добрый малый! Вы и не  поверите,  сколько  я
натерпелся неприятностей из-за вашего Мора.
   - Все это прекрасно, сэр, - сказал я. - В таком случае я воспользуюсь
вашей добротой и попрошу сообщить мне, когда вы в последний  раз  видели
мистера Драммонда.
   - Сделайте одолжение, сэр! - сказал он. - Только про эту молодую леди
(мое ей нижайшее почтение!) он и думать забыл. Уж я-то его  знаю,  из-за
него я не раз терял кучу денег. Он думает только о  себе.  Клан,  король
или дочь - плевать он на них хотел, ему лишь бы набить себе брюхо! Да  и
на своего доверенного ему тоже плевать. Потому что в известном смысле  я
считаюсь его доверенным. Мы с ним тут вместе обделываем одно дельце,  и,
кажется, оно дорого обойдется Сэнди Спротту. Этот человек, так  сказать,
мой компаньон, и право слово, понятия не  имею,  где  он  сейчас.  Может
быть, он приехал сюда, в Гелвоэт, сегодня утром, а может, он  здесь  уже
целый год. Меня больше ничто не удивит, разве только одно: если он вдруг
вернет мне мои деньги. Теперь вы видите, каково мое положение,  и,  сами
понимаете, неохота мне соваться в дела этой молодой леди, как вы ее  на-
зываете. Одно ясно: здесь ей оставаться нельзя. Подумайте, сэр,  ведь  я
человек холостой! И если я пущу ее в дом, вполне может статься, что этот
дьявол заставит меня жениться на ней, когда объявится.
   - Хватит болтать! - оборвал я его. - Я отвезу эту леди к  более  дос-
тойным друзьям. Дайте мне перо, чернила и бумагу, я оставлю  для  Джемса
Мора адрес моего доверенного в Лейдене. Через меня он сможет узнать, где
ему искать дочь.
   Я написал и запечатал письмо; пока я занимался этим, Спротт  сам  лю-
безно предложил позаботиться о багаже мисс Драммонд и даже послал за ним
в гостиницу. Я дал ему два доллара в возмещение расходов, а он выдал мне
расписку.
   Затем я подал Катрионе руку, и мы покинули дом этого негодяя. Она  за
все время не вымолвила ни слова, предоставив мне решать  и  говорить  за
нее; я же, со своей стороны, старался не смотреть на нее, чтобы не  сму-
щать; и даже теперь, хотя сердце мое еще пылало от стыда и  негодования,
я усилием воли сохранял полнейшую непринужденность.
   - А теперь, - сказал я, - пойдемте обратно в ту гостиницу, где  гово-
рят по-французски, пообедаем и узнаем, когда отправляется карета в  Рот-
тердам. Я не успокоюсь, пока снова не передам вас с рук на  руки  миссис
Джебби.
   - Пожалуй, так и придется сделать, -  сказала  Катриона.  -  Хотя  уж
кто-кто, а она этому не обрадуется. И не забудьте, что у меня всего шил-
линг и три полпенни.
   - А вы, - сказал я, - не забудьте, что, слава богу, я с вами.
   - Я только об этом все время и думаю, - сказала она и, как мне  пока-
залось, крепче оперлась на мою руку. -  Вы  мой  единственный  настоящий
друг.


   ГЛАВА XXIII
   СТРАНСТВИЯ ПО ГОЛЛАНДИИ

   Длинный фургон со скамьями внутри за четыре часа довез нас до славно-
го города Роттердама. Уже давно стемнело, но ярко освещенные улицы кише-
ли невиданными, диковинными людьми - бородатыми евреями,  чернокожими  и
толпами крикливо разряженных девиц, которые хватали моряков за рукав; от
разноголосого шума кружилась голова, и, что было всего неожиданней, сами
эти люди еще более удивлялись нам, чем мы -  им.  Я  постарался  придать
своему лицу самое солидное выражение, чтобы не уронить достоинства  Кат-
рионы и своего собственного; но, сказать по правде,  я  чувствовал  себя
потерянным, и сердце тревожно билось у меня в  груди.  Несколько  раз  я
спрашивал, где гавань и где стоит корабль "Роза"; но либо мне попадались
люди, говорившие лишь по-голландски, либо сам я слишком плохо объяснялся
по-французски. Свернув наугад в какую-то улицу, я увидел ярко освещенные
дома, в дверях и окнах которых мелькали  толстые  раскрашенные  женщины;
они толкали нас со всех сторон и издевались над нами, когда мы проходили
мимо, и я был рад, что мы не понимаем их языка. Вскоре мы вышли на  пло-
щадь перед гаванью.
   - Теперь все будет хорошо! - воскликнул я, увидев  мачты.  -  Давайте
походим здесь, у гавани. Нам уж,  наверно,  встретится  кто-нибудь,  кто
знает по-английски, а если повезет, увидим и сам корабль.
   И нам повезло, хотя не так, как я предполагал: около девяти часов ве-
чера мы столкнулись, как вы думаете, с кем? С капитаном Сэнгом. Он  ска-
зал, что его судно совершило рейс в необычайно короткое время,  и  ветер
не стихал, пока они не вошли в порт; а теперь все пассажиры уже отправи-
лись дальше. Догонять супругов Джебби, уехавших в Верхнюю Германию,  не-
чего было и думать, а больше мы не знали тут никого, кроме самого  капи-
тана Сэнга. Тем приятней нам было его дружелюбие и готовность помочь. Он
вызвался найти среди торговцев какую-нибудь хорошую, скромную семью, где
Катриону приютили бы, пока "Роза" стоит под погрузкой, а потом он охотно
отвезет ее назад в Лит бесплатно и сам доставит к мистеру Грегори;  пока
же он повел нас в трактир, открытый допоздна, и предложил поужинать, что
было отнюдь не лишним. Держался он, как я уже сказал, весьма дружелюбно,
но, что меня очень удивило, все время шумел, и причина этого вскоре ста-
ла ясна. В трактире он потребовал рейнвейна  и,  выпив  довольно  много,
вскоре совершенно захмелел. Как это бывает со всеми, и  особенно  с  его
собратьями по грубому ремеслу, во хмелю остатки здравого смысла  и  бла-
гопристойности его покинули; он начал так неприлично шутить над  Катрио-
ной и насмехаться над тем, какой вид у нее был, когда она прыгала в лод-
ку, что мне оставалось только поскорей увести ее.
   Она вышла из трактира, крепко прижимаясь ко мне.
   - Уведите меня отсюда, Дэвид, - сказала она. - Будите вы моим  опеку-
ном. С вами я ничего не боюсь.
   - И правильно делаете, моя маленькая подружка! - воскликнул я, трону-
тый до слез.
   - Куда же вы меня поведете? - спросила она. - Только не покидайте ме-
ня... никогда не покидайте.
   - А в самом деле, куда я вас веду? - сказал я, останавливаясь, потому
что шел, как слепой. - Надо подумать. Но  я  не  покину  вас,  Катриона.
Пусть бог покинет меня самого, пусть он ниспошлет мне самую страшную ка-
ру, если я обману вас или поступлю с вами ДУРНО.
   Вместо ответа она еще крепче прижалась ко мне.
   - Вот, - сказал я, - самое тихое местечко, какое можно найти  в  этом
суетливом, словно улей, городе. Давайте сядем под тем деревом и  подума-
ем, что делать дальше.
   Дерево это (мне кажется, я никогда его не забуду) стояло у самой  га-
вани. Была уже ночь, но окна  домов  и  иллюминаторы  недвижных,  совсем
близких от нас кораблей светились; позади нас сверкал город, и  над  ним
висел гул тысяч шагов и голосов; а у берегов было темно, и  оттуда  слы-
шался лишь плеск воды под корабе