присягой, что вас держа-
ли взаперти, но стоит им встать на свидетельское место, и мы более не  в
силах будем ограничить их показания, и кто-нибудь уж непременно  обронит
словцо про вашего друга мистера Томсона. А это (судя по тому, что я слы-
хал от вас) не весьма желательно.
   - Знаете, сэр, - сказал я, - кажется, я кое-что надумал.
   И я раскрыл ему свой замысел.
   - Да, но тут, как я понимаю, неминуема моя встреча с этим Томсоном? -
сказал он, когда я замолчал.
   - Думаю, да, сэр, - сказал я.
   - Вот ведь беда! - вскричал он, потирая лоб. -  Ах  ты,  беда  какая!
Нет, мистер Дэвид, боюсь, что замысел ваш неприемлем. Я ничего  не  хочу
сказать против вашего друга, я ничего предосудительного про мистера Том-
сона не знаю, а если б знал - заметьте себе, мистер Дэвид,  -  мой  долг
повелевал бы мне его схватить. Судите ж сами: есть ли нам резон,  встре-
чаться? Как знать, а вдруг на нем лежит еще иная вина? А вдруг он вам не
все сказал? Вдруг его и зовут вовсе не Томсон!  -  вскричал,  хитро  мне
подмигнув, стряпчий. - Такой народец походя себе подцепит  больше  имен,
чем иной ягод с ветки боярышника.
   - Вам решать, сэр, - сказал я.
   И все же очевидно было, что поданная мною мысль овладела его  вообра-
жением, ибо, покуда нас не позвали к обеду, пред ясные очи миссис Ранки-
лер, он все обдумывал что-то про себя; и не  успела  хозяйка  дома  уда-
литься, оставив нас вдвоем за бутылкою вина,  как  он  начал  придирчиво
выспрашивать у меня подробности моей затеи. Когда и где назначено у  нас
свидание с другом моим мистером Томсоном, вполне ли можно положиться  на
порядочность означенного Томсона; согласен ли я буду на  такие-то  усло-
вия, в случае если старый лис-дядя попадется на приманку, - эти и им по-
добные вопросы неспешной чередою шли ко мне от  мистера  Ранкилера,  меж
тем как он глубокомысленно смаковал вино. Когда же я на все ответил, ви-
димо, так, что он остался доволен, он впал в  еще  более  глубокое  раз-
думье; даже и красное вино было теперь забыто. Потом он вынул лист бума-
ги, карандаш и принялся что-то писать, тщательно взвешивая всякое слово;
а дописав, звякнул колокольчиком, и явился письмоводитель.
   - Торренс, - сказал стряпчий, - к вечеру эта бумага должна быть  спи-
сана начисто; а как управитесь,  будьте  добры  надеть  шляпу  и  приго-
товьтесь сопровождать нас с этим джентльменом - вы  можете  понадобиться
как свидетель.
   - Ба, сэр, так вы отважились? - за писцом закрылась дверь.
   - Как видите, - ответствовал мистер Ранкилер, вновь наполняя свой бо-
кал. - Ну, а теперь оставимте дела. Торренс своим появлением привел  мне
на память забавный случай, какой произошел несколько лет назад, когда  у
нас с сим злополучным растяпою условлено было о встрече на главной  пло-
щади в Эдинбурге. Каждый отправился по своему делу, а  к  четырем  часам
Торренс успел пропустить стаканчик и не узнал хозяина, я же  забыл  дома
очки и без них, по слепоте своей, даю вам слово, не признал собственного
служителя. - И стряпчий громко рассмеялся.
   Я тоже улыбнулся из учтивости и заметил, что случай и  впрямь  не  из
обычных, но удивительное дело: весь день мистер Ранкилер вновь  и  вновь
возвращался к этому происшествию и пересказывал  его  сначала  с  новыми
подробностями и, новыми раскатами смеха, так вскричал я,  едва  что  мне
под конец стало не по себе от этой блажи моего новоявленного друга  и  я
не знал, куда девать глаза.
   Незадолго до условленного часа нашей с Аланом встречи мы вышли из до-
му: мистер Ранкилер об руку со мной, а позади, с  бумагою  в  кармане  и
крытой корзиной в руке, - Торренс. Пока мы шли по  городу,  стряпчий  на
каждом шагу раскланивался направо и налево, и всякий  встречный  норовил
его остановить по делу личного или служебного свойства; видно было,  что
мистера Ранкилера в округе очень почитают. Но вот дома остались  позади,
и мы направились по краю гавани в сторону трактира "Боярышник" и  паром-
ного причала, к тем самым местам, где надо мною учинили злодеяние. Я  не
мог смотреть на них равнодушно, припомнив, скольких из тех, кто был тог-
да рядом, более нет: и Рансома, хоть он, можно надеяться,  избавлен  тем
от худшей участи; и Шуана, - страшно подумать, где он теперь; и тех нес-
частных, которые пустились вместе с бригом в  последнее  плавание  -  на
дно. Их всех и самый бриг я пережил; невредимым прошел сквозь тяжкие ис-
пытания и грозные опасности. Казалось бы, о  чем  еще  печалиться:  будь
благодарен, и только; а меж тем при виде этих мест я не мог  не  ощутить
скорбь об ушедших и холодок запоздалого страха...
   Так шел я, предаваясь своим думам, как вдруг мистер Ранкилер  вскрик-
нул, похлопал себя по карманам и залился смехом.
   - Нет, как вам это понравится! - вскричал он. - После  всего,  что  я
твердил весь день, забыть очки - вот потеха!
   Тут я, конечно, раскусил, для чего повторялась та побасенка, и  смек-
нул, что очки были забыты дома с умыслом, дабы  и  помощью  Алановой  не
пренебречь и избежать щекотливой надобности признать его в лицо. Да, это
было ловко придумано: разве мог теперь Ранкилер (в случае  если  б  дела
приняли наихудший оборот); опознать под присягою моего друга? И  кто  бы
мог его заставить дать показания, порочащие меня? Все так, но  долгонько
он что-то не обнаруживал свою забывчивость, да и когда мы шли по городу,
сумел же без труда узнать стольких людей, с которыми  разговаривал...  -
Словом, в душе-то я не сомневался, что он видит вполне сносно и без  оч-
ков.
   Едва мы миновали "Боярышник" (на пороге курил трубку хозяин, я  узнал
его и удивился, что он нисколько не постарел), как мистер Ранкилер изме-
нил порядок в нашем шествии: сам пошел сзади с Торренсом, а меня  выслал
вперед, как бы на разведку. Я стал подыматься, по склону холма, время от
времени принимаясь насвистывать свой гэльский напев;  и  наконец  с  ра-
достью заслышал ответный посвист и увидел, как изза куста  встает  Алан.
Он был слегка подавлен после долгого дня, который провел в  одиночестве,
скрываясь по окрестностям, и после убогой  трапезы  в  дрянной  пивнушке
возле Дандаса. Впрочем, при виде моего платья он вмиг повеселел, а узнав
от меня, как успешно подвигаются наши дела и какая роль отведена  ему  в
решающих событиях, совершенно преобразился.
   - Очень похвальная мысль, - одобрил он. - И прямо скажу, более подхо-
дящего человека на эту роль, чем Алан Брек, вам не сыскать.  Такое,  за-
меть себе, не каждому дано, здесь требуется сообразительность. Однако, я
чаю, стряпчему твоему уже не терпится меня увидеть.
   Я крикнул мистеру Ранкилеру и помахал ему рукой, он  подошел  один  и
был представлен моему другу мистеру Томсону.
   - Рад нашему знакомству, мистер Томсон, - молвил он. - Я,  к  сожале-
нию, позабыл свои очки, а без них - вот и наш друг мистер  Дэвид  то  же
скажет (он похлопал меня по плечу) - я слеп, как крот, и  пусть  уж  вас
"не удивит, ежели завтра я пройду мимо - вас и не узнаю.
   Сказал он это, думая Алана обнадежить, но и меньшего было б довольно,
чтобы уязвить самолюбие горца.
   - Помилуйте, сэр, что за - важность, - чопорно сказал он, - когда  мы
сошлись с единою целью добиться,  чтобы  мистеру  Бэлфуру  оказана  была
справедливость, и, сколько я могу судить, едва ль, помимо этого,  найдем
что-либо общее. Впрочем, я принимаю  ваше  извинение,  оно  было  вполне
уместно.
   - А я на большее и рассчитывать не дерзну, мистер Томсон, -  сердечно
сказал Ранкилер. - Ну-с, а теперь, коль скоро в этом предприятии главные
лицедеи вы да я, нам следует, я полагаю, все до тонкости обсудить, а по-
тому не откажите в любезности дать мне руку, а то я не совсем  отчетливо
разбираю дорогу - и темнота, знаете ли, да и очки забыл... Вы же, мистер
Дэвид, тем временем найдете славного собеседника в Торренсе. Только доз-
вольте вам напомнить, что нет решительно никакой нужды посвящать  его  в
подробности ваших и мистера... хм... Томсона приключений.
   И оба, истово друг с другом беседуя, пошли вперед, а мы  с  Торренсом
замыкали шествие.
   Совсем стемнело, когда пред нами показался замок Шос.  Не  так  давно
пробило десять; было безлунно и тепло, мягкий юго-западный ветерок  шур-
шал в листве, заглушая звук наших шагов; мы подошли ближе, но  ни  проб-
леска света не было видно ни в одной части замка. Вероятно, дядя уж  лег
в постель, что для нас оказалось бы как нельзя лучше.  Не  доходя  шагов
пятидесяти, мы напоследок шепотом посовещались, а после  с  Торренсом  и
стряпчим неслышно подкрались вплотную к замку и спрятались за  углом,  и
едва мы укрылись, как Алан, не таясь, прошествовал  к  дверям  и  громко
постучал.


   ГЛАВА XXIX
   Я ВСТУПАЮ В СВОИ ВЛАДЕНИЯ

   Довольно долго Алан барабанил по двери впустую, и стук его лишь отда-
вался эхом в замке и разносился окрест. Но вот тихонько скрипнул оконный
шпингалет, и я понял, что дядя занял свой наблюдательный пост. При скуд-
ном свете он мог разглядеть только Алана, черной тенью стоящего на поро-
ге, три свидетеля были недосягаемы для его взора; казалось бы, чего  тут
опасаться честному человеку в собственном доме? Меж тем он первые минуты
изучал ночного гостя в молчании, а когда заговорил, то  нетвердым  голо-
сом, как будто чуя подвох.
   - Кто там? - проговорил он. - Добрые люди по ночам не шатаются,  а  с
ночными птицами у меня разговор короткий. Чего надо? А не то  у  меня  и
мушкетон имеется.
   - Это не вы ли, мистер Бэлфур? - отозвался  Алан,  отступая  назад  и
вглядываясь в темное окно. - Поосторожнее там с мушкетоном, штука  нена-
дежная, не ровен час, выстрелит.
   - Чего надо-то? И кто вы сами будете? - со злобой проскрипел дядя.
   - Имя свое мне нет особой охоты горланить на  всю  округу,  -  сказал
Алан, - а вот что мне здесь надобно, это дело другого рода, и скорей вас
затрагивает, нежели меня. Коли угодно, извольте, переложу  на  музыку  и
вам спою.
   - Какое там еще дело? - спросил дядя.
   - Дэвид, - молвил Алан.
   - Что? Что такое? - совсем другим голосом спросил дядя.
   - Ну как, полным именем называть, что ли? - сказал Алан.
   Наступило молчание.
   - Пожалуй, впущу-ка я вас в дом, - неуверенно проговорил дядя.
   - Еще бы не впустить, - сказал Алан. - Только вопрос, пойду ли я. Вот
что я вам скажу: лучше потолкуем мы с вами об этом деле  прямо  тут,  на
пороге - причем либо так, либо никак, понятно? У меня, знаете, упрямства
будет не меньше вашего, а родовитости гораздо поболе.
   Такой поворот событий обескуражил Эбенезера; какое-то время он  молча
осваивался, потом сказал:
   - Ну, что поделаешь, раз надо, так надо, - и затворил окно.
   Однако же прошел немалый срок, покуда он спустился с лестницы, и  еще
больший - пока отомкнул все замки, коря себя (я полагаю) и терзаясь  но-
выми приступами страха на каждой ступеньке, перед каждым засовом и  крю-
ком. Но наконец послышался скрип петель: как видно, дядя  со  всяческими
предосторожностями протиснулся за порог и (видя, что Алан отошел на нес-
колько шагов) уселся на верхней ступеньке с мушкетоном наготове.
   - Вы берегитесь, - сказал он, - мушкетон заряжен, шаг  сделаете  -  и
считайте, что вы покойник.
   - Ух ты! - отозвался Алан. - До чего любезно сказано.
   - А что, - сказал дядя, - обстоятельства настораживают,  стало  быть,
мне и след держаться настороже. Ну, значит, уговорились - теперь  можете
выкладывать, с чем пришли.
   - Что ж, - начал Алан, - вы, как человек догадливый, верно,  смекнули
уже, что я родом из горного края. Имя мое к  делу  не  относится,  скажу
только, что моя родная земля не столь далеко от острова Малл, о  котором
вы, думаю, слыхали. Случилось так, что в местах этих разбилось судно,  а
на другой день один мой родич собирал по отмелям обломки на  топливо  да
вдруг и натолкнись на юнца, утопленника, стало быть. Ну, откачал он  ма-
лого; потом кликнул других, и упрятали они того юнца в развалины старого
замка, где и сидит он по ею пору, а содержать его моим родным  обремени-
тельно. Родня у меня - народ вольный, закон блюдет не  так  строго,  как
кое-кто; проведали они, что юнец из порядочной семьи и вам, мистер  Бэл-
фур, родной племянник, да и попросили, чтоб я к вам заглянул  и  столко-
вался на сей счет. Могу вас сразу упредить, что если мы не придем к сог-
ласию, едва ли вы когда еще с ним свидитесь. Потому что  родичи  мои,  -
просто прибавил Алан, - достатком похвалиться не могут.
   Дядя прочистил горло.
   - Печаль невелика, - сказал он. - Он и всегда-то малый был никчемный,
так чего ради мне его вызволять?
   - Ага, вижу я, куда вы гнете, - сказал Алан. - Прикидываетесь,  будто
вам дела нет, чтобы сбавить выкуп.
   - Ничуть не бывало, - сказал дядя, - это чистая правда. Судьба малого
меня ничуть не трогает, никаких выкупов я платить не собираюсь, так  что
по мне хоть на мыло его пускайте.
   - Черт побери, сэр, родная кровь - не шутка! - вскричал Алан.  -  Как
можно отринуть братнина сына, ведь это стыд и позор! А коли вы  и  реши-
тесь на это, не очень-то, я полагаю, вас будут жаловать - в здешних кра-
ях, если прознают.
   - Меня и так не очень жалуют, - сказал Эбенезер. - Да и потом, откуда
людям дознаться? Конечно уж, не от меня и не от вас или от  ваших  роди-
чей. Так что пустой это разговор, мил человек.
   - Тогда, значит, сам Дэвид расскажет, - сказал Алан.
   - Это как же? - встревожился дядя.
   - А вот так, - сказал Алан. - Мои родичи, понятно, племянничка вашего
продержат лишь до тех пор, пока есть надежда за него выручить деньги,  а
коль такой надежды нет, я больше чем уверен, его отпустят на все  четыре
стороны, и пропади он пропадом!
   - Нет, эдак тоже ни к чему, - сказал дядя. - Меня это не особо устро-
ит.
   - Так я и знал, - сказал Алан.
   - Это отчего же? - спросил Эбенезер.
   - Ну как же, мистер Бэлфур, - отвечал Алан. - По всему, что мне дове-
лось слыхать, тут дело могло повернуться двояко: либо вы дорожите  Дэви-
дом и согласитесь уплатить, чтобы он - к вам  вернулся,  либо  по  очень
веским причинам его присутствие вам нежелательно, и вы уплатите, чтоб мы
его держали у себя. Похоже, что первого не наблюдается, ну, значит, быть
второму, а для меня это благая весть - в моей же мошне прибавится, да  и
родные не будут внакладе.
   - Что-то я не уразумею, - сказал дядя.
   - Правда? - сказал Алан. - Ну, поглядите: малый вам тут  не  надобен;
как бы вы желали с ним распорядиться и сколько за это заплатите?
   Дядя не отозвался, только беспокойно поерзал на месте.
   - Так вот что, сэр! - вскричал Алан. - Было бы вам известно, я дворя-
нин; я ношу королевское имя; я не бродячий торговец  какой-нибудь,  чтоб
обивать у вас пороги. Иль вы дадите мне учтивый  ответ,  причем  сей  же
час, или, клянусь скалами Гленко, я все кишки" из вас выпущу.
   - Эй, уважаемый, полегче! - возопил дядя, с трудом поднимаясь на  но-
ги. - Какая муха вас укусила? Я же простой человек, а не учитель танцев,
и я, ей-ей, стараюсь соблюдать учтивость. Это вы такую дичь порете,  что
стыдно слушать. Кишки выпустит, ишь ты, какой скорый! - огрызнулся дядя.
- А как насчет моего мушкетона?
   - Что значит порох в ваших дряхлых руках против блестящей стали в ру-
ке Алана? - отвечал мой друг. - То же, что сонная улитка  противу  быст-
рокрылой ласточки. Вам не успеть курок нашарить своим неуклюжим пальцем,
как рукоятка моей шпаги затрепещет на вашей груди.
   - Э, уважаемый, да кто же спорит? - сказал  дядя.  -  Извольте,  будь
по-вашему, я вам ни в чем не поперечу. Только скажите, что вам  надобно,
и увидите, мы с вами мигом поладим.
   - Я, сэр, хочу лишь одного, - сказал Алан, - чтобы со мною не  юлили.
Ну, словом, коротко и ясно: убить вам мальчишку или держать под замком?
   - Ах ты, грехи какие! - всполошился Эбенезер. - Ах, грехи! И как  это
язык поворотится!
   - Убить или оставить в живых? - повторил Алан.
   - В живых оставите, в живых! - причитал дядюшка. - И никаких  кровоп-
ролитий, сделайте милость.
   - Что ж, это как угодно, - сказал Алан. - Только так обойдется  доро-
же.
   - Дороже? - закричал Эбенезер. - Неужто вы не погнушаетесь осквернить
руки преступлением?
   - Ха! - бросил Алан. - Все едино,  то  и  другое  преступление.  Зато
убить было бы проще, быстрее и верней. А содержать малого - дело хлопот-
ное, мороки не оберешься.
   - Я все же предпочту, чтоб он остался жив, - сказал Эбенезер. - Я ни-
когда к нечистым делам не был причастен, и для того, чтобы потрафить ди-
кому горцу, начинать не собираюсь.
   - Глядите, совестливый какой... - насмешливо обронил Алан.
   - Я человек твердых убеждений, - просто сказал Эбенезер. - А если мне
за то приходится платить, я расплачиваюсь. К тому же, - прибавил  он,  -
не забывайте, что юнец - сын моего родного брата.
   - Хм, ну-ну, - сказал Алан. - Тогда потолкуем насчет цены. Назвать ее
довольно затруднительно, сперва придется выяснить  кой-какие  незначащие
обстоятельства. Недурно бы узнать, к примеру, сколько вы дали в  задаток
Хозисону.
   - Хозисону? - ошеломленно вскричал дядя. - За что?
   - А чтоб похитил Дэвида, - сказал Алан.
   - Ложь это, наглая ложь! - завопил дядя. - Никто его не похищал.  Это
вам бессовестно налгали. Похитил! Да ни в жизнь!
   - Если его и не похитили, не наша с вами  в  том  заслуга,  -  сказал
Алан. - И не Хозисона, если верить тому, что он сказал.
   - То есть как это? - вскричал Эбенезер. -  Значит,  Хозисон  вам  все
рассказал?
   А ты как думал, дубина ты старая! - закричал Цуан. -  Откуда  же  еще
мне знать об этом? Мы с Ходаисоном заодно, он со мной в  доле  -  теперь
сами видите, есть ли вам польза лгать... Да, прямо скажу, почтенный, ду-
рака вы сваляли, что того морячка так основательно посвятили в свои  де-
ла. Но о том поздно горевать: что посеешь, то и пожнешь. Вопрос  в  дру-
гом: сколько вы ему заплатили?
   - А сам он вам не сказывал? - спросил дядя.
   - Уж это мое дело, - ответил Алан.
   - Ну, все едино, - сказал дядя. - Что бы он там ни  плел,  то  наглая
ложь, а правда, как перед господом богом, вот она: заплатил я ему  двад-
цать фунтов. Но скажу начистоту: помимо этого, ему  предназначалась  вы-
ручка, когда запродаст малого в Каролине, а это был бы кус пожирней,  но
уж не из моего кармана, понятно?
   - Благодарю вас, мистер Томсон. Этого совершенно довольно,  -  молвил
стряпчий, выходя из-за угла. - Вечер добрый, мистер Бэлфур,  -  прибавил
он с изысканной любезностью.
   - Добрый вечер, дядя Эбенезер, - сказал и я.
   - Славная выдалась погодка, мистер Бэлфур, - прибавил, в свой  черед,
Торренс.
   Ни слова не сказал мой дядя, ни словечка, а как стоял, так и плюхнул-
ся на верхнюю ступеньку и вытаращил на нас глаза, точно  окаменев.  Алан
незаметно вынул у него из рук мушкетон; стряпчий же, взяв  его  под  ло-
коть, оторвал от порога, повел на кухню (следом вошли и мы) и усадил  на
стул возле очага, где еле теплился слабый огонек.
   В первые мгновения мы все стояли и глядели на него,  торжествуя,  что
дело завершилось столь успешно, однако же и с долей жалости к посрамлен-
ному противнику.
   - Полно, мистер Эбенезер, полно, - промолвил стряпчий, - не нужно от-
чаиваться, я обещаю, что мы вам предъявим мягкие условия.  А  пока  дай-
те-ка ключ от погреба, и Торренс в честь такого события достанет нам бу-
тылочку вина из запасов вашего батюшки. - Он повернулся и взял  меня  за
руку. - Мистер Дэвид, - сказал он, - я вам желаю всяческих  радостей  от
этой доброй и, я полагаю, вполне вами заслуженной перемены в  судьбе.  -
Вслед за тем он не без лукавства обратился к  Алану:  -  Мистер  Томсон,
позвольте выразить вам мое восхищение: вы свою роль провели с  незауряд-
ным искусством, и лишь одно я не вполне себе уяснил. Вас, как я понимаю,
зовут Джеме или Карл? А если нет, значит, Георг?
   - Отчего же, сэр, я непременно должен зваться каким-то из  этих  трех
имен? - воинственно произнес Алан и весь  подобрался,  словно  бы  учуяв
обиду.
   - Да нет, сэр,