ый  стиснул  зубы  и,
уставясь прямо перед собою, поднимал и ставил то одну, то  другую  ногу,
как поднимают гири на деревенской ярмарке; а в вереске, то и  знай,  по-
пискивали куропатки, и понемногу все ясней светало на востоке.
   Я говорю, что Алану пришлось не легче. Не то, чтобы я глядел на него:
до того ли мне было, я еле держался на ногах; но ясно, что он ничуть  не
меньше отупел от усталости и, под стать мне, не глядел,  куда  мы  идем,
иначе разве мы угодили бы в засаду, точно слепые кроты?
   Получилось это вот как. Плелись мы с Аланом с поросшего вереском буг-
ра, он первым, я шагах в двух позади, совсем как чета бродячих  музыкан-
тов; вдруг шорох прошел по вереску, из зарослей  выскочили  четверо  ка-
ких-то оборванцев, и минуту спустя мы оба лежали навзничь  и  каждому  к
глотке приставлен был кинжал.
   Мне было как-то все равно; боль от их грубых рук растворилась в стра-
даниях, и без того переполнявших меня; и даже кинжал  мне  был  нипочем,
так я радовался, что можно больше не двигаться. Я лежал и смотрел в лицо
державшего меня оборванца; оно было, помнится, загорелое дочерна, с  бе-
лесыми глазищами, но я нисколько его не боялся. Я слышал,  как  один  из
них о чемто по-гэльски перешептывается с Аланом; но о  чем  -  это  меня
нисколько не занимало.
   Потом кинжалы убрали, а нас обезоружили и лицом к лицу посадили в ве-
реск.
   - Это дозор Клуни Макферсона, - сообщил мне Алан. - Наше счастье. Те-
перь только побудем с ними, покуда их вождю не доложат, что пришел я,  -
и все.
   Вождь клана Вуриков Клуни Макферсон был, надо сказать, шесть  лет  до
того одним из зачинщиков великого мятежа; за его голову  назначена  была
награда; я-то думал, он давным-давно во Франции с другими главарями  ли-
хих якобитов. При словах Алана я от удивления даже очнулся.
   - Вот оно что, - пробормотал я, - значит. Клуни по ею пору здесь?
   - А как же! - подтвердил Алан. - По-прежнему на своей землице, а клан
его кормит и поит. Самому королю Георгу впору позавидовать.
   Я бы еще порасспросил его, но Алан меня остановил.
   - Что-то я притомился, - сказал он. - Не худо бы соснуть.
   И без долгих разговоров он уткнулся лицом в гущу вереска и,  кажется,
мигом заснул.
   Мне о таком и мечтать было невозможно. Слыхали вы, как  летней  порой
стрекочут в траве кузнечики? Так вот, едва я смежил веки, как  по  всему
телу - в животе, в запястьях, а главное, в голове - у меня  застрекотали
тысячи кузнечиков. Глаза мои сразу же вновь открылись, я ворочался с бо-
ку на бок, пробовал сесть, и опять ложился, и смотрел бессонными глазами
на ослепительные небеса да на заросших, неумытых часовых Клуни,  которые
выглядывали из-за вершины бугра и трещали друг с другом по-гэльски.
   Так-то вот я и отдохнул, а там и гонец воротился; Клуни  рад  гостям,
сообщил он, и нам нужно без промедления подыматься и опять  трогаться  в
путь. Алан был в наилучшем расположении духа; свежий и бодрый после сна,
голодный как волк, он не без приятности предвкушал возлияние и жаркое, о
котором, видно, помянул гонец. А меня мутило от одних разговоров о  еде.
Прежде я маялся от свинцовой тяжести в теле, теперь  же  сделался  почти
невесом, и это мешало мне идти. Меня несло вперед, точно паутинку; земля
под ногами казалась облаком, горы легкими, как перышко, воздух подхватил
меня, как быстрый горный ручей, и колыхал то туда,  то  сюда.  Ко  всему
этому меня тяготило ужасающее чувство безысходности, я казался себе  та-
ким беспомощным, что хоть плачь.
   Алан взглянул на меня и нахмурился, а я вообразил, что прогневил его,
и весь сжался от безотчетного, прямо ребяческого страха. Еще я запомнил,
что вдруг заулыбался и никак не мог перестать, хотя  мне  думалось,  что
улыбки в такой час неуместны. Но одною  лишь  добротой  движим  был  мой
славный товарищ; вмиг два приспешника Клуни подхватили меня под  руки  и
стремглав (это мне так чудилось, на  самом-то  деле,  скорей  всего,  не
слишком быстро) повлекли вперед, по хитросплетеньям  сумрачных  падей  и
лощин, к сердцу суровой горы Бен-Элдер.


   ГЛАВА XXIII
   КЛУНЕВА КЛЕТЬ

   Наконец мы вышли к подножию лесистой кручи, где деревья  стлались  по
высокому откосу, увенчанному отвесной каменной стеной.
   - Сюда, - сказал один из провожатых, и мы начали подниматься в гору.
   Деревья льнули к склону, как матросы к вантам, стволы их были  словно
поперечины лестницы, по которой мы взбирались.
   На верхней опушке, где вздымал из листвы свое  скалистое  чело  утес,
пряталось странное обиталище, прозванное в округе Клуневой  Клетью.  Меж
стволами нескольких деревьев поставлен был плетень, укрепленный кольями,
а огороженная площадка выровнена земляной насыпкой наподобие пола. Живой
опорой для кровли служило растущее на самой  середине  дерево.  Плетеные
стены обложены были мхом. По форме сооружение напоминало  яйцо;  в  этой
покатой горной чаще оно наполовину стояло, наполовину висело на  откосе,
совсем как осиное гнездо в зелени боярышника.
   Внутри места с лихвой хватило бы человек на шесть. Выступ утеса хитро
приспособили под очаг; дым стлался по скале, тоже  дымчато-серой,  снизу
оставался неприметен.
   То был лишь один из тайников Клуни; пещеры и подземные покои  были  у
него и в других частях его владений; следуя донесениям своих лазутчиков,
он, сообразно с тем, подступают или удаляются солдаты, переходил из  од-
ного пристанища в другое. Такая кочевая жизнь и приверженность  клана  к
своему вождю не только делали его неуязвимым все то время,  пока  многие
другие либо спасались бегством, либо были схвачены и казнены, но и  дали
ему пробыть на родине еще лет пять, и лишь по строгому наказу своего по-
велителя он в конце концов отбыл во Францию. Там он вскоре умер; странно
сказать, но может статься, на чужбине ему недоставало бен-элдерской Кле-
ти.
   Когда мы подошли к входу, он сидел у своего скального очага и глядел,
как стряпает прислужник. Одет он был более  чем  просто,  носил  вязаный
ночной колпак, натянутый на самые уши, и  попыхивал  зловонной  пенковой
трубкой. При всем том осанка у него была царственная, стоило посмотреть,
с каким величием он поднялся нам навстречу.
   - А, мистер Стюарт, - сказал он, - добро пожаловать, сэр. Рад и вам и
другу вашему, который пока что неизвестен мне по имени.
   - Как поживаете. Клуни? -  сказал  Алан.  -  Надеюсь,  отменно,  сэр.
Счастлив видеть вас и представить вам своего друга, владельца замка  Шос
мистера Дэвида Бэлфура.
   Не было случая, чтобы Алан помянул мое имение без ехидства, но то на-
едине; при чужих он возглашал мой титул не хуже герольда.
   - Входите же, джентльмены, входите, - сказал Клуни. -  Милости  прошу
ко мне в дом; он хоть диковинная обитель и, уж конечно, не хоромы, а все
же я принимал в нем особу королевской фамилии - вам, мистер Стюарт,  без
сомнения, ведомо, какую особу я имею в виду. Смочим горло на счастье,  а
когда мой косорукий челядин управится с жарким, отобедаем и  сразимся  в
карты, как подобает джентльменам. Жизнь моя здесь  несколько  пресна,  -
продолжав он, разливая коньяк, - мало с  кем  видишься,  сидишь  сиднем,
пальцами сучишь да все думаешь про тот славный день, что миновал, и при-
зываешь новый славный день, который, как мы все надеемся, не за  горами.
Выпьемте же за восстановление династии!
   На том мы чокнулись и осушили чары. Я, право, ничего дурного не желал
королю Георгу; но, пожалуй, окажись он с нами, он сделал бы то  же,  что
я. После спиртного мне сразу очень полегчало, и я был в силах оглядеться
и следить за разговором, быть может, все еще в легком тумане, но уже без
прежнего беспричинного ужаса и душевной тоски.
   Да, это было и впрямь диковинное место и такой же  диковинный  был  у
нас хозяин. За долгую жизнь вне закона Клуни Макферсон,  под  стать  ка-
кой-нибудь вековухе, оброс ворохом мелочных привычек. Сидел он всегда на
одном и том же месте, которое прочим занимать возбранялось; в Клети  все
расставлено было в раз навсегда заведенном порядке, коего никому не доз-
волялось нарушать; хорошая кухня была одним из главных его  пристрастий,
и, даже здороваясь с нами, он краем глаза следил за жарким.
   Как я понял, время от времени под покровом ночи он наведывался к сво-
ей жене и двум-трем лучшим друзьям, либо они навещали  его;  большею  же
частью жил в полном уединении и сообщался лишь со своими дозорными да  с
челядью, которая прислуживала ему в Клети. Поутру к  нему  первым  делом
являлся один из них, брадобрей, и за бритьем выкладывал  все  новости  с
округе, до которых Клуни был превеликий охотник. Расспросам его не  было
конца, он допытывался до всех мелочей, истово, как дитя; а услышав  иной
ответ, хохотал до упаду, и припомнив задним числом, когда  брадобрей  уж
давным-давно ушел, вновь разражался смехом.
   Впрочем, вопросы его, по-видимому, были не так уж бесцельны; отрезан-
ный от жизни, лишенный, как и другие шотландские землевладельцы,  закон-
ной власти недавним парламентским указом, он у себя в клане по-прежнему,
на стародавний обычай, исправлял судейские обязанности.
   К нему в это логово шли разрешать споры; люди его клана,  которые  не
посчитались бы с решением Верховного суда, по одному слову затравленного
изгоя забывали об отмщении, безропотно выкладывали деньги. Когда он  бы-
вал во гневе, а это случалось нередко, он метал громы  и  молнии  почище
иного монарха, и прислужники трепетали и никли перед ним, как дети перед
грозным родителем. С каждым из них, входя, он чинно здоровался, а  после
оба по-военному подносили руку к  головному  убору.  Одним  словом,  мне
представился случай заглянуть изнутри в повседневный обиход горного кла-
на, причем такого, чей вождь объявлен вне закона и  обречен  скрываться;
земли его захвачены; войска охотятся за ним по всем краям, порой  в  ка-
кой-нибудь миле от его убежища; а меж тем последний  оборванец,  который
каждый день сносил от него выволочки и брань, мог бы разбогатеть,  выдав
его.
   В тот первый день, едва поспело жаркое, Клуни собственноручно выжал в
него лимон (в подобных роскошествах он не знал недостатка)  и  пригласил
нас откушать.
   - Таким блюдом, только без лимонного сока, я потчевал в этом же самом
доме его королевское высочество, - сказал он, - В те времена и мясо было
редким лакомством, а о приправах никто не мечтал. Да и то сказать, в со-
рок шестом на моей земле больше было драгун, чем лимонов.
   Не знаю, вправду ли удалось жаркое - при  виде  его  у  меня  тошнота
подступила к горлу и я насилу проглотил несколько кусков. За едой  Клуни
занимал нас рассказами о том, как гостил в Клети принц Чарли [6],  изоб-
ражал собеседников в лицах и подымался из-за стола, чтобы показать,  где
кто стоял. С его слов принц мне представился  милым  и  горячим  юношей,
достойным отпрыском династии учтивых королей, уступающим, однако, в муд-
рости царю Соломону. Я понял также, что пока он жил в Клети, он то и де-
ло напивался, а стало быть, уже в ту пору начал проявляться порок, кото-
рый ныне, если верить слухам, обратил его в развалину.
   Как только мы покончили с едой. Клуни извлек видавшую виды, захватан-
ную и засаленную колоду карт, какую держат разве что в жалкой  харчевне,
и предложил нам сыграть, а у самого уже и глаза разгорелись.
   Между тем картежная игра была одним из  занятий,  которых  я  издавна
приучен был сторониться, как недостойных; мой отец полагал, что христиа-
нину, а тем более джентльмену, негоже ставить под удар свое добро и  по-
кушаться на чужое по прихоти клочка размалеванного картона.  Понятно,  я
мог бы сослаться на усталость, чем не веское оправдание; но я решил, что
мне не пристало искать уловок. Наверно, я покраснел как  рак,  но  голос
мой не дрогнул, и я сказал, что не навязываюсь в судьи  другим,  сам  же
игрок неважный.
   Клуни - он тасовал колоду - остановился.
   - Это еще что за разговоры? - промолвил он. - Откуда этакое виговское
чистоплюйство в доме Клуни Макферсона?
   - Я за мистера Бэлфура ручаюсь головой, - вмешался Алан. - Это  чест-
ный и доблестный джентльмен, и не извольте забывать, кто это говорит.  Я
ношу имя королей, - Алан лихо заломил шляпу, - а потому я сам и  всякий,
кто зовется мне  другом,  на  своем  месте  среди  достойнейших.  Просто
джентльмен устал, и ему надобно уснуть. Что из того, коли его не тянет к
картам, - нам это не помеха. Я, сэр, готов и расположен сразиться с вами
в любой игре, какую ни назовете.
   - Да будет вам известно, сэр, - ответствовал Клуни,  -  что  под  сим
убогим кровом всяк джентльмен волен следовать своим  желаниям.  Ежели  б
другу вашему заблагорассудилось ходить на голове, пусть сделает  одолже-
ние. А если ему, иль вам, или кому другому тут в чем-то не потрафили,  я
весьма польщен буду выйти с ним прогуляться.
   Вот уж, воистину, не хватало, чтобы двое добрых друзей по моей милос-
ти перерезали друг другу глотки!
   - Сэр, - сказал я, - Алан заметил справедливо, я и правда сильно уто-
мился. Мало того, как человеку, у которого, возможно, есть свои сыновья,
я вам открою, что связан обещанием, данным отцу.
   - Ни слова более, ни слова, - сказал Клуни и указал мне на вересковое
ложе в углу Клети. Несмотря на это, он остался не в духе, косился на ме-
ня неприязненно и всякий раз что-то бормотал  себе  под  нос.  И  верно,
нельзя не признать, что щепетильность моя  и  слова,  в  коих  я  о  ней
объявил, отдавали пресвитерианским душком и не очень-то  были  кстати  в
обществе вольных горских якобитов.
   От коньяку, от оленины я что-то отяжелел; и едва улегся на вересковое
ложе, как впал в странное забытье, в котором и пребывал почти все время,
пока мы гостили в Клети. Порою, очнувшись ненадолго,  я  осознавал,  что
происходит; порой различал лишь голоса или храп спящих, наподобие  бесс-
вязного лопотания речки; а пледы на стене то  опадали,  то  разрастались
вширь, совсем как тени на потолке от горящего очага. Наверно, я  изредка
разговаривал или выкрикивал что-то, потому что, помнится, не раз с изум-
лением слышал, что мне отвечают; не скажу, правда, чтобы меня мучил один
какойнибудь кошмар, а только глубокое отвращение; и место, куда я попал,
и постель, на которой покоился, и пледы на стене, и голоса,  и  огонь  в
очаге, и даже сам я был себе отвратителен.
   Призван был прислужник-брадобрей, он же и лекарь, дабы предписать ле-
карство; но так как объяснялся он по-гэльски, до меня из его  заключения
не дошло ни слова, а спрашивать перевод я не стал, так скверно мне было.
Я ведь и без того знал, что болен, прочее же меня не трогало.
   Пока дела мои были плохи, я слабо различал, что творится вокруг. Знаю
только, что Клуни с Аланом почти все время сражались в карты,  и  твердо
уверен, что сначала определенно выигрывал Алан; мне запомнилось,  как  я
сижу в постели, они азартно играют, а на столе поблескивает груда денег,
гиней, наверно, шестьдесят, когда не все сто. Чудно  было  видеть  такое
богатство в гнезде, свитом на крутой скале меж стволами живых  деревьев.
И я еще тогда подумал, что Алан ступил на шаткую почву  с  таким  борзым
конем, как тощий зеленый кошелек, в котором нет и пяти фунтов.
   Удача, видно, отвернулась от него на второй день.
   Незадолго до полудня меня, как всегда, разбудили, чтобы покормить, я,
как всегда, отказался, и мне дали выпить  какого-то  горького  снадобья,
назначенного брадобреем. Сквозь открытую дверь мой угол заливало солнце,
оно слепило и тревожило меня. Клуни сидел за столом и мусолил свою коло-
ду. Алан нагнулся над постелью, так что лицо его оказалось  возле  самых
моих глаз; моему воспаленному, горячечному взору оно представилось непо-
мерно огромным.
   Он попросил, чтобы я ссудил ему денег.
   - На что? - спросил я.
   - Просто так, в долг.
   - Но для чего? - повторил я. - Не понимаю.
   - Да что ты, Дэвид, - сказал Алан. - Неужто мне денег в долг  пожале-
ешь?
   Ох, надо бы пожалеть, будь я в здравом уме! Но я ни о чем  другом  не
думал, лишь бы прогнать от себя это огромное лицо, - и отдал ему деньги.
   На третье утро, когда мы пробыли в Клети двое суток, я  пробудился  с
чувством невыразимого облегчения, конечно, разбитый и  слабый,  но  вещи
видел уже в естественную величину и в истинном их повседневном  обличье.
Больше того, мне и есть захотелось, и с постели я  встал  без  чьей-либо
помощи, а как позавтракали, вышел из Клети и сел на опушке. День выдался
серенький, в воздухе веяла мягкая прохлада, и я пронежился  целое  утро,
встряхиваясь лишь, когда мимо, с припасами и донесениями, проходили клу-
невы слуги и лазутчики; окрест сейчас было спокойно, и Клуни, можно ска-
зать, царствовал почти в открытую.
   Когда я воротился, они с Аланом, отложив карты, допрашивали  прислуж-
ника; глава клана обернулся и что-то сказал мне по-гэльски.
   - По-гэльски не разумею, сэр, - отозвался я.
   После злополучной размолвки из-за карт, что бы я ни сказал, что бы ни
сделал, все вызывало у Клуни досаду.
   - Коли так, у имени вашего разумения побольше, чем у вас,  -  сердито
буркнул он, - потому что это доброе гэльское имечко. Ну,  да  не  в  том
суть. Мой лазутчик показывает, что на юг путь свободен,  только  вопрос,
достанет ли у вас сил идти.
   Я видел карты на столе, но золота и след простыл, только гора  надпи-
санных бумажек, и все на клуневой стороне. Да и у Алана вид был  чудной,
словно он чемто недоволен; и дурное предчувствие овладело мною.
   - Не скажу, чтобы я совсем был здоров, - ответил  я  и  посмотрел  на
Алана, - а впрочем, у нас есть немного денег, и с ними мы  себе  изрядно
облегчим путь.
   Алан прикусил губу и уставился в землю.
   - Дэвид, знай правду, - молвил он наконец. - Деньги я проиграл.
   - И мои тоже? - спросил я.
   - И твои, - со стоном сказал Алан. - Зачем только ты мне  их  дал!  Я
сам не свой, как дорвусь до карт.
   - Ба-ба-ба! - сказал Клуни. - Все это вздор; подурачились, и  только.
Само собой, деньги вы получите обратно, хоть вдвое больше, коли не  поб-
резгуете. На что б это было похоже, если б я их взял себе! Слыханное  ли
дело, чтобы я ставил палки в колеса джентльменам в таком положении,  как
ваше! Куда бы это годилось! - уже во весь голос гаркнул Клуни, весь  по-
багровел и принялся выкладывать золотые из карманов.
   Алан ничего не сказал, только все смотрел в землю.
   - Может, на минутку выйдем, сэр? - сказал я.
   Клуни ответил: "С удовольствием", - и, точно, сразу пошел за мной, но
лицо у него было хмурое и раздосадованное.
   - А теперь, сэр, - сказал я, - раньше всего  я  должен  принести  вам
признательность за ваше великодушие.
   - Несусветная чушь! - вскричал Клуни. -  Великодушие  какое-то  выду-
мал... Нехорошо получилось, конечно, да что прикажете делать - загнали в
клетушку, точно овцу в хлев, - только и остается, что посидеть за карта-
ми с друзьями, когда в кои-то веки залучишь их к себе! А если они проиг-
рают, то и речи быть не может... - Тут он запнулся.
   - Вот именно, - сказал я. - Если они проиграют, вы им отдаете деньги;
а выиграют, так ваши уносят в кармане! Я уж сказал, что  склоняюсь  пред
вашим великодушием; и все же, сэр, мне до крайности тяжело  оказаться  в
таком положении.
   Наступило короткое молчание; Клуни тщился что-то сказать, но так и не
выговорил ни слова. Только лицо его с каждым мгновением сильней  налива-
лось кровью.
   - Я человек молодой, - сказал я, - и вот я у  вас  спрашиваю  совета.
Посоветуйте мне как сыну. Мой друг честь по чести проиграл свои  деньги,
а до этого, опятьтаки честь по чести, куда больше выиграл у вас. Могу  я
взять их назад? Хорошо ли будет так поступить? Ведь как ни поверни, сами
понимаете, гордость моя при том пострадает.
   - Да и для меня нелестно получается, мистер Бэлфур, - сказал Клуни. -
По-вашему выходит, я вроде как сети расставляю бедным людям, им в ущерб.
А я не допущу, чтобы мои друзья в моем доме терпели оскорбления - да-да!
- И вдруг вспылил: - Или наносили оскорбления, вот так!