Стивенсон Роберт Луис
   Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура
   Катриона


   Стивенсон Роберт Луис
   Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура


   Изд. "Правда", Москва, 1981 г.
   OCR Палек, 1998 г.


   Похищенный, или Приключения Дэвида Бэлфура, в которых  рассказывается
о том, как он был похищен и попал в кораблекрушение, как томился на нео-
битаемом острове и скитался в диких горах, как судьба свела его с Аланом
Бреком Стюартом и другими ярыми  шотландскими  якобитами,  а  также  обо
всем, что он претерпел от рук своего дяди Эбенезера Бэлфура,  именуемого
владельцем замка Шос без всякого на то права, описанные им самим и пред-
лагаемые ныне вашему вниманию Робертом Луисом Стивенсоном.


   ПОСВЯЩЕНИЕ

   Милый Чарлз Бакстер!
   Если когда-нибудь вам доведется прочесть эту повесть,  вы,  наверное,
зададитесь таким множеством вопросов, что мне не под  силу  будет  отве-
тить. Например, каким образом убийство в Эпине могло  произойти  в  1751
году или почему Торренские скалы перебрались  под  самый  Иррейд  и  чем
объясняется, что печатные свидетельства безмолвствуют обо всем, что  ка-
сается Дэвида Бэлфура. Все эти орешки мне не по зубам. Зато  если  б  вы
стали допытываться, виновен Алан или нет, я, пожалуй,  мог  бы  отстоять
версию, изложенную в книге. Эпинские предания и  поныне  решительно  ут-
верждают правоту Алана. Поспрошайте сами о том "другом", чьей рукой  был
сделан выстрел, и вы, возможно, услышите, что его потомков по  сей  день
можно сыскать в его родных местах. Правда, никакие расспросы не  помогут
вам узнать его имя: шотландский горец уважает тайну и умение хранить  ее
впитывает с молоком матери. Я мог бы продолжать в том же  духе,  защищая
неоспоримость одного положения, соглашаясь с несостоятельностью другого,
но не честней ли сразу признать, что мною меньше  всего  движет  желание
соблюдать достоверность! Этой повести место не в кабинете ученого,  а  в
комнате школьника, в час, когда с уроками покончено и скоро пора  спать,
а за окном зимний вечер. Честный же Алан - в жизни  довольно  мрачная  и
воинственная фигура - служит в новом  своем  воплощении  далеко  не  во-
инственной цели: отвлечь иного юного джентльмена  от  сочинений  Овидия,
ненадолго умчать его в минувший век, в горы Шотландии, а когда он отпра-
вится в постель, наводнить его сны увлекательными видениями.
   Вас, дорогой Чарлз, я и не надеюсь увлечь этой книгой. Зато, быть мо-
жет, она понравится вашему сыну, когда он подрастет; возможно, ему  при-
ятно будет увидеть на форзаце имя своего отца, а  пока  что  мне  самому
приятно поставить это имя здесь в память о многих счастливых, а кое-ког-
да и печальных днях,  о  которых  сегодня,  пожалуй,  вспоминаешь  с  не
меньшим удовольствием.
   Мне, сквозь годы и расстояния, странно глядеть сейчас на былые  прик-
лючения нашей юности, но как же странно должно быть вам! Ведь вы ступае-
те по тем же улицам, вы можете хоть завтра открыть дверь старого дискус-
сионного клуба, где нас уже начинают ставить в один ряд со Скоттом,  Ро-
бертом Эмметом и горячо любимым, хоть и бесславным  Макбином,  -  можете
пройти мимо церковного дворика, где собирались члены  славного  общества
L.J.R. [1] и потягивали пиво, сидя на тех же скамьях, где некогда  сижи-
вал с приятелями Берне.
   Живо представляю себе, как вы бродите при свете дня, видя собственны-
ми глазами те места, которые вашему другу являются ныне лишь в  сновиде-
ниях. Как громко, должно быть, звучит для вас голос прошлого в те  часы,
когда вы отрываетесь от привычных занятий!
   Пусть же он чаще будит в вас добрую память о вашем Друге.
   Р. Л. С.
   Скерривор,
   Борнмут.


   ГЛАВА I
   Я ОТПРАВЛЯЮСЬ В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ К ЗАМКУ ШОС

   Мне хочется начать рассказ о моих приключениях с того памятного  утра
в июне 1751 года, когда я в последний раз вынул ключ  из  дверей  отчего
дома. Я вышел на дорогу, едва первые лучи блеснули на вершинах гор, а  к
тому времени, как поравнялся с пасторским домом, в сиреневом саду уж пе-
ресвистывались дрозды и завеса предрассветного  тумана  в  долине  стала
подниматься и таять.
   Эссендинский священник мистер Кемпбелл, добрая душа, поджидал меня  у
садовой калитки. Он спросил, позавтракал ли я, и, услыхав, что я не  го-
лоден, обеими руками взял мою руку, продел себе под  локоть  и  дружески
пришлепнул.
   - Так-то, Дэви, милок, - сказал он. - Провожу тебя до реки и отправлю
в путь-дорожку.
   Мы тронулись в молчании.
   - Не жаль тебе расставаться с Эссендином? - спросил он спустя  немно-
го.
   - Как сказать, сэр, - отозвался я. - Знать бы, куда идешь" и что тебя
ждет, тогда бы можно ответить прямо. Эссендин - хорошее местечко, и  жи-
лось мне здесь славно, только ведь больше-то я нигде не  бывал.  Отца  и
матушки нет в живых, и до них мне из Эссендина не ближе, чем из Венгерс-
кого королевства. Так что, по правде говоря, будь я уверен, что на чужой
стороне смогу добиться чего-то лучшего, мне бы не жаль было уходить.
   - Вот как? - сказал мистер Кемпбелл. - Что ж, Дэви, ладно. Тогда  мой
долг, насколько это в моих  силах,  сообщить  тебе  о  твоей  дальнейшей
судьбе. Когда скончалась твоя матушка, а твой отец - достойный был чело-
век и добрый христианин - стал чахнуть и понял, что конец его близок, он
доверил мне на сохранение одно письмо и прибавил, что в  нем  твое  нас-
ледство. "Как меня не станет, - сказал он, - и в доме наведут порядок, а
вещи продадут, - все это, Дэви, было исполнено, - отдайте моему мальчику
вот это письмо в собственные руки и снарядите его в замок Шос, что  нев-
далеке от Кремонда. Я сам оттуда родом, туда и подобает вернуться  моему
сыну. Малый он, - сказал твой батюшка, - не  робкого  десятка,  отменный
ходок, и нет сомнений, что он прибудет в замок цел и невредим  и  сумеет
там - понравиться".
   - Замок Шос? - вырвалось у меня. - Что общего у моего бедного отца  с
замком Шос?
   - Погоди, - сказал мистер Кемпбелл. - Как знать? Во всяком случае,  в
замке носят такое же имя, как у тебя, милок,  -  Бэлфуры  из  Шоса;  род
древний, честный, уважаемый, хотя, быть может, и пришел в упадок за пос-
леднее время. Да и батюшка твой был человек ученый, как, впрочем, и при-
личествует наставнику; школу вел образцово, а по разговору и манере дер-
жаться вовсе не походил на простого учителя. Ты вспомни, как я  был  рад
видеть его в своем доме, когда принимал именитых гостей, как любили  бы-
вать в его обществе мои сородичи: Кемпбелл из  Килреннета,  Кемпбелл  из
Дансвира, Кемпбелл из Минча и другие джентльмены хороших фамилий. Ну  и,
наконец, вот тебе последнее: само письмо, завещанное тебе и  собственно-
ручно надписанное нашим усопшим братом.
   Он дал мне письмо, на котором значилось: "Замок Шос. Эбенезеру Бэлфу-
ру, эсквайру, в собственные руки. Податель сего - мой  сын,  Дэвид  Бэл-
фур".
   У меня забилось сердце: шутка ли, какое будущее для шестнадцатилетне-
го юнца, сына бедного учителя сельской школы, затерянной в Этрикском ле-
су!
   - Мистер Кемпбелл, - запинаясь от волнения, проговорил я, - а  вы  бы
на моем месте пошли?
   - Определенно, - ответил пастор. - Пошел бы, и не медля.  Такой  кре-
пыш, как ты, дойдет до Кремонда за два дня, кстати,  туда  от  Эдинбурга
рукой подать. На худой конец, если так обернется, что твоя знатная родня
- а мне только и остается предположить, что вы с ними не чужие,  -  даст
тебе от ворот поворот, тоже не страшно: еще два дня ходу,  и  ты  посту-
чишься в мою дверь. Но я хочу надеяться, что ты будешь  принят  радушно,
как предвидел твой бедный батюшка, и со временем, чего доброго,  станешь
большим человеком. А сейчас, Дэви, милок, - важно закончил он, - совесть
велит мне воспользоваться случаем и предостеречь  тебя  на  прощание  от
мирских опасностей.
   Он поискал глазами, куда бы сесть, увидел большой валун под придорож-
ной березкой, устроился на нем поудобней и накрыл свою треуголку носовым
платком, защищаясь от солнца: оно теперь показалось меж  двух  вершин  и
светило прямо нам в лицо.
   И тут, воздев указательный перст, он принялся предостерегать меня  от
великого множества ересей, нисколько, впрочем, меня не прельщавших, нас-
тавляя прилежно молиться и читать Библию. После этого он  нарисовал  мне
картину жизни в богатом доме, куда я направлялся,  и  научил,  как  дер-
жаться с его обитателями.
   - В мелочах, Дэви, будь уступчив, - говорил он. - Не забывай: ты хоть
рожден дворянином, но воспитание получил деревенское.  Не  посрами  нас,
Дэви, смотри, не посрами! Там, в этом пышном, знатном доме, набитом  че-
лядью всех мастей, ни в чем не отставай от других, будь так же  учтив  и
осмотрителен, так же сметлив и немногословен. Ну, а что до главы дома  -
помни, он господин. Тут говорить нечего: по заслугам и почет. Главе рода
подчиняться одно удовольствие, во всяком случае, именно так должно  рас-
суждать в юности.
   - Возможно, сэр, - сказал я. - Обещаю вам постараться, чтобы так  оно
и было.
   - Недурно сказано, - просиял мистер Кемпбелл. - Ну, а теперь перейдем
к материям вещественным, хотя - да простится нам этот  каламбур  -  быть
может, и несущественным. У меня тут с собой сверточек, -  не  переставая
говорить, он с усилием вытащил что-то из внутреннего кармана, - а в  нем
четыре вещицы. Первая из четырех причитается тебе по  закону:  небольшая
сумма денег за книги и прочее имущество твоего отца, купленные мною, как
я объяснил с самого начала, в расчете перепродать по более выгодной цене
новому учителю. Другие три - маленькие подарки от меня  и  миссис  Кемп-
белл; прими, порадуй нас. Один, круглый по форме,  наверное,  понравится
тебе на первых порах больше всего, но, Дэви, милок ты мой, он что  капля
в море; шаг шагнешь - его и след  простыл.  Другой,  плоский,  четыреху-
гольный, весь исписанный - твоя поддержка и опора на всю жизнь, как доб-
рый посох в дороге, как мягкая подушка в час недуга. Ну, а  последний  -
он кубической формы - от души верю, поможет тебе найти дорогу  в  лучший
мир.
   С этими словами он встал, снял шляпу и любовно  произнес  коротенькую
молитву о юноше, вступающем в жизнь; потом внезапно обнял  меня,  крепко
прижал к себе, отстранил, пристально поглядел на  меня  с  непередаваемо
горестным лицом, круто повернулся и с криком "Прощай!" рысцой  засеменил
обратно той же дорогой, по которой мы пришли. Со стороны, я  думаю,  это
выглядело смешно, но мне было не до смеха. Я провожал его глазами,  пока
он не скрылся из виду; он не замедлил шаг, ни разу не обернулся.  Только
тут я сообразил, что все это показывает, как ему тяжело расставаться  со
мной, - и до чего же мне стало совестно! Ведь сам  я  был  рад-радехонек
выбраться из деревенской глуши в большой, многолюдный дом  к  богатым  и
важным господам одного со мной имени и одной крови.
   "Эх, Дэви, Дэви, - думал я, - это ли не черная неблагодарность! Неуж-
то стоило лишь побряцать у тебя над ухом громким именем, и ты готов  за-
быть старое добро и старых друзей? Фу, стыд какой!"
   И, сев на тот же валун, с которого только что поднялся добряк-пастор,
я развернул сверток, чтобы посмотреть на подарки. Насчет кубического я с
самого начала не сомневался: конечно же, это была маленькая Библия,  как
раз по размеру кармана в пледе. Круглый оказался монетой в один шиллинг,
а третий, которому назначено было столь чудодейственно мне помогать и  в
добром здравии, и в болезнях, и во всех случаях жизни, - клочком  грубой
пожелтевшей бумаги, на котором красными чернилами выведено было нижесле-
дующее:
   "Способ изготовления ландышевой воды. - Взять ландышевого цвету, нас-
тоять на белом вине, процедить и принимать по чайной ложке один раз  или
два, по мере надобности. Возвращает речь косноязычным, исцеляет подагру,
унимает сердечную боль и укрепляет память. А цвет положить в  стеклянную
посудину, плотно умять, воткнуть в муравейник и оставить так  на  месяц,
после чего вынуть, тогда увидишь, что цветы пустили сок, а его хранить в
пузырьке. Полезен и больным, и здоровым, мужчинам, равно  как  и  женщи-
нам".
   А ниже рукою пастора была сделана приписка:
   "Помогает также при вывихах (втирать) и  коликах  (пить  по  столовой
ложке каждый час)".
   Не скрою, над этой бумажкой я посмеялся, но то был  смех,  в  котором
звенели слезы; я торопливо вскинул свой узелок на конец посоха,  перешел
речку вброд, поднялся по склону холма и, ступив на широкую, зеленую ско-
топрогонную дорогу, бегущую среди вереска, обвел прощальным взглядом Эс-
сендинскую церковку, купу деревьев вокруг пасторского дома и высокие ря-
бины на кладбище, где покоились мои отец и мать.


   ГЛАВА II
   Я ПРИХОЖУ К ЦЕЛИ

   К утру второго дня я поднялся на вершину холма и передо мной,  сбегая
к самому морю, как на ладони открылась вся местность, а посредине  скло-
на, на длинном горном хребте, дымил, как калильная печь, город Эдинбург.
Над замком реял флаг, по заливу шли корабли или стояли на  якоре,  то  и
другое, несмотря на расстояние, я различал очень ясно, и у  меня,  дере-
венского жителя, дух занялся от восторга.
   Вскоре я вышел к пастушьей хижине и узнал, в каком примерно направле-
нии идти на Кремонд; и так, от одного встречного до другого, я  все  шел
да шел на запад от столицы, мимо Колинтона, пока не выбрался На  дорогу,
ведущую в Глазго. А на дороге, к великой своей радости и изумлению, уви-
дел я полк солдат, они Шагали в ногу под звуки флейт, впереди  на  сером
коне ехал старый генерал с обветренным кирпичным лицом, а  замыкала  ко-
лонну рота гренадеров в высоких шапках наподобие папской тиары. Все жил-
ки во мне заиграли фри виде бравых красных мундиров и звуках бодрой  му-
зыки.
   Еще немного, и мне сказали, что я в Кремондском округе; отныне в моих
расспросах появились слова "замок Шос". У каждого, к кому я ни  обращал-
ся, они, казалось, вызывали удивление. Сперва я решил, что мой деревенс-
кий вид и мешковатое платье, запылившееся к тому же в дороге, слишком не
вяжутся с великолепием поместья, куда я направляюсь. Но  когда  два  или
три раза кряду мне ответили в одних и тех же словах и с тем же выражени-
ем лица, я начал подумывать, не кроется ли что-то неладное в самом замке
Шос.
   Чтобы унять свое беспокойство, я решил задавать вопросы в иной  форме
и, завидев на проселке встречную повозку с каким-то честным малым на об-
лучке, осведомился, не слышал ли он чего о господском доме под названием
"замок Шос".
   Он остановил повозку и взглянул на меня так же, как все другие.
   - Слыхал, - сказал он. - А что?
   - И богатое там хозяйство? - спросил я.
   - А как же, - сказал он. - Домина громадный.
   - Понятно, - сказал я. - Ну а люди каковы?
   - Люди? - вскричал он. - Ты в уме? Да там людского духу нет.
   - То есть как? - сказал я. - А мистер Эбенезер?
   - А-а, это конечно, - сказал он. - Если тебе требуется владелец  зам-
ка, он, точно, имеется. Да тебе какая надобность, милый?
   - Думал на работу наняться, - как нельзя более простодушно сказал я.
   - Чего?! - гаркнул хозяин повозки так, что лошадь - и та  вздрогнула.
- Слушай, сынок, - прибавил он. - Не мое это дело, но ты  вроде  обходи-
тельный малый, так вот тебе мой совет: держись-ка ты подальше  от  замка
Шос.
   Вторым встречным оказался юркий человечек в роскошном белом парике; я
догадался, что это цирюльник, который спешит к своим клиентам, и,  зная,
что цирюльники большие любители посплетничать, спросил его напрямик, ка-
ков человек мистер Бэлфур из Шоса.
   - Пф-ф, - фыркнул цирюльник. - Человек, скажешь тоже. Он и  вовсе  не
человек, - и начал очень искусно допытываться, зачем это мне нужно, но я
еще искусней уклонился от ответа, и он отправился своей дорогой, не  со-
лоно хлебавши.
   Трудно передать, какой это был удар. А я-то размечтался!.. Чем туман-
ней были намеки, тем меньше они мне нравились, ибо тем  больше  простора
оставляли воображению. Что это за господский дом,  если  чуть  спросишь,
как к нему пройти, и вся округа шарахается и таращит на  тебя  глаза?  И
что за джентльмен такой, если дурная слава о нем скачет по большим доро-
гам? Будь до Эссендина час ходьбы, на том бы и кончились  мои  приключе-
ния, я возвратился бы к мистеру Кемпбеллу. Но  раз  уж  я  одолел  такой
дальний путь, мне просто гордость не позволяла отступиться, не  выяснив,
что и как; я должен был довести дело до конца, хотя бы уже из самолюбия.
Пусть я был сильно обескуражен всем, что услышал,  пусть  даже  замедлил
шаг, но я всетаки продолжал спрашивать дорогу и упорно шел вперед.
   Когда день уже клонился к закату, мне встретилась  женщина;  грузная,
черноволосая, с брюзгливым лицом, она тяжело брела вниз по склону. Когда
я задал ей свой привычный вопрос, она порывисто обернулась, довела  меня
до (вершины холма, с которого только что спустилась, и показала рукой "а
дно долины, где посреди зеленого луга одиноко возвышалось массивное  ка-
менное строение. Места вокруг были чудесные: невысокие  лесистые  холмы,
живописные ручьи, тучные с виду нивы, но сам дом выглядел нежилым; к не-
му не вела дорога, ни из одной трубы не шел дым, сада и в помине не  бы-
ло. У меня упало сердце.
   - Вот это? - вырвалось у меня.
   Глаза женщины вспыхнули злобным огнем.
   - Это самое. Замок Шос! - И она завела жутким  кликушеским  речитати-
вом: - На крови заложен, из-за крови не достроен, кровь сровняет  его  с
землей. Гляди: я плюю на него! Чтоб ему сгинуть на веки  веков!  Увидишь
владельца, скажи ему, что ты слышал! Скажи, что В тысячу  двести  девят-
надцатый раз Дженнет Клустон призывает проклятие на его голову,  на  его
дом, хлев и конюшню, на чад и домочадцев, на всю его родню, на его  слуг
и гостей - будь они прокляты до седьмого колена!
   И женщина резко повернулась и исчезла. Я остался стоять  как  вкопан-
ный, только волосы на макушке шевелились от страха. В те дни еще  верили
в ведьм, проклятие наводило ужас, и такие речи, да еще на  самом  пороге
цели, казались дурной приметой, предвещавшей, что не будет пути. У  меня
подкосились ноги.
   Я сел на землю и начал рассматривать замок Шос. Чем дольше я смотрел,
тем больше мне нравился этот край: и густой боярышник в цвету,  и  луга,
где частой россыпью белели овцы, и тучи грачей в небе  -  все  говорило,
что земля здесь плодородная, климат благодатный; и только мрачная камен-
ная коробка посредине была мне все меньше по душе.
   Мимо прошли крестьяне, возвращаясь с полей, а я сидел на обочине  до-
роги в таком унынии, что даже не сказал им "добрый вечер". Наконец солн-
це зашло, и тогда я увидел, что на фоне оранжевого  неба  вьется  кверху
струйка дыма, жидкая, как дымок от свечи. И все-таки это был дым  жилья,
он сулил огонь в очаге, и тепло, и миску горячего варева - значит, в до-
ме есть живая душа, которая развела этот огонь, а это уже утешительно.
   И я зашагал по узенькой, заросшей травою тропке, которая бежала в  ту
сторону. Тропинка была  едва  заметная;  странно,  чтобы  так  выглядела
единственная дорога к человеческому жилью,  но  другой  не  было  видно.
Вскоре она привела меня к двум каменным столбам с гербами наверху; рядом
стояла каменная сторожка без крыши. Ясно, что здесь был задуман, но  так
и не достроен главный въезд; вместо кованых ворот к столбам была  привя-
зана соломенным жгутом двустворчатая плетеная калитка, и  моя  тропочка,
не встретив на своем пути ни парковой ограды, ни подъездной аллеи,  обе-
жала столбы с правой стороны и неуверенно запетляла к дому.
   Чем ближе я подходил, тем более угрюмым казалось мне здание. По-види-
мому, оно представляло собою одно крыло неоконченной постройки.  Предпо-
лагаемая средняя часть не доходила до верхних этажей и обрывалась,  зияя
в воздухе ступенчатыми контурами незавершенной каменной  кладки.  Многие
окна не были застеклены, и летучие мыши выпархивали из  них  и  залетали
обратно, точно голуби на голубятне.
   Пока я шел к дому, стало смеркаться, и в трех окнах высокого  пер