шо выспаться. Мне, к сожалению, это вряд ли удастся.
   Он вздохнул и, взяв свечу, проводил меня до входной двери.


   ГЛАВА V
   В ДОМЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА

   На следующий день, в воскресенье, двадцать седьмого августа, мне уда-
лось наконец осуществить свое  давнее  желание  -  послушать  знаменитых
эдинбургских проповедников, о которых я знал по рассказам мистера  Кемп-
белла. Но увы! С тем же успехом я мог бы слушать в Эссендине  почтенного
мистера Кемпбелла. Сумбурные мысли, беспрестанно вертевшиеся вокруг раз-
говора с Престонгрэнджем, не давали мне сосредоточиться, и я не  столько
слушал поучения проповедников, сколько разглядывал переполненные народом
церкви; мне казалось, что все это похоже на  театр  или  (соответственно
моему тогдашнему настроению) на судебное заседание. Это ощущение особен-
но преследовало меня в Западной церкви с ее трехъярусными галереями, ку-
да я пошел в тщетной надежде встретить мисс Драммонд.
   В понедельник я впервые в жизни воспользовался услугами цирюльника  и
остался очень доволен. Затем я пошел к Генеральному  прокурору  и  снова
увидел у его дверей красные мундиры солдат, ярким пятном выделявшиеся на
фоне мрачных домов. Я огляделся, ища глазами юную леди и ее слуг, но  их
здесь не было. Однако, когда меня провели в кабинетик или приемную,  где
я провел томительные часы ожидания в субботу, я тотчас  заметил  в  углу
высокую фигуру Джемса Мора. Его, казалось, терзала мучительная  тревога,
руки и ноги его судорожно подергивались, а глаза беспрерывно  бегали  по
стенам небольшой комнатки; я вспомнил о его отчаянном  положении  и  по-
чувствовал к нему жалость. Должно быть,  отчасти  эта  жалость,  отчасти
сильный интерес, который вызывала во мне его дочь, побудили меня  поздо-
роваться с ним.
   - Позвольте пожелать вам доброго утра, сэр, - сказал я.
   - И вам того же, сэр, - ответил он.
   - Вы ждете Престонгрэнджа? - спросил я.
   - Да, сэр, и дай бог, чтобы ваш разговор с этим джентльменом был при-
ятнее, чем мой.
   - Надеюсь, что ваша беседа, во всяком случае, будет недолгой, так как
вас, очевидно, примут первым.
   - Меня нынче принимают последним, - сказал он, вздернув плечи и  раз-
водя руками. - Так не всегда бывало, сэр, но времена меняются. Все  обс-
тояло иначе, юный джентльмен, когда шпага была  в  чести,  а  солдатская
доблесть ценилась высоко.
   Он растягивал слова, чуть гнусавя, как все горцы, и это почему-то ме-
ня вдруг разозлило.
   - Мне кажется, мистер Макгрегор, - сказал я, - что солдат прежде все-
го должен уметь молчать, а главная его доблесть - никогда не жаловаться.
   - Я вижу, вы знаете мое имя, - он поклонился, скрестив руки,  -  хотя
сам я не вправе его называть. Что ж, оно достаточно известно: я  никогда
не прятался от своих врагов и называл себя открыто; неудивительно,  если
и меня самого и мое имя знают многие, о ком я никогда не слыхал.
   - Да, ни вы не слыхали, - сказал я, - ни пока еще многие  другие,  но
если вам угодно, чтобы я назвал себя, то мое имя - Бэлфур.
   - Имя хорошее, - вежливо ответил он, - его носят немало достойных лю-
дей. Помню, в сорок пятом году у меня в батальоне  был  молодой  лекарь,
ваш однофамилец.
   - Это, наверное, был брат Бэлфура из Байта, - сказал я; теперь  уж  я
знал об этом лекаре.
   - Именно, сэр, - подтвердил Джемс Мор. - А так как мы сражались вмес-
те с вашим родственником, то позвольте пожать вашу руку.
   Он долго и ласково жал мне руку, сияя так, будто нашел родного брата.
   - Ах, - воскликнул он, - многое изменилось с тех пор, как мы с  вашим
родичем слышали свист пуль!
   - Он был мне очень дальним родственником, - сухо ответил я, - и  дол-
жен вам признаться, что я его никогда и в глаза не видал.
   - Ну, ну, - сказал Джемс Мор, - это неважно. Но вы сами...  ведь  вы,
наверное, тоже сражались? Я не припомню вашего лица, хотя оно не из тех,
что забываются.
   - В тот год, который вы назвали, мистер Макгрегор, я бегал в приходс-
кую школу, - сказал я.
   - Как вы еще молоды! - воскликнул он. - О, тогда вам ни за что не по-
нять, что значит для меня наша встреча. В мой горький час в  доме  моего
врага встретить человека одной крови с моим соратником - это придает мне
мужества, мистер Бэлфур, как звуки горских волынок. Сэр, многие  из  нас
оглядываются на прошлое с грустью, а некоторые даже со слезами. В  своем
краю я жил, как король; я любил свою шпагу, свои горы, веру своих друзей
и родичей, и мне этого было достаточно. А  теперь  я  сижу  в  зловонной
тюрьме, и поверите ли, мистер Бэлфур, - продолжал он, беря меня под руку
и вместе со мной шагая по комнате, - поверите ли, сэр, что я лишен само-
го необходимого? По злобному навету врагов все мое имущество конфискова-
но. Как вам известно, сэр, меня бросили в темницу по ложному обвинению в
преступлении, в котором я так же неповинен, как и вы. Они не осмеливают-
ся устроить надо мной суд, а тем временем держат меня в узилище раздето-
го и разутого. Как жаль; что я не встретил здесь вашего родича  или  его
брата из Бэйта. Я знаю, и тот и другой с радостью пришли бы мне  на  по-
мощь; в то время, как вы - человек сравнительно чужой...
   Он плакался, как нищий, и мне стыдно  пересказывать  его  бесконечные
сетования и мои краткие, сердитые ответы. Временами я испытывал  большое
искушение заткнуть Джемсу Мору рот, бросив ему несколько мелких Монеток,
но то ли от стыда, то ли из гордости, ради себя самого или ради  Катрио-
ны, потому ли, что я считал его недостойным такой  дочери,  или  потому,
что меня отталкивала явная и вульгарная фальшивость, которая  чувствова-
лась в этом человеке, но у меня не поднялась на это рука. И вот я слушал
лесть и нравоучения, шагал рядом с ним взад и вперед по  маленькой  ком-
натке - три шага и поворот обратно - и своими отрывистыми  ответами  уже
успел если не обескуражить, то раздосадовать этого попрошайку, как вдруг
на пороге появился  Престонгрэндж  и  нетерпеливо  позвал  меня  в  свой
большой кабинет.
   - У меня минутное дело, - сказал он, - и чтобы вам не скучать в  оди-
ночестве, я хочу представить вас своей прекрасной троице - моим дочерям,
о которых вы, быть может, уже наслышаны, так как, по-моему, они куда бо-
лее известны, чем их папенька. Сюда, прошу вас.
   Он провел меня наверх, в другую длинную комнату, где  за  пяльцами  с
вышивкой сидела сухопарая старая леди, а у окна стояли три, как мне  по-
казалось, самые красивые девушки во всей Шотландии.
   - Это мой новый друг, мистер Бэлфур, - держа меня под руку,  предста-
вил Престонгрэндж. - Дэвид, это моя сестра, мисс Грант, которая так доб-
ра, что взяла на себя управление моим хозяйством и будет очень рада  вам
услужить. А это, - он повернулся к юным леди, - это мои  три  прекрасные
дщери. Скажите честно, мистер Дэви, которую из них  вы  находите  лучше?
Держу пари, что у него не хватит духу ответить честно, как Алан Рамсэй!
   Три девушки и вместе с ними старая мисс  Грант  шумно  запротестовали
против этой выходки, которая и у меня (я знал, что за стихи  он  имел  в
виду) вызвала краску смущения на лице. Мне казалось, что подобные намеки
недопустимы в устах отца, и я был изумлен, что девушки, негодуя или  ра-
зыгрывая негодование, все же заливались смехом.
   Воспользовавшись общим весельем, Престонгрэндж выскользнул из  комна-
ты, и я, чувствуя себя, как рыба на суше, остался  один  в  этом  весьма
непривычном для меня обществе. Теперь, вспоминая все, что произошло  по-
том, я не стану отрицать, что оказался совершеннейшим чурбаном,  а  юные
леди только благодаря превосходному воспитанию  проявили  ко  мне  такое
долготерпение. Тетушка склонилась над своим рукоделием и время от време-
ни вскидывала глаза и улыбалась мне, зато девушки, и в особенности стар-
шая, к тому же и самая красивая из них, осыпали меня  знаками  внимания,
на которые я ничем не сумел ответить. Напрасно я внушал себе, что  я  не
просто деревенский юнец, а состоятельный владелец поместья и мне  нечего
робеть перед этими девицами, тем более что старшая  была  лишь  немногим
старше меня, и, разумеется, ни одна из них не была и вполовину так обра-
зованна, как я. Но эти доводы ничуть не помогали делу, и несколько раз я
сильно краснел, вспоминая, что сегодня я в первый раз в жизни побрился.
   Несмотря на все их усилия, наша беседа не клеилась, и старшая сестра,
сжалившись над моей неуклюжестью, села за клавикорды,  которыми  владела
мастерски, и принялась развлекать меня  игрой,  потом  стала  петь  шот-
ландские и итальянские песни. Я почувствовал себя чуточку непринужденнее
и вскоре осмелел настолько, что, вспомнив  песню,  которой  научил  меня
Алан в пещере близ Кэридена, насвистал несколько тактов и спросил девуш-
ку, знает ли она ее.
   Она покачала головой.
   - В первый раз слышу, - ответила она. - Просвистите всю до конца... А
теперь еще раз, - добавила она, когда я просвистел.
   Она подобрала мелодию на клавишах и, к моему удивлению, тут же  укра-
сила ее звучными аккордами. Играя, она скорчила забавную  гримаску  и  с
сильным шотландским акцентом пропела:
   Ферно ль я подобрала мотив?
   То ли это, что вы мне швистели?
   - Видите, - сказала она, - я тоже умею сочинять стихи, только  они  у
меня без рифмы. - И опять пропела:
   Я мисс Грант, прокурорская дочка,
   Вы, мне сдается, Дэфид Бэлфур.
   Я сказал, что поражен ее талантами.
   - А как называется эта песня? - спросила она.
   - Не знаю, - ответил я. - Я называю ее просто песней Алана.
   Девушка взглянула мне в глаза.
   - Я буду называть ее "песней Дэвида", - сказала она, -  но  если  она
хоть чуть-чуть похожа на ту, что ваш тезка-израильтянин пел  перед  Сау-
лом, то я не удивляюсь, что царь не получил никакого удовольствия,  ведь
мотив-то довольно унылый. Имя, которым вы окрестили песню, мне  не  нра-
вится; так что если когда-нибудь захотите услышать ее еще раз, называйте
по-моему.
   Это было сказано так многозначительно, что у меня екнуло сердце.
   - Почему же, мисс Грант? - спросил я.
   - Да потому, - ответила мисс Грант, - что, если вас все-таки повесят,
я положу ваши последние слова и вашу исповедь на этот мотив и буду петь.
   Сомнений не было - ей что-то известно и о моей жизни и о  моей  беде.
Что именно она узнала и каким образом - догадаться  было  труднее.  Она,
конечно, знала, что имя Алана произносить опасно, и предупредила меня об
этом; и, конечно же, она знала, что меня подозревают в  преступлении.  Я
решил, что резкость ее последних слов (вслед за ними она тотчас же гром-
ко заиграла что-то бравурное) означала желание положить конец этому раз-
говору. Я стоял рядом с нею, делал вид, будто слушаю  и  восхищаюсь,  на
самом же деле меня далеко унес вихрь собственных мыслей. Впоследствии  я
убедился, что эта юная леди - большая любительница всего загадочного, и,
разумеется, этот наш первый разговор превратила в  загадку,  недоступную
моему пониманию. Много времени спустя я узнал, что воскресный  день  был
использован с толком, что за это время разыскали и допросили рассыльного
из банка, дознались, что я был у Чарлза Стюарта, и сделали вывод, что  я
тесно связан с Джемсом и Аланом и, по всей вероятности, состою с послед-
ним в переписке. Отсюда и прозрачный намек, который был брошен мне из-за
клавикордов.
   Одна из младших девушек, стоявших у окна, которое выходило на  улицу,
прервала игру сестры и крикнула, чтобы все шли сюда скорей:  "Сероглазка
опять тут!" Сестры немедленно бросились к окну,  оттесняя  одна  другую,
чтобы лучше видеть. Окно-фонарь, к которому они подбежали, находилось  в
углу комнаты - оно выдавалось над входной дверью и боком выходило в  пе-
реулок.
   - Идите сюда, мистер Бэлфур, - закричали девушки, - посмотрите, какая
красавица! В последнее время она часто приходит сюда, и всегда  с  каки-
ми-то оборванцами, но выглядит как настоящая леди!
   Мне не было нужды всматриваться, я бросил один только быстрый взгляд.
Я боялся, что она увидит, как я смотрю на нее сверху, из  этой  комнаты,
откуда слышится музыка, а она стоит на улице возле дома, где отец  ее  в
эту минуту, быть может, со слезами умоляет не лишать его  жизни,  где  я
сам только что возмущался его жалобами. Но даже от одного взгляда на нее
я почувствовал себя гораздо увереннее и почти перестал испытывать благо-
говейную робость перед этими юными леди. Спору нет, они были красивы, но
Катриона тоже была красива, и от нее исходил какой-то теплый  свет,  как
от пламенеющего уголька. И если эти девицы  меня  чем-то  подавляли,  то
Катриона, наоборот, воодушевляла. Я вспомнил, как легко с ней было  раз-
говаривать. Если мне не удалось разговориться с этими красивыми барышня-
ми, то, быть может, это было отчасти по их вине. Мне вдруг стало смешно,
и от этого смущение мое начало постепенно проходить;  и  когда  тетушка,
отрываясь от рукоделия, посылала мне улыбку, а три девицы занимали меня,
как ребенка, и при этом на их лицах было написано "так велел  папенька",
я временами даже посмеивался про себя.
   Вскоре вернулся и сам папенька, столь же благодушный и любезный,  как
прежде.
   - Теперь, девочки, - сказал он, - я должен увести от вас мистера Бэл-
фура, но вы, надеюсь, сумели уговорить его бывать  у  нас  почаще,  -  я
всегда буду рад его видеть.
   Каждая из них сказала мне какую-то ничего не значащую  любезность,  и
Престонгрэндж увел меня.
   Если этот семейный прием был задуман с целью смягчить  мое  упорство,
то Генеральный прокурор потерпел полный крах. Я был не  настолько  глуп,
чтобы не понять, какое жалкое впечатление я произвел на девиц,  которые,
должно быть, дали волю зевоте, едва моя оцепеневшая  спина  скрылась  за
дверью. Я показал, как мало во мне мягкости и обходительности, и  теперь
жаждал случая доказать, что у меня есть и другие свойства,  что  я  могу
быть непреклонным и даже опасным.
   И желание мое тотчас же исполнилось, ибо беседа,  ради  которой  увел
меня прокурор, носила совсем иной характер.


   ГЛАВА VI
   БЫВШИЙ ВЛАДЕЛЕЦ ЛОВЭТА

   В кабинете Престонгрэнджа сидел человек, который  с  первого  взгляда
внушил мне отвращение, как внушает отвращение хорек  или  уховертка.  Он
отличался редкостным уродством, но выглядел как джентльмен;  он  обладал
спокойными манерами, но мог внезапно заметаться по  комнате  в  приступе
ярости, а его тихий голос порой становился пронзительным и грозным.
   Прокурор представил нас друг другу  непринужденным,  почти  небрежным
тоном.
   - Вот, Фрэзер, - сказал он, - это мистер Бэлфур, о котором мы с  вами
толковали. Мистер Дэвид, это мистер Саймон Фрэзер,  которого  мы  прежде
знавали под другим именем... но это дело прошлое. У мистера Фрэзера есть
к вам дельце.
   Он отошел в дальний конец комнаты и сделал вид, будто углубился в ка-
кой-то взятый с книжной полки объемистый труд.
   Я, таким образом, остался с  глазу  на  глаз  с  человеком,  которого
меньше всего на свете ожидал здесь встретить. Судя по тому, как мне  его
представили, это, несомненно, был лишенный прав владелец Ловэта и  вождь
огромного клана Фрэзеров. Я знал, что он во главе своего клана  участво-
вал в восстании; я знал, что его отец - прежний владелец Эссендина,  эта
серая лисица тамошних гор, - сложил голову на плахе  как  мятежник,  что
родовые земли были у них отняты, а члены  семейства  лишены  дворянского
звания. Я не мог представить себе, как он оказался в доме Гранта; я, ко-
нечно, не догадывался, что он получил звание юриста,  отрекся  от  своих
убеждений и теперь пляшет на задних лапках перед правительством так, что
его даже назначили помощником Генерального прокурора в эпинском деле.
   - Ну-с, мистер Бэлфур, - обратился он ко мне, - что же вы скажете?
   - Не берусь предрешать, - ответил я, - но если вы толковали обо мне с
его светлостью Генеральным прокурором, то ему мои взгляды известны.
   - К вашему сведению, я занимаюсь эпинским делом, - продолжал он. -  Я
выступаю в суде в качестве помощника Престонгрэнджа и, изучив  показания
свидетелей, могу вас уверить, что ваши взгляды ошибочны. Виновность Бре-
ка очевидна; и вашего свидетельства, подтверждающего, что  он  в  момент
убийства находился на холме, будет вполне достаточно,  чтобы  его  пове-
сить.
   - Трудно вам будет повесить его, пока вы его не поймали, - заметил я.
- Что же касается остального, то я охотно признаю  ваше  право  доверять
своим впечатлениям.
   - Герцог уже осведомлен обо всем, - продолжал Фрэзер. - Я только  что
от его высочества, и он мне высказал все откровенно и прямо, как  истин-
ный вельможа. Он назвал ваше имя, мистер Бэлфур, и заранее  выразил  вам
свою признательность, если вы станете внимать советам тех, кто печется о
вашем благополучии и благополучии страны куда больше, чем вы сами.  Бла-
годарность в устах герцога не пустые слова: experto crede [3]. Смею  ут-
верждать, что вам кое-что известно о моем имени и моем клане,  о  недос-
тойном примере и плачевной смерти моего  отца,  не  говоря  уже  о  моих
собственных заблуждениях. И что же - я примирился с нашим добрым  герцо-
гом; он походатайствовал обо мне перед нашим другом  Престонгрэнджем,  я
опять на коне и принимаю участие в судебном преследовании врагов  короля
Георга и мщении за недавнее дерзкое и наглое оскорбление, нанесенное его
величеству.
   - Что и говорить, весьма благородное занятие для сына вашего отца,  -
сказал я.
   Фрэзер сдвинул свои белесые брови.
   - Вы можете ехидствовать сколько вам угодно, -  сказал  он.  -  Но  я
здесь по долгу службы, я здесь для того, чтобы  добросовестно  выполнить
данное мне поручение, и вы напрасно думаете, что вам удастся сбить меня.
И разрешите вам сказать, что для юноши с вашим умом и честолюбием  хоро-
ший толчок в самом начале гораздо полезнее, чем десять лет упорного тру-
да. Вам только стоит захотеть этого толчка; скажите, в какой области  вы
желали бы выдвинуться, и герцог будет заботиться о вас с  отеческой  лю-
бовью.
   - Боюсь, что мне недостает сыновней покорности, - сказал я.
   - Неужели вы в самом деле думаете, сэр, что вся политика нашей страны
может рухнуть и развалиться из-за какого-то  неотесанного  мальчишки?  -
закричал он. - Эпинское дело - пробный камень; всякий, кто хочет  преус-
петь в будущем, должен ревностно помогать нам! Возьмите хоть меня  -  вы
думаете, я ради своего удовольствия ставлю себя в  некрасивое  положение
человека, который преследует того, с кем он  сражался  плечом  к  плечу?
Просто у меня нет выбора!
   - Но мне думается, сэр, что вы лишили себя выбора участием в этом чу-
довищном восстании, - заметил я. - Я же, к счастью, в ином положении:  я
верный подданный и могу с чистой совестью смотреть в глаза герцогу и ко-
ролю Георгу.
   - Вы так полагаете? - усмехнулся он. - Разрешите возразить: вы глубо-
ко заблуждаетесь. Насколько я знаю, Простонгрэндж был до  сих  пор  нас-
только деликатен, что не опровергал ваши свидетельства; тем не менее они
нам кажутся чрезвычайно сомнительными. Вы  утверждаете,  что  невиновны.
Факты, мой дорогой сэр, говорят о том, что вы виновны.
   - Этого я от вас и ждал.
   - Свидетельство Манго Кемпбелла, ваше бегство после убийства, то, что
вы так долго скрывались, мой дорогой юноша, - сказал  мистер  Саймон,  -
этих улик достаточно, чтобы послать на виселицу смирного вола, а  не  то
что Дэвида Бэлфура! Я буду заседать в суде,  мне  предоставят  слово,  и
тогда я заговорю иначе, чем сегодня, и если мои слова вам  и  сейчас  не
нравятся, то тогда они доставят вам еще меньше удовольствия!  О,  да  вы
побледнели! - воскликнул он. - Я задел за живое вашу бесстыжую душу!  Вы
бледны, и у вас бегают глаза, мистер Дэвид! Вы поняли, что могила и  ви-
селица куда ближе, чем вы воображали!
   - Просто естественная слабость, - сказал я. - Ничего позорного в этом
нет. Позор... - хотел я продолжить.
   - Позор ожидает вас на виселице, - перебил он.
   - Где сравняюсь с милордом вашим отцом, - сказал я.
   - О, нисколько