ткнемся на  жилье.  Слушай,  бедняга  ты
мой, может, я тебя лучше понесу на спине?
   - Алан, голубчик, да ведь я на целую голову вас выше.
   - Ничего подобного! - вскинулся Алан. - От силы на дюйм-другой, может
быть; я, конечно, не дылда, что называется, никто не говорит, да и к то-
му же... - тут голос его препотешно замер, и он прибавил: -  ...впрочем,
если вдуматься, ты прав. На целую голову, если не больше, а то и на  це-
лый локоть даже!
   Смешно и трогательно  было  слушать,  как  Алан  спешит  взять  назад
собственные слова из страха, как бы нам вновь не  повздорить.  Я  бы  не
удержался от смеха, кабы не боль в боку; но если б я рассмеялся, то, на-
верно, не сдержал бы и слез.
   - Алан! - воскликнул я. - Отчего вы так добры  ко  мне?  На  что  вам
сдался такой неблагодарный малый?
   - Веришь ли, я и сам не знаю, - сказал Алан. - Я думал, ты  меня  тем
взял, что никогда не набиваешься на ссору, - так на ж  тебе,  теперь  ты
мне стал еще милее!


   ГЛАВА XXV
   В БЭЛКИДДЕРЕ

   Алан постучался в дверь первого же встречного дома, что в такой части
горной Шотландии, как Бэлкиддерские Склоны, было поступком далеко не бе-
зопасным. Здесь не господствовал какой-нибудь один сильный  клан;  землю
занимали и оспаривали друг у друга кланы-карлики,  разрозненные  остатки
распавшихся родов и просто, что называется, люд без  роду  без  племени,
забившийся в этот дикий край по истокам Форта и Тея под  натиском  Кемп-
беллов. Жили здесь Стюарты и Макларены, а это почти одно и то же, потому
что в случае войны Макларены становились под  знамена  Аланова  вождя  и
сливались воедино с эпинским кланом. Жили также, и в немалом числе, чле-
ны древнего, гонимого законом, безымянного и кровавого  клана  Макгрего-
ров. О них всегда, а ныне подавно, шла дурная слава, и ни одна из  враж-
дующих сторон и партий во всей Шотландии не оказывала им доверия.  Вождь
клана, Макгрегор из Макгрегора, был в изгнании; прямой предводитель бэл-
киддерских Макгрегоров Джеме Мор, старший сын Роб  Роя,  был  заточен  в
Эдинбургский замок и ждал суда; они были на ножах и с горцами и с  жите-
лями равнины, с Грэмами, с Макларенами, со Стюартами; и Алан, для  кото-
рого обидчик любого, даже случайного его приятеля становился личным вра-
гом, меньше всего желал бы на них натолкнуться.
   Нам посчастливилось: дом принадлежал  семейству  Макларенов,  которые
приняли Алана с распростертыми объятиями не потому лишь, что он  Стюарт,
а потому, что о нем здесь ходили легенды. Меня тотчас же уложили в  пос-
тель и привели лекаря, который нашел, что я очень плох. Не знаю,  он  ли
оказался столь искусным целителем, я ли сам был так молод и  крепок,  но
только пролежал я не более недели, а на исходе месяца был уже  вполне  в
силах отправиться дальше.
   Все это время Алан, как я его ни  упрашивал,  нипочем  не  соглашался
бросить меня одного,  хотя  оставаться  для  него  было  чистым  безрас-
судством, о чем ему и твердили без устали немногие друзья, посвященные в
нашу тайну. Днем он хоронился в перелеске на склоне, где под корнями де-
ревьев была яма, а ночами, когда все затихало, наведывался ко мне.  Надо
ли говорить, как я ему радовался; хозяйка дома миссис Макларен не знала,
чем и ублажить дорогого гостя; сам же Дункан Ду (так звали нашего хозяи-
на) был большой любитель музыки, и у него была пара волынок,  а  потому,
пока я поправлялся, в доме царил настоящий праздник и мы зачастую  весе-
лились до утра.
   Солдаты нас не тревожили; хотя как-то раз внизу,  так  что  мне  было
видно с постели из окна, прошел отряд: две пешие роты и сколько-то  дра-
гун. Самое поразительное, что ко мне  не  заглядывал  никто  из  местных
властей, никто не спрашивал, откуда я и куда направляюсь; в это  смутное
время особа моя вызывала не больше интереса, чем ежели б я  находился  в
пустыне. А между тем задолго до моего ухода не было человека в Бэлкидде-
ре, да и по соседству, который не знал бы о моем присутствии; в доме пе-
ребывало за это время немало народу - и по обычаю здешних  мест  новость
передавалась от одного к другому. К тому ж и указы о нашей  поимке  были
уже распечатаны. Один прикололи к стене в ногах моей постели,  и  я  мог
без труда читать и перечитывать не слишком лестное описание  собственной
наружности, а заодно и обозначенный большими буквами размер  награды  за
мою голову. Дункан Ду и те прочие, кому  было  известно,  что  я  пришел
вместе с Аланом, понятно, не питали ни малейших  сомнений  насчет  того,
кто я такой; а многие другие, верно, догадывались. Потому что я  хоть  и
сменил одежду, но возраст свой и обличье сменить не мог; а в  этот  край
земли, да еще в такие времена, не больно много захаживало  восемнадцати-
летних юнцов с равнины, и, сопоставив одно с другим, трудно было не  по-
нять, о ком говорится в указе. Но как бы там ни было, а  меня  никто  не
трогал. В иных краях человек проговорится двум-трем надежным  дружкам  -
глянь, секрет и просочился наружу; у горных кланов тайна  известна  всей
округе и свято соблюдается целый век.
   Дни проходили неприметно, лишь об одном событии стоит рассказать: ме-
ня почтил посещением Робин Ойг, один из сыновей легендарного Роб Роя. За
этим человеком охотились днем и ночью, он был обвинен в том, что  выкрал
из Бэлфрона девицу и (как утверждали) силком на ней женился; а он  прес-
покойно расхаживал по Бэлкиддеру, точно по собственному поместью. Это он
застрелил Джемса Макларена, когда тот шел за плугом, и усобица с тех пор
не стихала; однако он вступил в дом своих кровных врагов,  как  бродячий
торговец в таверну.
   Дункан успел мне шепнуть, кто это, и мы с ним  обменялись  тревожными
взглядами. Дело в том, что с минуты на минуту мог нагрянуть Алан; а  эти
двое едва ли разошлись бы полюбовно; с другой стороны, вздумай мы как-то
упредить Алана, подать ему знак, это неизбежно возбудило  бы  подозрение
человека, над которым нависла столь грозная опасность.
   Вошел Макгрегор, соблюдая все внешние признаки учтивости и  в  то  же
время явно с видом собственного превосходства: снял шляпу  перед  миссис
Макларен, но снова надел, когда заговорил с Дунканом; и, выставив  себя,
таким образом, в должном (по его понятиям) свете, шагнул к моей  постели
и поклонился.
   - Дошло до меня, сэр, что вы прозываетесь Бэлфуром, - сказал он.
   - Меня зовут Дэвид Бэлфур, - сказал я. - К вашим услугам, сэр.
   - Я в свой черед назвал бы вам свое имя, сэр, - сказал Робин. - Да  в
последнее время на него что-то напраслину возводят, так не  довольно  ль
будет, если я помяну, что прихожусь родным братом Джемсу Мору Драммонду,
иначе Макгрегору, о котором вы, уж верно, слыхали?
   - Слышал, сэр, - не без смятения ответил я. - Как и о  батюшке  вашем
Макгрегоре-Кемпбелле. - Я приподнялся в постели и отвесил ему поклон;  я
счел за благо угодить ему на тот случай, если он кичится, что родитель у
него разбойник.
   Он склонился в ответном поклоне.
   - Теперь о том, сэр, с чем я к вам пришел, - продолжал он. - В  сорок
пятом году брат мой собрал часть наших Грегоров и во главе шести рот по-
шел сразиться за правое дело; а при нем был костоправ, который  шагал  в
рядах нашего клана и выхаживал брата, когда он сломал ногу в схватке под
Престонпансом, и носил этот благородный человек то же имя, что и вы.  Он
доводился братом Бэлфуру из Бейта; и если вы с тем джентльменом состоите
в мало-мальски близком родстве, я пришел сюда затем, чтобы  предоставить
и себя и людей своих в ваше распоряжение.
   Не забывайте, о своей родословной я был осведомлен не лучше  приблуд-
ной дворняги; дядя, правда, лопотал мне что-то насчет знатных  родствен-
ников, но Бэлфура из Бейта среди них не было; и мне  ничего  другого  не
оставалось, как, сгорая от стыда, признаться, что я не знаю.
   Робин отрывисто извинился, что меня побеспокоил, повернулся, даже  не
кивнув на прощание, и пошел к дверям, бросив на ходу  Дункану,  так  что
мне было слышно: "Безродная деревенщина, отца родного не ведает". Как ни
взбешен я был этими словами и собственным позорным неведением, я едва не
усмехнулся тому, что человек, столь жестоко преследуемый законом  (и,  к
слову сказать, повешенный года три спустя), так  разборчив,  когда  дело
касается происхождения его знакомцев.
   Уже на самом пороге он столкнулся лицом к лицу с Аланом, оба отступи-
ли и смерили друг друга взглядами, как два пса с разных дворов. И тот  и
другой были невелики ростом, но оба так напыжились  от  спеси,  что  как
будто стали выше. Каждый был при шпаге, и каждый движением бедра  высво-
бодил эфес, чтобы легче было ухватиться и обнажить оружие.
   - Мистер Стюарт, когда глаза мне не изменяют, - сказал Робин.
   - А если б и так, мистер Макгрегор, - ответил Алан.  -  Такого  имени
стыдиться нечего.
   - Не знал, что вы на моей земле, сэр, - сказал Робин.
   - А я-то до сих пор полагал, что я на земле моих друзей Макларенов, -
сказал Алан.
   - Это еще как сказать, - отозвался  Робин  Ойг.  -  Можно  поспорить.
Впрочем, я, сдается, слыхал, вы мастак решать споры шпагой?
   - Разве что вы глухой от рождения, мистер Макгрегор,  -  ответствовал
Алан, - а не то должны были б слышать еще много кой-чего. Не  я  один  в
Эпине умею держать в руке шпагу. Когда, к примеру, у  сородича  и  вождя
моего Ардшила не так много  лет  назад  случился  серьезный  разговор  с
джентльменом того же имени, что и ваше,  мне  что-то  неизвестно,  чтобы
последнее слово осталось за Макгрегором.
   - Вы не о батюшке ли моем говорите, сэр? - сказал Робин.
   - Очень возможно, - сказал Алан. - Тот джентльмен  тоже  не  гнушался
прицеплять к своему имени слово "Кемпбелл".
   - Мой отец был в преклонных годах, - возразил Робин. - То был  нерав-
ный поединок. Мы с вами лучше подойдем друг другу, сэр.
   - И я так думаю, - сказал Алан.
   Я свесил было ноги с кровати, а Дункан давно уже вертелся подле  этих
драчливых петухов, выжидая удобную минуту, чтобы вмешаться. Но при  пос-
ледних словах стало ясно, что нельзя медлить ни секунды, и  Дункан,  за-
метно побледнев от волнения, втиснулся между ними.
   - Джентльмены, а у меня совсем иное на уме, - сказал  он.  -  Видите,
вот мои волынки, а  вы  оба,  джентльмены,  признанные  музыканты.  Дав-
ным-давно идет спор, кто из вас играет искусней. Чем же не славный  слу-
чай его разрешить!
   - А что, сэр, - сказал Алан, по-прежнему обращаясь к Робину, от кото-
рого и на миг не отвел глаз, как и тот от него, - а что, сэр, до меня  и
впрямь словно бы доходил такой слух. Музыкой балуетесь,  как  говорится?
Волынку когда-нибудь брали в руки?
   - Я на волынке любого Макриммона заткну за пояс! - вскричал Робин.
   - Ого, смело сказано, - молвил Алан.
   - Я и смелей говаривал, зато правду, - ответил Робин, - и противникам
почище вас.
   - Это легко проверить, - сказал Алан.
   Дункан Ду поспешно достал обе волынки, самое дорогое свое  сокровище,
и выставил гостям бараний окорок и бутыль напитка,  именуемого  атолским
сбитнем и изготовляемого из старого виски, сливок и  процеженного  меда,
которые долго сбивают вместе в строгом порядке и в нужных долях.
   Противники все еще были готовы вцепиться друг в друга;  но,  несмотря
на это, чинно, с преувеличенной учтивостью, уселись по обе стороны  оча-
га, в котором полыхал торф. Макларен усиленно потчевал  их  бараниной  и
"женушкиным сбитнем", напоминая, что его хозяйка родом из Атола  и  сла-
вится как первая по всей округе мастерица готовить это питье. Робин, од-
нако, отверг угощение, потому что сбитень тяжелит дыхание.
   - Я вас просил бы, сэр, заметить себе, - сказал Алан, -  что  у  меня
вот уже часов десять маковой росинки не было во рту, а это тяжелит дыха-
ние почище любого сбитня во всей Шотландии.
   - Я для себя не желаю выгодных условий, мистер Стюарт, - возразил Ро-
бин. - Ешьте, пейте; я последую вашему примеру.
   Каждый съел по ломтю окорока и осушил стаканчик  сбитня  за  здоровье
миссис Макларен; затем, после бесчисленных расшаркивании друг перед дру-
гом, Робин взял волынку и очень лихо наиграл какой-то мотивчик.
   - Хм, умеете, - сказал Алан и, взяв у соперника волынку, сыграл  сна-
чала тот же мотив и на тот же лихой лад, а потом углубился  в  вариации,
украшая каждую настоящим каскадом излюбленных волынщиками трелей.
   Игра Робина мне понравилась, от Алановой я пришел в восторг.
   - Не так уж дурно, мистер Стюарт, - заметил соперник. - Однако в тре-
лях вы обнаружили скудость замысла.
   - Я? - вскричал Алан, и лицо его налилось кровью. -  Я  заявляю,  что
это ложь.
   - Стало быть, как волынщик вы признаете себя  побежденным,  -  сказал
Робин, - коль вам не терпится сменить волынку на шпагу?
   - Разумно сказано, мистер Макгрегор, - ответил Алан. -  А  потому  на
время (он многозначительно помедлил) я свое обвинение  беру  обратно.  Я
взываю к Дункану, пусть он нас рассудит.
   - Полноте, ни к кому вам не надо взывать, - сказал Робин. - Лучше вас
самого ни один Макларен в Бэлкиддере не рассудит,  ибо  если  принять  в
расчет, что вы Стюарт, вы очень сносный волынщик, и это  святая  правда.
Подайте-ка мне волынку.
   Алан так и сделал; и тогда Робин принялся повторять одну за другой  и
исправлять Алановы вариации, которые, как выяснилось, он досконально за-
помнил.
   - Да, вы знаете в музыке толк, - сердито буркнул Алан.
   - Ну, а теперь, мистер Стюарт, судите сами, - сказал Робин; и он  за-
играл вариации сначала, так искусно сплетая их воедино, с таким разнооб-
разием и такою душой, таким дерзостным полетом воображения  и  легкостью
трелей, что я только поражался, внимая ему.
   Алан сидел темнее тучи, лицо его пылало, он грыз себе  пальцы  и  вид
имел такой, словно получил тяжкое оскорбление.
   - Хватит! - вскричал он. - Дуть в дуду вы мастак - и будет с вас! - И
хотел было подняться на ноги.
   Но Робин только поднял руку, требуя тишины,  и  вот  полились  медли-
тельные звуки шотландского наигрыша. Он был пленителен  сам  по  себе  и
проникновенно исполнен; но это еще не все: то  оказался  исконный  напев
эпинских Стюартов, и не было милей его сердцу Алана. Едва раздались пер-
вые звуки, как друг мой переменился в лице; когда музыка полилась  быст-
рее, ему уже, видно, не сиделось на месте; и задолго до того, как волын-
щик кончил играть, последние следы обиды изгладились на лице Алана, и он
уже ни о чем не думал, кроме музыки.
   - Робин Ойг, - сказал он, когда тот доиграл до конца,  -  вы  замеча-
тельный волынщик. Я недостоин играть под одним небом с вами. Разрази ме-
ня гром, да в одной нитке вашего пледа больше искусства, чем у  меня  во
всей башке! И хоть я все ж подозреваю, что хладная сталь решила  бы  наш
спор иначе, заранее вам признаюсь - это бы не по совести было!  Рука  не
поднимется искромсать человека, который так играет на волынке!
   На том противники помирились; всю ночь напролет лился рекой сбитень и
из рук в руки переходили волынки; заря разгорелась в полную силу,  хмель
всем троим задурманил головы, прежде чем Робин стал подумывать, что пора
снаряжаться в дорогу.


   ГЛАВА XXVI
   НА СВОБОДУ
   МЫ ПЕРЕПРАВЛЯЕМСЯ ЧЕРЕЗ ФОРТ

   Хотя, как сказано, я не проболел и месяца, все же, когда мне  объяви-
ли, что я достаточно окреп для дороги, август был уже в полном разгаре и
чудесная теплая погода сулила, по всем признакам, ранний и обильный уро-
жай. Денег у нас оставалось в обрез, и теперь наша первая надобность бы-
ла поспешать; ведь если нам в самом скором времени не попасть к Ранкиле-
ру или случись, что мы придем, а он ничем мне не поможет, мы были  обре-
чены голодать. К тому же, по Алановым расчетам, первый пыл у наших прес-
ледователей, несомненно, прошел; и берега Форта, и даже  Стерлинг-бридж,
главный мост на реке, охраняются кое-как.
   - В военных делах, - говорил Алан, - основное правило идти  там,  где
тебя меньше всего ждут. Наша печаль - Форт,  знаешь  пословицу:  "Дикому
горцу дальше Форта путь заказан". Теперь, ежели б мы вздумали сунуться в
обход по истокам и сойти на равнину у Киппена или Бэлфрона,  они  только
того и дожидаются, чтобы нас сцапать. А  вот  если  двинуться  напролом,
прямо по старому доброму Стерлинг-бриджу, шпагой своей ручаюсь, нам  да-
дут пройти свободно.
   Итак, в ночь на двадцать первое августа  мы  добрались  в  Стратир  к
здешнему Макларену, родичу Дункана, и в его доме проспали весь  день,  а
ввечеру выступили в путь и снова без особого труда  шли  до  утра.  День
двадцать второго мы пережидали в вересковых зарослях на Юм-Варском скло-
не, где неподалеку паслось оленье стадо; десять часов сна  под  ласковым
живительным солнцем на сухой горячей земле - я такого блаженства не при-
помню! Ночью вышли к речке Аллан-Уотер и двинулись вниз  по  течению;  а
взойдя на гребень холмистой гряды, увидели под собою все  Стерлинговское
поречье, плоское, словно блин, посредине на холме - город и  замок  и  в
лунном сиянии крутые извивы Форта
   - Ну-с, - молвил Алан, - не знаю, любопытно ли это тебе, но ты уже на
своей родной земле - границу горного края мы перешли в  первый  же  час;
теперь бы только перебраться через эту вертлявую речку, и можно  бросать
шляпы в воздух.
   На Аллан-Уотере, невдалеке от того места, где он впадает в  Форт,  мы
углядели песчаный островок, заросший лопухами, белокопытником и  другими
невысокими травами, которые как раз скрыли бы человека, если  б  он  лег
плашмя наземь. Здесь мы и сделали привал, на самом виду у Стерлинговско-
го замка, откуда то и дело доносилась барабанная  дробь,  возвещая,  что
становится в строй какая-то часть гарнизона. В поле на одном берегу весь
день работали жнецы, и слышалось теньканье серпов о камень  и  голоса  и
даже отдельные слова из разговора. Тут надо было лежать пластом  да  по-
малкивать. Впрочем, песок на островке был прогрет солнцем, зелень спаса-
ла макушки от припека, еды и питья было вволю; а главное, до свободы ос-
тавалось рукой подать.
   Когда жнецы покончили с работой и стало смеркаться, мы перебрались на
берег и полями, держась поближе к  изгородям,  начали  подкрадываться  к
мосту.
   Стерлинг-бридж тянется от самого подножия  замкового  холма:  высокий
старинный, узкий мост с башенками вдоль перил; легко понять, как жадно я
разглядывал это прославленное в истории место, а для нас с Аланом -  во-
истину врата ко спасению. Когда мы его достигли,  еще  луна  не  взошла;
вдоль крепости там и сям горели огни, и внизу, в городе, кое-где  засве-
тились окна; вокруг, однако, царила тишина и часовых на  мосту  было  не
видно.
   Я рвался вперед, но Алана и тут не покидала осторожность.
   - Похоже, тишь да гладь, - сказал он. - А все-таки для верности  при-
таимся-ка мы с тобой вон там за насыпью и поглядим, что будет.
   С четверть часа пролежали мы, то перешептываясь, то молча, и ни  один
из звуков земных не донесся до нас, только волны плескались о быки  мос-
та. Но вот мимо проковыляла, опираясь на костыль, хромая старушка; оста-
новилась передохнуть, неподалеку от нас, Кряхтя и сетуя  вслух  на  свои
немощи и дальнюю дорогу; потом стала взбираться на горбатый хребет  мос-
та. Старушонка была такая крохотная, а безлунная ночь так темна, что  мы
быстро потеряли хромоножку из виду; только слышали, как медленно замира-
ют вдали ее шаги, стук костыля и нудный кашель.
   - Готово, она уже на той стороне, - шепнул я.
   - Нет, - отозвался Алан, - шаги еще гулкие, значит, на мосту.
   И в этот миг раздался окрик:
   - Кто идет?
   Мы услышали, как брякнул о камни приклад мушкета. Скорее всего солдат
уснул на часах, и, если б мы сразу  попытали  счастья,  возможно,  прос-
кользнули бы незаметно; а теперь его разбудили, и,  значит,  случай  был
упущен.
   - Этот способ для нас не годится, - прошептал Алан. -  Ни-ни-ни,  Дэ-
вид.
   И, не сказав больше ни слова, ползком пустился назад через поля; нем-
ного спустя, когда с моста нас уже никак не  могли  заметить,  он  снова
встал на ноги и зашагал по