за собою  рев  своих
сородичей на лежбище, похожий  на грохот поезда  в туннеле. Кирьяк уселся на
замшелую кочку,  вытащил  из кармана оловянные часы-луковицу и  дал животным
остыть полчаса. Так они сидели друг против друга, и Котик слышал, как стучат
по  земле капли  буса,  скатываясь  с  шапки  Бутерина.  Потом появилось еще
десятка  с полтора людей, вооруженных дрыгалками --  трехфутовыми окованными
железом дубинками; Кирьяк указал им зверей, "загоревших" во время отгона или
покусанных другими, и люди ударами грубых  сапог из моржовой кожи отшвырнули
их в сторону; и тогда Кирьяк крикнул: "Поехали!" -- и  люди с дубинками, кто
во что горазд, замолотили котиков по голове.
     Спустя  десять минут все было кончено: на глазах у Котика его товарищей
освежевали, вспарывая туши от носа к задним ластам, и на земле выросла груда
окровавленных шкур.
     Такого  Котик  вынести уже не мог.  Он повернулся  и галопом помчался к
берегу (котики способны проскакать небольшое расстояние очень быстро), и его
недавно только  отросшие усы топорщились от  ужаса.  Добравшись до перешейка
Морских  Львов,  обитатели  которого  нежились  в  пене  прибоя, он  кубарем
скатился   в   воду  и  принялся  раскачиваться   в   бессильном   отчаянии,
горько-прегорько всхлипывая.
     -- Что еще там стряслось? -- брюзгливо обратился к нему один из морских
львов (обыкновенно они держатся особняком и ни во что не вмешиваются).
     --  Скучно!  Очень  скучно! -- пожаловался Котик.-- Убивают холостяков!
Всех холостяков убивают!
     Морской Лев повернул голову в  ту  сторону,  где  находились  котиковые
лежбища.
     -- Вздор! -- возразил он. -- Твои родичи галдят не меньше прежнего. Ты,
верно, видел, как старик Бутерин  обработал  какой-нибудь  косяк? Так он это
делает уже почитай лет тридцать.
     -- Но ведь это ужасно! -- сказал  Котик, и тут как раз на него накатила
волна;  однако  он  сумел  удержать равновесие и с помощью  ловкого  маневра
ластами остановился в  воде как  вкопанный -- в трех  дюймах от острого края
скалы.
     -- Недурно для одногодка! -- одобрительно заметил Морской  Лев, умевший
оценить хорошего пловца.  --  Да, ты, пожалуй, прав: приятного тут мало;  но
ведь вы, котики, сами  виноваты. Если вы  из года в год упорно возвращаетесь
на старые места, люди смотрят на вас как на свою законную добычу. Видно, вам
на роду написано подставлять голову  под  дубинку -- разве что  отыщется для
вас такой остров, куда не смогут добраться люди.
     -- А нет ли где такого острова? -- поинтересовался Котик.
     --  Я двадцать лет без малого охочусь на палтуса, но безлюдных островов
не  встречал.  Впрочем,  я  вижу,  ты  не  робкого  десятка  и очень  любишь
приставать  к старшим с расспросами. Плыви-ка ты на Моржовый остров и разыщи
там  Сивуча.  Может, и услышишь от  него что-нибудь дельное. Да  погоди,  не
кидайся ты  сразу  плыть!  Дотуда  добрых  шесть  миль,  и  на твоем  месте,
голубчик, я бы сперва вылез на берег и часок соснул.
     Котик послушался доброго совета: доплыл до своего берега, вылез на сушу
и поспал  полчаса,  то  и дело вздрагивая всей кожей --  такая  уж у котиков
привычка. Проснувшись, он тут же пустился в  путь к Моржовому острову -- так
называют небольшой островок, что лежит к северо-востоку от Нововосточной. На
его скалистых уступах испокон веку гнездятся чайки, и, кроме птиц да моржей,
там никого и нет.
     Наш Котик сразу отыскал Сивуча -- огромною, уродливого, неповоротливого
тихоокеанского моржа с длиннющими  клыками, покрытого противными наростами и
страшно невоспитанного. Выносить общество Сивуча можно только когда он спит,
а в этот миг он  как раз  почивал сном праведника, выставив  из  воды задние
ласты
     --  Эй!  Проснись! --  рявкнул  Котик  что было  сил  -- ему  надо было
перекричать чаек.
     -- Ха! Хо! Хм! Что такое?  -- сонно прохрипел Сивуч и  на всякий случай
ткнул  клыками  в  бок своего соседа и  разбудил его, а тот разбудил  моржа,
спавшего рядом, а тот следующего -- и так далее, так что вскоре вся моржовая
колония проснулась и недоуменно хлопала глазами, но Котика никто не замечал.
     -- Эге-гей! Вот он  я!  -- крикнул Котик,  подскакивая  на волнах,  как
белый мячик.
     -- Ах, чтоб  меня  ободрали!  -- произнес  с расстановкой  Сивуч, и все
моржи поглядели на  Котика -- в точности так, как  поглядели бы  на дерзкого
мальчишку пожилые завсегдатаи лондонского  клуба,  расположившиеся в креслах
вздремнуть после обеда.
     Котику  решительно не понравилось выражение,  которое употребил  Сивуч:
слишком  живо  стояла  перед  ним  картина,  с этим  связанная.  Поэтому  он
приступил прямо к делу и крикнул:
     -- Не знаешь ли ты такого места для котиков, где нет людей?
     -- Ступай поищи,-- ответил  Сивуч,  снова  прикрыв глаза -- Плыви своей
дорогой. У нас тут дела поважнее.
     Тогда наш Котик подпрыгнул высоко в воздух и заорал во всю глотку.
     -- Слизнеед! Слизнеед!
     Он знал,  что  Сивуч не поймал за всю жизнь  ни  одной рыбки и кормится
одними  водорослями  да   слизняками-моллюсками,  хотя   и  строит  из  себя
необыкновенно  грозную персону. Разумеется,  все птицы, сколько их  было  на
острове  --  и  глупыши,   и  говорушки,  и  топорики,  и  чайки-ипатки,   и
чайки-моевки, и  чайки-бургомистры,  которых  хлебом  не  корми,  только дай
понасмешничать, --  все  до одной  тотчас  же подхватили этот крик, и,  если
верить Лиммершину, минут пять на острове стоял такой гам, что даже пушечного
выстрела никто бы не услышал. Все пернатое  население что было мочи верещало
и вопило: "Слизнеед! Старик!", а бедняга Сивуч знай кряхтел  да ворочался  с
боку на бок
     -- Ну? Теперь скажешь? -- еле выдохнул Котик.
     -- Ступай спроси  у Морских  Коров, -- ответил Сивуч.  -- Если они  еще
плавают в море, они тебе скажут.
     -- А как  я узнаю Морских Коров?  Какие они? -- спросил Котик, опаливая
от берега.
     --  Изо всех морских жителей они  самые мерзкие на  вид!  -- прокричала
одна особенно нахальная Чайка-Бургомистр, кружась перед самым носом у Сивуча
--  Они  еще  противнее,  чем  Сивуч! Еще  противнее  и  еще  невоспиганнее!
Ста-ри-и-ик !
     Провожаемый  пронзительными   воплями  чаек,  Котик  поплыл   назад   к
Нововосточной. Но когда он поделился с сородичами своим намерением  отыскать
в море остров, где котики могли бы жить  в безопасности, то сочувствия он не
нашел. Все в один голос твердили ему, что отгон -- дело обычное, чт о так уж
исстари повелось и что нечего было соваться на убойную  площадку, коль скоро
он  такой впечатлительный.  Правда, тут имелась  одна  существенная разница,
никто из  остальных котиков не видел, как бьют ихнего брата. Кроме того, как
вы помните, наш Котик был белый.
     Старый Секач, прослышав о похождениях сына, заметил:
     -- Думай-ка  лучше о том, чтоб поскорее  подрасти, да стать,  как  твои
отец, большим и сильным, да завести семью -- и никто тебя пальцем не тронет.
Лет через пяток ты отлично сумеешь за себя постоять.
     И даже кроткая Матка сказала:
     -- Ты не сможешь ничего изменить. Котик. Плыви поиграй.
     И Котик поплыл в море,  но даже когда он плясал Танец Огня, на сердце у
него было невесело.
     В ту осень он покинул родные берега в числе первых и пустился в дальний
путь  в одиночку, потому что в его упрямой головенке засела тайная мысль: во
что  бы  то  ни  стало отыскать Морских  Коров,  если  только  они взаправду
существуют, и с  их помощью найти безлюдный остров, где котики могли бы жить
в  довольстве  и покое.  И он обшарил  весь Тихий океан вдоль  и  поперек, и
пересек его с севера на юг, проплывая до трехсот миль в сутки. На пути с ним
было столько приключений, что ни  в сказке сказать. ни пером описать: он еле
спасся  от Гигантской  Акулы,  ускользнул  от Пятнистой Акулы,  увильнул  от
Молот-Рыбы, перевидал  всех бороздящих  океан бездомных  бродяг, болтунов  и
бездельников, свел знакомство с  важными  и  чинными  глубоководными рыбами,
побеседовал  с пестрыми  моллюсками-гребешками,  которые  кичатся  тем,  что
прочно приросли к морскому дну и сотни лет не двигаются с  места; но ни разу
он не встретил Морских Коров  и нигде не обнаружил острова, который пришелся
бы ему по вкусу.
     Если берег попадался твердый  и удобный и при  этом достаточно отлогий,
чтобы по  нему легко было  взбираться, то на  горизонте  непременно виднелся
дымок китобойного  судна,  на котором топили ворвань, а Котик уже  знал, что
это значит.  На многих островах  он находил следы пребывания  своих родичей,
истребленных  людьми,  а  Котик  знал  и то,  что, посетив  какой-либо берег
однажды, люди снова вернутся туда.
     Он   свел  дружбу  с  одним  старым  тупохвостым  альбатросом,  который
порекомендовал  ему  остров Кергелен, где всегда царит гишина и покой; но по
пути туда  наш Котик попал в ужасную  грозу с градом  и чуть  не расстался с
жизнью среди щербатых береговых утесов. Отчаянно борясь с ветром, он все  же
пробился к  острову и увидел, что и на Кергелене жили когда-то котики. И так
было со всеми островами, где он побывал.
     Лиммершин  назвал мне все  эти  острова, и перечень получился  длинный,
потому что Котик провел в странствиях целых пять лет,  лишь на четыре месяца
возвращаясь домой,  где  все  потешались  над ним и над его  несуществующими
островами. Он побывал на засушливых Галапагосских островах, расположенных на
самом  экваторе, и  чуть  не  испекся  там заживо;  он  побывал  на островах
Джорджии,  на  Оркнейских  островах,  на островах  Зеленого  Мыса,  на Малом
Соловьином острове,  на острове Гофа, на  острове Буве, на  островах Крозе и
еще на крохотном безымянном островке южнее мыса Доброй Надежды. И повсюду он
слышал от жителей моря одну и ту же историю: было время, когда в этих местах
водились котики, но люди истребили их всех. Даже когда  наш  путешественник,
возвращаясь с  острова  Гофа,  отклонился  от  курса  на много тысяч миль  и
добрался  до  мыса Корриентес, он обнаружил на  прибрежных утесах сотни  три
жалких,  облезлых  котиков,  и они рассказали ему, что и  сюда нашли  дорогу
люди.
     Тут уж сердце его  не выдержало, и он обогнул мыс Горн и решил плыть на
север, домой. По  пути  он  сделал остановку на  небольшом  островке,  густо
поросшем зелеными деревьями, и там набрел  на старогопрестарого, доживавшего
свой век котика. Наш герой стал  ловить для него рыбу и поведал ему все свои
горести.
     -- А  теперь, -- сказал  он напоследок, -- я  решил вернуться  домой, и
пускай меня гонят на бойню: мне уже все равно.
     --  Поюди,  не  отчаивайся,  --   посоветовал  его  новый  знакомец.--Я
последний из погибшего  племени котиков с острова  Масафуэра.  Давным-давно,
когда  люди били нас  сотнями тысяч, по берегам ходили слухи,  что  будто бы
настанет такой день, когда с севера приплывет белый котик  и спасет весь наш
народ. Я стар и не доживу до этого дня, но, может быть, его дождутся другие.
Попытайся еще разок!
     Котик гордо  закрутил свои усы  (а  усы  у  него выросли  роскошные)  и
сказал:
     -- Во всем мире есть только один белый котик -- это я; и я единственный
котик на свете, неважно -- белый или черный, который додумался  до того, что
надо отыскать новый остров.
     Произнеся это, он опять  ощутил прилив сил; но  когда  он  добрался  до
дому,  мать  стала упрашивать его нынче  же  летом  жениться  и  обзавестись
семейством:  ведь Котик был  уже не  холостяк, а самый  настоящий  секач. Он
отрастил густую, волнистую белую гриву и с виду был такой же грузный, мощный
и свирепый, как и его отец.
     -- Позволь  мне повременить  еще  год, --  упорствовал  Котик,  --  Мне
исполнится семь, а ты ведь знаешь, что семь -- число особое: недаром седьмая
волна дальше всех выплескивает на берег.
     По странному  совпадению,  среди знакомых  Котика  нашлась одна молодая
особа, которая тоже решила годик повременить до замужества; и Котик плясал с
ней Танец  Огня у берегов Луканнона в ночь перед тем, как отправиться в свое
последнее путешесгвие.
     На сей раз он  поплыл в западном  направлении,  преследуя большой косяк
палтуса,  поскольку теперь ему  требовалось не менее ста фунтов рыбы в день,
чтобы сохранить кондицию. Котик охотился, пока не устал, а потом свернулся и
улегся  спагь,  покачиваясь  в  ложбинках  волн,  омывающих  остров  Медный.
Окрестность  он  знал назубок; поэтому  когда  его  вынесло  на мель и мягко
стукнуло о водоросли на дне, он тут же  проснулся, пробурчал: "Гм-гм, прилив
сегодня  сильный!",  перевернулся  на другой  бок, открыл под  водой глаза и
сладко потянулся. Но тут  же он,  как кошка, подскочил кверху, и сон у  него
как рукой сняло, потому что  совсем  рядом, на отмели,  в  густых водорослях
паслись и громко чавкали какие-то несусветные создания.
     --  Бур-р-руны Магеллана! --  буркнул  Котик себе в усы. -- Это еще кто
такие, кит их побери?
     Создания и впрямь имели престранный вид и не похожи были ни на кита, ни
на акулу, ни на моржа, ни на тюленя, ни на белуху, ни на нерпу, ни на ската,
ни на спрута, ни на каракатицу. У них было веретенообразное туловище,  футов
двадцать или тридцать в длину,  а вместо  задних ластов -- плоский хвост, ни
дать ни взять лопата  из мокрой кожи. Голова у них быта самой нелепой формы,
какую  только можно вообразить, а  когда они отрывались  от еды, го начинали
раскачиваться  на хвосте, церемонно раскланиваясь на все стороны и помахивая
передними ластами, как толстяк в ресторане, подзывающий официанта.
     -- Гм-гм! -- произнес Котик. -- Хороша ли охота, почтеннейшие?
     Вместо   отвега   загадочные   существа  продолжали  кивать  головой  и
помахивать ластами-, точь-в-точь как дурацкий Привратник-Лягушка из "Алисы в
Стране Чудес". Когда  они опять принялись за еду, Котик заметил, что верхняя
губа у них  раздвоена: обе половинки то расходились в стороны  на целый фут,
то вновь  сдвигались,  захватив  здоровенный  пук водорослей, который  затем
торжественно отправлялся в рот и с шумом пережевывался.
     --  Неопрятно  вы как-то  едите, господа, --  заметил Котик  и,  слегка
раздосадованный  тем, что  его  слова остались без  внимания,  продолжал  --
Ладно,  ладно, если у вас в передних ластах  есть лишний сустав, нечего этим
так уж козырять. Кланяться-то вы умеете, но я хотел бы знать, как вас зовут.
     Раздвоенные  губы шевелились  и подергивались,  зеленоватые  стеклянные
глаза в упор глядели на Котика, но ответа он по-прежнему не получал.
     -- Вот что я вам  скажу!  -- в сердцах объявил  Котик. Изо всех жителей
моря вы самые мерзкие на вид! Вы еще хуже Сивуча! И еще невоспитаннее!
     И  вдруг   его   осенило   --   он   вспомнил,   что  прокричала  тогда
Чайка-Бургомистр  на Моржовом острове, и  понял, что  наконец нашел  Морских
Коров.
     Пока  они  паслись  на  дне,  сопя  и  чавкая. Котик  подплыл поближе и
принялся засыпать их  вопросами  на  всех  известных  ему морских  наречиях.
Обитатели морей, как и люди, говорят  на  разных языках, а  Котик  за  время
своих  путешествий изрядно понаторел в этом деле. Но  Морские Коровы молчали
по  одной простой причине:  они лишены дара речи. У них только  шесть шейных
позвонков  взамен  положенных семи, и  бывалые морские жители  уверяют,  что
именно поэтому они не способны переговариваться даже между собой. Зато у них
в передних ластах, как вы уже знаете, имеется лишний сустав, и благодаря его
подвижности Морские Коровы могут обмениваться знаками, отчасти напоминающими
телеграфный код.
     Бедняга Котик бился с ними до  самого рассвета, покуда грива у него  не
встала дыбом, а терпенье не лопнуло, как скорлупа рака-отшельника. Но к утру
Морские Коровы потихоньку двинулись в путь, держа курс на север.  то  и дело
они   останавливались   и  принимались  раскланиваться,  как   бы  молчаливо
совещаясь, потом  плыли дальше, и Котик плыл за ними. Про  себя  он рассудил
так:  "Если эти  бессмысленные  создания смогли уцелеть в океане, если их не
перебили  всех  до  единого  --  значит, они  нашли себе  какое-то  надежное
прибежище,  а что годится  для Морских Коров, сгодится и для котиков. Только
плыли бы они чуть побыстрее!"
     Нелегко  приходилось Котику:  стадо Морских Коров проплывало всего миль
сорок-пятьдесят в  сутки,  на  ночь  останавливалось кормиться и  все  время
держалось близко к берегу. Котик прямо из кожи вон лез  -- он  плавал вокруг
них, плавал над ними, плавал под ними, но расшевелить их никак не удавалось.
По  мере  продвижения  к  северу  они  все  чаще  останавливались для  своих
безмолвных  совещаний, и Котик  чуть было  не отгрыз себе усы  от досады, но
вовремя заметил,  что они плывут не наобум, а придерживаются теплого течения
-- и тут он впервые проникся к ним известным уважением.
     Однажды ночью они вдруг стали резко погружаться, словно пущенные ко дну
камни,  и поплыли с  неожиданной  быстротой.  Изумленный  Котик  кинулся  их
догонять -- до  сих пор  ему  и в  голову не приходило,  что  Морские Коровы
способны развить такую скорость. Они подплыли прямо к  подводной гряде скал,
перегораживавшей дно на подходе к  берегу, и стали  одна за другой нырять  в
черное отверстие у подножья гряды,  на глубине  двадцати саженей ниже уровня
моря. Нырнув вслед за  ними,  Котик очутился в темном подводном туннеле -- и
плыл, и  плыл  так долго, что стал  уже задыхаться,  но тут  как раз туннель
кончился, и Котик, как пробка, выскочил на поверхность.
     --  Клянусь  гривой!   --  вымолвил  он,  глотнув   свежего  воздуха  и
отфыркиваясь -- Стоило попотеть, чтобы сюда попасть!
     Морские  Коровы расплылись в  разные стороны  и теперь толклись, лениво
пощипывая водоросли, у  острова такой красоты, какой и не снилось Котику. На
многие мили вдоль  берега  тянулись гладкие, плоские  каменные террасы,  как
нарочно  созданные  для  котиковых  лежбищ;  за  ними  в глубь  суши  полого
поднимались песчаные  укатанные  пляжи,  на которых могли резвиться  малыши;
здесь было все,  чего только можно пожелать,-- волны, чтобы  плясать на них,
высокая  трава,  чтобы  на  ней  нежиться,  дюны,  чтобы  влезать на  них  и
скатываться вниз. И самое главное --  Котик понял благодаря  особому  чутью,
которое никогда не обманет  истинного Секача, что  в этих водах еще не бывал
человек.
     Первым делом Котик  удостоверился,  что по части  рыбы здесь тоже все в
порядке, а погом  не  торопясь  обследовал береговую линию и пересчитал  все
восхитительные островки, наполовину скрытые  живописно клубящимся туманом. С
севера,  со  стороны  моря,  тянулась  цепь песчаных  и  каменистых  отмелей
надежная защита от проходящих судов, которые не могли бы  подойти к островам
ближе чем на шесть миль.  От суши архипелаг отделялся  глубоким проливом; на
противоположном берегу высились  неприступные отвесные скалы, а под водою, у
подножья этих скал, был вход в туннель.
     Ну прямо как у нас дома, только в десять раз лучше, -- сказал  Котик.--
Видно,  Морские  Коровы  умнее, чем  я думал.  Люди -- даже если бы они сюда
явились -- по  таким  скалам спуститься  не смогут, а  на этих замечательных
мелях любой корабль  в два счета разлетится в щепки.  Да, если есть в океане
безопасное место, то оно тут и нигде больше.
     И  Котику вдруг  вспомнилась  его  невеста,  и  ему захотелось поскорее
вернуться к родным берегам; но перед тем  как пуститься в обратный  путь, он
еще раз старательно обследовал новые  места, чтобы дома рассказать  о них во
всех подробностях.
     Потом он  нырнул, отыскал и хорошенько  запомнил  вход в туннель и  что
было сил  поплыл  на юг.  Опасаться  было  нечего:  о существовании  тайного
подводного  хода  никто,  кроме  Морских Коров  (а  теперь и  котиков!),  не
догадался бы. Котик и сам, вынырнув с противоположной стороны и оглянувшись,
едва мог поверить, что проплыл под этими грозными скалами.
     До Нововосточной он добирался целых шесть суток, хотя и очень спешил, и
первая, к