улась  медленно,  и  мне  стало казаться,  что  весь  амфитеатр заполнили
легионы мерзостных бесов,  подступивших с отмелей внизу и  издевавшихся  над
несчастными в их логовах.
     Не  могу сказать,  чтобы я по своему  характеру  был  одарен слишком уж
богатым воображением -- инженерам это несвойственно, -- но в  эту ночь я был
подавлен нервным страхом, как женщина И все-таки не прошло и получаса, как я
уже  снова  был способен  трезво  рассуждать  и мог  взвесить свои шансы  на
спасение.   Всякая  попытка  выбраться  через  крутой   песчаный  вал  была,
разумеется,  обречена  на неудачу. В  этом  я  уже успел убедиться  с полной
основательностью. Оставалась возможность --  почти нереальная  -- в неверном
лунном  свете   пройти  невредимым   сквозь  ружейный  огонь.  Нынешнее  мое
местопребывание было настолько ужасным, что я готов был пойти на любой риск,
только бы  избавиться от  него. Вообразите же мою внезапную радость,  когда,
прокравшись  с  большими  предосторожностями  к  берегу,  я  обнаружил,  что
проклятой лодки там больше нет Свобода была всего в нескольких шагах!
     Пробравшись  к первой же мели у подножия  левого крыла подковы, я смогу
обойти  этот выступ вброд  и  выбраться  затем на  сушу  Не тратя времени на
размышления, я стремительно миновал кочки, где  Ганга Дас охотился на ворон,
и двинулся дальше, по направлению  к белеющей за ними ровной  полоске песка.
Но  первый же мой шаг показал, насколько  несбыточными были  все надежды  на
бегство.  Едва  ступил  я  с  пучков  сухой  травы  в  воду,  как  моя  нога
почувствовала не поддающееся описанию  втягивающее  и засасывающее  движение
подводного  песка. Еще мгновение, и я  провалился почти по колено  В  лунном
свете  вся поверхность песка, казатось, сотрясалась  в  дьявольской радости,
высмеивая мою обманутую  надежду.  Я едва выкарабкался,  покрывшись потом от
ужаса и напряжения, с трудом добрался до  оставленных  позади кочек и рухнул
лицом в траву
     Единственный путь к свободе перекрывали зыбучие пески
     У меня  нет  ни малейшего представления о  том,  сколько  времени я там
пролежал, в  конце  концов  я  очнулся  от злобного  хихиканья  Ганга  Даса,
раздававшегося у самого моего уха.
     --  Я  порекомендовал  бы  вам,  покровитель  бедных  (негодяй  говорил
поанглийски), вернуться  домой. Здесь лежать небезопасно для здоровья. Да  к
тому же, когда вернется лодка, вас наверняка обстреляют.
     Он  стоял,  возвышаясь  в  тусклом   свете  утренней  зари,  хихикая  и
насмехаясь надо мной.  Подавив первое  побуждение схватить этого  негодяя за
горло и швырнуть его в зыбучие пески,  я мрачно поднялся и последовал за ним
на площадку перед пещерами.
     Внезапно и, как мне казалось, без  всякой надежды  на ответ,  я спросил
его.
     -- Ганга Дас, зачем  они держат здесь лодку, если я  все равно не  могу
выбраться отсюда?
     Я  вспоминаю, что даже в том подавленном состоянии мне не  давала покоя
мысль  о  ненужном расходовании  боеприпасов на охрану  и без  того  надежно
защищенного берега.
     Ганга Дас снова ухмыльнулся и ответил:
     Лодка  здесь бывает  только днем.  И держат они ее потому,  что путь на
волю все же есть.  Я рассчитываю, что мы еще  долго будем иметь удовольсгвие
наслаждаться вашим обществом. Это место покажется  вам  не столь  уж плохим,
когда  вы  проведете  здесь несколько лет и  съедите достаточное  количество
жареных ворон.
     Окоченелый  и  обессиленный,   я,  шатаясь,  побрел  к  отведенной  мне
зловонной норе  и  забылся  тяжелым  сном.  Спустя  час  или  около  того  я
пробудится  от  душераздирающего  стона  --  резкого,  пронзительного  стона
смертельно раненой лошади. Кто хоть раз слышал этот звук, никогда не забудет
его. Я не сразу выкарабкался из норы. Когда же  я выбрался наружу,  я увидел
Порника, моего  славного беднягу  Порника, распростертого  мертвым на песке.
Как им удалось  убить его,  остается для меня  загадкой. Ганга Дас  объяснил
мне, что лошадь вкуснее вороны и что непреложным социальным законом является
"наивысшее благо для наибольшего числа людей".
     -- У нас  тут республика, мистер Джукс, и вы имеете право на положенную
вам часть туши. Если хотите, мы можем даже выразить вам вотум благодарности.
Предложить?
     Да, мы  и в  самом деле были  республикой!  Республикой  диких  зверей.
обреченных у подножия этой ямы жрать, и драться, и спать, пока мы  все здесь
не подохнем. Я  даже не  пытался выразить свой  протест, я  только  сидел  и
смотрел на разыгравшееся передо мной отвратительное зрелище.
     За время, пожалуй, даже меньшее, чем нужно, чтобы описать все это. туша
Порника  не слишком опрятно,  но все же была  разделана,  мужчины и  женщины
приволокли  куски  мяса на площадку и стали готовить  завтрак.  Для меня его
варил Ганга Дас. На меня снова накатывало почти непреодолимое желание бежать
к песчаным стенам и биться об них, пока я опять не рухну в изнеможении, и  я
боролся против этого изо всех сил. Ганга Дас продолжал отпускать в мой адрес
обидные шутки, пока я не заявил ему.  что  если он посмеет  сделать еще хоть
одно замечание, я задушу его на месте. Это утихомирило его до той поры, пока
я уже  сам  не  мог дальше  вынести молчания  и  не  попросил его что-нибудь
рассказать.
     -- Вы  будете жить здесь,  пока не умрете, как  тот, другой фаранги, --
холодно  сказал он,  бросив  на  меня испытующий взор поверх хряща,  который
жадно обгладывал.
     -- Какой другой фаранги,  свинья? Отвечай немедленно  и  не вздумай мне
лгать.
     -- Он вон там, -- отвечал Ганга Дас, указывая на пятую пещеру  слева --
Вы можете сами увидеть  его. Он умер в пещере, как  умрете и вы, как умру я,
как умрут все эти мужчины, и женщины, и этот младенец.
     -- Ради бога, расскажи все, что ты знаешь о нем Кто он? Когда он пришел
и когда умер?
     Эта просьба была проявлением слабости  Ганга Дас лишь  злобно посмотрел
на меня и ответил
     -- Ничего я вам не скажу -- пока вы мне не дадите чего-нибудь за это.
     Тут  я вспомнил,  где  нахожусь,  и  хватил  этого  человека  кулаком в
переносицу,  почти   оглушив  его.  Он  сразу  же  скатился  с  площадки  и,
раболепствуя и пресмыкаясь, и всхлипывая, и пытаясь обнять мои колени, повел
меня наконец к пещере, на которую указывал.
     -- Я,  право  же,  ничего не  знаю об этом джентльмене.  Клянусь  вашим
богом, мне ничего не известно Он так же, как и вы, рвался убежать отсюда,  и
его подстрелили из лодки, хотя мы сделали все возможное, чтобы  удержать его
от этой попытки. Он был ранен вот сюда, -- Ганга Дас  показал рукой  на свой
тощий живот и склонился до земли.
     -- Ну, и что же дальше? Продолжай!
     --  Дальше? Дальше,  ваша честь, мы отнесли  его в дом, и дали воды.  и
наложили мокрые тряпки на  рану, и он  лежал у себя дома, пока  не  испустил
дух.
     -- Сколько времени он лежал?
     -- Около  получаса после  того,  как его  ранили.  Я  призываю Вишну  в
свидетели, -- скулил этот жалкий человек, -- что я сделал все для него,  все
что было в моих силах.
     Он  бросился на землю  и обнял  мои  ноги,  но  я сильно  сомневался  в
человеколюбии Ганга Даса и отшвырнул его ногой, несмотря на все его уверения
в непричастности к смерти англичанина.
     -- Вы небось  растащили все его вещи. Ну, это я выясню сразу же Сколько
времени был здесь сахиб?
     -- Около  полутора лет.  Он, должно быть, под конец спятил. Но  клянусь
вам,  покровитель  бедных! Хотите, я присягну, ваша честь, что  я никогда не
тронул ни единой вещи из его имущества? Что ваша милость собирается делать?
     Я схватил  Ганга Даса поперек туловища  и поволок его на площадку перед
опустевшей пещерой. При этом  я думал о моем злосчастном предшественнике,  о
его невыразимых страданиях среди всех этих ужасов на протяжении восемнадцати
месяцев  и о том, как  он умирал  в этой  крысиной  норе  с пулевой раной  в
животе.  Ганга  Дас  решил, что я  собираюсь  убить  его, и  жалобно  взвыл.
Остальные жители кратера, пресыщенные обильной мясной трапезой, наблюдали за
нами, не трогаясь с места.
     -- Полезай туда, Ганга Дас, -- сказал я ему, -- и вынеси его наружу.
     Я  почувствовал, что  меня  тошнит от  ужаса, я  был близок к обмороку.
Ганга Дас чуть не скатился с площадки и громко завопил:
     -- Но ведь я брахман, сахиб,-- брахман высшей касты. Заклинаю вас вашей
собственной душой и душой вашего отца, не принуждайте меня к этому!
     -- Брахман ты или не брахман, но  клянусь тебе моей собственной душой и
душой моего отца,  что ты  полезешь  туда! -- крикнул я,  и,  схватив его за
плечи, я втиснул его голову в устье берлоги, пинком  отправил туда же прочие
части его тела, а затем сел у входа, закрыв лицо руками.
     Прошло несколько  минут,  и  я  услышал сперва шуршание и скрип,  затем
задыхающийся  шепот  Ганга  Даса, разговаривавшего с самим собой, наконец --
мягкий, глухой звук падения; тут я открыл глаза.
     Сухой  песок превратил доверенное  ему мертвое тело в  желто-коричневую
мумию Я велел Ганга Дасу отойти, пока я не произведу  осмотр  Тело, одетое в
оливково-зеленый охотничий костюм, сильно потертый и запачканный, с кожаными
наплечниками,  принадлежало  человеку  лет  тридцати-сорока,  выше  среднего
роста, со светлыми,  песочного цвета, волосами, длинными  усами  и косматой,
всклокоченной  бородой.  В   верхней  челюсти  слева  недоставало  клыка,  и
отсутствовала часть мочки  правого уха.  На  указательном  пальце левой руки
было  надето кольцо  --  вырезанный в форме щита  темно-зеленый, с  красными
крапинками,  гелиотроп, оправленный  в золото, с  монограммой, которую можно
было прочесть и как  "Б К." и как "В. К.".  На среднем пальце правой руки он
носил другое кольцо,  серебряное, в виде свернувшейся кобры, сильно потертое
и потускневшее. Ганга Дас разложил у моих ног кучу мелких предметов, которые
он   извлек  из  пещеры,  и  я,  закрыв  лицо  трупа  платком,  принялся  их
рассматривать. Я привожу подробную опись этих вещей в надежде, что это может
привести к установлению личности покойного.
     1.  Головка курительной трубки  из верескового корня, с зазубринами  по
краям, очень старая и почерневшая, обмотанная ниткой по нарезанной части.
     2. Два ключа штампованных, оба с обломанными бородками.
     3.  Нож перочинный  с черепаховой  рукояткой, украшенный серебряной или
никелевой пластинкой, с монограммой "Б. К.".
     4. Конверт с неразборчивым штемпелем и  маркой Виктории, адресованный .
"Мисс Мон -- (дальше неразборчиво) -- хэм-нт".
     5. Блокнот  в переплете из поддельной крокодиловой  кожи  с карандашом.
Первые сорок  пять  страниц  не использованы; четыре  с  половиной  страницы
трудно разобрать, остальные пятнадцать заполнены частными записями,  главным
образом  по поводу  следующих трех персон:  миссис  Сингтон,  несколько  раз
сокращенно  именуемой  "Лот  Сингл",  миссис  С.  Мей  и  Гармисона,  иногда
именуемого также "Джерри" или "Джек".
     6. Рукоять малоформатного охотничьего  ножа.  Лезвие обломано у  самого
основания. Из оленьего рога, ромбоидальной формы,  складного типа, с кольцом
на верхнем конце и привязанным к нему обрывком хлопчатобумажной веревки.
     Не следует думать, что я тут же на месте составил столь детальную опись
этих предметов. Прежде  всего  меня  заинтересовал блокнот, и  я сунул его в
карман, с тем чтобы  ознакомиться с ним позже  Прочие вещи я для сохранности
перенес к себе в  пещеру  и там,  будучи  человеком  методичным, составил им
подробную опись. После этого  я вернулся к мертвому телу и  велел Ганга Дасу
помочь мне перенести его к реке.  Когда мы несли мертвеца, у него вывалилась
из кармана гильза от старого бурого патрона и покатилась к моим ногам. Ганга
Дас не заметил  ее,  я же подумал, что  человек во  время охоты не подбирает
старую  стреляную  гильзу,  тем более  бурую,  которую  нельзя  использовать
вторично.  Иными  словами,  выстрел  этот  был  сделан  уже внутри  кратера.
Следовательно, где-то здесь же должно находиться  и  ружье.  Я уже собирался
обратиться с  вопросом к Ганга Дасу, но удержался,  поняв, что все равно  он
правды  мне  не  откроет. Мы  положили  мертвого у кочек,  на  самой границе
зыбучих песков. Я собирался затем столкнуть его, чтобы пески поглотили тело,
-- это был единственный вид  похорон, который пришел мне тогда в  голову.  Я
велел Ганга Дасу отойти подальше.
     Затем  я стал осторожно подталкивать беднягу к зыбучим пескам. Он лежал
лицом  вниз,  и,  взявшись  за его  охотничью  куртку, я  нечаянно  разорвал
непрочную, истлевшую  ткань, отчего на спине  у  трупа обнаружилось  зияющее
отверстие. Я уже упоминал, что сухой песок мумифицировал тело. Поэтому я без
труда установил, что это отверстие было  раной от ружейного выстрела, причем
дуло  ружья  было явно подведено почти  вплотную к  телу  убитого  Охотничья
куртка,  не затронутая  выстрелом,  была  надета на  мертвеца уже после  его
смерти, которая  наступила,  видимо,  мгновенно.  Тайна  гибели  несчастного
внезапно раскрылась передо мной. Кто-то из кратера, скорей всего  Ганга Дас,
застрелил  его из его  же собственного  ружья, стрелявшего бурым порохом. Он
вовсе и не пытался бежать, прорываясь сквозь ружейный заслон.
     Я  торопливо столкнул тело вниз, и оно скрылось  из  виду  буквально за
несколько   секунд.   Я  содрогнулся,  наблюдая  это.   Ошеломленный,  почти
бессознательно я вынул блокнот мертвеца и стал его разглядывать. Запачканный
выцветший  листок бумаги был заложен  между переплетом  и  корешком записной
книжки и случайно  выпал, когда я стал перелистывать страницы.  Вот что было
там написано:
     "Четыре прямо от вороньей кочки; три влево, девять прямо;  два  вправо;
три назад; два влево; четырнадцать прямо; два влево; семь прямо, один влево,
девять назад,  два  вправо; шесть назад;  четыре вправо; семь назад". Листок
был обожжен и обуглен по краям. Что все это означало, я не понимал. Я присел
на  сухую траву, продолжая  вертеть в руках  эту странную запись, и внезапно
обнаружил, что  Ганга  Дас  стоит  тут же,  у  меня за  спиной,  с пылающими
глазами, и его руки тянутся к листку.
     -- Вы нашли его! -- вскричал он, задыхаясь  от волнения -- Не позволите
ли и мне взглянуть на него? Клянусь вам, я возвращу его.
     -- На что взглянуть? Что ты возвратишь? -- спросил я.
     --  То, что вы держите в руках.  Это спасет нас обоих. -- Он  продолжал
тянуться к листку своими длинными, как у птицы, когтями, дрожа от нетерпения
-- Я так и не смог его найти, -- продолжал он -- Он прятал листок где-то  на
себе. За это я и застрелил его, но и тогда мне не удалось завладеть бумагой.
     Ганга Дас совершенно забыл свою жалкую выдумку о выстреле с лодки. Я  с
полным спокойствием выслушал  его. Моральное чувство притупляегся от общения
с мертвецами, которые остались в живых.
     -- Из-за чего ты так неистовствуешь? Что ты хочешь получить от меня?
     -- Да  вот этот  листок из  блокнота. Он спасет нас обоих. Ну что вы за
глупец! Бог мой! Неужели вы не видите, как это важно для нас? Ведь теперь мы
убежим отсюда!
     Его  голос  возвышался  почти  до  крика.  Он  плясал  передо  мной  от
возбуждения. Признаюсь, и меня захватила возможность побега.
     --  Да не прыгай ты! Объясни все  толком  Ты считаешь, что  этот клочок
бумаги может нас спасти? Но каким образом?
     -- Да прочтите его вслух! Ну, я прошу, я умоляю вас, прочтите его.
     Я прочел Ганга Дас слушал  в полном восторге и пальцем чертил на  песке
какую-то ломаную линию
     --  А теперь слушайте  вы) Цифры -- это длина  его ружейного ствола без
приклада. Этот ствол у меня. Четыре ствола прямо от места, где я охотился за
воронами. Прямо наперерез  реке,  понимаете9 Затем  три  влево Боже,  как он
работал  над этим, целые  ночи напролет!..  Затем девять прямо и так  далее.
Прямо -- это всегда от нас, через зыбучие пески. Он  сам и рассказал мне все
это, перед тем как я убил его.
     -- Но если все это было тебе  известно,  почему ты  до сих пор  не ушел
отсюда?
     -- В том-то и дело, что это мне не было известно. Он сказал мне только,
что открыл это полтора года тому назад и что с тех пор из ночи в ночь, когда
лодка прекращала дозор,  он  упорно  работал и теперь знает,  как пробраться
через  зыбучие пески.  Затем он предложил  мне  бежать  вместе с  ним.  Но я
побоялся,  что в ту ночь, когда работа будет завершена, он  бросит меня, и я
застрелил  его.  К тому  же не годится,  чтобы  человек,  однажды побывавший
здесь, ушел невредимый. Я могу уйти, но я ведь брахман.
     Перспектива  бегства  вернула  Ганга  Дасу его  кастовую  гордость.  Он
выпрямился  и ходил  передо  мной,  дико жестикулируя.  Наконец  мне удалось
заставить ею  говорить более  связно, и он  рассказал, как  этот англичанин,
целых  полгода ведя  свое  исследование  из  ночи  в ночь,  дюйм  за дюймом,
обнаружил  проход в зыбучих песках.  Он утверждал, что было  совсем нетрудно
подняться вверх по реке, примерно на двадцать ярдов, после того как обогнешь
левый выступ подковы. Сам он,  однако, этого выполнить  не успел,  ибо Ганга
Дас застрелил его из его же собственного ружья.
     В неудержимом восторге от возможности покинуть кратер я  даже обменялся
пылким рукопожатием с Ганга Дасом, после чего мы  решили предпринять попытку
к бегству этой же ночью. Нелегко нам было дождаться темноты.
     Около десяти  часов,  насколько  я  мог  судить, когда  луна только что
взошла над краем кратера, Ганга Дас забрался в свою берлогу и вытащил оттуда
ружейный ствол  для отсчета участков  пути. Все остальные жители кратера уже
давно расползлись по  своим логовам.  Сторожевая лодка  ушла вниз по течению
несколько часов тому  назад, и  мы были совершенно одни  на вороньих кочках.
Ганга Дас,  держа в  руках ружейное дуло, уронил листок из блокнота, который
должен был служить нашим путеводителем. Я поспешно наклонился, чтобы поднять
его,  и в  ту  же минуту увидел, как этот дьявольский брахман занес ружейный
ствол, готовясь нанести мне  страшный удар по  темени. Уклониться  я уже  не
успел.  Удар  пришелся  мне  куда-то  в  затылок. Сто  тысяч пляшущих  звезд
заискрились у меня в  глазах. и я без чувств повалился  вперед у самого края
зыбучих песков.
     Когда сознание  вернулось  ко  мне,  луна  уже  зашла, и  я  чувствовал
нестерпимую боль в затылке. Ганга Дас исчез, а рот у меня был полон крови. Я
снова  лег и  молил  небо послать мне  смерть,  которая избавила бы  меня от
дальнейших  мучений.  Но  тут  бессмысленное  бешенство,  о  котором  я  уже
рассказывал  раньше,  внезапно овладело  мной, и я,  шатаясь,  побрел внутрь
кратера,  к  песчаному откосу. Мне показалось, что  кто-то шепотом  окликнул
меня:  "Сахиб! Сахиб/ Сахиб/"  --  в точности  так, как будил меня обычно по
утрам  мой  носильщик. Я было  подумал, что брежу, но тут к ногам моим упала
горсть песка. Тогда я  поднял глаза  и увидел заглядывающую сверху  в кратер
голову Дану,  моего мальчишки-псаря,  который присматривал  за  моими колли.
Когда  ему  удалось  привлечь мое  внимание,  он поднял руку  и показал  мне
веревку. Еле держась на ногах, я жестами велел ему спустить ее вниз Это были
два кожаных шнура от висячего опахала, связанные вместе,  с петлей на конце.
Я надел петлю через голову под мышки, услышал,  как Дану приказывает кому-то
идти  вперед, почувствовал,  что меня поднимают, лицом  к  песчаному склону,
вверх по  круче, -- и в  следующее  мгновение,  задыхаясь  и  почти обмирая,
ощутил себя уже  на вершине  холма, возвышающегося над селением. Дану,  лицо
которого  казалось   пепельно-серым   в   свете   луны,   умолял   меня   не
останавливаться и немедленно возвращаться в мою палатку.
     Оказалось,  что он по отпечаткам подков Порника проследил наш  путь  на
протяжении четырнадцати миль через пески к  кратеру, вернулся и рассказал об
этом моим слугам, но те наотрез отказались иметь дело с  кемлибо,  все равно
белым  или