анции  вырабатывали  что-то  связанное  с
электроникой,  но  после  закрытия компании в связи с банкротством,  станция
перешла  в  безраздельное  владение  бывшего  персонала.   Через   несколько
поколений, во время существования которых, никто даже не попытался посягнуть
на их маленьких мирок,  навязать свою волю или  просто  покомандовать  этими
людьми, было получено поколение, отличавшееся исключительным свободолюбием и
крайней неуступчивостью,  когда дело касалось  их  свобод.  Так  и  осталось
загадкой,   как  удалось  вербовщикам  корпорации  затащить  этих  людей  на
Комплекс.  Что именно им пообещали не знал никто,  но  после  начала  бунта,
стало ясно, что эти обещания не выполняются.
     Конечно, трудно представить,  что на какой-то, пусть даже очень большой
космической  станции  можно  было  по  настоящему  реализовать свою любовь к
свободе,  видимо эта особенность  их  характера  касалась  несколько  других
особенностей человеческой души.  Здесь речь видимо шла о душевной свободе, о
свободе личности,  пусть даже в таких  стесненных  условиях,  как  замкнутое
пространство орбитальной станции или космического корабля.
     Когда был заключен контракт с этим людьми,  руководство  даже  отметило
нескольких  вербовщиков,  предполагая,  что  проблем  с людьми родившимися и
выросшими в замкнутом пространстве,  не видевших в своей жизни ничего, кроме
металлических конструкций,  не будет.  Ведь условия, в которых им предстояло
работать один к одному совпадали с тем,  к чему они  привыкли  за  всю  свою
жизнь,  с  момента  рождения.  На этот раз,  непогрешимое начальство приняло
неправильное решение. Все получилось по другому и закончилось бунтом.
     Обогатительная секция стояла.  Привычный для этого места грохот уступил
место тишине,  которая вообще не  воспринималась  в  помещении,  где  должно
круглосуточно  работать  и естественно шуметь оборудование.  Все выходы были
заблокированы персоналом,  а возле транспортеров, соединяющих оборудование с
агрегатами,  находящимися  в  соседних секциях стояли рабочие,  охраняя свое
отделение от проникновения внутрь псов режима.
     Наскоро вооружившись   чем   попало,   они  не  собирались  так  просто
отступать.  В их глазах светилась решимость идти до конца.  Никто не обращал
ни  какого внимания на призывы,  обещания и угрозы,  каждые пятнадцать минут
передаваемые по системе оповещения.  Загнанные в угол сложившейся  ситуацией
люди отступать не собирались.  Даже те,  кто был помоложе, у которых впереди
была вся жизнь, которые теряли больше всего, даже они и не думали переходить
на сторону властных структур Комплекса, помогая кто чем может старшим.
     После трех попыток договориться с восставшими,  назначили время штурма,
о нем, как о последнем сроке помилования, объявили по системе оповещения.
     Руководству, конечно было выгоднее решить проблему  мирным  путем,  так
как  во  время штурма могло пострадать оборудование,  к тому же после штурма
могла нарушиться четкая,  трехсменная работа  обогатительного  участка.  Да,
прежде  всего  пострадало  бы производство,  а это финансовые потери - самые
серьезные потери коммерческой структуры.  Именно их больше всего  не  хотела
допускать  дирекция,  но  повстанцы  своими  действиями не оставляли другого
выбора и к концу второй смены,  если не  случиться  ничего  непредвиденного,
например конца света или еще чего-то подобного, должен был начаться штурм.

     - Ничего не понимаю! - Кричал начальник службы режима в своем роскошном
кабинете на шестерых своих подчиненных,  понуро  сидевших  вокруг  большого,
круглого  стола заваленного всякой всячиной,  от папок с личными делами,  до
пустых  бутылок  и  грязных  одноразовых  стаканчиков,  время  использования
которых, видимо давно перевалило время жизни многоразовой, стеклянной посуды
и приближалось к "вечным" металлическим образцам.
     - Как   так   могло  случиться?  -  Вопрошал  он,  неестественно  хмуря
реденькие,  широкие брови.  - Кто проворонил информацию о готовящемся бунте?
Чей это блок?
     Сидевший рядом с дверями,  и видимо самый  удрученный  работник  службы
безопасности  поднялся  и  не сводя глаз со своих сверкающих от каждодневной
чистки  и  полировки  ботинок  промямлил   что-то   нечленораздельное.   Все
сочувственно посмотрели на своего коллегу,  а разошедшийся начальник, обретя
реально виноватого с новой энергией продолжал:
     - Ты  что мне обещал,  когда тебя выкупали у Столтера?  Помнишь?  Так я
тебе напомню.  Ты клялся,  что нам за тебя не будет стыдно, ты обещал, что с
нашей  базой никаких затруднений не возникнет,  а теперь на твоей территории
происходит неповиновение,  самый настоящий бунт,  а он стоит тут и ничего не
делает. Вы только посмотрите на него и запомните это жалкое зрелище.
     Присутствующие сделали как им было  сказано,  и  дружно  посмотрели  на
несчастного.  От  этого ему стало еще хуже,  но он собрался и сделал попытку
оправдаться:
     - Я...  Я  хотел  доложить  именно сегодня на утреннем разводе...  Я не
думал,  что все произойдет так  быстро.  Они  только  вчера  вечером  начали
говорить об этом. Просто говорили что нужно сопротивляться, но что до такого
может дойти, да так быстро, никто словом не обмолвился. Я вот записи принес.
Прослушайте их,  здесь нет ничего такого, что говорило бы о том, что они так
скоро и так отчаянно начнут сопротивляться.
     - Мне  не  нужны  теперь  никакие  записи!  - Рявкнул начальник,  и все
присутствующие опять стали изучать кто  стол,  а  кто  свои  руки,  примерно
сложенные на коленях. - Если вы, в течении двух часов не вернете все на свои
места, то я за себя не ручаюсь. Берите резервные силы и положите всему этому
конец.  Секция должна работать уже через два часа,  и меня не волнует как вы
это сделаете.  Да, еще одно, если пострадает хоть что-то из оборудования, вы
уже через сутки будете опять на своем Отстойнике,  и я не стану разбираться,
кто его сломает,  мятежники,  или какой-то глупый  охранник,  прострелит  по
дурости  что-то  ценное.  А  с тобой,  - указал он на стоящего в той же позе
виновника проишедствия,  - я разберусь сам.  Лучшее, что тебе грозит, просто
перейти из охраны в этот самый цех простым работником, ведь наверняка, после
наведения порядка там появятся вакансии... Все. Действуйте!
     Он еще не закончил говорить слово "действуйте", а в кабинете уже никого
не осталось.

     Полторы недели прошли одним,  мучительным мгновением.  Трудно было даже
выделить  что-то особенное.  Замкнутое пространство кабины вездехода надоело
до такой степени,  что нестерпимо хотелось вновь оказаться среди бесконечных
переходов  Комплекса,  увидеть  знакомые  лица  и  поболтать  с  соседями по
спальному боксу.  Десять местных суток экспедиции, слились в череду сплошных
блужданий  по  промороженной,  безжизненной  равнине,  остановок для заборов
образцов пород, постоянных жалоб со стороны деятелей науки.
     Скафандры приходилось надевать и снимать по много раз в день,  а делать
это в  тесном  пространстве  кабины  было  делом  не  из  легких.  От  давно
проклятых,  неудобных спинок кресел,  нестерпимо жгло спины,  превращая даже
такой желанный сон в изощренную разновидность пытки.
     К концу экспедиции,  на геологов было больно смотреть. Эти щеголеватые,
поначалу,  люди, до того осунулись, что теперь глядя на их небритые, сальные
лица,  в  подведенные широкими синяками глазам,  с трудом верилось,  что они
зарабатывают себе на жизнь своими мозгами и умением.  Можно  было  подумать,
что они брали жалостью. Даже невозмутимый по началу Кенг, до того издергался
за все это время,  что превратился в  сплошной  клубок  напряженных  нервов,
который  только  тронь,  и  узнаешь  все,  о чем тебе даже и близко знать не
хотелось.
     Роберт то  же  выглядел не лучшим образом.  Это оказалась самая дальняя
поездка, которая только была у него за все время.
     Вездеход натружено подъезжал к Комплексу.  Их заметили издалека.  Когда
до ближайшего шлюзового бокса оставалось около полукилометра,  на  нем  ярко
вспыхнули  сигнальные  огни  и  створки  ворот  гостеприимно  разъехались  в
стороны,  открывая ярко освещенное внутреннее пространство.  В течении  двух
лет,  которые  Роберт провел за штурвалом вездехода,  это был первый случай,
когда к его приезду относились с таким вниманием.  Обычно приходилось  долго
простаивать перед закрытыми воротами и ждать, пока на тебя обратят внимание.
     - Ну наконец-то,  - с облегчением пробасил один из геологов, пододвигая
ближе  к  выходу  свою аппаратуру.  - Я уже и не надеялся,  что это когда-то
случится. Чтоб я еще раз...
     - Заткнись,  - грубо оборвал его Кенг, - сколько надо, столько и будешь
это делать.
     Машина въехала в ярко освещенное помещение шлюзовой камеры.  Как только
закончилась продувка и вездеход не успел покинуть еще ни один человек,  а  в
шлюзе уже появились представители службы режима.  Их было трое.  Они быстрым
шагом направились к выходному люку вездехода.  Один  из  них  с  нетерпением
забарабанил   по   стеклу  иллюминатора.  Когда  люк  открыли,  они  не  дав
возможности никому выйти,  ворвались внутрь и выволокли за шкирку ничего  не
соображающего  Роберта.  На возмущенные возгласы геологов никто из троицы не
обратил внимания.
     - Что  вам  нужно?!  -  Только и сумел выкрикнуть Роберт,  инстинктивно
сопротивляясь неожиданному натиску.
     - Ты Роберт Линк? - Осведомился старший по званию.
     - Да,  - ответил тот,  глядя  на  вопрошавшего  ничего  не  понимающими
глазами.
     - Твой брат работал во второй обогатительной секции?
     - Что значит работал?  Он и сейчас там работает.  Больше его никто ни о
чем не спрашивал.  На запястьях заведенных за спину  рук,  с  сухим  щелчком
сомкнулись наручники. Вылезшие из транспортера геологи с интересом наблюдали
за происходящим.
     - Вы не имеете права! - Заорал Роберт. - За что?!
     - Ах ты еще про права вспомнил?!  - Озверел  старший  режимщик,  нанося
Роберту прямой удар правой.  Если бы его подручные не подхватили Роберта под
руки,  то он улетел бы на несколько метров.  Из сломанного носа  заструилась
кровь.  - А вы чего уставились?  - Заметил экзекутор геологов.  - Что больше
делать нечего?  А ну убирайтесь  отсюда!  Те,  низко  опустив  глаза,  мигом
выполнили  требование.  Ни  один из них даже не заикнулся о том,  что они не
работают на Комплексе,  что их только пригласили для консультации и  что  им
плевать на здешние порядки.  В общем, ничего из того, чем они полторы недели
развлекали Роберта во время путешествия, сказано не было.
     - Забирайте   его,  а  я  пойду  доложу,  что  мы  его  взяли.  Роберта
бесцеремонно выволокли из шлюза.  Когда его вели по коридорам Комплекса, все
встречающиеся  по дороге люди,  даже не поднимали глаз на его залитое кровью
лицо.  Просто  прижимались  ближе  к  стене  и  потупив  взгляд   пропускали
процессию.  Смешно  было ожидать от них поддержки.  В таких условиях даже на
сострадание расчитывать не приходилось.
     В камере изолятора, в которую его бесцеремонно запихнули, находился еще
один заключенный.  На нем не осталось н одного  живого  места.  Тело  сильно
обгорело.  Он тихо лежал на железном полу и только отрывистое, поверхностное
дыхание, свидетельствовало о том, что человек еще жив.
     К вечеру   сокамерник  пришел  в  себя.  Он  то  и  поведал  Роберту  о
случившемся на Комплексе,  о том,  как сражалась вторая смена и чем это  все
кончилось. К утру он скончался.
     После недавнего бунта и связанных с ним финансовых потерь,  руководство
Комплекса   решили   вести   более   жесткую  кадровую  политику,  искореняя
инакомыслие в самом зародыше.



Глава 6. Третья база Люиса.


     Через мгновенье,  настолько короткое которое,  что оно не имело  ничего
общего с таким понятием, как мера времени, оказалось, что со Вселенной все в
порядке,  все на обычных местах,  вот только Керон выпал из  привычного  для
себя  положения  вещей.  Он  пробуждался  с  одной единственной мыслью - как
выполнить контракт,  но с удивлением обнаружил себя лежащим на пыльной койке
походного,  армейского  образца,  а  какой-то  наглый тип со всклокоченными,
давно не мытыми волосами,  с остервенением стучал по  ножке  койки  огромным
сапогом.
     - Ты что,  свинья,  подниматься не думаешь?  -  Поинтересовался  тип  с
сержантскими нашивками на погонах.
     - Уже встаю, - простонал от безисходности Керон и сполз с койки.
     Узкие лучи  света  пробивались  через  дырявую кровлю,  нереально четко
выделяясь на витающей в воздухе пыли. Почти все койки уже пустовали, лишь на
некоторых   еще   валялись  погруженные  в  сон  тела  новобранцев,  напрочь
потерявших в этом состоянии  связь  с  действительностью.  Теперь  заспанный
сержант по очереди возвращал их к жизни.
     На свежем воздухе дышалось легко и  привольно.  Все  стояли  небольшими
кучками  и  что-то  обсуждали.  Когда Керон подошел к одной из них,  мужчина
среднего роста,  с черными,  растрепанными волосами и  удивительно  голубыми
глазами,  прячущимися  под  мохнатыми,  черными  как ночь бровями,  искренне
позавидовал Сальсу:
     - Вы только посмотрите на него, хотел бы я иметь такой крепкий сон, как
у него.
     - А что такое? - Спим мы, понимаешь, а тут вбегает это чудо селекции
и как заорет нечеловеческим голосом "подъем",  мне чуть плохо  не  стало,  -
только ведь со сна!  Мы все встаем и к выходу, к выходу, а этот придурок все
не унимается кричит и кричит. До сих пор. Слышишь?
     - Да,  угораздило  нас  с  вами.  Только и сказал Сальс,  несколько раз
махнул руками в разные стороны, разминая отяжелевшие за ночь мышцы.
     Сержант уже выталкивал последнего соню из барака, но на этом его бурная
миссия не прекратилась.  Выкрикивая и размахивая руками он принялся  строить
новобранцев.  Через  некоторое  время  возникла  колонна в три человека,  но
взыскательному служаке она показалась  слишком  вытянутой,  и  он  ее  мигом
переделал  в колонну из шести человек.  Новобранцы покорно выполняли команды
сопляка,  который не смотря на свой юный возраст,  поссорился  и  больше  не
дружил со своими мозгами уже многие годы.  Половине по возрасту он годился в
сыновья,  но это нисколько ему не мешало.  В его  голове  была  только  одна
искренняя  уверенность,  что  плюгавенькие  нашивки на его погонах полностью
разрешают все противоречия в общении с людьми,  особенно с теми,  у  которых
погоны  были чисты,  как помыслы настоящего патриота-революционера.  В конце
концов изысканный вкус маленького тирана  остановился  на  колонне  из  пяти
человек,  которую он возглавив,  торжественно приподняв при этом подбородок,
повел в столовую.
     Просторное помещение  напоминало такой же сарай,  который приютил их на
ночь, только крыша у этого строения не имела ни одной дырки, да вместо коек,
были  расставлены  столы.  Больше различий не наблюдалось.  На столах стояла
свежерасфасованная пища.  Изысков не наблюдалось,  но все-таки это была еда,
хотя  и практически полностью синтетическая.  Керон с интересом рассматривал
содержимое мисок,  когда все тот же неуемный сержант рассаживал  новобранцев
за столами.  После того, как все формальности были соблюдены, отвратительным
криком по  гулкому  помещения  раздался  приказ  "приступить  к  потреблению
пищи!".  Это было сделано так профессионально, что могло бы отбить аппетит у
любого,  но только не у Керона. Две с половиной недели мокрого голодания, во
время  пребывания  на челноке пограничников,  когда все,  что попадало в его
желудок составляла лишь вода,  сделали свое  дело.  Теперь  его  даже  силой
невозможно   было  оттащить  от  еды.  Он  сидел  и  за  две  щеки  уписывал
бледно-розовые,  мелкие гранулы,  щедро  наваленные  ему  в  миску,  запивая
отваром из какого-то сена.  Желудок,  смирившийся с отсутствием пищи,  и уже
решивший,  что до конца дней в него уже больше ничего,  кроме воды с набором
солей  так  и  не попадет,  воспрял духом усваивал и расщеплял,  расщеплял и
усваивал.
     Хотя пища  и  была  самого низкого качества,  но ее предлагалось много.
Хозяин справедливо считал, что голодный солдат - это не солдат, и перед тем,
как от солдата требовать результат, его надлежит как следует накормить.
     После завтрака все почувствовали себя намного лучше. На некоторых лицах
появились довольные улыбки,  но жизнь на этом не заканчивалась и всех, точно
такой же колонной,  в которой они прибыли в столовую,  отвели обратно  к  их
сараю,  обозванному  одним  из  сержантов  казармой  номер  25.  После  чего
последовала  генеральная  уборка  помещения.  Все  мели,  вытирали  и  мыли,
вытряхивали  одеяла  и  наново  застилали  койки.  Кто  поначалу артачился и
попытался отлынивать от работы пришли сеанс внушения  у  сержантов,  которых
после  завтрака  набралось  пять  штук.  На  усиление  этой силы порядка был
поставлен неторопливо прибредший старший лейтенант, но он никакого участия в
суматохе не принимал.  Просто сидел в тени головокружительно высокого дерева
и равнодушным взглядом взирал на происходящее.  Если бы  не  форма,  которая
сейчас  на  нем  была  и не импульсник на поясе,  то человека с его взглядом
вполне можно было принять за  странствующего  философа,  прилегшего  в  тени
после  дальнего  перехода  из  святых  мест,  отдохнуть  и  поразмышлять над
вопросом о тщетности всего сущего.
     После того,  как  барак  стал  отдаленно  напоминать пристойное место и
внутри засверкала чистота,  прибыл вчерашний полковник,  только на этот  раз
его мундир бал в полном порядке - ни одного разорванного волокна на ткани не
наблюдалось,  отсутствовали только погоны,  на этот раз оба,  видимо  он  их
снимал на ночь,  чтобы они отдохнули и набрались сил,  но забывал ставить на
место, или звание здесь было чисто символическим понятием и волновало только
самых маленьких.
     - А ну всем молчать!  - Выкрикнул он свою коронную дежурную фразу, хотя
при его появлении и так все замолчали. - Бегом все собрались в одном месте и
построились!
     С собой  полковник  привел  несколько  офицеров помоложе и целую охапку
сержантов.  Уилк то же находился  в  общей  куче.  Процессия  обошла  строй,
придирчиво  осматривая  пополнение  и  обсуждая увиденное в пол голоса и для
убедительности показывая пальцами то на одного,  то на  другого  новобранца.
Первым  делом  полковник  сдержал  свое  слово  и  повелительным жестом руки
отделил от общей кучи двадцать семь человек,  лично для сержанта Уилка и его
специального  взвода.  Сальс  имел  неосторожность стоять именно с того края
шеренги, с которой и были выделены солдаты для Уилка. Отходя с отобранными в
сторону  он  для  себя отметил,  что ночному гостю достались самые высокие и
статные новобранцы.  Это ничего хорошего  не  сулило.  Сальс  помрачнел,  но
подчиниться пришлось.
     Из общей толпы была отобрана еще одна группа,  правда несколько  меньше
той,  которая досталась Уилку.  Ее взял какой-то младший офицер и сразу увел
прочь.  Остальных  разбирали  по  два-три  человека.  Полковник  следил   за
процессом,  но  особо  не  вмешивался,  каждый и так знал что ему необходимо
делать.  После того,  как  распределение  окончилось,  так  как  закончились
новобранцы, казарма номер 25 опустела на неопределенное время - до появления
новой партии отверженных галактикой изгоев.
     Место, где взводу Уилка предполагалось жить и тренироваться, находилось
на другом конце лагеря,  по крайней мере Сальсу так показалось,  переход  на
новое  место  занял  около  трех часов и хотя взвод новобранцев прошел около
пятнадцати километров в одном направлении,  но  границ  лагеря  или  чего-то
подобного  видно  не  было.  Повсюду  стояли  разбросанные  ангары различных
размеров и аналогичные этим сооружениям постройки.  Листва высоких  деревьев
заботливо  прятала их гофрированные,  металлические крыши от взгляда сверху.
Тропинки,  протоптанные  по  аккуратно  проко