что
практически не имеют над нами преимущества.
     Какие-то  расы  исчезли,  раздавленные  судорогами  чудовища  по  имени
Вселенная:  взрыв  сверхновой  или любая другая  катастрофа,  и от  разумных
существ  не  останется  и следа. Мы уже перешагнули тот барьер,  за  которым
могли погибнуть. Тинкар, трудно себе  представить  катаклизм, который мог бы
поразить все в радиусе сотни тысяч световых лет. Еще немного, и мы достигнем
других галактик: два наших города уже исследуют Туманность Андромеды.
     Но  мы вовсе не считаем себя покорителями космоса. Мы все  еще  хрупкие
насекомые, и  до сих пор мы можем исчезнуть  из-за расового  вырождения.  Но
если у нас хватит  времени,  мы  справимся и с этим врагом.  Мы рассеемся по
Вселенной, и'не только мы, но и все расы, которые станут нашими союзниками.
     С  какой  Целью? Без всякой  цели! Зато -- По  собственной  воле. Когда
человечество обрело  разум,  оно сделало  решающий  шаг.  Разумная жизнь,  у
которой  нет  никакой  цели  в  метафизическом  смысле  этого  слова,  имеет
особенность сама назначать себе  цели.  Мы покоряем Вселенную потому, что мы
этого хотим, или потому, что нас это развлекает.
     Но все это,  Тинкар,  только один  аспект истории. Главное  не в  этом!
Самое важное -- это победа над собственным разумом. Чем выше разум существа,
тем  яснее  он видит абсурдность зла, тем целеустремленнее он с ним борется.
Да,  я знаю, что есть люди  или существа -- к примеру, мфйфи, хотя этот факт
еще и  не доказан,-- которые выглядят  одновременно и разумными и злостными,
но  они либо больны,  либо глупы, несмотря на свое материальное процветание.
Ибо  надо  быть  сумасшедшим или глупцом  для того,  чтобы использовать свои
способности  ради разрушения,  а  не ради  созидания...  а  может  быть, для
этого'надо смутно понимать, что ты не в силах быть творцом.
     Любой  человек ставит  перед собой  цель  --  как можно шире раздвинуть
границы сознания. К тому  же он хочет облагородить это сознание, сделать его
по возможности творческим. Первая цель достигается  уже сейчас. Если человек
земной ее не реализует,  то это  сделают другие. Со второй целью мы отстаем,
ибо она  намного сложнее. Мы, галактиане, намного обогнали вашу  Империю. Но
ты  сам мог убедиться здесь, на  "Тильзине",  что  нам предстоит еще  долгий
путь!
     Что заставляет человека двигаться в этом направлении? Не знаю. Все, что
мне  ведомо,  заключено в  следующем  --  созидание  доставляет  нормальному
здравому  рассудку  больше удовольствия, чем разрушение. Только в  созидании
человек может полностью выразить себя и как личность, и как вид.
     Конечно,  довольно тяжело думать, что жизнь -- это великое  приключение
-- есть приключение коллективное, что бессмертие вида не распространяется на
личность.   Будучи  живым  существом,  я   понимаю  это   стремление   жизни
продолжаться. Я могу выстроить из этого желания веру в личное бессмертие. Но
не делаю  этого, ибо не  могу  его достичь. Я бы был нечестен по отношению к
себе. Я вовсе не презираю тех, кто способен это сделать без лжи самому себе,
как, например, паломники.  Я  им завидую.  И  твоя варварская  вера, древнее
верование  в некую Вальхаллу, "чертог убитых", также недостойна презрения до
тех пор, пока она истинна. Сейчас ты уже не в  силах поддерживать ее в себе,
ты  оказался  один  на  один  с бесконечной  Вселенной, слепой  и глухой.  И
понятно, что ты ощущаешь страх. Мы все в тот или иной момент ощущали его. Но
быть  человеком -- значит уметь смотреть реальности  в глаза, даже  если она
отвратительна, даже если она ужасна. Способен ли ты на это?
     -- Но для чего же  тогда бороться с отчаянием, если  Вселенная не имеет
смысла?  --  Тинкар   повернул  голову  и   посмотрел  на  экраны  с  яркими
созвездиями.
     -- Ты должен быть уверен, что придашь ей смысл сам! -- улыбнулся Тан.
     --  А что  делаете  вы, если ваша вера  вдруг  пошатнется?  Ибо  бывают
моменты, когда она шатается!
     Технор  встал,  медленно  направился  к одному  из  экранов.  "Тильзин"
недвижно завис в Пространстве на некотором расстоянии от газовой туманности,
раскинувшей свой легкий шарф на фоне звезд. Космос тянулся во все стороны --
черная бездна, изредка проколотая гвоздиками света.
     --  Что я  делаю? Я становлюсь лицом  ко Вселенной и, отбросив малейшие
иллюзии о действенности собственного  поступка, смотрю  в это лицо и  плюю в
него!
     -- Мы выходим из гиперпространства, Тинкар! Идешь? -Куда?
     -- К Тану. Он заметил сверхновую звезду. Она только  что взорвалась, мы
остановились  на  некотором   расстоянии  от  нее.   Наши   астрономы  хотят
понаблюдать за ней. Сверхновые -- большая редкость!
     -- Хорошо. Буду через десять минут.
     Лицо Анаэны исчезло с  экрана. Он  снова  упал на  диван, взял  стакан,
выпил.  Последнее  время он  много  пил,  но  опьянения  не  чувствовал. Это
продолжалось уже три месяца, с момента его возвращения на "Тильзин".
     Он прожил их как во  сне один, или почти один. После двух часов военной
подготовки  гвардеец спешил к себе в квартиру, читал, размышлял, пил и спал.
Вначале   его   земные   компаньоны   заходили   к   нему.  Мужчины   быстро
адаптировались. Ирия, пережив период бурного привыкания, прекрасно вписалась
в новую цивилизацию. Шок, который она испытала  в момент революции,  похоже,
разом перерезал все ее корни. В глубине души он ей завидовал.
     "Галактиане  действительнсишменили  свое  поведение,--  думал  он.--  И
дорогу проторил я".
     Анаэна  постоянно  пыталась  развлечь  его,   как  могла,  но  даже  ее
присутствие напоминало ему о  прошлом,  и он избегал  ее. Она страдала,  что
делало несчастным  и  его. Он наслаждался  этим несчастьем, как  наказанием,
ниспосланным  кем-то или  чем-то за его полузабытые грехи.  Иногда!  к  нему
заходил Тан, пытался рассеять его  мрачное настроение, потом в разочаровании
уходил.
     -- Однажды он выздоровеет,--  как-то  сказал  Тан племяннице.-- Он не в
силах простить  себе  смерть Иолии,  считает  себя ответственным за нее и за
всех галактиан, погибших в том  сражении.  Я  его  понимаю..  Я ощущаю то же
самое, но для нас это общая вина, а когда о-на разделена, ноша кажется более
легкой.
     -- Ты считаешь...
     --  Что  он  когда-нибудь  полюбит?  Он  всегда  любил  только  тебя,--
улыбнулся племяннице технор.--  К жене он испытывал  большую привязанность и
нежность,  но я  сомневаюсь в  том,  что он  действительно любил ее. Он  это
знает, чувствует, и это усугубляет его  страдания. Но Тин-кар  молод, и  вся
эта  история кончится тем,  что он забудет о случившемся. Наберись терпения,
ты моложе его, перед вами будущее.
     -- Хотелось бы верить в это! -- Анаэна с грустью посмотрела на дядюшку.
     -- Моя малышка Ана выходит замуж за планетянина? На "Тильзине" видали и
не такое! -- мягко пошутил технор.
     -- Но что же делать? Он так несчастен!
     -- Ничего.  Он выздоровеет в скором времени или не выздоровеет никогда.
Но думаю, надежда у нас 'есть.
     Тинкар  с  трудом  встал, пригладил  короткие  волосы,  пожал  плечами.
Сверхновая, Хотя, впрочем, почему бы и не  посмотреть? Совсем  недавно такая
звездная катастрофа захватила бы его. Сейчас...
     --   Мы   ждали   тебя.   Мне   хотелось    при   тебе   вынырнуть   из
гиперпространства,-- сказал технор.
     Он отдал распоряжения. Обзорные экраны  утратили серый цвет,  безличный
свет  гиперпространства. Корабль вышел в  космос. Все  поражение застыли. На
них смотрело огненное лицо, гигантское человеческое  лицо, висящее в бездне.
Под  шевелюрой,  развевающейся на ветрах  Вселенной, высокий лоб, нависающий
над темными глазами, волнистая длинная борода.
     -- Что  это...  что  это  такое? --  прошептала  Анаэна,  прижимаясь  к
Тинкару.
     -- Сверхновая,-- спокойно  ответил технор.--  Но признаюсь, такого я не
ожидал.
     Он пробежал  по клавишам настройки,  лицо  выросло, Словно  ринулось  в
сторону  "Тильзина", одновременно теряя свою четкость, потом все закончилось
-- осталось лишь облако кипящего газа, которое окружало то, что некогда
     было звездой.
     Вспыхнул экран внутренней связи. На нем возник сияющий Холонас:
     --  Знамение,  Тан! Знамение!  Я дожил до  того,  что увидел  его!  Бог
простил человека!
     Тан  не знал,  что сказать. Имел ли он  право  лишать старого паломника
иллюзий, или  следовало  оставить  ему его успокоительную  веру?  К счастью,
паломники были  хорошими астрономами,  а значит, вскоре они сами должны были
убедиться в собственном заблуждении.
     -- Ты не  пытался увеличить  изображение, Холонас? -- осторожно спросил
Тан.
     --  За кого ты меня  принимаешь?  За дитя?  Конечно, это сверхновая. Но
скажи, каковы  были  шансы на  то, что она  примет облик  сверхчеловеческого
лица, если смотреть на нее издали? Говорю тебе, это -- знамение, которого мы
давно ждали! Славься, о, Господи!
     Экран погас.
     -- Ну  что  ж,-- тихо произнес технор,--  паломничество закончено. Наши
друзья вскоре станут обычными людьми, как все. Остается спросить, станут  ли
они счастливее,  когда  возбуждение уляжется.  Боюсь,  это  будет началом их
подлинной трагедии.
     Тинкар отвернулся, пытаясь скрыть слезы. Иолия была бы счастлива. Но по
его вине... Он прикусил губу и вышел из помещения.


Эпилог



     Тинкар  надел  скафандр и проскользнул в переходной  люк.  Никто его не
видел.  Понемногу гудение насосов  стихло,  в тамбуре был  вакуум. Он открыл
внешний люк и ступил на корпус "Тильзина".
     Корабль  сверкал  в  потоках  света,  исходящего от сверхновой;  звезда
осталась далеко  позади, превратилась  в  окутанный космами шар,  потерявший
какое-либо  сходство  с    человеческим  лицом.  Тинкар   сделал   несколько
осторожных шагов, добрался до низкого рельса, который бежал  по металлу: это
был один  из ста пятидесяти двух  ограничителей  поверхности. Он  уселся  на
рельс. Через час астрономы  закончат  свои наблюдения, "Тильзин" перейдет  в
гиперпространство, и все, что  находится  ниже рельсов, исчезнет. А все, что
находится выше ограничителей, останется в обычном Пространстве. В том  числе
и Тинкар, только уже без ног.
     "Все произойдет мгновенно",-- подумал он.
     Сначала  он  хотел прыгнуть  в Пространство,  но воспоминание  о первом
падении остановило его. Зачем удлинять агонию? Теперь у него был час -- нет,
пятьдесят девять минут-- на размышления о вечности.
     Он   чувствовал  невероятную  усталость,  энергия  его  почти  иссякла.
Конечно,  самоубийство  считалось  в  Гвардии  худшим  видом бесчестья, если
только ты не спасал себя этим  от предательства,  но  где была Гвардия и что
означало слово "честь"? У него не осталось будущего, ему не хватало мужества
превратиться в вечного  изгнанника,  тщетно пытающегося отыскать исчезнувший
мир. Если бы Иолия не погибла, если бы он не убил ее!
     Анаэна! Анаэна, конечно, будет рыдать. Она любит его. Ну и что же?  Она
легко найдет себе среди молодых  людей  "Тильзина" более достойную пару, чем
он, и в конце концов забудет о землянине. Эта мысль оказалась горькой.
     И  все же ничего  другого он  сделать  не мог. Он  был  кончен, он  был
пришедшим  в негодность инструментом. Гвардия умерла,  Империя  умерла, вера
рассыпалась в прах,  'на душе висел  грех убийства  любимой  женщины.  Лучше
всего ему  было исчезнуть. Что  ему делать среди  этого  чуждого ему народа,
постоянно  сожалеть о порядке, который он  считал безусловно отвратительным,
но который был порядком его мира?
     Он ни о  чем не сожалел. Его  совесть  была спокойна, конечно,  если не
считать  Иолии. В остальном же Тинкар был виновным не более чем  "Скорпион".
Он был инструментом, инструментом,  созданным таким образом, что галактианам
никогда не удастся его переделать. Его руки убивали, служа Империи. Но он не
ощущал ответственности за это. Правда, иногда что-то возмущалось  в  нем, но
это  случалось  лишь в те моменты, когда Империя  пыталась  превратить его в
палача.  Такие чувства, наверное, обуревали гвардейцев, ставших  на  сторону
мятежников и обеспечивших успех восстания.
     Он поднял голову,  и  ему показалось, что  "Тильзин" опрокинулся, а  он
висит над бездной  вниз головой.  Звезды холодно блестели, и Тинкар пожалел,
что многих миров так и  не увидел. Но и это желание прошло: даже если бы  он
всю жизнь носился по космосу из конца в конец, то и тогда он посетил бы лишь
крохотную часть  бесчисленных  миров.  Вселенная была  слишком  обширна  для
человека.  Он  подумал о горькой философии  Тана  и о  том отчаянии, которое
крылось  за  ней.  был ли  технор прав?  Была  ли Вселенная  огромной слепой
машиной,  в которой человек,  ее конечный  продукт, утолял  свою бесконечную
жажду познания? Был ли Бог, отличный от того, которого  его приучили обожать
и бояться, благосклонный Бог, который не  забывал о  своих  созданиях,  даже
определяя им наказания за грехи? Оставалось ли что-то  от человека после его
смерти  и встретится ли он с Иолией где-нибудь, вне времени  и Пространства?
Ему было бы приятно поверить в  это,  но в  последние мгновения жизни истина
Тинкару не открывалась. Вероятно,  Тан был  прав, людское желание жить вечно
было тщетным, только раса могла надеяться на бессмертие.
     Человеческая раса! Что-то жило в нем из того, что жило в первых  людях,
даже до первых людей,  это что-то всплыло из первобытных морей подсознания и
передалось ему  через  поколения.  Жизнь.  То, чего он  не  сможет  передать
дальше.  В нем нить  жизни была  разорвана навсегда.  Он отказывался быть ее
участником.  Если  Вселенная  решила  раздавить  его,  он  одержит  над  ней
единственно  возможную победу, он погасит в себе  по  своей собственной воле
частицу будущего.


     Он глянул на часы. У него было еще десять минут.
     -- Тинкар! Что ты здесь делаешь? Ты с ума сошел? Мы
     же ныряем в гиперпространство!
     Он раздраженно обернулся. Перед  ним стояла Анаэна,  в лучах сверхновой
ее расстроенное лицо хорошо просматривалось сквозь прозрачный шлем.
     Быстрее! У .меня не было времени предупредить
     технора,  что я отправилась тебя искать.--  Девушка  нетерпеливо  взяла
Тинкара  за  руку.--  Я  заметила тебя в перископ и  счастлива от  того, что
отыскала тебя. Пошли!
     Оставь  меня,  Ана...  У тебя еще  есть время  вернуться,--  Он опустил
глаза.
     Пошли, Тинкар! Умоляю тебя! Я тебя люблю! По
     шли! -- Девушка тянула его за собой.
     Оставь меня. Я навсегда останусь среди вас парией.
     Мне лучше исчезнуть. Я тебе неровня, Ана.
     Тинкар, ты просто трус!
     Она  стояла  перед  ним,  трясясь от ярости,  и он  испугался,  что  ее
магнитные подошвы оторвутся от корпуса, и тут же схватил ее  за плечи, чтобы
удержать.
     Возможно, Ана. Верю тебе. Именно по этой причине
     мне больше не хочется жить.
     Ну что ж. Я полюбила труса. Тем хуже! -- Она
     воинственно смотрела на  планетянина.-- Ад,  небо,  абсолютное ничто --
все для  меня лучше, чем жизнь  без тебя. Я остаюсь здесь. Садись, Тинкар, и
прижми меня к себе. Думаю, ты не сможешь отказать мне в этой милости?
     Он схватил ее, потащил к люку. Она высвободилась,  выхватила из кармана
маленький бластер, направила на него.
     Ну нет, Тинкар! Тебе не зашвырнуть меня в люк!
     Не глупи! -- крикнул он.-- Перед тобой долгая жизнь!
     Без тебя она мне не нужна. Пошли, у нас есть еще
     несколько мгновений.-- Она умоляюще посмотрела на
     гвардейца.-- Подумай. Ты считаешь себя парией на "Тильзине"? Прекрасно!
А  ты  пытался  по-настоящему приспособиться?  Нет!  Младенец  Тинкар ломает
собственную
     игрушку, потому что она оказалась не такой, как он хотел!
     Ты кончишь тем, что заставишь поверить меня в нашу
     правоту, в то, что планетяне... Нет, не так. Ты считаешь,
     что убил Иолию, и не можешь себе этого простить? Ду
     маешь, я это себе когда-нибудь прощу? И все же... мы
     могли бы быть счастливы вместе, а наши дети стали бы
     галактианами нового поколения, поколения без предрас
     судков, потому что мы обязаны воссоединиться с плане-
     тянами ради общей борьбы с пришельцами. Я остаюсь в
     любом случае, и ты умрешь, имея на совести не только
     Иолию, но и меня! -
     Он глянул на затянутую в скафандр Анаэну, на ее собранные в пучок рыжие
волосы -- иначе они не помещались в шлеме.
     "Наши  дети... Сыграть в игру со  Вселенной...  Но  если  Вселенная  не
играет ни в какие игры, если она слепой и глупый зверь, как считает технор?"
Он быстрым движением  выбил бластер  из руки Анаэны,  обхватил ее за талию и
нырнул в люк.
     Сбежал по лесенке, осторожно  поставил девушку на  ровную металлическую
площадку. Она прислонилась к сверкающей переборке, нервное напряжение спало,
но Анаэна еще  не могла поверить  в собственную победу, в то, что она спасла
его от  самого  себя.  Он положил ладонь на рукоятку люка и застыл, глядя на
созвездия.
     -- Что ты делаешь? Закрывай скорее!
     4  Он  опустил  рукоятку и,  посмотрев,  как  тяжелая  дверь
закрывается, загораживая собой крупные холодные звезды, повернулся к ней.
     -- Ничего не делаю. Просто я в последний раз заглянул в бездну.