Франсис Карсак.
   Пришельцы ниоткуда 1-3
   
   Пришельцы ниоткуда
   Этот мир - наш.
   Наша родина - космос


   Франсис Карсак.
   Пришельцы ниоткуда. Роман.

   Перевод Ф. Мендельсона
   OCR - Красно

   Непревзойд„нным мастерам
   Рони-старшему
   и Герберту Уэллсу
   и тем, кто когда-нибудь
   придет им на смену

   Часть I
   ПРИШЕЛЬЦЫ

   ПРОЛОГ
   В то мартовское утро я звонил у дверей моего старого друга доктора Клэра,
даже  не  подозревая,   что   вскоре   услышу   самый   невероятный,   самый
фантастический рассказ. Я сказал "старого", хотя нам  обоим  недавно  минуло
тридцать, но мы дружим с детства и только года четыре назад как-то  потеряли
друг друга из виду.
   Дверь открыла, вернее, чуть приоткрыла, старуха в  черном  платье,  какие
носят все пожилые женщины в этих краях.
   - Если вы на прием, - проворчала она, - то доктор сегодня  не  принимает,
возится со своими опытами!
   Клэр -  превосходный  врач,  но  он  не  практикует.  Довольно  приличное
состояние позволяет ему почти все свое время посвящать сложным биологическим
изысканиям. В отцовском доме  близ  Руффиньяка  он  оборудовал  лабораторию,
которая, даже по отзывам иностранных ученых, была одной из  лучших  в  мире.
Отличаясь большой скромностью, Клэр в редких письмах ко  мне  лишь  вскользь
упоминал о своих исследованиях, но, судя по слухам, ходившим среди  медиков,
я догадывался, что он был одним из тех рассеянных по всему миру энтузиастов,
которые подходят к разрешению проблемы рака.
   Старуха недоверчиво рассматривала меня.
   - Нет, мне врачебная помощь не нужна,  -  ответил  я.  -  Просто  скажите
доктору, что его хотел бы видеть Франк Бори.
   - Ах, значит, вы и будете месье Бори? Тогда другое дело. Он вас ждет.
   В это время из коридора послышался глубокий, низкий голос:
   - Что случилось, Мадлена? Кто там?
   - Это я. Сева!
   - Черт побери! Входи же!
   От своей русской  родни  по  матери  Клэр  унаследовал  шаляпинский  бас,
статную фигуру сибирского казака и  имя  Всеволод;  от  отца,  чистокровного
француза-южанина, ему достались смуглая кожа и такие темные волосы, что мы в
своей студенческой компании прозвали его Черный Свет (Клэр означает "свет").
   Он приблизился ко мне, сделав два широченных шага, едва не  вывихнул  мне
кисть могучим рукопожатием, заставил присесть добродушным шлепком по плечу -
это меня-то, игравшего форвардом в  регби!  -  и,  вместо  того  чтобы,  как
обычно, сразу пригласить к себе  в  кабинет,  почему-то  потащил  обратно  к
двери.
   - Какой прекрасный день! - торжественно провозгласил он. - Ты приехал - и
солнце сияет! Правда, я ждал тебя только к вечеру с автобусом...
   - Я приехал на своей машине. Но прости, может, я некстати?..
   - Что ты, совсем нет! Я чертовски рад тебя видеть. Как твои дела?  Что  с
вашей новой батареей?
   - Тес.., не спрашивай. Ты ведь знаешь, я не могу об этом рассказывать.
   - Ладно, ладно,  таинственный  атомщик!  Кстати,  спасибо  за  посылку  с
радиоактивными изотопами. Они мне сослужили добрую службу. Но  больше  я  не
стану морочить вам голову подобными просьбами. У меня есть кое-что получше.
   - Получше? - удивился я. - Что же это?
   - Тес.., не спрашивай, - передразнил  он  меня.  -  Я  не  могу  об  этом
рассказывать!
   В коридоре позади нас послышались легкие шаги, и мне показалось,  что  за
полуотворенной дверью мелькнул тонкий женский  силуэт.  Но,  видимо,  только
показалось: насколько я знал, Клэр был холост и женщинами не увлекался.
   Он наверняка уловил мой взгляд, потому что тут же обхватил меня руками за
плечи и повернул спиной к двери.
   - Дай-ка я на тебя посмотрю! Ты все такой же, совсем не изменился. Ну что
ж, пойдем в дом.
   - А вот про тебя этого не скажешь. Хоть это и не  комплимент,  ты  что-то
постарел!
   - Возможно, возможно... Прошу, входи!
   Я хорошо знал кабинет Клэра со шкафами, полными  книг,  из  которых  лишь
немногие имели отношение к медицине. Здесь никого  не  было,  но  в  воздухе
чувствовался слабый тонкий аромат. Невольно я потянул носом, вдыхая приятный
запах. Клэр это заметил и объяснил, чтобы предупредить вопросы:
   - Ах да, несколько дней назад у меня тут была одна знаменитая  актриса  -
пришла на прием, - и вот запах ее духов все держится. Просто удивительно, до
чего дошла химия!
   Завязался  беспорядочный,  как  бывает  в  таких  случаях,  разговор.   Я
рассказал Клэру о смерти моей матери и был поражен, когда услышал в ответ:
   - Вот как? Очень хорошо!
   - Как это "очень хорошо"? - воскликнул я, возмущенный и огорченный.
   - Нет, я хотел сказать, что теперь понимаю, почему ты столько времени  не
появлялся. Значит, ты остался совсем один?
   - Да.
   - Ну что ж, может быть, я смогу тебе предложить  кое-что  интересное.  Но
пока это еще только проект. Я расскажу о нем вечером.
   - А как поживает твоя лаборатория? Есть что-нибудь новое?
   - Хочешь взглянуть? Идем!
   Лаборатория, оборудованная уже после того, как  я  здесь  побывал  четыре
года назад, располагалась в большой светлой комнате, чуть вытянутой в длину,
и занимала всю заднюю половину дома. Бегло осмотревшись, я даже  присвистнул
от восхищения.  Уже  с  порога  я  заметил  микроманипулятор,  искусственное
сердце. В прилегающей темной комнате высился огромный рентгеновский аппарат.
На столе посреди лаборатории под легким чехлом стоял еще какой-то прибор.
   - А это что? - спросил я.
   - Так, пустяки. Это еще не готово. Просто модель...
   - Вот не знал, что ты сам конструируешь для себя новые приборы. Хочешь, я
тебе помогу? Я как-никак физик.
   - Посмотрим. Во всяком случае, не сейчас. Пока я предпочитаю об  этом  не
говорить.
   - Как знаешь, - сказал я обиженно. - Но если эта штука взорвется  у  тебя
под носом...
   Звонок у входной двери помешал мне договорить.
   - Вот черт! Мадлена вышла, придется пойти открыть.
   Оставшись  один,  я  приблизился  к   таинственному   прибору,   довольно
бесцеремонно приподнял чехол и... замер с открытым ртом.  Я  ожидал  увидеть
примитивную схему, а вместо этого передо мной была великолепная  конструкция
из металлических и  стеклянных  трубок,  прозрачных  и  матовых  ламп,  туго
натянутых проводов. На многочисленных циферблатах странные  двойные  стрелки
указывали деления непонятных для меня величин. Я привык ко всяким приборам -
в нашей лаборатории их немало, и довольно сложных, - но ничего  похожего  на
этот я в жизни не видел.
   Заслышав в коридоре быстрые шаги моего друга,  я  поспешно  опустил  край
чехла и с равнодушным видом отвернулся к окну, за которым зеленел сад.
   - Дифтерит у ребенка, - объяснил  Клэр.  -  Мой  коллега  куда-то  уехал.
Придется пойти мне. Выбери себе книгу в кабинете, посиди почитай.
   - Хочешь я тебя подвезу? Моя машина у дверей.
   - Прекрасно! А то мою еще надо выводить из гаража.  По  дороге,  сидя  за
рулем, я продолжал раздумывать обо всех замеченных  мною  странностях.  Клэр
ожидал меня только к  вечеру  и  явно  смутился,  когда  я  приехал  раньше.
Несколько минут он продержал меня на пороге дома, хотя снаружи  было  свежо,
чтобы не сказать больше. Я заметил женский силуэт, мелькнувший в коридоре, и
сразу после этого Клэр позвал меня в дом.  Когда  он  узнал,  что  моя  мать
умерла и я теперь один на всем белом свете,  у  него  почему-то  был  весьма
довольный вид. И, наконец, этот странный прибор... Черт побери, я совершенно
не понимал его назначения! Да еще в лаборатории биолога! И кто его  изобрел?
Клэр? Возможно. Но кто собрал? При одном воспоминании о схемах,  которые  он
монтировал и паял в институте, я не смог удержаться от улыбки.
   Мы остановились перед одинокой фермой. Клэр отсутствовал  всего  четверть
часа.
   -  Пустяки.  Захватили  вовремя.  Мой  коллега  проследит  за  дальнейшим
лечением.
   - Ты теперь совсем не практикуешь?
   - Совсем. Нет времени. Только если доктор Готье в отъезде и если  он  сам
зовет меня для консилиума, - иной раз приходится.
   По возвращении Клэр заставил меня загнать машину в гараж и  помог  внести
чемоданы в комнату, где я обычно останавливался. Она расположена рядом с его
собственной спальней, и, когда я проходил мимо, мне  послышалось  за  дверью
какое-то движение.
   Полдник, приготовленный старой кормилицей Клэра Мадленой, оказался, как и
следовало ожидать, превосходным. Но Клэр был  молчалив.  Видно,  что-то  его
заботило и тревожило. Когда  я  объявил,  что  собираюсь  съездить  в  Эйзис
навестить кое-кого из друзей, он вздохнул с явным облегчением и сказал,  что
будет ждать меня к семи часам.
   В Эйзисе я встретился с  палеонтологом  Бушаром,  который  рассказал  мне
удивительную историю. Полгода назад вся округа была взбудоражена  "чертями",
появившимися в лесу под Руффиньяком. Прошел даже слух, что  черти  унесли  с
собой доктора Клэра,  но  это  было  уже  явной  басней,  потому  что  через
несколько дней после того, как черти исчезли  в  столбе  зеленого  пламени",
доктор объявился живой и  невредимый.  Он  просто  сидел  эти  дни  в  своей
лаборатории, проводя очередной опыт.
   Самое любопытное во всей  этой  истории,  что  по  крайней  мере  полтора
десятка крестьян клялись, будто  видели  чертей  собственными  глазами:  они
походили  на  людей,  но  обладали  сверхъестественной  способностью   одним
взглядом  пригвождать  человека  к   месту.   Префект,   а   также   епископ
Перигорийский   распорядились,   каждый   по   своей    линии,    произвести
расследование... Но перед  официальными  следователями  крестьяне  держались
далеко не так уверенно. И в конце концов дело заглохло.
   - Но все-таки, - добавил Бушар, - я должен вам сказать, что  в  ту  ночь,
когда пресловутые черти, как говорят,  исчезли,  я  сам  видел  в  небе  над
Руффпкьяком яркую вспышку пламени.
   Сама по себе эта история ничем нс примечательна.  Таких  рассказов  можно
услышать сколько угодно и где угодно. Но я почему-то обратил на нее внимание
и даже мысленно связал со странностями Клэра.
   Когда я вернулся, Клэр выглядел гораздо спокойнее,  словно  после  долгих
колебаний принял наконец определенное решение. В столовой нас  ожидал  стол,
накрытый на троих.
   - Смотри-ка, у тебя еще один гость, - заметил я.
   - Нет, но я тебя представлю моей жене.
   - Жене? Ты женился?
   А про себя подумал: "Силуэт!"
   - Официально мы еще не женаты. Но это дело  ближайших  дней.  Как  только
получим документы. Ульна иностранка. - На мгновение он  замялся.  -  Она  из
Скандинавии. Финка. По-французски говорит еще очень плохо,  так  что  ты  не
удивляйся.
   - Значит, ты говоришь по-фински? Вот так новость!
   - Я выучил финский в прошлом году  во  время  путешествия  по  Финляндии.
Пробыл там десять месяцев. По-моему, я тебе писал.
   - Ничего подобного. А я-то думал, что финский язык очень труден!
   - Так оно и есть. Но ты же знаешь мои способности - славянская кровь... -
И, оборвав разговор, Клэр громко позвал:
   - Ульна!
   На пороге появилась странная девушка, высокая и тонкая, с бледно-золотыми
волосами,  глазами  неопределенного  цвета   -   то   ли   серыми,   то   ли
зеленовато-голубыми - и правильными чертами лица. Она была очень красива. Но
что-то в ней было необычно, хотя я и не мог понять, что именно. Может  быть,
золотистая кожа, так резко контрастирующая с очень  светлыми  волосами?  Или
слишком маленький рот? Или немыслимо огромные  глаза?  Или  все  это  вместе
взятое?
   Она гибко  поклонилась,  протянула  руку,  показавшуюся  мне  удивительно
длинной, и негромко проговорила певучим голосом несколько слов.
   За столом я сидел напротив Ульны. Чем  дольше  я  за  ней  наблюдал,  тем
больше мне становилось не по себе. Она довольно ловко управлялась с вилкой и
ножом,  однако  в  ее  движениях  не  было   бессознательного   автоматизма,
выработанного многолетней привычкой.
   В течение всего обеда я не сказал и двух слов. Зато Клар болтал за двоих.
Старушка Мадлена была редкостной поварихой даже для этих .  краев,  где  все
хозяйки славятся отменной стряпней. Мой друг произвел настоящее  опустошение
в своем винном погребе. Но я заметил, что Ульна ела очень мало и  совсем  не
пила в отличие от доктора, да и от меня самого, если говорить  начистоту.  К
концу обеда я все же  справился  со  смущением  и  вновь  обрел  способность
двигаться и говорить. Ульна все время молчала и лишь иногда  смотрела  Клэру
прямо в глаза. У меня было странное впечатление, что они не просто  передают
свои чувства взглядами, а обмениваются мыслями.
   После  десерта  Клар  тщательно  сложил  салфетку,   оттолкнул   стул   и
расположился в низком кресле перед зажженным камином. Знаком  предложив  мне
занять место напротив, он позвонил служанке, чтобы подали кофе. Ульна вышла.
Вскоре она вернулась, держа в руках сложенную вчетверо газету. Клэр взял  ее
и протянул мне. Бросив  взгляд  на  заголовки,  я  увидел,  что  это  газета
полугодовой давности, и уже собирался вернуть ее Клэру,  как  вдруг  заметил
внизу страницы заметку, обведенную красным карандашом:
   Опять летающие тарелки!
   Канзас-Сити, 2 октября.
   Лейтенант Джордж К. Симпсон  старший,  возвращаясь  вчера  в  сумерках  с
тренировочного полета на истребителе Ф-109, заметил на высоте около  25  000
футов дисковидное пятно, которое перемещалось с большой скоростью. Он  начал
преследовать неизвестный предмет и сумел его догнать. Вблизи пятно оказалось
гигантским диском с острыми краями, диаметром на глаз до девяноста футов при
толщине в центре  около  пятнадцати  футов.  Судя  по  приборам  истребителя
лейтенанта Симпсона, диск летел со скоростью, превышавшей тысячу миль в час.
   Преследование продолжалось минут двенадцать, как вдруг пилот  понял,  что
таинственный предмет сейчас пролетит  над  лагерем,  над  которым  строжайше
запрещено появляться любым летательным аппаратам иностранного происхождения.
Инструкция не допускала сомнений,  и  лейтенант  Симпсон  атаковал  летающий
диск. В момент атаки он находился примерно в двух милях от диска  и  немного
выше его. Пикируя на предельной скорости, пилот дал залп боевыми ракетами.
   - Я увидел, - рассказывает он, - как мои ракеты взорвались  ударившись  о
металлическую броню. В следующее мгновение мой самолет разлетелся на куски и
я полетел вниз в своей герметической кабине. К счастью, парашют сработал!
   Эту сцену наблюдали с земли многочисленные свидетели. В  настоящее  время
эксперты изучают обломки  самолета  лейтенанта  Симпсона.  Что  же  касается
таинственного диска, то он на огромной скорости вертикально взмыл в  небо  и
исчез.
   Я вернул газету Клэру, скептически заметив:
   - Мне помнится, официальный отчет американцев давно подрезал крылья  этой
газетной утке. Поистине сложная ситуация. Ты не находишь?
   Мой друг не ответил. Он покачал головой, нагнулся, взял щипцами уголек из
камина и тщательно раскурил свою трубку. Потом,  сделав  несколько  затяжек,
знаком попросил служанку налить кофе. Ульна от кофе отказалась. Мы с  Клэром
выпили свой молча.
   Клэр колебался. Я знал его давно и понимал, что в этот момент он еще  раз
спрашивает себя, как ему поступить. Наконец  он  разлил  по  рюмкам  коньяк,
взглянул мне в глаза и заговорил:
   - Ты знаешь, что я не такой уж профан в физике. Тебе известно и то, что я
сугубый реалист, "человек фактов", как говорят англичане. Так вот,  об  этой
"летающей тарелке" я могу тебе немало порассказать. И не смотри, пожалуйста,
на все эти бутылки на столе. Правда, их там выстроилось немало,  но,  уверяю
тебя, они не имеют никакого отношения к тому, что  ты  сейчас  услышишь.  Не
думай также, что это вино повлияло на меня. Уже  давно  я  решил  рассказать
тебе все при первой же встрече. А теперь слушай мою историю.  Устраивайся  в
кресле получше, потому что рассказ будет длинным.
   Я прервал его:
   - У меня в  чемодане  портативный  магнитофон.  Ты  позволишь,  я  сделаю
запись?
   - Как хочешь. Это будет даже полезно.
   Едва я установил магнитофон, Клэр заговорил.  Когда  он  произнес  первые
слова, мой взгляд упал на руку Ульны, лежавшую на подлокотнике кресла.  И  я
понял, почему эта рука показалась мне такой узкой  и  длинной:  у  нее  было
только четыре пальца!

   Глава I
   РАССКАЗ ДОКТОРА КЛЭРА
   - Как тебе известно, - начал Клэр, - я неплохой охотник. Или,  во  всяком
случае, считаюсь таковым, хотя  и  нечасто  беру  в  руки  ружье.  Кое-какие
природные данные, а главное - большое везенье, и в результате я  никогда  не
возвращаюсь домой с пустым ягдташем. Так вот, первого октября прошлого  года
- хорошенько запомни дату! - уже смеркалось, а я еще ничего не подстрелил. В
другое время меня бы это нисколько не огорчило: я предпочитаю  наблюдать  за
живыми животными, а не убивать их, потому что и  так  убиваю,  к  сожалению,
слишком многих для своих опытов. Но через  день  я  пригласил  к  себе  мэра
Руффиньяка, чтобы он помог мне в одном деле. А этот человек  любит  дичь.  И
вот я решил немного побраконьерствовать с фонарем.
   Солнце только село, когда я шел через поляну Манью, что  посредине  леса.
Да ты ее знаешь так  же  хорошо,  как  и  я:  она  вся  заросла  вереском  и
утесником,  а  вокруг  стоят  дубы  и  каштаны.  Днем  эта  поляна  довольно
живописна,  но  в  сумерках  производит  зловещее  впечатление.  Я   не   из
слабонервных, однако и мне захотелось поскорее выбраться  из  лесу.  Уже  на
краю поляны я запнулся о корень, с размаху ударился головой о ствол  дуба  и
тут же потерял сознание.
   Очнувшись, я не стал произносить классических слов вроде "где я?". Голова
раскалывалась, в ушах гудело, и сначала я боялся, что проломил себе череп. К
счастью, страхи мои оказались напрасными. Часы на руке показывали час,  ночь
была непроглядной, ветер крепчал, ломая ветки деревьев.  Потом  над  поляной
показалась луна, вынырнув из-за темного облака;  края  его  были  похожи  на
волшебные светящиеся кружева.
   Я сел и начал искать свое ружье, которое, по счастью, незадолго до  этого
разрядил. Некоторое время я шарил руками среди мокрой травы и гнилых сучьев,
пока не нащупал приклада. Опираясь на ружье, как ни палку, я начал  медленно
подниматься. Лицо мое было обращено в сторону поляны. По  мере  того  как  я
поднимался, в поле моего зрения попадали  все  новые  и  новые  предметы,  и
наконец я увидел эту штуку.
   Сначала  она  показалась  мне  черной  массой,   чем-то   вроде   купола,
возвышавшегося над кустами вереска и почти неразличимого в темноте.  Но  вот
луна на мгновение вынырнула из-за туч, и тогда, словно при вспышке молнии, я
увидел выпуклый панцирь,  сверкающий,  как  металл.  Признаться,  мне  стало
страшно. От поляны Манью до  ближайшей  дороги  прямиком  через  лес  добрых
полчаса ходьбы, а с тех пор, как  умер  старый  оригинал,  подаривший  этому
месту свое имя, здесь иной раз по неделям не бывает ни  души.  Я  потихоньку
двинулся вперед, добрался до края лесной  чащи  и,  притаившись  за  стволом
каштана, начал осматривать поляну. Там все было неподвижно. Ни проблеска, ни
огонька. Только эта неясная масса - еще более плотная тьма на  фоне  черного
леса.
   Затем ветер сразу стих. В тишине, едва  нарушаемой  потрескиванием  сухих
сучьев - верно, кабан шел по тропе, - я вдруг услышал слабый стон.
   Ты знаешь, я врач. Поэтому, еще толком не придя в себя,  я  решил  прежде
всего оказать помощь существу, которое так стонало; это явно были  стоны  не
зверя, а человека. Отыскав фонарь, я включил его, направив луч  света  прямо
перед   собой.   Он   отразился   от   огромного   металлического    панциря
чечевицеобразной формы. Я приблизился к нему с  бьющимся  сердцем.  Жалобные
стоны  доносились  с  противоположной  стороны.  Я  обогнул  этот   панцирь,
застревая в кустах, натыкаясь  на  колючки  утесника,  бормоча  проклятия  и
спотыкаясь  на  каждом  шагу;  ноги  меня  еще   плохо   держали.   Внезапно
пробудившееся жгучее любопытство заставило меня