ись; раненых и запаниковавших оттеснили назад, а то ли убитого,
то ли оглушенного волка повязали и тоже отгрузили в тыл. Там, вроде бы,
кто-то объявился из эшелона обеспечения.

Можно было перевести дух и осмотреться.

В оцепленной зоне то и дело вспыхивала стрельба, тот тут, то там, Арчи
слышал характерный шелест распылителей, плотное цоканье иглометов и редкую
стрельбу из пулевого оружия.

Вероятно, волков было очень мало. Пока.

* * *

На закате помощник сибирского босса по фамилии Чеботарев откинул гибкий
полог-подкрылок и вошел в палатку. Синеватая химическая лампа наполняла
полусферический купол даже не светом, нет - отсутствием тьмы. Воздух под
куполом казался густым и фосфоресцирующим.

- Ну, что, гвардия? Готовы? - напряженным голосом спросил Чеботарев.

Китаец-шарпей молча встал и вогнал в механический пистолет черный
прямоугольник обоймы. Казалось, он родился и вырос в этом комбинезоне с
обилием карманов, в каждом из которых таилось что-нибудь смертоносное.

"Интересно, - подумал Генрих, - а он хоть немного нервничал после первого
"фитиля"? По-моему, нисколько."

- Что, поехали? - мрачно осведомился долговязый прибалт-дог.

- Ага. Через пять минут кольцо начнут стягивать. Ваш выход, супермены.

Второй прибалт, туранец, россиянин Баграт и четверка сибиряков, похожих на
бультерьеров-переростков тоже поднялись с шезлонгов-коек.

Себе Генрих выбрал многозарядный пулевик, но не длинноствольный, как
пограничные иглометы, а смахивающий на большой пистолет. Штуку достаточно
смертоносную и невероятно скорострельную - иглометам-селектоидам такая и в
первом приближении не снилась. Правда, имелась у этого и оборотная сторона:
все карманы пришлось набить запасными обоймами, да еще обмотаться
специальным ремнем-патронташем. Обойм, помимо примкнутой, Генрих взял аж
восемь, а выпотрошив ремень можно было снарядить еще шесть.

Никогда прежде Генриху не приходилось вооружаться так основательно. И та
его часть, которая не переносила людской смерти, напряглась и задрожала, но
Генрих привычным усилием воли подчинил ее мрачной скорлупе-оболочке,
которую вылепили европейские психоинженеры перед заданием.

"А ведь если разобраться, - отстраненно подумал Генрих, - психоинженеры
просто делают из нас шизофреников. И те, у кого сдерживающая сущность
оказывается слабее сущности побудительной, становятся агентами. Чем сильнее
разрыв между сущностями, чем легче удается подчинить сдерживающую сущность
- тем ценнее агент. И тем больше он может натворить."

Это не значит, что агент-шизофреник не в состоянии сойти с ума после
очередного убийства. Просто он может вынести больше убийств подряд - без
профилактической промывки мозгов. Без сдирания старой скорлупы и
торжественного запихивания в новую. Только-только вылепленную.

Один за другим они выходили из палатки в вечернюю комариную муть. После
неживого химического освещения все казалось преувеличенно темным - и
таящийся в зарослях мрак, и последний закатный росчерк на небе, и даже
луна, полускрытая символическими облачками.

У палатки стояли Золотых, россиянин Коршунович и майор-пограничник. Лица их
тоже казались темными; Генрих видел только слабые отсветы в глазах.

Чуть поодаль вытянулся в шеренгу взвод российского мобильного спецназа. Те,
чью судьбу нынешней ночью придется разделить.

Полковник Золотых сделал маленький шаг вперед - Генриху на секунду
показалось, что он готов разразиться неуместной напутственной речью, но
сибиряк произнес всего две фразы:

- Постарайтесь притащить хотя бы одного живьем. И все, считайте свою миссию
выполненной.

Прибалты коротко переглянулись. Эти явно привыкли понимать друг друга без
слов. Генрих решил для себя, что там, в лесу, постарается держаться к ним
поближе.

Кольцо вокруг оцепленной зоны было тройным. Пограничники - все с
регулярными сибирскими иглометами - провожали спецназовцев и передовую
группу уважительными взглядами. Генрих под каждым кустом замечал отблески
прожекторного света в глазах. Заметил он и то, что ребятки-пограничники
очень умело прятались по этим самым кустам и слегка даже позавидовал
навыкам истого лесовика. Врожденного. Сейчас такие навыки очень ему
пригодились бы.

До предполагаемой границы базы оставалось около километра, когда Генрих
уловил слабенький запах озона.

"Начинается," - успел подумать он, и в тот же миг над лесом вспыхнуло
зеленоватое зарево парящих осветителей, а спустя пару секунд тишину
распороли далекие хлопки ракетниц. А потом заросли впереди ожили. Просто
ожили. Шарпей-китаец переломился пополам, но все же успел выстрелить; и тут
за спинами очнулись ребята с распылителями.

Волков было четверо. Белесые фигуры, до странности напоминающие призраков,
внезапно стали видимыми. Взвесь добросовестно облепила их костюмы, и хитрый
полупрозрачный камуфляж перестал растворять волков в ночи.

Прибалты дали дружный залп и одновременно упали на землю. Генрих тоже
залег. Чуть в стороне. Очень вовремя, потому что сзади принялись
беспорядочно стрелять спецназовцы, да и пограничники со своими иглометами
моментально набежали с трех сторон.

Но волки молниеносно разобрались в ситуации и дружно отступили; Генрих
заметил, что двое поддерживали третьего, а четвертый прикрывал. Чтобы
исчезнуть им понадобилась какие-то три-четыре секунды.

Стрельба не утихала еще секунд двадцать. Потом один из сибиряков из
передовой группы предостерегающе поднял руку. Генрих, прильнувший к сухой
таежной подстилке, ненадолго прикрыл глаза. Над кронами продолжали
вспыхивать и светить ракеты, и мир оттого казался резко-контрастным.

Вскоре стрельба разгорелась немного в стороне, но и там она довольно быстро
стихла. Похоже, что волки нащупывали слабину в кольце окружения.

Потом кто-то из россиян-спецназовцев расшвырял светляков - лес в отдалении
стал просматриваться гораздо лучше. Прибалты проползли вперед, к неловко
лежащему у молоденького кедра шарпею. Кажется, шарпей был еще жив.

Генрих тоже пополз вперед. Он слышал, как сержант докладывает кому-то по
рации, что вылазка волков пресечена, но есть потери, около двадцати
человек, и что никого из волков не удалось ни пленить, ни устранить.

Он так и сказал - "устранить", а не "убить".

"Двадцать человек! - подумал Генрих озабоченно. - За несколько секунд.
Дьявол! Да если волков много, они нас постепенно передавят всех, как
клопов. И никакое оцепление не спасет."

Единственное, что порадовало - никто из людей не впал в шоковое оцепенение
после стрельбы. Все-таки накрутили всех как следует. Если и погранцы
подготовлены так же, то есть даже небольшие шансы на успех. Наверное...

Рядом оказался россиянин Баграт; задумчиво перезаряжая короткоствольный
"Самум" он сказал, обращаясь куда-то в пустоту:

- А с распылителями это они здорово придумали...

- Здорово, - фыркнул из густой тени туранец. - Лучше бы огнеметы принесли,
чем распылители.

"Н-да, - подумал Генрих. - Нравы у них вполне сарацинские, там, в Туране.
Да и в Халифате тоже."

- Эй, сержант! - негромко позвал спецназовца прибалт Цицаркин. - Буди
своих, и двинули! Цепью. У кого осветители?

- У нас! - с готовностью отозвались два терьера-йоркширца, похоже -
близнецы.

- И у нас, - добавил кто-то из темноты.

- Давай! Осветители - вперед, швырнули - подтянулись. И хренью своей
поливайте, не мешкайте!

- Слышали? - с нажимом спросил сержант. То ли он полностью согласен был с
советами прибалта, то ли просто слегка растерялся и поэтому рад был, что
инициативу проявил кто-то другой. - Давай, двинули!

По его команде цепочка передовой группы двинулась к центру оцепленной зоны.
Медленно, крадучись, обильно расшвыривая по дороге хемоосветители и
оставляя за собой праздничный лес. Сияло сверху, сияло в подлеске, в крови
бушевал адреналин, и от этого Генриху почему-то неудержимо хотелось
чихнуть.

Перестрелки вспыхивали там и сям, то справа, то слева, то где-то далеко, по
ту сторону волчьей базы, где тоже смыкались цепочки спецназа и
пограничников. Но все время ненадолго, словно волки осторожно пробовали
сжимающееся кольцо на прочность. На разрыв.

Впереди, за стволами мачтовых сосен и лиственниц уже угадывались просветы.
Поляна или вырубка, и причем большая.

"База", - только и успел подумать Генрих, а в следующий миг навстречу ему
рванулось целое море огня. Навстречу ему и навстречу всем, кто находился
рядом. Сплошной алый поток, сначала похожий на вспухающий пузырь, а потом -
на стену. На стену выше самых высоких деревьев, выше осветительных ракет.
На стену, поднявшуюся до небес.

Мысли оцепенели, но тело среагировало само. Несколько прыжков прочь, в
сторону низинки и нырок туда, в спасительную ложбину, на острые хрустящие
сучки. Из-под кучи веток с визгом рванулась какая-то зверюга, визг этот
утонул в сплошном грохоте, сверху на Генриха кто-то тяжело свалился, и
стало жарко, нестерпимо жарко.

Ударная волна засыпала их трухой, прошлогодней хвоей, горящими ветками. В
ушах оглушительно звенело. А на краю поляны уже занялся и принялся резво
скакать с кроны на крону скорый пожар-верховик. После мертвенного света
ракет и хемоосветителей рыжее пламя казалось живым и едва ли не
одушевленным.

Рядом сдавленно выругались по-балтийски, кажется это был Рихард; секундой
позже послышался хрип Цицаркина:

- Туда! В болотце!

Генрих вскочил, еще ничего не соображая. Просто потому, что вскочили оба
прибалта, счастливо спасшиеся в той же ложбинке. Вероятно, они для себя
тоже решили держаться поближе к Генриху.

Бежали они как сумасшедшие, подгоняемые ревом и треском пламени. Бежал и
еще кто-то, впереди и с обеих сторон беспорядочно метались хаотичные тени.
Кто-то горел и кричал от боли, кто-то молча несся сквозь стонущий лес...

В болотце - округлую, метров десяти в диаметре лужу, сплошь заросшую ряской
- они вскочили с ходу и забрались по самые брови. Ноги по колено ушли в
клейкий ил, со дна поднимались веселые вереницы пузырьков, активно пахло
какой-то органической дрянью. В болотце уже сидело человек двадцать, и со
всех сторон сбегались новые спецназовцы. Некоторые даже с оружием.

И тут верховик с ревом прошел с боков и над ними. Генрих зажмурился и
нырнул в мутную жижу. Даже там, под поверхностью, он почувствовал неистовый
жар. Или, может быть, это только показалось?

Пулевик свой Генрих впопыхах утопил. Да и немного от него было бы толку
после купания.

Ошеломленные и растерзанные, мокрые, словно жертвы паводка, они выбрались
из спасительного болотца только спустя двадцать минут. Жижа нагрелась чуть
ли не до температуры человеческого тела, а стрелки камыша обгорели и
поникли, уронив сигарообразные утолщения в уцелевшие лужицы. Поголовье
местных лягушек смело могло счесть сегодняшнюю ночь локальным армагеддоном.

На месте волчьей базы осталась только конусообразная воронка, чуть не
доверху засыпанная бархатистым пеплом; а вокруг раскинулось еще отдающее
теплом пожарище. Остро и удушливо пахло сгоревшей органикой. Генрих
зачарованно глядел на этот ад и зачем-то пытался оттереть от грязи лицо, но
только впустую размазывал грязь.

- Ну, дела, - прошептал дог-Рихард.

- Что же это получается, - недоуменно спросил туранец, тоже уцелевший в
непредвиденной передряге, - они себя взорвали? Как в Берлине, умираем, но
не сдаемся?

- Рация у кого-нибудь есть? - мрачно осведомился Цицаркин.

Очумевший пограничник-спаниель протянул ему селектоид. Голова и уши у
пограничника были опалены, а рация даже с виду казалась совершенно сбитой с
толку. Цицаркину понадобилось целых полторы минуты, чтобы ее успокоить и
заставить работать.

В эфире царило нездоровое оживление, больше похожее на легендарный
пекинский паноптикум. Кто-то причитал, словно ребенок, всхлипывая и шмыгая
носом, кто-то орал в ответ и грозил всеми земными карами, кто-то пытался
орущего урезонить...

Досталось всем - в этом можно было не сомневаться.

Через некоторое время стало ясно, что волкам так и не удалось прорвать
кольцо, и что они либо продолжают укрываться где-то посреди пожарища, либо
погибли все до единого при взрыве. Европейцы-спецназовцы и первое
пограничное кольцо выгорели процентов на тридцать-сорок - таких потерь за
такое короткое время Земля не знала со времен биокоррекции. Даже во время
самых свирепых стихийных бедствий. Второе и третье кольца почти не
пострадали, пограничники успели принять меры и даже сумели остановить огонь
- почти везде. Лишь в трех местах пожар добивали конкретно в текущую
минуту. Командование склонялось к мнению, что надо дождаться утра и лишь
после этого начинать копаться в воронке. И предварительно просветить почву
на предмет пустот и новых смертоносных сюрпризов.

Уцелевшим спецназовцам и пограничникам, а также передовой группе
предлагалось незамедлительно возвращаться к штабу операции для отчета и
оказания помощи.

"Веселая выдалась ночка, - подумал Генрих разбито, и только сейчас
сообразил, что смерть в очередной раз прошлась в нескольких шагах от него.
Всего лишь в нескольких шагах. - Исключительно веселая. Чего угодно ожидал,
но не этого..."

* * *

Отлеживаясь в кустах, Арчи так и не решил - ползти вперед или пропустить
пограничников. А те что-то не спешили. И еще: Арчи недоумевал по поводу
европейского спецназа, которому полагалось быть впереди всех. Здесь
спецназом и не пахло, только сибиряки толклись. Или численности спецназа не
хватило, чтобы полностью замкнуть кольцо? Наверняка, не полк же их
прислали... Кольцо держат погранцы, а спецназ должен был, наверное,
штурмовать базу. Не обязательно же ее для штурма окружать?

Стрельба возобновлялась еще несколько раз, но все где-то вдали.
Пограничники сидели по кустам и терпеливо ждали приказа.

И вот тут-то началось самое неожиданное.

Волчья база взорвалась. Обратилась в необъятное облако огня, в смерч, в
концентрическое расходящееся цунами из ударной волны и пламени. Волна
содрала с кустов листву, словно покрывало с памятника. Арчи оторвало от
почвы и крепко приложило о ствол лиственницы, а потом со всех сторон начали
сыпаться сучья, хвоя, листья, песок, еще какая-то колючая и жесткая дрянь,
причем не обязательно сверху сыпаться. Ударило Арчи крепко, аж в глазах
потемнело. В рот набилось песку, лицо Арчи поцарапал, и ухо едва не
разорвал. А секундой позже над лесом словно солнце взошло. Арчи снова
посчастливилось не ослепнуть - в этот момент он валялся носом книзу, и даже
сквозь закрытые веки увидел вспышку.

Он приоткрыл глаза, предварительно заслонившись ладонями. Так и есть.
Пожар-верховик. Из тех, что мчатся немногим медленнее курьерского поезда и
не щадят никого на своем пути.

Забыв обо всем Арчи вскочил, и понесся на пламя, потому что оттуда слабо
тянуло приторным запахом тины и вообще чувствовалась влага. К сожалению,
быстро нагревающаяся.

Крохотный ручей - всего лишь. Воробью по колено. Но все же... Вода не
горит. Арчи отыскал место поглубже и плюхнулся лицом вниз. Вода даже не
покрыла его целиком. Тогда он крутнулся, намочил спину и взглянул на огонь.
Пора - жар становился нестерпимым, и рыжая волна готовилась пронестись над
головой.

И пронеслась. Спину под пятнистым комбинезоном мгновенно опалило - стало
нестерпимо больно. И Арчи решился перевернуться еще раз.

Странно это было - находиться в костре. В огромном костре. Всего миг, и
снова лицом вниз. А на спину словно расплавленного свинца налили.

Через несколько минут Арчи потерял сознание, и не захлебнулся в горячей
жиже только потому, что был ньюфаундлендом, а ньюфаундленды не тонут.
Горят, но не тонут.

Впрочем, окончательно сгореть ему было не суждено. Когда сознание
вернулось, Арчи понял, что комбинезон на спине тлеет. Ручей практически
испарился, и намочить спину уже не удалось бы. Сцепив от боли зубы, Арчи
нашел в себе силы комбинезон снять. Спина и ноги казались сплошным ожогом.
Да что казались - они и были сплошным ожогом, слава богу, что всего лишь
поверхностным и не слишком серьезным. Негнущимися пальцами Арчи расстегнул
аптечку и проглотил лошадиную дозу обезбаливающего. Нож и одуревший от
пережитого видик он втиснул в аптечную сумку, а игломет оставил в руке.

Странно он, наверное, выглядел в эту минуту. Обожженный, в черной сзади
футболке и казенных синих трусах, но в совершенно не пострадавших ботинках;
в одной руке игломет, во второй - аптечка, с дурным от таблеток и боли
взглядом, оглушенный, истерзанный, Арчи пошел. Плохо соображая - куда.
Вперед. Просто вперед.

Шел он, судя по всему долго, и, судя по всему, причудливыми зигзагами.
Дважды он выходил к руслу того же ручья. Полувысохшему. А, может, это были
другие ручьи. Боль не прошла, но отступила, стала привычной и докучливой.
Сознание вошло в мерцающий режим - в целом Арчи соображал плохо, просто
инстинктивно шел вперед, но случались редкие проблески. Сначала Арчи
осознал себя стоящим на коленях перед огромным обугленным пнем-выворотнем.
Несколько позже - уже в стороне от пня, перед узкой, как траншея, ямой. В
яме кто-то валялся. И этот кто-то был мертв, но зато одет в необожженный
комбинезон. Следующее мерцание отстояло, видимо, всего на несколько минут -
потому что Арчи был уже в куртке, и, сидя на краю ямы, пытался протиснуть
ногу вместе с ботинком в штанину. Спина казалась упрямым средоточием боли,
но отчего-то Арчи был уверен, что куртку снимать ни в коем случае нельзя, и
что все его мучения не напрасны.

А когда он вышел к небольшой округлой луже, которая, еще совсем недавно
была куда больше размерами, и снова опустился на колени, пришло огромное
облегчение. Рядом была вода - совсем немного, но все же вода. Ведь не может
же он, черт возьми, умереть у воды? Это было бы слишком глупо для бывшего
спасателя и для его морфемы. Аптечку он продолжал сжимать в давно уже
ничего не чувствующей руке, только теперь аптечка была почему-то в правой
руке, а не в левой, а игломета не было вовсе. Наверное, выронил, или, что
вероятнее, забыл когда переодевался. Здесь сознание окончательно оставило
Арчибальда Рене де Шертарини, и он без сил распластался на краю лужи. В
чужой одежде и едва живой.

* * *

Архипа, Дрон и Дудник благополучно пересидели взрыв в укрытии. Бабахнуло
так, что невольно вспомнились бои там, за тысячи световых лет от Земли.
Переждали они и пожар. А потом включили камуфляж, и пошли прорываться через
кольцо. На этот раз - всерьез.

Лес после огненного цунами выглядел плачевно - обглоданные пламенем остовы
деревьев, сиротливо воздевшие к небесам мертвые ветви, и удушливые дымные
облака над черной землей. И лишь кое-где случайно уцелевшие островки
зелени, выглядящие до странности нелепо.

Волки шли на северо-восток, чтобы выйти из окружения максимально близко к
плотине.

На обгоревшего парня в волчьей пехотной форме они наткнулись совсем рядом с
кратером, что остался от бывшей базы.

- Е-мое! - тихо сказал Дрон и остановился. - Поглядите только!

Парень еще дышал. Но досталось ему изрядно - ожоги, плюс контузия...

- Ты его знаешь? - спросил помрачневший Дрон у Архипы.

- Нет.

- А ты?

Дудник тоже не знал.

- Да... Досталось пехтуре.

Дрон стянул с плеча автомат и протянул Архипе:

- Держи...

И склонился над парнем. В руке тот сжимал небольшую сумочку, из местных -
не поймешь живую или обычную. Похоже, живую.

Без видимых усилий Дрон взвалил парня на плечи. Камуфляжный модуль
зафиксировал возросшую массу и скорректировал поле. Растянул и обволок
ношу, растворил в ночи.

- Так и потащишь? - хмуро спросил Дудник.

- Не бросать же его? - отозвался Дрон. - Живой все-таки.

- Давай подсумки, что ли... - вздохнул Дудник. - Архипа, ступай вперед, а я
хвосты прижимать буду...

Троица призраков обогнула изувеченную поляну по самому краю и, оставляя в
пепле цепочки следов, скрылась в лесу. Одна из цепочек пропечатывалась
отчетливее.

* * *

- Константин Семенович?

Золотых оторвал гудящую голову от столика.

- Да, Степа?

- Министр на связи.

Полковник разбито вздохн