ву Эрику на плечо, а он целовал ее волосы. За
несколько часов он уже изучил форму  каждого  ее  пальца,  движение  плеч,
когда она закидывала руки, чтобы обнять его. Эрик не представлял себе, что
можно знать Сабину лучше, чем он узнал ее в тот вечер.
   Была уже полночь, когда он поднимался вместе с ней в лифте.  Они  долго
стояли в облицованном кафелем коридоре у дверей ее квартиры.  Наконец  они
еще раз поцеловались, и Сабина хотела уже уйти, но Эрик удержал ее.
   - Помнишь первое наше воскресенье?  -  спросил  он.  -  Я  просил  тебя
сказать: "Я, Сабина, буду твоей девушкой, Эрик", а ты  не  хотела,  потому
что считала это ребячеством. Ты и сейчас так считаешь?
   Она погладила его пальцами по лицу. Губы ее,  раскрывшиеся  в  поцелуе,
были мягки и теплы.
   - Вот как я теперь считаю, - нежно прошептала она.



        4

   В понедельник Хэвиленд вручил Эрику ключи от  лаборатории,  находящейся
внизу, возле самого вестибюля.
   - Кажется, после своего приезда я туда еще не заглядывал, - сказал  он.
- Делайте там что хотите, только не надоедайте мне. Когда нужно, я сам вас
найду. Ну, идите и постарайтесь хоть чему-нибудь научиться. Пока - все.
   Это было сказано достаточно любезным  тоном,  но  смысл  сказанного  не
оставлял никаких сомнений - Хэвиленд не желал  с  ним  возиться.  Хэвиленд
отлично понимал, что его, можно сказать, обвели вокруг пальца, но допустил
это потому, что Горин произвел  на  него  хорошее  впечатление.  Утром  он
говорил о нем с Уайтом, Фоксом и другими профессорами и теперь, свыкшись с
мыслью, что Горин будет его ассистентом, решил выжать из молодого человека
все, на что тот способен.
   Тони Хэвиленд пришел в науку несколько необычным путем. Он был  младшим
сыном в состоятельной семье и обладал  собственным  доходом  в  тринадцать
тысяч в год, две трети из которых мог тратить бесконтрольно. В день, когда
ему исполнится сорок лет, он должен был получить наследство,  составляющее
восемьсот  тысяч  долларов,  и  одну  четвертую   доходов   с   фамильного
предприятия.
   По  окончании  Гарвардского  университета  у  Тони  не   было   никаких
определенных  планов,  кроме  твердого  намерения   не   связывать   своей
будущности  с  фамильной  фирмой,  занимавшейся  заключением   сделок   на
недвижимость в  Нью-Йорке.  Чтобы  оттянуть  решение  относительно  выбора
карьеры. Тони сразу же после  окончания  университета,  с  согласия  отца,
отправился на год за границу.
   За три месяца до возвращения домой он  познакомился  с  двумя  молодыми
людьми  -  Уэйром  и  Помфретом,  магистрами  Кембриджского  университета,
которые произвели на него огромное впечатление.  Эта  встреча  решила  его
дальнейшую судьбу.
   Джефф Уэйр и Артур Помфрет выработали собственную жизненную  философию.
Богатство и связи обеспечили им доступ в веселое и легкомысленное светское
общество, приятное  в  небольших  дозах,  но  быстро  приедающееся.  Ум  и
способности они решили отдать проблемам науки, но оба  знали,  что  жизнь,
ограниченная одной наукой,  суха  и  скучна.  Тогда  они  нашли  блестящий
компромисс, решив сочетать научную деятельность со  светской  жизнью.  Под
сильным  впечатлением  взглядов  своих  друзей,  их  утонченной  жизненной
мудрости и светского престижа, Хэвиленд в 1923 году поступил в аспирантуру
при Гарвардском университете, и в 1926 году ему была присуждена докторская
степень за диссертацию "Спектры поглощения тройной связи". В этом же  году
он  приехал  в  Нью-Йорк  и  стал  работать  в  Колумбийском  университете
ассистентом у Эрла Фокса. В 1928 году он получил собственную  лабораторию,
и его работа стала привлекать к себе внимание.
   Хэвиленд  неуклонно  шел  в  гору.  Его  брат  и  большинство   друзей,
занимавшиеся делами или просто прожигавшие жизнь,  переживали  мучительную
тревогу, видя, как деловые предприятия, одно за другим, терпят крах.  Тони
сравнивал их душевное состояние с собственным спокойствием и  уверенностью
и поздравлял себя с мудрым выбором карьеры.
   И сейчас, передавая Эрику ключи  от  лаборатории,  Хэвиленд  чувствовал
себя полным хозяином своей жизни и своего будущего. Жизнь  доставляла  ему
огромное удовольствие.
   Когда Хэвиленд запретил Эрику надоедать ему,  Эрик  понял,  что  в  его
глазах он уже не совсем посторонний  человек,  что  он  получил  право  на
некоторую близость - особую близость помощника, который  обязан  выполнять
приказы, но  в  то  же  время  разделяет  ответственность  и  славу.  Эрик
улыбнулся и отправился пробовать свой новый ключ.
   Лаборатория оказалась пустой  комнатой  в  тридцать  квадратных  футов,
совершенно голой - в ней не было даже табуретки. Пол был цементный,  грубо
оштукатуренные стены выкрашены серой краской.  Вдоль  стен,  на  высоте  в
половину человеческого роста, шла коричневая деревянная  планка  дюймов  в
восемь шириною, в которую через разные  промежутки  были  вделаны  газовые
рожки, краны,  подающие  сжатый  воздух,  и  подводки  для  тока  высокого
напряжения.  Была  тут  еще  глубокая  раковина  с  двумя   кранами.   Для
исследователя, собирающегося ставить  опыт,  это  помещение  не  оставляло
желать ничего лучшего, но являлось суровым укором для человека, пришедшего
сюда без определенной цели.
   Эрик  огляделся,  тщательно  осмотрел  все  приспособления,   но   факт
оставался фактом - он погиб. Прежде чем  начать  какую-либо  работу,  надо
было  раздобыть  рабочие  столы,   табуретки,   письменный   стол,   самое
необходимое  лабораторное  оборудование.  Потом   нужно   достать   разные
инструменты и приборы. А с чего начинать, он не знал. Эрик сел на  пыльный
подоконник и закурил, чувствуя себя незваным пришельцем, присвоившим чужие
права. Он вышел, не осмеливаясь оглянуться на  вызывающе  пустую  комнату.
Идя по коридору, он молился,  чтобы  только  не  встретить  Хэвиленда.  Он
казался себе таким ничтожным и беспомощным.
   На лекциях ему постоянно внушали, что целью всякого  физического  опыта
является измерение и выражение результатов  в  соответствующих  величинах:
если измеряется масса каких-либо частиц - то в граммах,  если  температура
раскаленной докрасна проволоки - то в градусах  Цельсия.  Кроме  того,  он
знал еще, что  каждый  опыт  имеет  три  стадии:  проектирование  прибора,
позволяющего произвести нужные измерения, тщательное конструирование этого
прибора и затем самый процесс измерения.
   Эрик обладал достаточными знаниями, чтобы понимать, что первая стадия -
проектирование прибора для опыта - является настоящей творческой работой и
что для этого требуются не только основательные теоретические знания, но и
опыт инженера-конструктора. Более того, необходимо иметь представление обо
всех механических и  электрических  приспособлениях,  которыми  пользуются
другие экспериментаторы. Хэвиленд, конечно, отвечал всем этим требованиям,
и Эрик знал, что пройдет еще немало времени, прежде чем  он  сможет  стать
ему по-настоящему полезным. Эрик сознавал это и  прежде,  но  до  сих  пор
относился к этому довольно спокойно, как, например, к тому, что  рост  его
не достигал шести футов. Но сейчас его стало мучить  сознание  собственной
неподготовленности, он злился на свою неполноценность,  она  казалась  ему
просто позорной.
   Его учили, что современная физика имеет дело  с  мельчайшими  частицами
материи;  чтобы  избежать  ошибок  и  влияния  на  результаты  посторонних
факторов, почти все опыты необходимо производить  в  вакууме.  Значит,  он
должен научиться сооружать из стекла  и  металла  вакуумные  камеры,  куда
потом будет помещена аппаратура, и системы насосов для  создания  вакуума.
Необходимо также иметь приборы, измеряющие давление, чтобы  контролировать
образование  вакуума,  и  особые   электрические   приспособления,   чтобы
управлять приборами, установленными внутри камеры. Таким  образом,  вторая
стадия постановки опыта - изготовление и  сборка  аппаратуры  -  требовала
знания трех профессий: стеклодува, механика и электротехника. Даже  в  том
случае, если бы он делал только чертежи, а всю техническую работу  поручил
мастерам-специалистам,  ему  все  равно   пришлось   бы   овладеть   этими
профессиями,  ибо  он  никогда  не  сумел  бы  спроектировать  практически
применимый аппарат, не зная технических возможностей каждого ремесла.
   Итак, для того чтобы стать полезным Хэвиленду и  приступить  к  научной
работе,   он   должен   овладеть   тремя   техническими   специальностями,
необходимыми каждому физику-исследователю.
   С тех пор, что бы он ни делал, перед его глазами неотступно стоял образ
Хэвиленда. Хэвиленд наблюдал за его работой и  каждую  минуту  должен  был
убеждаться в том, какой дельный человек этот Эрик Горин.
   Прежде всего Эрик решил овладеть ремеслом  стеклодува.  Для  начала  он
поставил в лаборатории  стол,  табурет,  добыл  паяльную  лампу,  печатное
руководство  и  кучу  пирексовых  трубок  разного  диаметра.  Это  скудное
оборудование едва заняло один угол просторной комнаты. Эрик  мог  работать
только по вечерам, так как дни его были загружены преподаванием, слушанием
лекций  и,  главное,  подготовкой  к  экзаменам  на  получение  докторской
степени. Он напрягал все  силы,  потому  что  над  рабочим  столом  всегда
маячило неотступно следившее за ним лицо Хэвиленда.
   Ему не раз приходилось наблюдать, как работают стеклодувы,  и  он  имел
некоторое представление о том, что надо делать; к тому же руководство было
составлено очень вразумительно. Сначала все его попытки  были  чрезвычайно
неуклюжи, но вскоре он наловчился запаивать концы трубок и конусов, делать
тройники и колена и, наконец, мог  уже  почти  автоматически  регулировать
пламя паяльной лампы  и  обращался  с  3-миллиметровыми  трубками  так  же
уверенно, как и с толстостенными, широкими 55-миллиметровыми.  Спайка  его
была  груба  и  шероховата,  но  вполне  удовлетворительна.  Он  вызывающе
предлагал образу  Хэвиленда  покритиковать  его  работу.  Лицо  оставалось
безучастным.
   Эрик виделся с Сабиной только по субботам и воскресеньям. Они проводили
время всегда одинаково: по субботам - кино, по воскресеньям - прогулка или
какой-нибудь музей, потом обед где-нибудь в дешевом  ресторанчике.  Сабину
очень беспокоили его руки - они постоянно были в ожогах.
   При физическом факультете существовала большая мастерская с  постоянным
штатом из пяти квалифицированных механиков, имевших в  своем  распоряжении
очень точные токарные, фрезерные и сверлильные станки. Механики занимались
изготовлением тяжелых и сложных частей для приборов. Эта  работа  отнимала
столько  времени,   что   физики   никогда   не   делали   нужные   детали
собственноручно,  а  предпочитали  отдавать  их  мастерам,   чтобы   иметь
возможность заниматься другим делом. Но Эрик  все-таки  должен  был  уметь
работать на станках.
   Он отправился в мастерскую; один  из  механиков  показал  ему,  с  чего
начать, дал несколько советов и предоставил его  самому  себе.  Снова  ему
пришлось работать по вечерам, и снова дело шло у него довольно туго.
   - Порою чувствуешь себя совершенным болваном, - жаловался он Сабине.  -
Без конца повторяешь одну и ту  же  ошибку.  Резцы  ломаются,  точишь  их,
точишь, пока не стачиваешь совсем, потом приходится начинать все  сначала.
Кажется, что никогда в жизни ничему не научишься.
   Эрик усвоил только самую элементарную слесарную технику  и  делал  едва
заметные успехи. Смазочное масло и металлическая пыль так  въелись  в  его
кожу, что узоры на мякоти пальцев стали  отчетливо  выделяться  на  черном
фоне. Каждый раз, заслышав в холле шаги, он настораживался в надежде,  что
это Хэвиленд идет наконец к нему в лабораторию. Но Хэвиленд  не  приходил.
Напряженное ожидание стало в конце концов раздражать  Эрика,  и  ему  было
трудно заставить себя думать о чем-либо другом.
   - Хоть бы знать, сколько еще Хэвиленд будет высиживать  свою  проклятую
идею, - сказал он как-то Сабине. - Ей-Богу, он ведет себя  так,  словно  у
меня уйма времени впереди.
   - Не понимаю, какое ты имеешь право сердиться, - возразила Сабина.
   Они только что вышли из кино и теперь гуляли  в  сумерках  по  Бродвею.
Идти домой было еще рано. Им негде было уединиться, и это являлось главной
и неразрешимой проблемой, но они старались не говорить об этом,  иначе  им
сразу же начинало казаться, что они обречены на вечные скитания по  темным
ночным улицам. У них не было другого крова, кроме холодного ночного неба.
   Они  гуляли  по  улицам  целыми  часами.  Иногда,  охваченные  чувством
одиночества, они присоединялись  к  толпе,  слушающей  разглагольствования
какого-нибудь оратора о предстоящих выборах президента.  Им  была  знакома
каждая скамейка на  Риверсайд-Драйв  до  110-й  улицы  и  все  скамейки  в
Морнингсайд-парке.
   - Ведь он с самого начала сказал тебе, как обстоит дело. К тому  же  ты
сам к нему напросился. Он тебя не звал.
   - Не будь  такой  чертовски  рассудительной,  Сабина,  -  сказал  Эрик,
поднимая воротник пальто. - Это ожидание меня скоро с ума  сведет.  Хочешь
выпить кофе? Вон закусочная.
   - Давай закажем оладьи.
   - Ладно, одолжи мне доллар, и платить буду я.
   - Не выдумывай, - сказала она. - Ты  платил  в  кино,  а  я  заплачу  в
ресторане.



        5

   По  пятницам,  в  восемь  часов  вечера,  в  большом  зале  физического
факультета происходили открытые  семинары.  Их  посещал  преподавательский
состав физического факультета, аспиранты и ученые  других  специальностей,
которых интересовала тема лекции. В конце  ноября  в  главном  коридоре  и
библиотеке появилось объявление о том,  что  в  следующую  пятницу  доктор
Энтони Хэвиленд  прочтет  доклад  "О  последних  экспериментах  в  области
ядерной физики".
   - О чем он будет говорить? - спрашивали у Эрика.
   - Откуда я знаю! - мрачно отвечал он. - Я даже забыл, как он выглядит.
   Хэвиленд выглядел на трибуне  очень  эффектно.  Высокий,  стройный,  со
светлыми, гладко зачесанными волосами, он был безукоризненно элегантен.  В
нем чувствовалась властная уверенность, вскоре заставившая  присутствующих
прекратить всякие  перешептыванья.  Хэвиленд  оглядел  аудиторию  и  начал
непринужденным, но деловитым тоном:
   -  В  течение  нескольких  месяцев  я   пытался   обобщить   результаты
многочисленных   опытов   по   расщеплению   атомного   ядра   и   сделать
соответствующие выводы. Но сегодня утром я получил  из  Англии  письмо,  в
котором заключается ответ на все  мои  вопросы.  В  этом  письме,  автором
которого   является   один   из   ассистентов   профессора   Кембриджского
университета,  доктора  Чэдвика,  описываются  результаты  опыта,  недавно
проведенного доктором Чэдвиком. Как вам, вероятно, известно, за  последнее
время был проделан ряд опытов по  расщеплению  атомного  ядра  посредством
воздействия  на  него  различных  частиц.  В  некоторых  случаях  материя,
подвергаемая действию  этих  частиц,  в  свою  очередь  начинает  излучать
энергию, и это новое излучение содержит  неизвестную  компоненту,  которая
обладает проницаемостью, превышающей все, с чем нам приходилось иметь дело
до сих пор. Как мне сообщают, Чэдвику  удалось  доказать,  что  это  новое
излучение порождается  совершенно  новой  частицей,  которая  является  по
меньшей мере необыкновенной. Чэдвик,  открывший  эту  частицу,  назвал  ее
"нейтроном". Масса этой частицы близка к массе протона и совершенно лишена
электрического  заряда.   Нет   сомнения,   что   эта   частица   ядерного
происхождения. Я  не  вижу  надобности  говорить  о  том,  какую  огромную
важность имеет это открытие.
   Эрик слушал  как  зачарованный,  испытывая  такую  гордость  за  своего
наставника, словно Хэвиленд сам сделал это открытие, а  не  рассказывал  о
работе, проделанной другими. После  доклада  Хэвиленд  на  глазах  у  всей
аудитории сделал ему знак подождать, пока присутствующие разойдутся.
   - Ну, - спросил он, собирая свои бумаги, - научились вы чему-нибудь  за
это время?
   - Надеюсь, что да.
   - Отлично, - Хэвиленд взглянул на  стенные  часы.  -  Сейчас  я  должен
бежать, меня ждут. В какие часы вы бываете в лаборатории по утрам?
   - По-разному, - сказал Эрик. - Когда у меня занятия  со  студентами,  я
прихожу туда только во второй половине дня.
   - Завтра у нас суббота, значит, вы можете быть там в  девять  часов.  -
Хэвиленд взглянул на него и улыбнулся. - Наконец-то мы примемся за работу!



        6

   На следующее утро Эрик явился в лабораторию,  еле  сдерживая  радостное
волнение. Хэвиленд был уже там. Усевшись  на  единственную  табуретку,  он
набрасывал план комнаты и вычислял ее объем и площадь пола. При  появлении
Эрика он поднял глаза.
   - Боюсь, что нам придется перебираться, - сказал  он.  -  Для  нас  эта
комната  маловата.  На  одиннадцатом  этаже  пустует  двойное   помещение.
Пойдемте посмотрим...
   - План мой таков, - начал Хэвиленд, когда они вернулись в его  кабинет.
- Вы слышали, что я говорил вчера о нейтроне. Можно ручаться, что  нейтрон
представляет собой элементарную частицу,  а  не  комбинацию  двух  частиц.
Вероятно, он является одной из основных частей атомного ядра. Наша  задача
- исследовать некоторые его свойства.
   - Насколько я понял, вы  говорили,  что  Чэдвик  измерил  его  массу  и
показал, что он не имеет электрического заряда. Какие же еще могут быть  у
него свойства?
   - Разумеется, масса и заряд - важные свойства, но остается невыясненным
еще один вопрос, имеющий огромное значение: каким образом нейтрон связан в
ядре? Что его там держит? Очевидно, существует какой-то тип сил, о котором
мы ровно ничего не знаем. Что скрепляет вместе частицы ядра? Каким законам
подчиняются силы, действующие на нейтрон?
   Эрик молчал. Он не имел ни малейшего представления,  каким  путем  надо
добиваться решения этих вопросов.
   Хэвиленд засмеялся.
   - Я и сам не знаю!
   Дверь открылась, и в кабинет вошел Фокс. Он перевел взгляд с  Хэвиленда
на. Эрика, и глаза его, казалось, посветлели.
   - Ваш доклад был очень интересен. Тони, - сказал Фокс и,  пройдя  через
комнату, стал смотреть в окно. - У вас есть  какие-нибудь  планы  на  этот
счет?
   - Да. Я  только  что  собирался  объяснить  Горину,  что  хочу  сделать
нейтронный  генератор,  который  дал  бы  значительно  более   интенсивное
излучение нейтронов,  чем  то,  что  до  сих  пор  удавалось  получить  из
естественных радиоактивных веществ.
   Фокс обернулся и с некоторым любопытством стал следить  за  Хэвилендом,
который подошел к доске и  принялся  набрасывать  чертеж;  задуманного  им
прибора.
   Этот прибор, объяснял он, создаст ускоренный поток ионов гелия, который
будет ударяться о поверхность небольшого диска из бериллия. Он ткнул мелом
в чертеж.
   -  Если  ионы  будут  обладать  должной  энергией,  мы  получим   пучок
нейтронов, выходящих из этого отверстия в приборе.
   Фокс помолчал, затем улыбнулся, но улыбка вышла немного грустной.
   - Чертеж довольно прост, но замысел ваш чертовски дерзок. Кто же  будет
все это делать?
   - Я и Горин. Он хочет взять это темой для своей докторской диссертации.
   - Понимаю. - Фокс покачал головой. - Но это слишком большая работа  для
двоих. - Он обернулся к  Эрику.  -  Отдаете  ли  вы  себе  отчет,  за  что
беретесь?
   - Думаю, что да, - ответил Эрик.
   - Сомневаюсь, - просто сказал  Фокс.  -  Конечно,  если  работа  пойдет
успешно, вы сможете проделать ряд интересных и важных опытов.  Но  все  же
мне хочется предупредить вас, что это не такое дело, которое можно бросить
на полпути.
   - Вы как будто не очень в него верите, - сказал Хэвиленд, швырнув мел в
ящик. - Надеюсь, вы не собираетесь нас отговаривать?
   Фокс стоял неподвижно.
   - Вопрос ребром, - задумчиво сказал он. -  Кажется,  мне  действительно
этого хочется. Да, признаюсь откровенно, я хочу вас отговорить!
   Фокс взглянул на чертеж, изображенный на доске, и развел руками.
   -