рейти к занимающей его теме.
   - Ничего особенного,  кроме  маленькой  стычки  с  Кларком  Риганом  из
Кемберлендского университета.
   Траскер вдруг нахмурился.
   - Вот как? Что же у вас произошло?
   Эрик подробно рассказал о случившемся.
   - Ах, черт, - сказал Траскер, - вот  некстати;  боюсь,  как  бы  вы  не
испортили все дело. А после того он вам ничего не говорил?
   - Нет, он даже не знает, кто я такой. Он очень близорук и  не  запомнил
меня в лицо, он слышал только мой голос.
   - Будем надеяться, что это так, - сказал Траскер, потирая подбородок. -
Иначе нам предстоят довольно неприятные полгода.
   - Ради бога, в чем дело?
   - Сразу же после вашего отъезда я получил такое предложение, какого  не
получал еще ни разу  в  жизни.  Обширный  план  исследовательской  работы,
реорганизация учебной программы и обещание выделить  специальные  средства
для наших опытов. Для меня - должность профессора на шесть месяцев, а  для
вас - место младшего  профессора,  так  как  я  поставил  условием,  чтобы
пригласили и вас. Мне даже удалось договориться, что с нами поедет  и  тот
юноша, который работал с вами в Нью-Йорке, - Фабермахер.  И  знаете,  куда
нас приглашают?
   - В Кемберленд? - Эрик кисло усмехнулся.
   - Верно! Риган там декан  факультета,  и  он  уже  три  года  назад  по
возрасту должен был выйти в отставку. Но он не желает, потому  что  ректор
университета на  два  года  старше  его  и  тоже  не  уходит  в  отставку.
Попечителям хочется удержать ректора, но Риган им  смертельно  надоел.  Он
пока что не сдается, но они надеются, что через год  им  удастся  от  него
избавиться. Как только он  выйдет  в  отставку,  за  ним  потянется  почти
половина тамошних профессоров. Все они просто старые пни, ведь их подбирал
Риган. Мы поедем туда осенью  и  прослужим  под  его  началом  всего  один
семестр. Однако поскольку он декан  факультета,  наши  кандидатуры  должны
быть утверждены им. Когда-то он был порядочным человеком, но теперь!..  Не
будь я уверен, что он уйдет, я бы и разговаривать не стал.
   - Знаете, - сказал Эрик после паузы, -  снимите  мою  кандидатуру.  Вам
представляется счастливый случай, зачем рисковать? Сам не знаю,  что  меня
тянуло за язык, но я ему сказал то, что думаю, и не жалею об этом.
   Траскер покачал головой.
   - Там уже знают наши имена. Будь, что будет.
   Вернувшись после завтрака в лабораторию, Эрик задумался  над  некоторой
странностью  поведения  Траскера.  Вся  эта  история  с   приглашением   в
Кемберленд   являлась   типичной   закулисной   интригой   университетских
преподавателей и, следовательно,  могла  служить  поводом  к  нескончаемым
сплетням, а это как раз было то,  чего  Траскер  всегда  терпеть  не  мог.
Прошло полдня, прежде чем Эрик  решился  задать  Траскеру  прямой  вопрос.
Траскер ответил без всякого колебания.
   - Я ненавижу все то, что символизирует собою Риган, - сказал он. - Пока
он считается ученым, я всегда буду стыдиться этого звания. Что  бы  он  ни
сделал и каким бы он ни был тридцать лет назад,  сейчас  он  просто  лгун,
хвастун, человек, потерявший всякую совесть. Сказать по правде, мне стыдно
за членов Физического общества, как это они до сих пор терпят  его.  Гнать
его надо в шею!
   Он говорил спокойно и твердо, как фанатик, убежденный в правоте  своего
суждения.
   - Я  вам  кое-что  расскажу  о  Ригане,  -  продолжал  Траскер.  -  Мне
доподлинно известно, что однажды, для того чтобы одержать верх в  каком-то
незначительном  теоретическом  споре,  он   подделал   результаты   опыта,
проведенного  его  студентом.  Когда  на  одном  собрании  его  всенародно
уличили, он все свалил на студента, якобы давшего ему  неверные  сведения.
Студент возмутился, ушел из университета, и до сих пор неизвестно,  что  с
ним.
   - А если Риган и через полгода не захочет подать в отставку? Что  тогда
будет с нами?
   Траскер пожал плечами.
   - По крайней мере, ангелы будут за нас.
   - А что ж, в самом деле! Я не прочь быть  ассистентом  профессора  и  в
придачу выжить Ригана. Кроме того, неплохо для разнообразия иметь на своей
стороне ангелов.
   Траскер засмеялся.
   - С каких же это пор они от вас отступились?
   - С недавних, - сказал Эрик. - И я очень надеялся, что дьявол  в  конце
концов одолеет, но он не польстился на мою душу.




        ЧАСТЬ ВТОРАЯ


        1

   Если б не Риган, перспектива работы в  Кемберлендском  университете  не
оставляла  желать  ничего  лучшего.   Преподавать   по   учебному   плану,
составленному  Траскером,  наверняка  будет  очень  интересно;  не   менее
интересным казался  размах  научно-исследовательской  работы,  а  иметь  в
качестве  помощника  такого   теоретика,   как   Фабермахер,   чрезвычайно
заманчиво. Впрочем, тут надо было  обдумать  одно  важное  обстоятельство:
Эрик не знал, следует ли предупреждать Траскера о болезни Фабермахера. Ему
все еще не верилось, что Фабермахер обречен на близкую смерть. И он  решил
пока ничего не говорить Траскеру.
   Работа в Кемберленде сулила все эти блага и вдобавок  жалованье  в  три
тысячи долларов в год. И глядя на окружающий мир, пустые заброшенные поля,
простиравшиеся  к  югу  и  западу,  на  длинные  очереди   безработных   в
промышленных городах всего за несколько миль к востоку,  Эрик  думал,  что
он, быть может, единственный человек во всей стране, который прочно  стоит
на ногах в этом страшном сером море неуверенности.
   Он не сказал Сабине о возможном переезде, ему  не  хотелось  понапрасну
будить в ней надежды; поэтому она продолжала поиски новой квартиры. Как-то
она показала ему список адресов.
   - Некоторые из этих квартир стоят не дороже, чем наша, - сказала она. -
Конечно, лучшие - на несколько долларов дороже. Но я уже все  обдумала,  -
торопливо добавила она, - я договорюсь с  какой-нибудь  студенткой,  чтобы
она раза три в неделю посидела  полдня  с  Джоди,  пока  я  буду  помогать
продавщицам в магазине Уотермена.
   Эрик вытаращил глаза.
   - Да разве теперь можно найти место! Кругом такая безработица.
   - Но я уже договорилась, - сказала она. - На них произвело впечатление,
что я служила у Мэйси. Моего заработка хватит, чтобы возместить разницу  в
квартирной плате, да еще останется на мелкие расходы, так что весь  вопрос
в том, чтобы выбрать квартиру себе по вкусу.
   Он был глубоко благодарен ей - она наводила  справки  и  хлопотала,  не
беспокоя его. И ей в  голову  не  приходило,  что  она  ради  него  чем-то
жертвует. Сможет ли он когда-нибудь отплатить ей тем же, думал Эрик.
   -  Видишь,  что  бывает,  когда  стараешься  уберечь  жену  от   лишних
разочарований, - грустно сказал он. - Вот ты хочешь  поступить  на  работу
только для того, чтобы мне было удобнее, а я должен тебе в этом  отказать.
Пожалуй, лучше рассказать тебе правду, Сабина; я не  сказал  сразу  только
потому, что, по-моему, худее нет, как возбуждать слишком большие надежды.
   Он рассказал ей о плане переезда в Кемберленд, и она готова была прийти
в восторг, но, вспомнив о его словах, сдержалась;  тогда  ему  показалось,
что она обрадовалась гораздо меньше, чем следовало. И как ни  странно,  он
сам не знал, приятно ему это или неприятно.
   Дни и недели проходили в ожидании ответа  от  Кларка  Ригана  и  бывали
длинные промежутки времени, когда Эрик даже и не вспоминал о Мэри  Картер.
Потом он снова стал думать о той ночи в поезде, но представлял себе ее  не
так, как это было на самом деле, а так, как этого хотела какая-то  упрямая
частица его сознания. Снова и  снова  он  вызывал  в  памяти  ощущение  ее
близости. Как бы он ни любил Сабину - а теперь он  окончательно  убедился,
что любит ее, - все же то захватывающее волнение, которое они оба когда-то
испытывали, уже прошло. Эрик никогда не ощущал его  отсутствия,  пока  оно
опять не возникло в нем при встрече с Мэри. А ему  хотелось  испытать  его
вновь.
   Во время этого длительного ожидания вестей из Кемберленда  Эрик  иногда
думал о Мэри отвлеченно, как подросток, мечтающий о девочке, с которой  он
не осмеливается даже заговорить. Он твердо решил, что  никогда  к  ней  не
поедет, и был уверен, что он, как  и  подобает  здравомыслящему  человеку,
преодолел случайный порыв, который мог привести к гибельным  последствиям.
Он внушал себе, что его постоянное внутреннее  беспокойство  вызвано  лишь
томительным ожиданием ответа.


   В конце концов он решил вручить свою судьбу  Сабине.  Однажды  вечером,
месяца через два после поездки в Нью-Йорк, он отложил книгу и сказал:
   - Я тебе как-то говорил, что мне нужно  будет  съездить  в  Чикаго  для
обсуждения кое-каких вопросов. Поедем вместе. Устроим себе каникулы.
   Сабина подняла на него глаза. Занятая чтением, она не сразу  сообразила
о чем речь, но затем лицо  ее  просияло.  Эрик  смотрел  на  нее,  мучимый
противоречивыми чувствами. Если она поедет  с  ним,  для  него  это  будет
огромным облегчением. Он встретится с Мэри в университете, поговорит с ней
несколько часов о деле, а потом, ничем не  связанный,  сможет  провести  с
Сабиной в Чикаго субботу и воскресенье; но внутренне он  будет  злиться  и
испытывать жалость к самому себе.
   С другой стороны, если Сабина откажется от поездки, он сможет  свободно
отдаться на волю потока, в который бросит его порыв чувства.
   - По-моему, это чудесная мысль, - сказала Сабина. - А мы  сможем  пойти
куда-нибудь потанцевать?
   - Да ведь в Нью-Йорке мы этого никогда не делали, - сказал он.
   - Ну, тогда у нас не было денег.  Впрочем,  мы  и  теперь  не  очень-то
развлекаемся, - засмеявшись добавила она. -  Но  сейчас  мы  уж  не  такие
бедняки, как раньше. Я могу одолжить платье у Мэй Тэрнер.
   - Разве у тебя нет своего?
   Она  взглянула  на  него  с  выражением  полной  безнадежности,   какая
овладевает каждой женщиной, пытающейся  объяснить  мужчине  что-то  насчет
платьев.
   - Ладно, не беспокойся. Платье у меня будет.
   - А как же Джоди? - спросил он. - На кого мы  его  оставим?  У  Льюисов
оставить его, конечно, нельзя. Да и  вообще,  если  разобраться,  неудобно
навязывать ребенка на два дня кому бы то ни было.
   - Ты же первый это предложил, - засмеялась  Сабина  и,  пожав  плечами,
снова взялась за книгу. - Оставим это. Поезжай один.
   - Не хочу я ехать один. Это неинтересно.
   - Ну, оставайся дома. - Она снова подняла глаза, подсмеиваясь над  ним.
- Мне бы очень хотелось поехать, но я не могу. И никакой  драмы  тут  нет.
Чего ты от меня хочешь, Эрик? Тебя что-то тревожит?
   - Нет. Мне просто хочется поворчать.
   - Ну хорошо, - мягко сказала она. - Ты поворчи, а я пока почитаю.
   На следующий день он послал в Чикагский университет на имя Мэри  Картер
записку, в которой писал, что рассчитывает приехать в Чикаго днем десятого
марта. Ему хотелось бы поговорить с ней о некоторых работах,  ведущихся  в
Калифорнийском технологическом институте. Не будет ли она  добра  сообщить
ему, где он может с ней встретиться. Ответ пришел очень скоро.  Она  будет
ждать его в два тридцать в библиотеке физического факультета. Эрик смотрел
на ее четкую круглую подпись, и ему казалось, что Мэри,  выводя  свое  имя
для него одного, вкладывала в это движение ласку.
   Всю дорогу до Чикаго он томился и нервничал. Как бы ни были приятны его
ожидания,  в  нем  ни  на  минуту  не   ослабевало   глубокое   внутреннее
сопротивление.
   Ему уже не хотелось ехать  в  Чикаго  и  встречаться  с  Мэри.  Ему  не
хотелось сталкиваться с  необходимостью  окончательного  решения.  Ему  не
хотелось  быть  жертвой  случайного  порыва,  выросшего  в   непреодолимое
влечение. Черт возьми, Сабина не имеет возможности одеться как следует,  а
он, вместо того чтобы купить ей платье,  тратит  деньги  на  эту  поездку,
которая, в сущности, является для нее оскорблением! Больше того,  у  Джоди
тоже многого не хватает. Ведь он,  Эрик,  зарабатывает  всего  сорок  пять
долларов в неделю. Откуда он взял,  что  может  позволить  себе  роман  на
стороне?
   И если он не может себе этого позволить из финансовых  соображений,  то
тем более это немыслимо по соображениям моральным. Эрик сидел, уставясь  в
окно и механически раскачиваясь в такт движению поезда. Рядом с ним  лежал
чемоданчик с пижамой, бритвой и зубной щеткой. И пока он  яростно  обвинял
себя на тысячу ладов, не находя себе никаких оправданий, ему  ни  разу  не
пришло в голову выйти  на  следующей  остановке  и  с  первым  же  поездом
вернуться в Энн-Арбор.
   Войдя в библиотеку, Эрик сразу окунулся в привычную атмосферу.  Он  был
совершенно  уверен,  что,  окажись  он   в   библиотеке   любого   другого
университета - Бангалорского, Киевского, Копенгагенского  или  Цюрихского,
он везде увидел бы такие же полки, те же толстые книги и те же заглавия. И
точно так же за столами сидело бы  несколько  аспирантов  и  перед  каждым
лежал бы ворох раскрытых книг и стопка бумаги, исписанной вычислениями.
   В таких  комнатах  Эрик  всегда  ощущал  тайную  гордость  за  то,  что
принадлежит  к  единственному  в  своем  роде  сословию.  Если  в  мире  и
существует какой-то общий язык, общая движущая сила, то это,  конечно,  не
любовь, это - наука. Но здесь, возле  стенда  с  журналами,  его  ждала  и
любовь. Мэри была в новеньком, с  иголочки,  сером  костюме  из  шерстяной
фланели и желтой блузке  с  воротником,  завязанным  спереди  бантом.  Она
поднялась ему навстречу, улыбаясь и вопросительно  глядя  на  него,  а  он
жадно разглядывал ее милое оживленное лицо, ее волосы и фигуру, мучительно
стараясь найти хоть какие-нибудь недостатки, которые  могли  бы  быть  ему
неприятны. Она протянула руку с превосходно отполированными ногтями.
   - Хэлло, Эрик, - тихо сказала Мэри. Она избегала глядеть ему в глаза, и
на ее худощавом лице выступила краска. - Здесь есть комната для семинаров,
где мы можем поговорить. -  Она  поправила  пояс  юбки,  глубоко  переводя
дыхание. Он молча шел за нею, неся в руках небольшой чемоданчик.
   В комнате  для  семинаров  стоял  длинный  коричневый  стол,  несколько
жестких стульев, три классные доски и кожаный диван. На  столе  лежали  ее
пальто и сумка. Эрик заметил, что у нее хорошие вещи, гораздо лучше, чем у
Сабины. Он почувствовал к ней острую неприязнь и  обрадовался  этому,  как
избавлению.
   - Ну, Мэри, что вы делали это время? Есть что-нибудь новенькое?
   Она пожала плечами.
   -  Ничего.  Я  бросила  расчеты  линейных  ускорителей,   так   как   в
Калифорнийском институте стали применять новое приспособление.
   Она кратко рассказала о циклотроне, потом спросила:
   - А вы что делаете?
   - Все еще вожусь с нашей трубкой. Впрочем,  мы  думаем  выкинуть  ее  и
установить дейтрон-дейтроновое оборудование. Оно невелико  и  сравнительно
дешево. Вы о нем что-нибудь слыхали?
   Все это время Мэри стояла по другую сторону стола,  прислонясь  к  нему
так, что край его вдавливался ей в бедро. Затем  она  подошла  к  доске  и
начертила на ней ряд маленьких концентрических квадратиков.
   - Нет, - сказала она. - Последнее время я мало читала.
   Мучительное беспокойство, снедавшее Эрика все утро, овладело теперь ими
обоими. Он подождал, пока уляжется волнение.
   - Эта дейтроновая штука - в самом деле  полезная  вещь,  -  сказал  он,
наконец, холоднее, чем когда-либо. - Я вам объясню, как она работает.
   Он подошел к доске и написал:

   1D2 + 1D2 = 2He3 + 0n1

   Мэри стояла возле него, разглядывая простую  формулу,  потом  рассеянно
стала зачеркивать кружок буквы D мелкими штрихами, наклоняя  голову  то  в
одну, то в другую сторону, словно ребенок, любующийся своим художеством.
   - Вы завтракали в поезде? - спросила она, швырнув мел на подносик.
   - Да. А вы не завтракали?
   - Нет еще. Но могу  позавтракать  сейчас.  Давайте  пойдем  куда-нибудь
ненадолго.
   Эрик смотрел на ее волосы, и ему казалось, что он  давно  знает  их  на
ощупь. Как ученый, как личность, она была  не  только  равна  ему,  но  во
многих отношениях гораздо выше. Он был жесток к ней,  ибо  знал,  что  она
может его полюбить, а он никогда ее не полюбит. Он мог  представить  себе,
как бы он жил с ней день за днем, чувствуя к ней  спокойное  уважение,  но
знал, что никогда не полюбил бы ее, как Сабину. Как бы  ни  сложились  его
отношения с Мэри, он никогда не  будет  всецело  захвачен  ею.  В  области
чувств  он  был  чуть-чуть  сильнее  ее,  но  это  давало   ему   огромное
преимущество.
   - Идемте, - сказал Эрик. - Кстати, мне нужно кое-что купить для Сабины.
   Не поднимая на него глаз, Мэри надела шляпу и очень спокойно сказала:
   - Я уже знаю, что вашу жену зовут Сабиной. Очень красивое имя.
   Стоя  под  ярким  солнцем  и  холодным  мартовским  ветром,  они  долго
колебались, куда пойти, и ни один из них не мог  отважиться  ни  на  какое
решение. Они спорили, ехать ли на автобусе или  на  городской  электричке,
потом решили, что электричка намного быстрее, а потому не о чем и спорить,
и все-таки сели в автобус.
   С той же нерешительностью они выбирали, где бы им позавтракать. В конце
концов они зашли в какой-то ресторанчик, оказавшийся через улицу  от  того
места, где они случайно остановились.
   Мэри заказала сандвич и кофе; Эрик решил последовать ее примеру, хоть и
уверял, что совсем не голоден.  Во  время  завтрака  разговор  то  и  дело
обрывался и наступали паузы. Мэри рассказала ему, что родилась  в  Расине,
откуда переехала в Чикаго, когда ей было  двенадцать  лет.  Спустя  четыре
года ее родители развелись. Миссис Картер уже десять лет служит  экономкой
в одной из сестринских общин, в штате Огайо.  Об  отце  Мэри  ни  разу  не
упомянула ни прямо, ни косвенно. Она была  невысокого  мнения  о  мужчинах
вообще;  иронически  и  не  без  удовольствия  она  подчеркивала,  что  ее
заработок в фешенебельном женском колледже  гораздо  выше,  чем  жалованье
большинства  мужчин,  преподающих  в   университетах.   Эрик   безошибочно
чувствовал ее скрытую злость, и временами она неожиданно передавалась ему.
   Мэри взглянула на его чемоданчик.
   - Где вы будете ночевать? - спросила она немного погодя.
   Его вдруг охватило теплое чувство к ней - доброму, славному человеку, к
которому он мог бы привязаться, и тут же ему стало ясно,  что  он  потерял
всякое преимущество перед нею. Именно по  этой  причине  любое  осложнение
вызвало бы теперь тягостные последствия. Тем не менее Эрик  ответил  очень
спокойно, словно не понял скрытого смысла ее вопроса.
   - Я рассчитывал остановиться в преподавательском клубе, - сказал он,  -
но раз уж мы в городе, я могу пойти в какую-нибудь гостиницу.
   Мэри не сводила с него вопрошающего взгляда. Краска уже схлынула  с  ее
щек, но она  продолжала  смотреть  на  него,  словно  настаивая  на  своем
невысказанном предложении. Затем она стала натягивать перчатки.
   - Ладно, - сказала она ровным тоном.  -  Тут  как  раз  недалеко  отель
"Моррисон". Это вроде нью-йоркского "Мак-Альпина".
   - Я даже не знаю, что такое "Мак-Альпин".  Я  провел  несколько  лет  в
Колумбийском университете, но по-настоящему так и не видел Нью-Йорка.
   Она машинально улыбнулась; с такой же улыбкой она сказала  бы  "ничего,
пожалуйста" случайно толкнувшему ее прохожему.
   Они вошли в вестибюль гостиницы; пока портье записывал  его  имя,  Мэри
стояла поодаль.
   Коридорный пошел к лифту, и Эрик Сделал Мэри знак рукой.
   - Пойдемте, я хочу посмотреть комнату, - настойчиво сказал  он.  -  Это
займет одну минуту, заодно я оставлю чемоданчик.
   Мэри слегка заколебалась. Ее бледное лицо казалось  усталым,  затем  на
нем появилось выражение решимости, и она пошла, уступая  крепкому  пожатию
его руки, взявшей ее за локоть. В первый раз за этот день он прикоснулся к
ней.
   Комната оказалась небольшой, очень опрятной и светлой. За  окном  внизу
виднелся кусочек залитой ярким солнцем улицы.  По  холодному  ясному  небу
быстро неслись облака; внизу,  на  улице,  царило  беспрерывное  движение.
К