оря, не моя, мне  ее  уступили  только  на  десять  дней.  Я  хотел  бы
познакомить вас с Сабиной. Я столько ей о вас рассказывал.
   - Идемте, - сказал Хэвиленд. - Действительно, пора нам познакомиться, я
каждый день слышу, как вы говорите с ней из холла по телефону.
   Сабина растерялась, увидев незнакомого  человека,  вошедшего  вместе  с
Эриком.  Квартира  принадлежала  одному  из   преподавателей   химического
факультета, уехавшему в отпуск, и они  с  Эриком  воспользовались  ею  для
своего медового месяца.
   - Я привел гостя, - сказал Эрик. - Мы хотим кутнуть!
   - Здравствуйте, - улыбнулся Хэвиленд.
   - Я вас знаю, - засмеялась Сабина и быстро  окинула  взглядом  комнату,
проверяя, все ли в порядке. - Я узнала вас по голосу.
   - Я тоже знаю  ваш  голос.  Когда  я  подхожу  к  телефону,  вы  всегда
спрашиваете: "О, простите, можно мистера Горина?" Вот этим  "о,  простите"
вы выдаете себя с головой. Вы говорите таким тоном, словно  наступили  мне
на ногу и очень-очень этим огорчены.
   Сабина снова засмеялась и покраснела.
   - Просто мне бывает неловко отрывать вас от работы. Когда Эрик подходит
сам, это совсем другое дело.
   Эрик откупорил бутылку виски. Он и  Хэвиленд  пили  большими  глотками,
откинувшись на спинки кресел. Счастье и гордость настолько переполняли их,
что они произносили только "ох" или "ах" и временами,  посмотрев  друг  на
друга, принимались хохотать.
   Сабина, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.
   - Скажите же мне, в чем дело, - взмолилась она. - Что вас так смешит?
   - Нас ничего не смешит, - ответил Эрик. -  Нам  просто  хорошо.  Прибор
работает!
   - Но ведь вы с самого начала знали, что он будет работать.
   - Мы только _надеялись_, - сказал Хэвиленд. - Боже, как  мы  надеялись!
Но знать мы ничего _не знали_ до сегодняшнего дня, вернее, до шести  часов
вечера. Теперь мы знаем, и, Господи Боже мой, какое это облегчение!
   Хэвиленд встал и не совсем твердыми шагами направился к двери.
   - Вы очень красивая девушка, - сказал он Сабине. - Вы так  же  красивы,
как и ваш голос, и он - счастливый человек, а вы - счастливая  девушка,  и
надеюсь, что в  другой  раз,  когда  я  подойду  к  телефону,  вы  скажете
"здравствуйте", а потом уж будете говорить "о, простите..."
   Когда Хэвиленд ушел, Эрик не смог подняться с кресла. Он с самого  утра
ничего не ел и сразу опьянел от виски.
   - Это только ноги, - сказал он. - Голова у меня ясная, как стеклышко. -
Он протянул к Сабине руки. - Ах, детка, ты  понимаешь,  что  это  для  нас
значит?
   Она села к нему на колени и уткнулась лицом в его плечо.
   - Какой день! - вздохнул  он  и,  поглаживая  ее  волосы,  уставился  в
потолок. - Если б ты только знала, какое это чувство,  когда  видишь,  что
вся твоя работа, все идеи,  все  разговоры  наконец  воплощаются  в  нечто
реальное! Ничто в мире не сравнится с этим чувством. Все эти месяцы я был,
как в тумане. Я даже боялся говорить об этом  с  тобой.  Я  сам  не  знал,
действительно ли я хочу быть физиком. Но сейчас я тебе знаешь что скажу? -
Он поднял ее голову и, глядя ей в лицо, сказал: - Я люблю свою  работу  и,
клянусь тебе, делаю ее очень неплохо!
   - И я тоже могу в этом поклясться, - сказала она.
   - А я хочу поклясться тебе еще кое в чем. Клянусь, что мы закончим опыт
самое большее месяца через два и что к осени я получу место; и мы с  тобой
будем женаты по-настоящему, а не так, как сейчас.
   - Мне и так хорошо, - мягко  возразила  Сабина.  -  Мне  очень  хорошо.
Почему ты все время об этом беспокоишься?
   - Я люблю тебя, - едва ворочая языком, сказал он. - Я великий ученый, и
я люблю тебя, люблю, люблю.
   Сабина выпрямилась и, улыбнувшись, покачала головой.
   - Тебе надо поесть. Я сбегаю на угол и куплю чего-нибудь. Я быстро.
   Через минуту после того, как Сабина закрыла за собой  дверь,  Эрик  уже
крепко спал. Улыбка еще долго не исчезала с его лица, потому что, несмотря
на полное изнеможение, он чувствовал себя сильным и уверенным.



        4

   Тони Хэвиленд отправился прямо домой. Надвигались сумерки, за рекой уже
мерцали крохотные огоньки. Тони наслаждался ощущением собственной  силы  и
блаженно мурлыкал что-то себе под нос.  Но,  проходя  через  гостиную,  он
мельком увидел свое отражение в зеркале и поразился.  Он  вспомнил  вдруг,
что трое суток не раздевался. Быстро сбросив с себя одежду. Тони  поспешил
в ванную. Только сейчас, лежа в горячей воде, он понял, до  какой  степени
устал. Вернувшись в спальню, он бросился на постель и тотчас же уснул.
   В десять часов он проснулся и вспомнил, что уже три недели не виделся с
Лили. Работа поглотила его настолько, что для него не составляло  большого
труда бороться с искушением позвонить ей по телефону. Тони поднял  голову,
чтобы взглянуть на часы; ему мучительно хотелось поспать еще  немного,  но
вдруг его обожгла мысль, что он может навсегда потерять Лили.  Почему  она
ничего не давала о себе знать? Тони в страхе вскочил с кровати, но тут  же
сообразил, что незачем звонить ей домой - он  точно  знал,  где  ее  можно
найти. Сегодня у его брата  Джека  большой  вечер,  и  Лили  с  Дональдом,
конечно, там. Тони тоже получил приглашение, но заранее отказался.  Сейчас
он быстро переменил свое решение и  вскоре  уже  мчался  на  другой  конец
города.
   Его невестка Прюденс выглядела сегодня почти  хорошенькой,  -  это  был
один из тех случаев, когда небольшой обед превращается в большой бал, и ее
умные глаза блестели от возбуждения.
   - Я умираю с голоду, дорогая, - сказал Тони, поцеловав ее в щеку. -  Вы
мне оставили что-нибудь поесть?
   Она засмеялась и взяла его под руку.
   - Пойдемте вниз, на кухню. Я скажу, чтоб вас покормили.
   Они прошли мимо арки, ведущей в гостиную, и в толпе Тони мельком увидел
Лили.
   - С кем это разговаривает Лили? - спросил он.
   Прюденс заглянула в переполненную комнату.
   - Тот молодой, коренастый - муж Коры Бэллантайн.  Вы  помните  ее?  Они
обвенчались месяц назад. Его зовут О'Хэйр. А другой - Джон Магнус,  актер.
Он не так стар, как вы думаете, и невероятно красив. Это вас не беспокоит?
   - Почему это должно меня беспокоить?  Слушайте,  Прю,  быть  может,  вы
пойдете вперед и распорядитесь, чтобы  все  приготовили,  а  я  вас  через
минуту догоню. Мне надо кое с кем поздороваться.
   Не дожидаясь ее ответа, он стал пробираться  сквозь  толпу,  туда,  где
стояла Лили.
   Взглянув на О'Хэйра, Тони сразу решил про себя,  что  это  какой-нибудь
делец из маклерской  конторы  на  Бродвее,  -  его  наглые  голубые  глаза
смотрели острым, оценивающим взглядом.  Актер  же  привлек  внимание  Тони
просто потому, что он, видимо, всецело завладел вниманием Лили. У  Магнуса
были седые волнистые волосы, бледное лицо без единой морщинки  и  лучистые
темные, глаза. Хотя он стоял совершенно неподвижно, в  его  непринужденной
позе чувствовалась  пластическая  грация.  Магнус,  казалось,  был  слегка
раздосадован появлением Тони и с нетерпением дожидался  его  ухода,  чтобы
возобновить разговор с Лили.
   - Можно вас на минутку.  Лили?  -  спросил  Тони,  стараясь  не  выдать
голосом своего нетерпения. Не обращая внимания на обоих мужчин, он взял ее
под руку. - Мне надо поговорить с вами.
   Она взглянула на него, слегка заколебалась, потом кивнула.
   - Разумеется, - холодно ответила она. - Я сейчас вернусь, - сказала она
Магнусу.
   Тони провел Лили через гостиную на балкон. Она  шла  с  гордо  поднятой
головой, но казалась очень усталой  и  неестественно  напряженной.  Балкон
выходил в небольшой сад; от гостиной  его  отделяла  стеклянная  дверь.  В
нескольких шагах от них, в гостиной, толпа, собравшаяся  у  рояля,  шумела
так, что они могли разговаривать, не боясь быть услышанными.
   - Вы очень невежливы. Тони, - сказала наконец Лили и отвернулась.
   - Неужели? Я только хотел объяснить,  почему  я  так  внезапно  повесил
трубку, когда мы с вами  на  днях  разговаривали  по  телефону.  По-моему,
сейчас я вел себя необычайно корректно.
   - На днях? О каком разговоре вы говорите? - Голос  ее  звучал  холодно,
она глядела вниз, в темный сад. - Я с вами не разговаривала три недели.
   - Неужели с тех пор прошло уже три недели? Я был так занят, что  ничего
толком не помню. Вы, однако, прекрасно выглядите. Уезжали куда-нибудь?
   - Нет, - ответила она не оборачиваясь. - Я никуда не уезжала и  выгляжу
отвратительно.
   Лили держалась с ним холодно, и это повергло его в ужас.
   - Может быть, - заметил Тони,  -  вам  следует  уехать  куда-нибудь  на
месяц?
   - Я и собираюсь, -  равнодушно  согласилась  она.  -  Думаю  поехать  в
Калифорнию.
   Хэвиленд почему-то представил себе фигуру Джона Магнуса.
   - Да, месяц на побережье - это неплохо.
   - Еще месяц - это будет семь недель, - с горечью сказала она.
   - Какие семь недель?
   - Семь недель я вас не увижу. И если я  выдержу  эти  семь  недель,  то
выдержу и еще семь, а потом и еще семь. Вы не  намерены  поинтересоваться,
почему я вам не звонила?
   - Я предполагал, что вы были заняты, - сказал он.
   - Да, я была занята. Никогда в жизни я не была так занята,  как  в  это
время. Каждую  минуту  я  должна  была  заставлять  себя  снимать  руку  с
телефона. И так будет и впредь. Тони. С меня довольно.
   Горькая искренность ее тона была для него пыткой. Лили говорила правду.
Хэвиленд знал, что больше не  может  удерживать  ее  намеками  на  любовь.
Слишком наболело у него внутри, слишком  устал  он  от  этого  немыслимого
притворства. Надо было высказать ей все  или  молчать.  Но  он  решил  еще
немного затянуть игру.
   - Вероятно, вы правы, - сказал он. - В конце концов, говоря откровенно,
я не слишком много могу вам предложить.
   Лили все еще не оборачивалась, и, не видя ее лица, он не  знал,  что  в
ней происходит. Тони надеялся,  что  плечи  ее  вздрогнут  от  сдержанного
рыдания, пытался уловить движение ее головы при попытке удержать слезы. Но
секунды тянулись, а она была неподвижна и холодна как лед.
   - Благодарю вас. Тони, - услышал он ее спокойный  голос.  -  Я  страшно
устала, и мне даже приятно, что не надо будет бегать за человеком, который
упорно показывает мне спину. Теперь я смогу отдохнуть.
   - Вы это серьезно. Лили? - просто спросил он.
   - Да, конечно. Я страшно хочу найти то, чего, как вы  однажды  сказали,
мне не суждено иметь. Бог видит, как мне это нужно.
   Да, она потеряна для него, потеряна навсегда. Он  сам  дал  ей  уйти  и
теперь чувствовал себя совершенно  опустошенным  и  физически  и  духовно.
Внезапно он подумал об Эрике Горине и его девушке, Сабине. Как только Тони
перешагнул порог занимаемой ими чужой квартиры, он сейчас же  почувствовал
какую-то особую близость между ними. Тони вздохнул.  Он  всегда  мечтал  о
такой любви для себя. Почему Горину дано это, а ему - нет? Если  б  только
он мог довериться Лили, думал он, если бы  ее  последние  слова  оказались
правдой...
   Наконец она обернулась, готовясь уйти; глаза ее были  сухи.  Прощальные
слова были уже сказаны, что же еще оставалось делать?  Тони  посторонился,
чтобы дать ей пройти, но вдруг схватил ее за руки и притянул  к  себе,  не
думая о людях по ту сторону стеклянной двери.
   - Лили, Лили, - зашептал он, - не уходите! Я не  знаю,  что  я  сделаю,
если вы уйдете. Нет оправданий  моему  поведению,  кроме  боязни,  что  вы
потеряете ко мне всякий  интерес.  Ах,  это  ужасно.  Лили!  Если  вам  не
безразлично то, что я вас люблю, не уходите. Лили!
   Он видел, как глаза  ее  расширяются  от  удивления.  Затем  она  снова
повернулась лицом к саду.
   - Знаете, сколько раз я мечтала услышать от вас эти слова?  -  медленно
спросила она. - Двадцать раз на день и еще три  раза  перед  сном.  -  Она
умолкла и покачала головой. - Может, в этом-то и беда.  Должно  быть,  мне
приходилось  повторять  их  себе  столько  раз,  что,  когда  вы   наконец
произнесли их, они уже утратили всякую неожиданность. Может быть, я теперь
даже и не верю им.
   - Вы должны верить мне, Лили! Послушайте, мы можем теперь  быть  всегда
вместе. Не все ли равно, уйдет на опыт десять недель или  десять  месяцев?
Горин, вероятно, и не заметит разницы. Если вы согласитесь уехать со мной,
я завтра же запру лабораторию.  Но,  Лили,  -  предупредил  он  с  трезвой
ясностью, - не подведите меня.
   Она дотронулась до его лица кончиками пальцев.
   -  Бедный  Тони,  -  ласково  сказала  она.  -  Ну  ничего,  что-нибудь
придумаем. Мы поедем в наш дом на побережье...
   - Мы?..
   - Мы с Дональдом, конечно. Джек и Прюденс через неделю-другую тоже едут
туда к себе, и вы можете снять у них флигель в саду. Давайте поговорим  об
этом завтра. А сейчас нам пора идти.
   Она ушла, и Тони почувствовал,  что  ему  очень  страшно.  Ее  тон,  ее
небрежное прикосновение, непринужденное упоминание  о  Дональде  заставили
его поверить, что произошло то, чего он так старался избежать.  Боже  мой,
думал он, что же я наделал! Усилием воли он  преодолел  страх  и  вошел  в
гостиную.




        ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ


        1

   Утро в понедельник выдалось ясное и солнечное. Разлитое в воздухе тепло
сочеталось с приятной свежестью. Проходя через университетский  городок  к
зданию физического факультета, Эрик то и  дело  поглядывал  на  блестевший
вдали Гудзон. Невероятную голубизну реки как бы оттеняли красный буксир  и
черный пароходик, плывшие по ее глади на  маленьких  подушечках  из  белой
пены. Дыханье рано наступившего  лета  чувствовалось  в  зеленых  листьях,
покрывавших деревья, которые окаймляли тротуары, в запахе земли  и  травы,
подымавшемся от бархатистых  лужаек.  Эрик  чувствовал  его  даже  в  гуле
студенческих голосов и в оживленном движении толпы.
   Все двери в здании были настежь, и по коридорам лениво гулял прохладный
сквозняк. Наверху, в лаборатории, Эрик застал Хэвиленда. Он сидел у стола,
положив на него ноги. Видимо,  со  вчерашнего  вечера  он  даже  не  успел
переодеться - на нем был смокинг и вечерний галстук. Хэвиленд рассматривал
схему электронного контура. Обернувшись при входе Эрика, он  приветствовал
его рассеянной улыбкой.
   - Вы как раз вовремя, - сказал он. - Вас хочет видеть  Фокс.  Бегите  к
нему скорее, а то он уйдет на лекции... Дело  касается  стипендии.  Сейчас
как раз обсуждается этот вопрос.
   - Ну и что же? - Эрик вытаращил глаза на Хэвиленда. - Зачем мне  теперь
стипендия?
   Хэвиленд медленно спустил ноги со стола.
   - Ведь срок вашей  аспирантуры  кончается,  по-моему,  в  этом  месяце,
вместе с официальным окончанием учебного года. Разве вам не нужны деньги?
   - Но неужели мне придется обращаться за стипендией? - спросил  Эрик.  -
Мне казалось, что дело у нас идет довольно хорошо.
   - Так оно и есть. Но кто может знать, что будет дальше. Лучше  получить
стипендию и отказаться от нее, если окажется, что она вам  не  нужна,  чем
нуждаться и  не  иметь  возможности  ее  получить.  Торопитесь,  а  то  не
застанете Фокса.
   Эрик взглянул на прибор. Он отлично помнил,  как  завинчивалась  каждая
гайка, как запаивалась каждая  металлическая  часть  и  каждая  стеклянная
трубка; он помнил все подробности того дня, когда работа  была  закончена.
Он испытывал двойственное чувство - собственничества и полного тождества с
этой неодушевленной конструкцией, которая являлась плодом  его  творческой
работы. В прошлую пятницу произошел  решительный  поворот.  Сейчас  Эриком
владело непреодолимое желание немедленно, сразу же  приступить  к  работе.
Незачем терять время и добиваться того, что ему наверняка не понадобится.
   - Я еще успею поговорить с Фоксом, - нетерпеливо возразил он. - У  меня
у самого через час занятия, а мне прежде нужно кое-что сделать  здесь.  До
завтра нам вряд ли  удастся  вплотную  приступить  к  работе,  поэтому  я,
пожалуй, займусь этими сетками прямо сейчас...
   Хэвиленд смотрел на него со странным выражением.
   - Послушайте, - медленно сказал он, - вы,  очевидно,  меня  не  поняли.
Фокс сказал, что у вас есть возможность  получить  стипендию.  Это  никоим
образом не значит, что вопрос решен. В воскресенье я целое утро говорил  с
ним об этом. Я пришел сюда специально из-за вас. Фокс вас ждет.
   - Но если я сейчас же не возьмусь за эти сетки, завтра мы сможем начать
не раньше второй половины дня.
   - Пойдете вы или нет? - спокойно спросил Хэвиленд. - К  черту  опыт.  Я
думал, что стипендия для вас - вопрос первостепенной важности.
   - Но...
   Хэвиленд повысил голос:
   - Не заставляйте Фокса ждать!
   Эрик  ничего  не  ответил.  Он  повернулся   и   вышел,   смущенный   и
раздосадованный неожиданной резкостью  Хэвиленда.  Суббота  и  воскресенье
прошли для него и Сабины в атмосфере радостного блаженства. За эти два дня
они вкусили счастье в полной мере. После этого  всю  остальную  жизнь  они
могли бы жить одними воспоминаниями.
   Эрик понял, что Хэвиленд уже не ощущает радостного подъема.  Где-то  на
протяжении этих двух дней он  утратил  воспоминание  о  пятнице.  Хэвиленд
снова стал чужим.


   Профессор Фокс был явно раздражен - вторая неожиданность за  это  утро.
Он заговорил без всякого вступления:
   -  Горин,  вы,  однако,  проявляете  удивительную  беспечность.   Прием
заявлений о стипендиях закончен уже две недели назад. Комиссия заседала  в
прошлую  пятницу  и  фактически  уже  вынесла  решение   о   распределении
стипендий, но о вашей просьбе никто ничего не знал.
   - Тут какое-то недоразумение, профессор Фокс.  О  том,  что  мне  нужна
стипендия, я говорил доктору Хэвиленду полтора месяца назад.
   Фокс бросил на Эрика быстрый взгляд и покачал головой.
   - Очевидно, это действительно  недоразумение.  Хэвиленд  до  вчерашнего
утра не говорил об этом ни слова. Обычно просьбы, поступившие так  поздно,
я оставляю без внимания.  Но  вы  -  наш  аспирант,  и  мы  несем  за  вас
ответственность.
   Почему же, думал  Эрик,  полтора  месяца  назад,  когда  эта  стипендия
казалась ему такой необходимой,  Хэвиленд  не  позаботился  о  том,  чтобы
передать его заявление. Тут что-то неладно. Он ждал объяснений  от  Фокса,
но в нем накипала злоба против Хэвиленда.
   - Вот бланк заявления, -  сказал  Фокс,  взглянув  на  ручные  часы.  -
Заполните тут же, подпишите, и я лично передам ваше заявление комиссии.
   - Сначала я попрошу вас кое-что объяснить мне, -  сказал  Эрик,  быстро
пробегая глазами печатный бланк заявления. - Предположим, что мы  закончим
опыт в ближайшие месяцы или к осени. Должен ли я в таком случае оставаться
до конца года в Колумбийском университете или могу искать  место  штатного
преподавателя где-нибудь еще?
   Фокс недовольно сдвинул брови, но не обиделся.
   - Само собой, вы всегда можете перейти на более интересную работу, если
найдете таковую и окажетесь пригодным для нее. В таком случае ваша годовая
стипендия будет соответственно  сокращена.  Что  вас  тревожит,  Горин?  -
спросил он вдруг мягко, но настойчиво.
   Над рекой по-прежнему сиял чудесный, манящий июньский день. Сидя  перед
чистым бланком, Эрик смотрел в окно.
   - Я и сам не знаю что, - задумчиво сказал он.  -  Мне  страшно  хочется
поскорее закончить опыт, и мне казалось, что мы  успеем  провести  его  за
лето. По крайней мере, вчера я был в этом уверен.
   - Я же говорил вам, что это будет  не  так-то  легко.  Творческий  труд
никогда  не  укладывается  и  не  может  уложиться  в  какие-либо  заранее
установленные сроки. Возможно, что к будущему году вам  удастся  закончить
опыт. При существующих условиях вы вряд ли сможете сделать это раньше.
   - Почему? - Эрик повернулся к нему. - Почему не сможем?
   - К чему такая спешка? - спросил Фокс. - Куда вы торопитесь? К какой бы
цели вы ни стремились, чем скорее вы ее достигнете,  тем  будет  хуже  для
вас.
   - Шутки в сторону, - сказал Эрик. - Для меня это слишком серьезно.
   Фокс устало и раздраженно мотнул головой.
   - Вы считаете меня шутником? Для