длилось  менее  тридцати
секунд. Эрик высчитал, что за  пять  минут  его  станок  проделал  часовую
работу обычного фрезерного станка. Его резец имел еще  одно  преимущество:
он не давал стружки. Он просто вырезал сплошной кусок стали, который можно
было использовать для любой цели. Эрик был так взволнован, что в этот день
уже не мог продолжать работу. Он надел шляпу,  пальто  и  вышел,  даже  не
пытаясь скрыть счастливую улыбку.
   Согнувшись от ветра, он пересек  Мэдисон-сквер-парк  и  вышел  к  Пятой
авеню. Станок работал пять минут; от этого недалеко и  до  четырех  часов;
главное, трудный путь уже позади - огромный путь, приведший его от пустоты
к этим тремстам секундам, которые решали все.
   Эрика переполняла необычайная легкость, он готов был обнять весь мир, и
ему  не  терпелось  поделиться  с  кем-нибудь  своей  радостью.  Он  решил
отпраздновать этот день с Сабиной.
   Он заехал на такси в банк, взял пятьдесят долларов, потом сел в  другую
машину и, с трудом пробравшись сквозь предпраздничную толпу (близился день
Благодарения), купил два билета в партер на "Торг в Луизиане".  Из  театра
он позвонил в ресторан Вуазэна и заказал столик  на  двоих  к  семи  часам
вечера. Затем он вернулся пешком  на  Мэдисон-сквер.  Асфальтовый  тротуар
казался ему мягче пуха. Зайдя в цветочный  магазин,  Эрик  выбрал  крупную
орхидею, потом передумал и купил целую  связку  мелких  полураспустившихся
орхидей. Блаженная радость разгоралась в нем  все  больше  и  больше.  Его
озарила еще одна мысль, которая заставила подпрыгнуть его сердце и быстрее
бушевавшего на улице ветра помчала в игрушечный магазин Шварца.
   Он попросил продавщицу показать ему хорошую  игрушку  для  сынишки  лет
четырех-пяти. Продавщица удивленно поглядела на него - неужели он не знает
точно, сколько лет его сыну? Эрик купил  трехколесный  велосипед  и  хотел
непременно взять  его  с  собой.  Но  оказалось,  что  сладить  с  ветром,
велосипедом и коробкой, где лежали орхидеи, довольно мудрено.  Вдруг  Эрик
сообразил, что денег не хватит, и снова помчался на такси в банк.
   Когда он во второй раз получал деньги, они казались  ему  ненастоящими,
похожими на те рекламки, которые кладут в коробки с сигарами. Он  небрежно
сунул их в бумажник - черт с ними, он не  станет  их  пересчитывать  и  не
будет отмечать взятую сумму  в  своей  чековой  книжке.  Этим  вздором  он
займется как-нибудь после - в светлом будущем, которое открылось перед ним
час  назад,  в  том   будущем,   которое   начнется   после   первого   же
четырехчасового испытания станка - когда он,  Эрик,  станет  главою  фирмы
"Фрезеры  Горина  -  филиал  Американской  машиностроительной   компании".
"Однажды после бала..." - напевал он себе под нос, садясь в такси.
   - Домой! - сказал  он  шоферу  и,  очертив  рукой  в  воздухе  какую-то
замысловатую фигуру, добавил: - Прямо, через парк, приятель, и домой!
   Он напевал "Однажды после бала" с  таким  чувством,  что  у  него  даже
запершило в  горле.  В  четверть  четвертого  он  шумно  ворвался  в  свою
квартиру.
   - Эй, хэлло! - закричал он еще с порога.


   Через минуту появилась Сабина. Она была в пальто.
   - Куда ты? - спросил ее Эрик.
   Сабина удивленно оглядела его.
   - За покупками. - Сначала она не заметила цветов, ей бросился  в  глаза
новенький блестящий  велосипед.  -  А  разве  там  не  было  двухколесного
самоката?
   - Какого самоката? - спросил он. - Разве я должен был купить самокат?
   - Да ты обещал Джоди еще в прошлом месяце, ты  не  помнишь?  -  сказала
она. Он почувствовал в ее тоне скрытый упрек, но простил ей  это.  Простил
от всей души.
   - Знаешь, совсем выскочило из головы. А  сегодня  мой  станок  выдержал
испытание, вот я и решил это отпраздновать и накупил всякой  всячины.  Мне
казалось, что велосипед я придумал сам, но, по-видимому, эта мысль  засела
у меня где-то в подсознании. Что ж теперь делать? Вернуть в магазин?
   Она увидела цветы, и выражение ее лица смягчилось.
   - Это мне?
   - Говорю же тебе, у нас сегодня праздник. - Он протянул ей  коробку,  и
она медленно открыла крышку. - Я купил билеты в театр, а обедать мы пойдем
к Вуазэну. Помнишь, как мы в первый раз были там с Тони и Дороти  Хойл?  -
Имя Дороти не пробудило в нем никаких воспоминаний. - Я хочу, чтобы у  нас
с тобой все стало опять, как тогда. Мне хочется поговорить с  тобой.  Тебе
обязательно нужно сейчас идти?
   Она стояла перед ним под горевшей в передней лампой, и ее растерянность
вызвала в нем острую жалость и  злость  на  самого  себя.  Сколько  же  ей
пришлось пережить, бедняжке! Он протянул к ней руки, она бросилась к  нему
и прильнула головой к  его  груди.  Эрик  почувствовал,  как  она  глубоко
вздохнула, как тело ее содрогнулось от подступивших  рыданий,  но  она  не
заплакала. Она  просто  стояла,  крепко  прижавшись  к  нему,  и  медленно
покачивала головой. Он стал целовать ее волосы и щеку. Потом  она  подняла
голову, и губы их встретились.
   - И ничего не надо больше говорить, - прошептала Сабина.
   - Хорошо, ничего не скажу. Но мне все-таки хочется поговорить с  тобой.
Хочу рассказать тебе о том, что скоро произойдет в нашей жизни.
   - Мне все равно, что бы ни произошло, - сказала она, - лишь бы у нас  с
тобой всегда было так, как сейчас.
   Она высвободилась из его объятий, подошла к зеркалу и сняла шляпу. Лицо
ее раскраснелось, глаза блестели.
   - Почему ты так долго сторонился меня? - мягко спросила она. - Ты  меня
так напугал. Какие только нелепости не приходили мне в голову.
   - Ты просто глупенькая девочка. Сегодня ты все поймешь.
   - Ну, давай одеваться, Эрик, и пусть сегодня все  будет  по-особенному.
Пожалуй, я все-таки выйду и забегу к парикмахеру. -  Она  весело  чмокнула
его в щеку. - Позвони портному, пусть он выгладит твой костюм, а заодно  и
мое черное платье. Скажи  Алисе,  она  знает  какое.  И  поставь  цветы  в
холодильник. Я скоро вернусь.
   Эрик проводил ее до двери и постоял  на  пороге,  пока  она  дожидалась
лифта.
   - Ты больше не сердишься на меня? - спросил он.
   Она обернулась и ласково покачала головой. Он просто безнадежен!
   - Нет, - ответила она, и за  этим  коротеньким  словом  скрывалось  так
много. - Больше не сержусь.
   Эрик не думал о том, что это только временное перемирие, а не настоящий
мир, что у каждого из них  на  душе  осталось  еще  много  невысказанного.
Сегодня ему хотелось, чтобы все было так, как если бы их никогда  и  ничто
не разделяло.




        ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ


        1

   С этого дня Эрик так глубоко проникся уверенностью в  успехе,  что  она
вошла в его плоть и кровь. Однако сейчас  работа  требовала  еще  большего
напряжения сил.  Эрик  не  сомневался,  что  сможет  разрешить  почти  все
проблемы, возникавшие в процессе работы, и одно только мучило его - он  не
имел возможности видеться  с  нужными  людьми,  которые  могли  бы  помочь
осуществлению его планов. На это решительно  не  хватало  времени.  Нельзя
слишком подчеркивать новаторский принцип конструкции станка, иначе Тернбал
найдет, что сейчас еще не время приступать к его производству. И вместе  с
тем, чтобы при получении патента не возникло никаких сомнений, изобретение
должно быть совершенно оригинальным.
   Во  всем,  что  касалось  патента,  Арни  О'Хэйр  оказался  чрезвычайно
сведущим и полезным человеком; теперь они с Эриком  завтракали  вместе  не
реже раза в месяц.
   Арни взял на себя роль разведчика. Его фирма была связана  договором  с
Американской машиностроительной компанией, и поэтому один  из  клерков  по
его поручению специально занимался тем, что  выискивал  и  представлял  на
рассмотрение Эрику все существующие патенты, которые в чем-либо  совпадали
с его изобретением и могли бы  послужить  Эрику  препятствием.  Какими  бы
побуждениями  ни  руководствовался  Арни,  он  оказывал  Эрику  неоценимую
помощь.


   В  конце  весны  разведка  Арни  раскопала  старый   патент,   который,
по-видимому, мог стать для Эрика  непреодолимым  препятствием.  Оказалось,
что несколько лет назад кто-то изобрел точно такой же фрезер.  По  крайней
мере так показалось Арни, когда он пробежал глазами патент.
   - Вы, конечно,  разберетесь  в  этом  лучше  меня,  -  сказал  Арни  по
телефону. - Могу прислать вам патент с посыльным, но так как сейчас  самое
время завтракать, то, может, мы встретимся, и я передам его вам лично?
   - Кому же он выдан?
   - Какому-то Зарицкому. Никогда  не  слыхал  этой  фамилии.  Неизвестно,
приобрел ли кто-нибудь этот патент, на нем нет никаких отметок, но  я  это
проверю. Он датирован тысяча девятьсот двадцать  восьмым  годом,  и  очень
возможно, что с тех пор никто им не интересовался.  В  всяком  случае,  на
рынке  таких  станков  не  было.  Но  тут   есть   еще   одно   неприятное
обстоятельство: дело в том, что через несколько лет срок патента истекает,
и потом он уже становится общим достоянием.
   - В чем же заключается изобретение? - нетерпеливо спросил Эрик.
   - Понимаете, чертовски похоже на  ваше.  Просто  удивительно.  Конечно,
может, вы сумеете найти в нем изъяны. Но, по-моему, нет смысла читать  вам
все это по телефону.
   - Давайте встретимся в баре отеля "Принц Джордж", - сказал Эрик.
   Он бросил трубку, охваченный  самой  бессильной  яростью,  какую  может
испытывать  человек,  -  яростью,  вызванной  существованием  равного  ему
интеллекта, и сознанием, что тут уж ничего  нельзя  изменить.  И  все  же,
несмотря ни на что,  этот  неведомый  соперник  вызывал  в  нем  невольное
уважение. Эрик лучше, чем кто бы то ни было, знал, что пришлось претерпеть
этому человеку, пока он добился таких результатов. Эрик ждал Арни в унылом
и мрачном настроении, думая о том, что весь его труд оказался бесполезным.
   Подойдя к столику, Арни протянул ему патент.
   - Даже в самом худшем случае положение все-таки не безнадежно, - сказал
он. - Американская компания всегда может купить патент Зарицкого.  Видимо,
его никто не использовал - мне не удалось найти никаких следов.
   - Купить? - переспросил Эрик, беря патент. - Но тогда зачем же я  нужен
Американской компании? Дайте-ка прочесть.
   Эрик наскоро просмотрел данные о  конструкции  фрезера,  приведенные  в
патенте. Арни был прав. Вот так же, слово в слово, он изложил бы заявку на
собственное изобретение и составил бы описание  в  таких  же  замысловатых
фразах, служивших как бы тугой  и  непроницаемой  оболочкой  для  основной
идеи.
   Не обращая внимания на немой вопрос во взгляде  Арни,  он  стал  читать
вступительную часть заявки, заключавшуюся в подробном объяснении принципов
устройства  станка.  Эта  часть  была  составлена  хуже,  чем  первая,   и
изобиловала погрешностями. Чувствовалось, что это дело  рук  какого-нибудь
второсортного юриста. Эрик уже привык  к  мысли,  что  Зарицкий  полностью
предвосхитил  его  идею,  и  не  сразу  даже  понял,   что   теоретические
рассуждения этого человека совсем не похожи на его  собственные.  Зарицкий
основывался  только  на  догадках,  а  метод   догадок   в   теоретических
обоснованиях давно уже признан порочным, но все-таки Зарицкий, запутавшись
в собственных ошибках, каким-то образом пришел к правильным выводам.  Эрик
уже не чувствовал себя беспомощным, он разозлился,  словно  его  одурачили
самым наглым образом. Он уже не сравнивал  себя  с  этим  человеком  и  не
чувствовал к нему ни малейшего уважения, он  только  злился,  и  ему  было
неприятно, что он позволил себя провести.
   - Этот идиот похож; на пьяного, который полз на  четвереньках  и  вдруг
случайно взял да и встал на обе ноги! - сказал Эрик. -  Его  теоретические
рассуждения - полный абсурд. Разве вы этого не заметили?
   - Я же сказал, что тут я не судья, -  ответил  Арни.  -  Меня  поразило
описание.
   - Одно с другим совершенно не связано! Если вы проследите за ходом  его
мысли, вы увидите, что конструкция станка фактически  опровергает  теорию,
на которой она основана.
   - Ну и что же? Будет его станок работать? Вы сказали, что будет, хоть и
не по тем причинам, которые он приводит. Патент  же  выдается  на  готовую
конструкцию, а не на теоретические рассуждения. Вы это знаете.
   - Но ведь это же  дьявольская  несправедливость!  Я  проделал  огромную
работу, сотни раз проверял себя, прежде чем сделать малейший шаг. И  вдруг
появляется какой-то болван,  ровно  ничего  не  смыслящий,  и  преспокойно
пожинает плоды моих трудов!  Мне  бы  не  было  так  обидно,  если  бы  он
действительно работал, - я бы стал его уважать... Но  так...  -  Он  пожал
плечами. - Словно все, во что ты веришь, вдруг подняли на  смех!  К  черту
такую систему патентов!
   - Послушайте, - сказал Арни. - Патентная система работает гораздо  чаще
на вас, чем против вас. Зависит от того, как себя  поставить.  -  Во  всем
этом деле Арни  проявлял  какую-то  странную  настойчивость.  -  Зарицкий,
очевидно, получил патент и  на  этом  успокоился.  Возможно,  он  не  смог
соорудить эту  машину  за  свой  счет,  а  те,  к  кому  он  обращался  за
поддержкой, знали, что его теоретические рассуждения никуда не годятся. Во
всяком случае, такой штуки на рынке еще не  было.  Я  бы  первый  об  этом
узнал.  Фирма  "Фидер-Джон",  с  которой  я  связан,  выпускает  все  виды
ленточных пил, а ваш станок и  этот  недоносок  -  ближайшие  родственники
ленточной пилы. Самое правильное - купить патент Зарицкого и  оставить  за
вами право усовершенствовать его.
   Эрик решительно покачал головой.
   - Знаете, Арни, вы все-таки чего-то не понимаете. Мы,  изобретатели,  в
душе вовсе не скромные люди. Мы дерзки и честолюбивы. Мы хотим, чтобы наша
работа была признана,  и  будем  грызться,  как  волки,  если  не  получим
должного признания. Мы может уступить  что  угодно,  кроме  одного:  моему
труду должно быть присвоено мое имя. Вот почему мы так дешево обходимся  и
обществу и промышленности: мы требуем только уважения к  нашему  труду,  а
ведь уважение-то ничего не стоит. Впрочем, я  с  самого  начала  решил  не
попадаться на эту удочку и не довольствоваться одним уважением. И теперь я
от своего не отступлюсь. Если нужно,  я  буду  сидеть  ночи  напролет,  но
изобличу Зарицкого, докажу, что он невежда! И я это сделаю во что бы то ни
стало!
   Арни очень внимательно выслушал Эрика, дивясь его волнению.
   - Вот это и есть бескорыстная, чистая наука? - заметил он, улыбнувшись.
   - Я вовсе не собираюсь уничтожать Зарицкого и не отрицаю его заслуг.  Я
хочу только одного  -  знать,  что  к  моей  работе  относятся  с  должным
уважением. И я добьюсь этого!
   - Нашли о чем волноваться. Ведь ставка в этой игре - миллион долларов!
   - И все-таки меня волнует только это.
   Арни нахмурился и замолчал.
   - Как вы думаете, сколько времени это у вас займет?
   - Почему вы спрашиваете?
   - Да просто так, мне интересно. Хотелось бы оказаться  тут  на  случай,
если вам понадобиться помощь.
   Эрик с недоумением посмотрел на него.
   - Вы уезжаете?
   - Да, в Вашингтон, - сказал Арни. - Мы ввязались в эту войну,  а  я  не
желаю быть рядовым ни в какой армии. Я постараюсь получить офицерский  чин
или же буду работать у Дональда Питерса. Это компаньон Джека Хэвиленда, вы
его знаете?
   - Очень мало. Однажды, много лет назад, он и его жена заехали  за  Тони
Хэвилендом в Колумбийский университет, чтобы отправиться куда-то за город.
Я был  тогда  совсем  мальчишкой,  и  мне  показалось,  что  это  -  самые
изысканные и утонченные люди на свете.
   - Дональд, поехав за город с Лили, взял с собой Тони? - удивился  Арни.
- Вот ошибка, которую он  никогда  больше  не  повторит.  Чего  только  не
вытворяет эта дамочка! Не знаю, как Дональд это терпит. Я  бы  убил  такую
жену. Может быть, он переезжает в Вашингтон, чтобы увезти ее от Тони?  Так
или иначе, он берет на себя правительственные поставки. Я обещал перейти к
нему на работу, как только закончу здесь одно срочное дельце.  Уж  раз  мы
говорим по душам, я могу открыть вам свой секрет. После  войны  я  займусь
политикой. Эта шайка, засевшая в Вашингтоне, долго не продержится,  а  мне
потом надо будет доказать, что в войну я тоже не сидел  сложа  руки.  Ведь
этот старый дурак когда-нибудь подохнет, и вот тогда-то мы  и  покончим  с
ними раз и навсегда.
   - Кто это "мы" и кто "они"? - резко  спросил  Эрик.  -  И  если  старым
дураком вы называете...
   - Черт возьми, вы сами отлично понимаете, кого я имею  в  виду.  А  что
значили ваши  слова  насчет  того,  что  вы  с  самого  начала  решили  не
попадаться на удочку и не довольствоваться одним уважением?
   - Они предназначались не для вас. Я не думал, что вы  меня  слышите,  -
сухо сказал Эрик.
   - А я все-таки услышал. У вас с Тернбалом есть какие-то особые виды  на
этот станок?
   - Да, но Тернбал об этом еще ничего не знает.
   Арни рассмеялся.
   - Ну, а пока что какие же у него планы?
   - Вряд ли они у него есть. Арни,  у  нас  с  вами  разные  политические
убеждения, но кое в чем мы хорошо понимаем друг друга. Что  вы  скажете  о
создании новой фирмы, филиала Американской компании,  для  производства  и
продажи моих станков?
   - Станок еще пока не ваш. Сначала нужно устранить этот патент.
   - Я его устраню, - нетерпеливо сказал Эрик.
   -  Вы  уверены?  -  и  в  голосе  Арни   снова   послышалась   странная
настойчивость, лишенная какой бы то ни было теплоты. Казалось, Арни что-то
про себя обдумывал и тщательно взвешивал.
   - Что у вас на уме, Арни? - спросил Эрик.
   - Ничего. Только если вы хотите купить Зарицкого,  то  делайте  это  не
откладывая. Смотрите, дождетесь, пока ваши  карты  будут  раскрыты,  тогда
патент вам обойдется гораздо дороже. Если бы  моя  фирма  не  представляла
ваши интересы да будь я спекулянтом, я бы немедля купил  патент,  а  потом
содрал бы с вас семь шкур.
   - С Зарицким я сам справлюсь. Все-таки, что вы думаете о новой фирме?
   - А это я вам скажу, когда вы опротестуете этот патент.
   Эрик взглянул на него, и в нем зашевелилось смутное опасение.
   - Арни, вы просто негодяй, - медленно проговорил он. - Много бы я  дал,
чтобы узнать, что у вас на уме.
   Арни ответил на это именно  так,  как  и  ожидал  Эрик:  он  добродушно
рассмеялся и похлопал Эрика по спине. Эрик  улыбнулся  и,  сложив  патент,
сунул его в карман.  До  конца  завтрака  они  молчали.  Оба  были  заняты
собственными мыслями и с самой любезной  миной  зорко  наблюдали  друг  за
другом.



        2

   Дома, за обедом, Эрик тоже был необычайно молчалив. Джоди  и  Сабина  о
чем-то заспорили, потом вдруг оба залились смехом.  Эрик  поднял  глаза  и
машинально улыбнулся, даже не зная, о чем они говорили и над чем  смеются.
За сладким Джоди обратился к нему с каким-то вопросом, но  Эрик  догадался
об этом только по устремленному на него вопросительному взгляду  мальчика.
Сабина сидела с невинно-лукавым видом.
   - Почему нельзя стоять обеими ногами в воздухе? - повторил Джоди.  -  Я
могу стоять одной ногой на полу, а другую поднять в воздух.  И  на  другую
стать, а другую поднять в воздух, а на обе ноги стать в воздухе не могу.
   - Сила земного притяжения, - кратко объяснил Эрик.
   - А мне это непонятно, - с наивным видом сказала Сабина.
   Эрик сердито взглянул на нее.
   Джоди обернулся к матери.
   - Земное притяжение - это когда мячик бросишь вверх, а он летит на пол,
- объяснил он.
   - Ну вот, и  ты  тоже,  как  мячик,  -  сказал  Эрик,  считая  разговор
оконченным.
   - Но когда я задираю одну ногу, почему земное притяжение не притягивает
ее вниз?
   - Знаешь, Джоди, ты подумай и постарайся понять сам, а если не сможешь,
тогда я скажу.
   - А я вот думала-думала и все-таки не понимаю, - начала Сабина.
   - Послушай, Сабина, прекрати это, пожалуйста.
   Она поглядела на него долгим испытующим  взглядом,  как  будто  он  был
незнакомцем, стоящим у дверей, и она не могла  решить,  впускать  его  или
нет. Затем она от