одумаю, что тут можно
сделать. Но учти - одного желания мало, чтобы получить доступ к записям.
Тебе ясно?
   - Да, - кивнул тот. - Спасибо. Я подожду.
   И он ушел. Бургомистр облегченно  вздохнул  -  на  сегодня  этот  был
последним.
   - Этот парнишка кажется мне  немного  странным,  -  он  повернулся  к
сидевшему в кресле у камина Бреннелю. - А что по  этому  поводу  думаете
Вы, господин доктор?
   - Аптекарь, - с легким презрением произнес тот. - Аптекарь и помощник
аптекаря из диких  мест,  скорее  всего,  с  гор.  Последнее  время  они
плодятся, как мухи.  Народ  любит  лечиться  у  фармацевтов  -  ни  тебе
кровопусканий, ни процедур: знай себе глотай пилюли,  да  пей  микстуры.
Вся эта зараза ползет к нам с Востока, от арабов и  сарацин,  у  которых
много трав и мало знаний. Авиценна, конечно, кое  в  чем  был  прав,  но
далеко  не  во  всем.  Вот  что  я  Вам   скажу,   господин   Остенберг:
единственное, что у них стоит покупать  -  это  яды.  Боле  ничего.  Все
остальное - чистой воды шарлатанство.
   - Да? - Бургомистр придал своему лицу умное выражение. -  Но  что  Вы
скажете про Готлиба? Я слышал, вы когда-то начинали вместе.
   Густав Бреннель поморщился, словно съел что-то кислое.
   - Готлиб - паршивая овца в стаде, - ответил он. - Доктор, который  на
старости лет вдруг впал в маразм и вообразил,  что  можно  лечить  людей
травками и цветами... Цех аптекарей имеет большое влияние, но почти  все
они - просто наглые самозванцы. Впрочем, - он покачал головой, - Иоганну
Готлибу можно  доверять  больше,  чем  другим  -  он  все  таки,  доктор
медицины... Хотя я не упустил бы случая поставить его на место.
   - Мне кажется, перед нами как раз такой случай, - с улыбкой  произнес
Томас Остенберг.
   - Вы имеете ввиду этого мальчишку?
   - Именно, - кивнул тот. - Книги, как Вы знаете, хранятся в  подвалах,
за семью замками, и даже  я  не  всегда  имею  к  ним  доступ.  И  вдруг
заявляется  какой-то  мокроносый  юнец  и  заявляет,  что  хотел  бы  их
посмотреть. Посмотреть! Вы не находите, господин Бреннель, что это нагло
сказано?
   - Пожалуй, - поразмыслив, согласился тот.
   - К тому же, - продолжал бургомистр, - большинство книг, особенно тех
лет, так испорчено крысами, что прочесть их весьма затруднительно.
   - Хм! - на тонких губах доктора появилась  улыбка.  -  А  это,  может
быть, и к лучшему... Знаете, Томас, у меня появилась идея.  Кажется,  мы
сумеем загнать Готлиба в угол.
   - Пари? - оживился бургомистр. - Скажем, пятьдесят талеров?
   - Принимаю!
   Они скрепили свой спор рукопожатием.
   - А теперь, - улыбаясь, сказал Томас Остенберг, - когда мы  покончили
со всеми делами, не выпить ли нам вина?
 
*** 
 
   - Ландыш?
   - Сердце.
   - Ревень?
   - Слабительное.
   - Александрийский лист?
   - Что-что? - Жуга поднял голову.
   - Э-ээ... сенна.
   - Тоже слабительное.
   - А тысячелистник?
   - От простуды...
   С раннего утра в аптеке у Готлиба  витал  дым  и  чад  -  престарелый
аптекарь и Жуга, ставший на время его помощником, плавили в медном котле
белую вязкую смолу (вчера посыльный доставил  от  графа  фон  Оппенгейна
заказ на сургуч). Попутно Готлиб  решил  испытать  паренька  на  предмет
знания целебных растений. Было жарко, и Жуга снял рубашку,  оставшись  в
одних лишь штанах. Аптекарь мельком взглянул на его шрамы, но ничего  не
сказал.
   Аптека Иоганна Готлиба была не только, и не столько  лавкой,  сколько
мастерской - все лекарства и другие заказы приготовлялись  прямо  здесь.
Жуга с интересом разглядывал длинные полки, уставленные разных  размеров
пузырьками,  медленно,  по   складам   разбирая   незнакомые   названия:
"Антимоний", "Алкалия", "Зильбер Глет", "Серная печень"... А полкой ниже
понаставлено и вовсе  непонятно  что:  "Аравийская  Камедь",  "Кинкина",
"Сандал", "Фернамбук", "Драконова Кровь"и  даже  "Адский  Камень"  -  ни
больше, ни меньше. Да и травы, знакомые Жуге с детства, здесь назывались
иначе.
   - Мята? - спрашивал  меж  тем  Готлиб,  помешивая  вязкую  желтоватую
массу.
   - От кашля.
   - Шалфей?
   - Для горла.
   - Адонис?
   - Как?
   Аптекарь огляделся, снял с полки мешочек и  вынул  горсть  засушенных
растений.
   - А, горицвет! - Жуга понимающе  закивал.  -  Он  тоже,  если  сердце
заболит... но только сушеный.
   - И как же его сушат?
   Жуга почесал в затылке.
   - Ну-у, как... Медленно.
   - Гм! А ромашку?
   - В тени...
   - Отвар из девясила как приготовить?
   - В печке напар делают, в горшке.
   Готлиб усмехнулся довольно - паренек  не  лгал,  когда  говорил,  что
знает толк в травах. Жаль, что только в травах -  остальное  аптекарское
дело было для него тайной за семью  печатями.  Взять  например,  сургуч.
Любой подмастерье знает, что  здесь  к  чему.  Открой  книгу  и  прочти:
"Растопи воск, затем возьми чистой белой смолы, распусти  ее  на  слабом
угольном огне, и когда распустится, ними и вмешай в смолу на  один  фунт
четыре лота  малярной  киновари,  добавь  мел,  дай  застыть  вместе,  и
получишь красивый, красный, крепкий сургуч". Этот же и читать-то  толком
не умеет - взял вместо киновари малахитовую зелень - это же надо! Хорошо
еще, что не добавили дорогой даммар - белую смолу, а обошлись для начала
канифолью. Вон, стоит в горшке, остывая, зеленая масса, сколько не тыкай
пальцем - все мягкая, липнет к рукам... Эх, молодо-зелено... А так, если
посмотреть, парень сообразительный, схватывает все на лету. Хотя...
   Аптекаря вдруг осенило. Он повернулся к Жуге.
   - Ты не различаешь цвета?!
   - Ну... - замялся тот. - Красное и зеленое - да.
   - Так, так, - Готлиб нахмурился, продолжая помешивать  в  котелке.  -
Это уже хуже. А я, признаться, подумывал, не взять ли тебя в ученики...
   Жуга покачал головой.
   - У вас бы я с охотой поучился, - сказал  он.  -  Но,  боюсь,  что  в
городе я пробуду недолго.
   Плав в котле стал густеть, аптекарь  разлил  его  в  узкие  фаянсовые
формочки,  где  тот  застыл  крепкими  ярко-красными  палочками.  Готлиб
подцепил одну, вытащил, постучал по ней ногтем и удовлетворенно  кивнул.
Обернулся:
   - Так зачем, говоришь, ты пришел в Гаммельн?
   Жуга  хотел  ответить,  но  в  этот  миг  дверной  колокольчик  вдруг
задергался, суматошно звеня, и Готлиб пошел открывать.
   - Послание  доктору  Иоганну  Готлибу  от  господина  бургомистра!  -
послышалось снизу.
   - Хорошо, давай его сюда, - сказал аптекарь.
   Он поднялся по лестнице, неся  в  руке  тонкий  пергаментный  свиток,
сломал сургучную, голубую с золотом печать,  пробежал  глазами  текст  и
нахмурился. Покачал головой.
   - Ох уж этот Остенберг... - пробормотал он.
   - Бургомистр? - мгновенно насторожился Жуга. - А что с ним?
   Готлиб поднял взор.
   - Теперь он хочет, чтобы я уничтожил крыс в городе.
   - Ну и что? Или это так сложно?
   Аптекарь рассмеялся  невесело,  небрежно  бросил  свиток  на  стол  и
опустился в кресло. Сложил домиком сухие старческие ладони  и  некоторое
время молчал, глядя в камин.
   - Видишь ли, мой юный друг Шуга, - наконец начал он. - Дело это не то
чтобы сложное -  оно  попросту  невыполнимое.  Мало  того,  что  в  моем
возрасте не гоже шастать по подвалам и чердакам. С  недавних  пор  я  не
знаю созданий, хитрее, чем гаммельнские крысы.  Они  с  ходу  распознают
любые ловушки. Они не трогают отравленные приманки, а если и едят их, то
совсем немного. Это безнадежно - я не  знаю,  как  с  ними  бороться.  В
последнее время жители покупают крысиный яд чуть ли не мешками, а  толку
никакого. Бургомистр попросту придумал  невыполнимое  задание,  лишь  бы
только посадить меня в лужу. Готов спорить, что здесь  не  обошлось  без
Густава Бреннеля - он спит и видит, как бы выставить меня дураком. Да...
   - Этот Бреннель, - медленно произнес Жуга, - он загорелый, носатый  и
высокого роста - этакая жердь. Верно?
   - Да, это он, - кивнул Готлиб. - А откуда ты знаешь?
   - Я вчера у Бургомистра был, они там сидели оба...
   - А зачем ты ходил к Бургомистру? - удивленно спросил тот.
   Жуга замялся.
   - Все это трудно объяснить, -  сказал  он.  -  По  правде  говоря,  я
кое-что узнать хотел из записей приходских...
   - Про что?
   Тот поднял голову.
   - Про меня... Один мой друг сказал, что лет двадцать тому назад здесь
прошел мор, а я... ну, решил, что в переписи... А, не все ли равно...  -
он махнул рукой. - Я же говорю - долго рассказывать. В  общем,  господин
бургомистр велел мне зайти через три дня.
   - Ах да, чума... - Лицо аптекаря помрачнело. - Верно, я помню ее. Это
было - дай Бог памяти - да, да! - семнадцать с половиной лет тому назад,
- он вздохнул, посмотрел  на  умолкнувшего  рыжего  паренька  и  покачал
головой.  -  Ах,  Шуга,  Шуга...  Боюсь,  что  ты  задел  больное  место
Бреннеля...
   Готлиб откинулся на спинку кресла, подперев голову рукой, и задумчиво
умолк,  всецело  отдавшись  воспоминаниям.  Наконец  он  поднял  взгляд.
Отраженные язычки пламени плясали в его глазах, и казалось, что взор его
до сих пор хранит отсвет давних погребальных костров.
   - То был страшный год...  -  медленно  начал  он.  -  Мы  с  Густавом
работали день и ночь. Пять лекарей скончались на наших  глазах,  нас  же
болезнь каким-то чудом пощадила. Именно тогда дороги наши  разошлись:  я
стал приверженцем полифармации, Бреннель же продолжал резать и  вычищать
эти проклятие чумные бубоны... Наверное, от его кровопусканий и припарок
умерло тогда больше людей, чем от самой чумы. Да... Кто знает? Вот так и
получилось, что с тех пор мы враги. К несчастью, в друзьях у бургомистра
ходит Густав, а не я.
   Жуга некоторое время молчал, нахмурившись.
   - По-моему, только дураки отвергают силу  целебных  трав,  -  наконец
сказал он.
   - Не суди так строго, - Готлиб многозначительно поднял палец. - Среди
аптекарей и в самом деле слишком много недоучек  и  обманщиков.  Беда  в
том, что Бреннель не способен отличить зерна от плевел.
   - И что же теперь делать? - спросил Жуга.
   - Ничего, - Готлиб пожал плечами и бросил письмо в  камин.  Пергамент
затлел, края его обуглились, сургуч потек крупными голубыми каплями, тут
же загораясь. Аптекарь повернулся к Жуге.
   - Я устал от этих бесконечных споров, - сказал он. -  Никому  не  под
силу избавить город от крыс, а мне - тем более. Пусть все остается,  как
есть. В конце концов, я не волшебник.
   Жуга промолчал.
 
*** 
 
   Горшок Яцек достал что надо - глазурованный,  средних  размеров,  без
сколов и трещин.
   - Годится?
   - Вполне, - заверил приятеля Жуга. - Тащи воду.
   Когда Яцек вернулся, Жуга уже распаковал  котомку,  вытащил  мешок  с
гречкой, соль и какие-то травы. Разложил все на столе.
   - Лей сюда, - скомандовал он.
   - Ты что делать собираешься? - спросил озадаченно Яцек.
   - Сейчас увидишь... Только не мешай.
   Когда горшок наполнился, Жуга задумался на секунду, затем  улыбнулся,
протянул к нему руки и негромко произнес: "Энто-вашта!"
   Сперва Яцеку показалось, что  ничего  не  произошло.  Он  даже  хотел
сказать что-то по этому поводу, открыл рот, да так и замер, завидев, как
над горшком заклубился пар.
   Вода кипела!
   Яцек был так поражен, что  даже  заглянул  под  стол,  думая  увидеть
огонь, но там не было ничего.
   Жуга тем временем уже сыпал в  кипяток  крупу,  солил,  мешал  варево
ложкой. Посмотрел на Яцека.
   - Это м-магия? - запинаясь, выдавил тот.
   - Все аптекари немного колдуны, - усмехнулся Жуга. -  Да  что  это  с
тобой?
   - Это адский огонь, - завороженно глядя на горшок, пробормотал  Яцек,
- и добра от него не жди!
   - Адский огонь? - Жуга поднял бровь. - Не мели чепухи.
   - Тогда объясни, как ты это сделал! Откуда взялся жар?
   Жуга пожал плечами:
   - Где-то на юге стало чуть холоднее, вот и все.
   - Поклянись именем Господа!
   - Клянусь.
   Яцек немного успокоился, подошел к столу и заглянул  в  горшок.  Вода
кипела ключом. Вкусно пахло кашей.
   - Если  это  белая  магия,  -  неуверенно  начал  он,  -  то  где  же
заклинания? Ты призвал чье-то имя, и вода закипела!
   - Никого я не призывал, -  сказал  Жуга,  бросая  в  горшок  какие-то
листья. Запахло пряностями. - Я всего лишь приказал воде: "нагрейся" - и
только. А маги, которые возятся с заклинаниями, просто не  знают,  какие
слова в них действительно важны...  да  и  цвет  зачастую  подобрать  не
могут.
   - Цвет? Какой цвет?
   Жуга замялся.
   - Долго объяснять... Скажем так: надо  сказать  Слова  и  представить
Цвет. Если все верно, тогда получится. Понятно?
   Жуга пробормотал что-то вполголоса, и варево  перестало  бурлить.  Он
зачерпнул кашу ложкой, попробовал.
   - Готово. Садись есть, пока не остыло.
   Все еще качая недоверчиво головой, Яцек сел за стол.
   Вскоре с ужином было покончено, и приятели, вымыв посуду, залезли под
одеяла. Жуга уснул сразу. Яцек же еще  долго  ворочался,  размышляя  над
происшедшим, потом махнул рукой, пробормотал: "На все воля  Божья"  -  и
тоже погрузился в сон.
 
*** 
 
   Серое на черном.
   Камень, камень! Везде камень! Быстрые шаги - приближаются, катятся по
пятам, звенят гулким эхом... и некуда бежать!  !запах  человека!  !запах
железа в его руках! !запах  каменной  западни!  !запах  смерти,  смерти,
смерти!
   Черная тень на серой стене. Свист железа!  Страх  и  безысходность  и
отчаяние...
   Ярость!!!
   Сжаться серым злым комком, ощерив острые крепкие зубы...
   (Жуга, проснись!)
   ... и прыгнуть, прыгнуть, прыгнуть! Вцепиться на лету,  чтобы  выпала
из руки железная палка...
   (Да проснись же... а, черт!)
   ... чтобы закричали от боли, чтобы путь...
   (Жуга!!!)
   ... был свобо...
   Наконец глаза открылись.
   Сердце бешено колотилось. На губах  был  острый  привкус  соли.  Жуга
пошевелился и почувствовал, что простыни и подушка мокры от пота. Он сел
и огляделся.
   Комнату заливал серый утренний свет. Было тихо. Яцек сидел  на  своей
кровати, прижимая к себе окровавленную ладонь.
   - Эй, Яцек, - окликнул его Жуга, - что стряслось? Я кричал?
   Тот гулко сглотнул и покосился на дверь.
   - Хуже, - сказал он. - Я хотел  тебя  разбудить,  но...  на  миг  мне
почудилось, что я поселился вместе с вервольфом. - Он посмотрел на  свою
руку. Его передернуло.
   Жуга вытер рот рукой. Пальцы его окрасились красным.
   - Так это я тебя укусил?
   Яцек кивнул:
   - Что с тобой творится, Жуга?
   Тот помолчал. Встал, завернулся в одеяло и прошлепал босыми ногами  к
окну. Постоял, глядя на улицу. Обернулся.
   - Каждую ночь в этом проклятом городе я жду сна, а приходит морок,  -
сказал он. -  Что-то  неладное  творится  в  Гаммельне,  Яцек...  Почему
бургомистр хочет, чтобы я уничтожил всех  крыс  в  городе?  Они  что,  и
вправду нападают на людей?
   Яцек раньше не обращал на это  внимания,  но  теперь  припомнил,  что
месяцев шесть тому назад от крыс и впрямь не стало житья. Вспомнил,  как
серые  разбойники  насмерть  загрызли  полосатую  соседскую  кошку,  как
покусали нескольких  ребятишек.  Вспомнил  их  дерзкие,  изобретательные
налеты на лавки и склады.  А  еще  леса  эти,  строительные!  Яцек  даже
вздрогнул при мысли об этом.
   - Это верно, - сказал он, - но что же тут странного?
   - Крыса - тварь трусливая, и сама не нападет, если только не  загнать
ее в угол. А в Гаммельне это случается сплошь и рядом... Что  у  тебя  с
рукой? Ах, да... - Жуга  потянул  к  себе  котомку  и  вынул  мешочки  с
травами. - Давай посмотрим, что тут можно сделать...
   Поколебавшись, Яцек протянул ему свою ладонь.
   - Слышь, Жуга, - спросил он. - А что тебе снилось?
   - Не знаю, - пожал плечами тот. - Но постараюсь узнать.
 
*** 
 
   - Ну-ка, ну-ка... - Тонкие пальцы Иоганна Готлиба  коснулись  желтого
Т-образного крестика, что висел у Жуги на шее. - Откуда это у тебя?
   Жуга бросил растирать в массивной бронзовой ступке травяную  смесь  и
вытер пот рукой.
   - Крест? - переспросил он. - Так он всегда был при мне... А что?  Или
видели где такой?
   - Естественно, - кивнул аптекарь. - Обыкновенный  безглавый  крест...
Необычно только, что сделан он из янтаря.
   - Почему? - насторожился Жуга.
   - Что "почему"?
   - Почему необычно?
   Готлиб откинулся на спинку стула и сложил ладони домиком.
   - Видишь ли, мой юный друг,  -  начал  он.  -  Это  кельтский  крест.
Кельты, или, говоря иначе - юты, жили когда-то в  наших  краях...  очень
давно, между прочим. А янтарь - камень балтийский. Интересно получается,
не правда ли?
   - Я в этом не разбираюсь, - хмуро буркнул Жуга. - Хотя... - Он  вытер
руки и, порывшись в мешке, извлек тусклый браслет  зеленого  металла.  -
Что Вы скажете вот об этом?
   Аптекарь  с  интересом  подался  вперед,  взял  браслет  и   невольно
вздрогнул, ощутив в пальцах легкое покалывание. На лице  его  отразилось
недоумение.
   Браслет был с камнем. Девять подвесок, разных по форме, окаймляли его
по кругу. Готлиб  пригляделся  внимательнее  и  различил  шарик,  каплю,
замысловатый узел-трилистник, фигурку человека, что-то похожее на рыбку,
колесо с четырьмя спицами, восьмилучевую звезду, лодочку и спираль.
   Жуга стоял рядом, ожидая ответа.
   Готлиб с осторожностью положил браслет на щербатые,  жженые  кислотой
доски столешницы и с минуту молчал, рассеянно глядя на пламя свечи.
   - Не знаю, что сие, - признал он наконец. - И почему от него ощущение
такое - тоже не знаю... Металл незнакомый - это не железо и не бронза, и
уж конечно, не серебро. В любом случае - работа древняя...
   - А фигурки и камень? - спросил Жуга.
   Старик задумался.
   - Символы эти можно толковать по-разному, - начал он. - Шарик, скорее
всего, олицетворяет Вселенную, капля - текущее  время,  а  восемь  лучей
звезды - восемь сторон света. Но возможно также, что шар означает землю,
капля - воду, а звезда - небо. Спираль - это  символ  бесконечности,  но
может быть, и образ змеи, и тогда означает мудрость. Фигурка человека...
ну,  это  понятно.  Крест  в  круге   отражает   движение,   опять   же,
бесконечность, а кроме того - повторение всего сущего, ибо, как  сказано
в Екклезиасте: "Все реки текут, возвращаясь к истокам своим..."Да...  Но
вообще-то это ересь. Лодка, рыбка и тройной узел были в почете у тех  же
ютов, но что они могут означать - мне не ведомо.
   - Но ведь вы же почти все объяснили...
   - Если бы! -  усмехнулся  Готлиб.  -  Пусть  даже  каждый  рисунок  в
отдельности что-то значит, все  вместе  они  бессмысленны.  Вдобавок,  к
кельтам эта вещь не имеет никакого отношения - священным у них считалось
число пять, а подвесков, как видишь, девять... Что же касается камня, то
это черный опал - самоцвет более чем странный.  По  одним  повериям,  он
приносит удачу, по другим - несчастье; единого мнения по  этому  вопросу
нет.
   Аптекарь  повернул  лежащий  браслет,  и  черная  поверхность   камня
вспыхнула радужными сполохами в свете свечи.
   - Великолепный камень! - восхищенно сказал  Готлиб.  -  Если  мне  не
изменяет память, благородные опалы добывают только в  одном  месте  -  в
разрушенном трахите в Червеницах.
   - А где это? - спросил Жуга.
   - Э-ээ... где-то в Чехии, - Готлиб протянул  ему  браслет,  -  или  в
Моравии... Не помню точно. Возьми. Больше я ничем не могу  тебе  помочь.
Кстати говоря, ты мог бы выручить большие деньги за него.
   - Спасибо, - кивнул тот. - Но мне что-то не хочется его продавать.
   - Как знаешь...
   Тут зазвенел дверной колокольчик. Готлиб пошел  открывать,  и  вскоре
вернулся с объемистым свертком.  Внутри  оказалась  изящная  шкатулка  с
жемчужным ожерельем, кошелек с деньгами  и  сопроводительное  письмо  от
владелицы - какой-то местной  богачки.  Жемчуг  потускнел  от  старости,
утратил игру и блеск;  письмо  же  содержало  просьбу  вернуть  ожерелью
первозданный вид.
   - Ох уж эти женщины! - покачал головой Готлиб и улыбнулся. -  Сколько
раз я говорил, что жемчуг - камень мягкий, и его легко поцарапать...  Ну
что ж, посмотрим, чем ту