оскреб в затылке.
   - Правда твоя, - признал он. - Ну, слушай.
   Рассказ и в самом деле был долог. Обхватив колени, Збых молча слушал,
как двое путников заночевали в лесу, и как  проснулся  под  утро  только
один.
   - Понимаешь, - сбивчиво объяснял Жуга, с  трудом  подбирая  слова,  -
что-то тут не так. Как будто кто-то... помог ему умереть, что ли...  Вот
я и решил дознаться сам.
   Збых  задумчиво  потер  небритый  подбородок  и   поморщился,   когда
заскорузлый ремешок оцарапал щеку.
   - А в церкви... что было?
   - Девять дней еще не прошло, - хмуро сказал Жуга, - его душа покамест
где-то рядом обретается. Я хотел... чтобы Вайда сам сказал  мне,  что  с
ним случилось.
   Збых похолодел.
   - Так стало быть, та тень... - Он умолк, не договорив.
   Жуга кивнул.
   - Не подумал я. Мне-то ничего не грозило - у меня  оберег  был...  Но
кто же знал, что ты за мной увяжешься! - он усмехнулся  криво,  постучал
пальцами по столу и добавил, немного погодя:
   - Был я тут сегодня у одного, так он тоже все твердил без  конца  как
дурак: "Кто ж знал! Кто ж знал!"Вацлавом кличут, в крайней  избе  живет.
Знаешь его?
   - Рудаха? - настороженно переспросил Збых. - Как не знать! Каким  это
ветром тебя к нему занесло?
   - Да так, - Жуга махнул рукой, - нежить у него баловала, ну, он  меня
и попросил помочь.
   - Нешто повывел?
   - Угу. А что?
   Збых откинулся на подушку, покосился недоверчиво:
   - Батюшка наш, Алексий тоже пробовал помочь. Святить его избу  хотел,
так они в него, слышь, поленом с печки запустили...
   - Да? - усмехнулся Жуга. - Ну, меня-то веником приласкало.
   - Повезло... А Вацлав этот - куркуль,  каких  мало.  Снега  зимой  не
выпросишь.
   Жуга пожал плечами:
   - За то и пострадал. Может, хоть это его чему-нибудь научит.
   Збых снова умолк, глядя в потолок. Паук был все там же, в углу.
   - Да что ты уставился на паука своего? - не выдержал Жуга.
   Кузнец рассмеялся.
   - Да вот, подумалось вдруг... Странность какая: букв четыре, а ног  -
восемь... Представляешь:
 
   Четыре буквы, восемь ног
   Нашли укромный уголок,
   Где и темно и тесно
   И можно жить чудесно...
 
   Что-то хрустнуло. Кузнец умолк на  полуслове,  глянул  на  Жугу.  Тот
сидел недвижим, с лицом белым, как простыня, сжимая  в  пальцах  обломки
деревянной ложки.
   - Слышь, Жуга, - смущенно пробормотал Збых. - Не пойму никак, что  со
мной. Я ж сроду ничего такого не слагал... ни единой вирши...
   Он помолчал, кусая губы. Провел рукой по одеялу.
   - Жуга...
   Ответа не последовало.
   - Мне страшно, Жуга!
   Тот поднял голову:
   - Мне тоже.
 
*** 
 
   На  следующий  день,  рано  утром  объявилась  збыхова  сестра.   Она
ворвалась в дом, стремительная, словно ветер, дверь едва успела хлопнуть
у нее за спиной, а та уже скинула шубу, и уселась возле брата. Жуга даже
не сразу понял, что происходит.
   - Ружена, ты? - Збых приподнялся на локтях.
   - Лежишь, Збышко? - Она поправила на нем одеяло. - То-то я  гляжу,  в
кузнице нет никого. Захворал?
   - Есть немного... -  с  неохотой  признал  тот.  Обернулся.  -  Жуга,
познакомься - это сестра моя, Ружена... Ружена, это Жуга.
   Та посмотрела с любопытством.
   - Это ты вчера у Рудаха побывал?
   - Я, - кивнул Жуга. - А откуда ты знаешь?
   - Вацлав про тебя все уши прожужжал...  -  Она  снова  повернулась  к
Збыху. - Он что, живет тут у тебя?
   - Пока - да... А что?
   Та пожала плечами.
   - Да так. Ничего. - Она встала, поправила волосы. Подошла к столу.  -
Что тут у вас? Щи? еще и прокисшие, небось? Ну, так и есть! Эх,  мужики,
мужики... Не додумались на холод выставить.
   - Чего их выставлять-то? - проворчал Збых. - Новые сварю.
   - Уж ты сваришь, как же, от тебя  дождешься...  Жениться  тебе  надо,
братец, вот что я скажу.
   - Еще чего! - Збых поежился. - Мне и с тобой-то сладу нет. Целый день
спину гнешь, понимаешь, на хлеб не хватает, а тут еще бабу себе  на  шею
повесить... На себя посмотри.
   - Поговори у меня... Веник где?
   - Черт его знает...
   -  Вон,  за  печкой,  -  вмешался  молчавший  доселе  Жуга,   который
примостился на скамейке в углу и с интересом наблюдал  за  происходящим.
Ему  нравилась  та  веселая  кутерьма,  которую  Ружена  развела  вокруг
больного брата, да и сама она была хороша  собой  -  стройная,  с  русой
косой, задорными голубыми глазами, и острая на  язык,  что,  правда,  ей
даже шло. Работа так и спорилась в ее  руках.  Она  в  момент  растопила
печь, поставила греться воду, вымыла полы в избе и, в довершение  всего,
напрочь смела паутину в углу вместе с пауком.
   - А ты, Жуга, чего сидишь? - с  усмешкой  обернулась  она.  -  Ты-то,
вроде, не больной. А ну, лезь в погреб. Капусты зачерпни  из  бочки,  да
туесок с брусникой захвати - там, в углу стоит...
   Наконец, все утряслось. Изба засверкала чистотой, Збыха  переодели  в
чистую рубаху, а вскоре и обед поспел.
   Збых ради такого дела выбрался к столу. Жуга  поглядывал  на  него  с
некоторой тревогой, но тот на сей раз съел все и даже добавки  попросил.
Потянулся за хлебом.
   - Это что? - Ружена кивнула на ремешок.
   - Это? - Збых кашлянул смущенно. - Так... Жилу растянул.
   - Растянул, говоришь? - Ружена нахмурила брови. Посмотрела на  брата,
на Жугу. Тот поспешно отвел взгляд. Вздохнула. - Ох, что-то темните  вы,
хлопцы... Салом смажь, а то руку сотрешь.
   - Смажу, смажу... А где оно?
   - Горе ты мое! В погребе, где ж еще... Да сиди, я сама схожу,  -  она
вышла из-за стола, взяла свечу и откинула было крышку подпола, как вдруг
проворно отскочила назад и с ногами взобралась на лавку. - Ай!
   Збых и Жуга обернулись, встревоженные.
   - Что стряслось?!
   - Мышь!!!
   Серая проказница и впрямь не замедлила появиться,  блеснула  глазками
и, стрелой метнувшись по полу, скрылась в углу.
   Збых прыснул и вдруг захохотал, звонко и заливисто. Ружена  соскочила
на пол и с укоризной глянула на брата.
   - Говорила же тебе: давай кошку заведем.
   - Эх, сестренка, этакой крохи  испугалась...  Эка  невидаль  -  мышка
тащит сыр детишкам. Мышка тащит сыр детишкам... - повторил он, словно бы
пробуя слова на вкус, и вдруг прочел:
 
   Что ты тащишь, мышка?
   Сыр несу детишкам.
   Где взяла? Купила.
   Талер заплатила.
   Что ж ты сдачи не взяла?
   Так хозяйка же спала!
 
   Збых вознамерился было снова  рассмеяться,  да  глянул  на  сестру  и
осекся.
   В глазах девушки затаился страх. Она посмотрела на  Жугу,  на  брата,
снова - на Жугу, и медленно попятилась к двери. Не оглядываясь,  вслепую
нашарила шубу.
   - Ружена, ты чего? - Збых привстал. - Постой, куда ты...
   - Не подходи! - вскрикнула та. - Стой, где стоишь!
   - Руженка, погоди!
   Но прежде чем кузнец сделал шаг, девушка с криком распахнула дверь  и
выскочила на улицу. Збых остался стоять посреди избы в  растерянности  и
смятении.
   - Чего это с ней... - как бы про себя  сказал  кузнец.  Посмотрел  на
приятеля. - Можешь ты мне хоть что-то объяснить? Чего молчишь?
   - Могу, - хмуро ответил Жуга. - Это рифмач.
   - Кто?
   - Вайда, - он привстал, снова сел. Провел пятерней по рыжим  волосам.
- Он все таки там... в тебе.
   - Где? - Збых почувствовал дрожь в коленках и поспешно  опустился  на
лавку. Вспомнилась тень в церкви, странные сны и  прочие  нелепости.  Он
похолодел.  Рука  сама  потянулась  ослабить  ворот  рубашки.  -  Зде...
здесь?!! С чего ты взял?!
   Жуга помотал головой.
   - Даже смех, и тот - его... - сдавлено сказал он. - Да... Влипли мы с
тобой, друг Збых, в историю... Не знаю, что и делать теперь.
   Збых помолчал.
   - Это что ж, - медленно произнес он, - во мне теперь  две  души,  что
ли? Моя и... его?
   - Вроде как...
   - А разве так бывает?
   Жуга поднял голову, усмехнулся невесело:
   - Сплошь и рядом... Только не у нас, а у баб, когда они детей  носят.
Почему Ружена и разглядела в тебе кого-то еще.
   - Но я же... вот черт! - Збых, склонив голову, с тревогой прислушался
к своим ощущениям. Покосился на Жугу. - А они там того...  не  смешаются
внутри, а?
   - Не должны... - с сомнением произнес Жуга. -  А  впрочем,  не  знаю.
Листвицу я плел с расчетом, чтоб чужая душа ко мне не влезла, а тебе уже
после повязал... Ты, кстати говоря, в самом деле смажь-ка ее салом.
   - Что ж теперь делать?
   Жуга пожал плечами:
   - Ружена, скорее всего, вернется к завтрему, а пока... Расскажи-ка ты
мне про всех, кто в деревне вашей живет.
   - Это еще зачем? - опешил тот.
   Жуга вздохнул и печально посмотрел на растерянного друга.
   - Надо же с чего-то начинать.
 
*** 
 
   Миновал полдень, когда Жуга, насадив кирку  на  рукоять  и  прихватив
лопату, отправился на кладбище. Збых остался дома. В деревне было тихо и
безлюдно - поселяне  сидели  по  домам,  лишь  в  конце  улицы  гомонила
ребятня, да суетилось на помойках воронье. Жуга  шел  быстро,  почти  не
глядя по сторонам, лишь изредка, приметив тот  или  иной  дом,  замедлял
шаг, вспоминая, что рассказывал кузнец об их жильцах, и  меньше  чем  за
полчаса уже добрался до ограды погоста.
   К немалому его удивлению, на кладбище уже кто-то был: на белом  снегу
темнел прямоугольник начатой  могилы.  Два  дюжих  мужика,  покряхтывая,
сосредоточенно ковыряли лопатами стылую землю. Углубились они в нее едва
ли по колено. Жуга продошел ближе, остановился у края ямы.
   - Бог в помощь.
   - Благодарствуем, -  кивнул  в  ответ  один  из  них.  Второй  глянул
исподлобья, ничего не ответил.
   - Для рифмача могила?
   - Ага.
   - Так ведь, я не просил, вроде, помогать... - Жуга присел,  размял  в
пальцах комок промерзлой глины. Оглядел обоих. - Да и заплатить мне  вам
нечем. Давайте, уж я сам...
   - Это ничего, это  бывает,  мы  ж  понимаем,  -  сочувственно  сказал
первый. - Мы за бесплатно. Да  и  отец  Алексий  попросил  подсобить.  А
третьего не надо - тут вдвоем-то не развернешься, так  что,  иди-ка  ты,
мил человек, домой. А вот кирку молодец, что принес, кирка - это,  стало
быть, в самый раз сейчас будет... вот...
   Разговаривать было больше не о чем, и Жуга,  оставив  мужикам  кирку,
двинулся в обратный путь, приятно озадаченный, с чего  бы  это  поселяне
сделались вдруг такими сердобольными. День клонился к вечеру,  на  улице
заметно похолодало, и Жуга сам не заметил, как ноги привели его к порогу
деревенской корчмы. Из  трубы  вился  уютный  дымок.  Неподалеку  рядком
стояли несколько порожних возов. Жуга постоял в  нерешительности,  затем
нащупал за  пазухой  тощий  кошель  -  не  осталось  ли  мелочи?  Мелочь
осталась. Он вздохнул, раскрыл дверь и вошел.
   Внутри было сумрачно и тепло. Хозяин - видимо, тот  самый  Андрлик  -
дремал возле бочек с пивом, но сразу поднял голову, заслышав, что кто-то
вошел. В углу, за длинным столом трое возчиков отогревались после дороги
горячим сбитнем. Справа, у  окна  сидел  угрюмый  белобрысый  паренек  и
бесцельно глядел  в  заиндевелое  стекло.  На  столе  перед  ним  стояла
нетронутая кружка с пивом. Мельком глянув в его  сторону,  Жуга  оставил
лопату подле входа и прошел к хозяину.
   - День добрый, - поздоровался тот.
   - И тебе того же, - Жуга пошарил в кошельке, вынул монетку. -  Сбитню
налей.
   Андрлик сгреб менку, кивнул, снял с полки кружку  и  наполнил  ее  из
самовара густым горячим сбитнем. Жуга огляделся, облюбовал стол, который
показался почище, и уселся. Пригубил из кружки.  Напиток  оказался  хоть
куда - с травами,  на  меду,  согревал  приятно  руки  и  теплой  волной
отзывался в животе. Жуга выпил уже  больше  половины,  когда  паренек  у
окошка вдруг поднял голову, обвел корчму мутным взглядом  и,  заприметив
Жугу, подхватил свою кружку  и  направился  к  нему.  Уселся  на  скамью
напротив и некоторое время  молча  рассматривал  незнакомца.  Поскреб  в
затылке.
   - Ты, что ли, Жуга будешь? - хмуро спросил он.
   - Ну, я, - Жуга отпил из кружки. - А что?
   Паренек покосился на свою кружку, словно видел ее впервые, вздохнул и
отодвинул в сторону. Сплел пальцы, согнул их до хруста. Потупился.
   - А вот скажи-ка, травник, - глядя в сторону, начал он, - может  твоя
наука помочь, когда человек человека не понимает?
   Жуга нахмурился.
   - Это как?
   - Ну, вот ежели, взять к примеру, такой случай: парень девку любит, а
она его - нет... Можно тут помочь?
   - Ничем тут не поможешь. Тут или парень - дурак, или девка -  дура...
или нету здесь любви никакой... так - баловство.
   Парнишка некоторое время молчал, кусая губы. Поднял взгляд.
   - Ну... есть же там зелье, какое ни то, приворотное... Ведь есть же!
   Жуга пожал плечами.
   - Есть, конечно... да только дурь все это. Силой человека  еще  никто
счастливым сделать не мог.
   - Ну, так то - силой! А это...
   - Травы - тоже сила, - хмуро сказал Жуга, заглянул  в  кружку,  одним
глотком допил сбитень и встал. - Не дело ты затеял, парень.  Колдовством
тут не поможешь.
   - Так значит, не дашь ничего?
   - Не дам.
   Паренек глянул исподлобья, помотал головой.
   - Видно, правду люди говорят, - процедил он сквозь зубы, - с рыжим да
красным не связывайся... все вы, ведуны, одним миром мазаны, что ты, что
бабка Ниса... Нос все любите задирать, а как до дела дойдет - хрен тебе.
Эх... - он махнул рукой отвернулся, да так и  остался  сидеть,  подперев
голову рукой. Жуга хотел было еще что-то сказать, передумал, надел шляпу
и, подхватив лопату, направился до Збыха.
   Кузнеца дома  не  оказалось,  зато  вернулась  Ружена.  Жуга  замялся
нерешительно на пороге, не зная, что сказать - к такому повороту событий
он не был готов, но девушка сама начала разговор.
   - Проходи, садись, - тяжело вздохнув, сказала она, кивая на лавку.  -
Поговорить с тобой хочу, пока брата нет.
   Жуга опустился на скамью.
   - Где он?
   - Я его на улицу вытолкала - пусть хоть до кузницы  прогуляется...  -
Она помолчала, дрожащими пальцами теребя косу,  и  вдруг  повернулась  к
Жуге.
   - Жуга, скажи, ведь ты... не со зла? - В глазах ее были слезы. -  Все
это - не со зла?
   Жуга ответил не сразу.
   - Что он тебе рассказал?
   - Все... Наверное, все... - Она спрятала лицо в ладонях и  заплакала.
У Жуги духу не хватило ее успокаивать, и он снова промолчал. -  Говорила
же я ему: уедем из этой деревни... - глухо слышалось сквозь  рыдания.  -
Кузнецкое ремесло всюду уважают, не пропали бы... так ведь нет же...
   - Деревня-то при  чем?  -  с  недоумением  спросил  Жуга.  -  Хорошая
деревня, и люди, вроде,  как  люди...  Добрые.  Вон,  помогли  мне  даже
бесплатно...
   Ружена подняла к нему заплаканное лицо.
   - Они всегда готовы  помочь...  если  надо  похоронить,  -  сдавленно
сказала она. - Думаешь, ты первый в эту зиму приволок сюда мертвеца?!
   Жуга побледнел.
   - А... разве... нет?
 
*** 
 
   Расчистив заметенную снегом дорожку, Збых растворил скрипучую дверь и
некоторое время стоял на  пороге,  дожидаясь,  пока  глаза  привыкнут  к
полумраку. В кузнице было пусто и  холодно.  Вода  в  бочке  подернулась
льдом.
   Збых подошел к очагу, поворошил  холодные  угли,  рассеянно  перебрал
инструмент на верстаке. Тронул недвижные мехи. Взялся было  за  молоток,
но вздохнул и отложил его в  сторону.  Ощущение  тяжести  в  руках  было
странное и незнакомое.
   Он вышел и долго стоял, глядя, как опускается на деревню вечер, потом
повернулся и посмотрел в другую сторону - на  реку,  на  лес  за  рекой.
Настроения работать не было. Он запахнул плотнее полушубок и  направился
вниз по тропинке, к темневшей во льду проруби.
   Близилась ночь. Небо  подернулось  темной  синевой,  затем  почернело
совсем. Воздух был тих и прозрачен.  Одна  за  другой  высыпали  звезды.
Взошла луна, посеребрив верхушки елей на  том  берегу,  щербатой  сырной
головой отразилась в воде. Мягким покрывалом заискрился снег.
   Збых стоял недвижно, глядя  на  спящую  зимнюю  реку,  чувствуя,  как
распирает  грудь  непонятный,  неведомый  доселе  зуд.  Голова  томилась
ожиданием слов. Он стоял и вспоминал.
   ... Жаркими пальцами  пляшет  костер,  лижет  сухие  вязанки.  Черным
хвостом над землей жирный зловонный дым. Запах горелого мяса  и  след  в
пламени стихшего крика - в шуме толпы, в шуме толпы, в шуме толпы...
   ... Повозка старая ползет неспешно  по  дороге,  плетутся  сонно  под
ярмом усталые волы. Под солнцем пыль, и потный лоб никак не остывает. Но
почему так хорошо нам ехать в никуда? Нигде подолгу не сидеть, нигде  не
оставаться. И рядом - милое лицо, и карие глаза...
 
   ... На снежной поляне вдруг - голос зовущий,
   В просторах снегов умирающий день.
   Полночные звезды и - ветер метущий,
   Погасший костер и - скользящая тень...
 
   Збых помотал головой.
   - Не мое... - прошептал он еле слышно. - Все - не мое...
   Он осмотрел на свои руки -  широкие  мозолистые  ладони  деревенского
кузнеца. Пошевелил пальцами, хмыкнул. Откуда пришло это странное чувство
поющих под пальцами струн? Он же не играл никогда ни на чем, и не  знает
даже, с какого конца за скрипку браться. И голова... Збых  снова  затряс
головой. Слова. Слова. Накатывают, кружатся, теснятся...
   - Збых!
   Кузнец оглянулся - вниз  по  склону  бежал  Жуга.  Споткнулся,  упал,
зарывшись носом в снег. Встал, отряхиваясь. Поднял и нахлобучил шляпу, и
уже не особенно торопясь, быстрым шагом спустился  к  реке.  Остановился
рядом.
   Некоторое время они молчали.
   - Красиво, - совершенно неожиданно для себя, сказал вдруг Збых.
   - Что? - встрепенулся Жуга.
   - Красиво, говорю, - задумчиво повторил тот. Посмотрел Жуге в  глаза.
- Почему я раньше этого не замечал? Или... это тоже из-за рифмача?
   - Все может быть... Сам ты что об этом думаешь?
   Збых наклонил голову, посмотрел искоса.
   - Я не думаю, я - знаю, - ледяным голосом сказал он, и  вдруг,  ни  с
того, ни с сего, начал читать:
 
   Призрак давних эпох, навевающий сон,
   Эхо стихших шагов, уходя в небосклон,
   Бороздящее тьму на рассвете.
   Легкий шелест листвы, рокот теплой волны,
   Тишина подземелий и грозы весны -
   В колыбель приходящие к детям.
 
   Оберег и броня теплых маминых рук,
   Вереница событий, друзей и подруг,
   Первый враг, что понять так непросто.
   Поле, лес и Луна - в облаках и в реке,
   Лето, осень, весна, льдинка на языке -
   Это в памяти держит подросток.
 
   Уходящая юность, груз новых забот,
   Сны, печали, усталость, кровь, слезы и пот,
   Смех и горе, ответы, вопросы...
   Дуновение смерти за чьей-то спиной
   И любовь, что поможет остаться собой -
   Так внезапно становишься взрослым.
 
   Новый груз новостей, треволнений и бед,
   Череда поражений, ничьих и побед.
   Первый волос седой на макушке.
   Все, что в жизни узнал уже можно забыть,
   Все равно эти знания не применить -
   И грустят старики и старушки.
 
   Нет ни сна, ни печали, лишь молкнут шаги,
   В воду бросили камень, погасли круги,
   Только души в единое слиты.
   Вновь ушел в дальний путь призрак давних эпох,
   И в молчаньи холодных застывших веков
   Пыль заносит могильные плиты...
 
   Жуга слушал, почти не дыша, эти скупые сбивчивые  вирши,  от  которых
щемило сердце, и какой-то иной,  нездешний  холод  волной  поднимался  в
душе, и не оставалось после ничего, только один большой, неясный вопрос:
почему? зачем? за что?
   - Силен рифмач... - одними губами прошептал Жуга.
   Збых умолк. Покосился на ремешок на запястье. Кожа под ним покраснела
и чесалась.
   - Жуга, - тихо позвал он.
   - Что?
   - Что же дальше-то будет?
   - С Тобой или с Ним?
   - С нами... с обоими...
   Жуга не ответил. Присел возле проруби. Сгреб ладонью снег.
   - Смотри, - он слепил снежок и бросил его в прорубь. С легким плеском
тот исчез и показался снова  еле  видимым  белым  пятнышком  под  темной
водой. - Вода - это, как бы, твоя душа. А снежок - его. Не  плавает,  не
тонет... - Он умолк, а когда продолжил, голос его звучал как-то странно.
   - Вода растопит снег, - говорил Жуга, не глядя на кузн