новому  знакомому  обо  всем,  что
случилось в лесу. Збых слушал,  рассеянно  кивая,  изредка  спрашивая  о
чем-нибудь. Хмурился, качал головой. Наконец, поднял взгляд.
   - Ты на ночлег где-то остановился, нет?
   - Нет... Разве только вот у отца Алексия...
   - Ну, это ни к чему. Раз такое дело, оставайся покамест у меня. Денег
не надо.
   Жуга помолчал, отставил в сторону глиняную кружку с остывшим  чаем  и
некоторое время сидел недвижно, о чем-то размышляя. Пожал плечами.
   - Неудобно как-то...
   - Да брось ты, все равно ведь бобылем живу.
   - А сестра?
   - А что - сестра? Она у меня девка с понятием.  Считай,  что  я  тебя
погостить зазвал. Так что - лезь, вон, на полати.
   Жуга, который впервые за весь день поел с охотой, теперь молча  сидел
за  столом,  прислонившись  спиною  к  жарко  натопленной  печке.  Глаза
смыкались сами собой, говорить не хотелось, и спорить он не  стал,  лишь
кивнул благодарно, лег, укрылся своим полушубком и вскоре уснул.
   Збых  еще  некоторое  время  сидел  один,  задумчиво  глядя  в  стол.
По-правую руку от него, словно соринка в глазу, маячило  что-то  черное.
Кузнец повернул голову и вздрогнул: показалось на  миг,  что  рядом,  на
лавке свилась кольцами тонкая черная змейка. Збых похолодел, но  тут  же
вздохнул с облегчением,  припомнив,  как  Жуга  за  разговором  зачем-то
кромсал ножом узкий лоскут сыромятной кожи, и потянул "змейку"к себе. То
был затейливо плетеный кольцом ремешок с узелками. Узелков было много  -
десятка полтора на каждой стороне, и почему-то Збых все время  сбивался,
пытаясь их  сосчитать.  Махнув  рукой,  он  бросил  эту  затею,  зевнул,
перекрестился на образа и, погасив свечу, полез на печь.
 
*** 
 
   Шорох шагов? скрип несмазанных  петель  в  ночной  тишине?  дуновение
холода? Збых не смог бы ответить, что именно его разбудило, но  так  или
иначе, среди ночи он вдруг открыл глаза и больше не смог уснуть.
   Едва лишь стемнело,  со  всех  сторон  сразу  налетел  ветер-баламут,
разметая по полям сухой колючий снег, шуршал по крыше, царапался в окна,
завывал дурным голосом. В избе у кузнеца  было  тихо  и  тепло.  Мерцала
огоньком лампада. Постель  Жуги  была  пуста.  Збых  решил  сперва,  что
приятель его вышел по нужде, но прошло пять минут, десять, и  кузнец  не
на шутку растревожился. Он слез с печи, оделся и вышел на двор.
   - Жуга! - позвал он. - Жуга, ты где?
   Ответа не было.
   У  самого  крыльца  брала  начало  и  терялась  за  воротами  цепочка
полузаметенных снегом следов. Обеспокоенный, Збых  вернулся  за  шапкой,
подпоясался, прихватил фонарь и рукавицы и двинулся на поиски.
   Мело.
   Закрываясь от ветра рукой и пригибаясь к самой земле, кузнец медленно
пробирался вдоль темных, укрытых снегом домов.  Изредка  останавливался,
светил фонарем - снег быстро сглаживал все неровности, но в деревне было
от силы десять домов и всего одна улица, да и тучи  меж  тем  разошлись,
объявилась луна, и вскоре следы привели его к  церковной  паперти.  Збых
потоптался в нерешительности, хотел было постучаться, да вдруг раздумал,
загасил фонарь и только  после  этого,  стараясь  не  шуметь,  приоткрыл
дверь, и проскользнул внутрь.
   Жуга был здесь, хотя разглядеть его было  трудновато  -  в  трапезной
горели только лампады да две толстых свечи в изголовье гроба. Было тихо,
и в этой гулкой тишине  неясным  эхом  расползался  по  углам  негромкий
отчетливый шепот. Збых похолодел, хотя сам не понимал,  отчего:  было  в
этом шепоте что-то такое, от чего кузнец тихо скользнул в темный угол  и
там затаился. Обитая войлоком дверь закрылась за ним мягко,  без  звука,
лишь сквозняк тронул пламя свечей, и  стоявший  у  гроба  рыжий  паренек
ничего не заметил, всецело поглощенный своим занятием.
   Жуга творил наговор.
   Збых потом не мог вспомнить,  сколько  времени  простоял  он  в  этом
закутке,  тараща  глаза  в  церковный   полумрак.   Сперва   ничего   не
происходило.
   Потом появился Свет.
   Он возник ниоткуда - струистое блескучее сияние  рождалось  где-то  в
пальцах у  Жуги,  сгущалось,  странной  светлой  тенью  мерцая  на  фоне
черноты. А потом...
   Шепот Жуги смолк. Дымная тень вытянулась неровным облачком  и  теперь
плыла уже сама по себе,  направляясь  к  покойнику.  Кузнец  поежился  -
слишком уж быстро двигалась она, - а затем вздрогнул  от  неожиданности:
показалось вдруг, что мертвец шевельнулся в  своем  гробу.  Збых  поднял
руку - протереть глаза - и чуть было не  закричал,  сызнова  их  открыв:
Вайда поднимался, медленными неверными рывками,  руками  ухвативши  края
домовины! Глаза его были открыты и пусты.
   Крик свой кузнец удержал, хотя сам бы не сказал, как, но  теперь  уже
поздно было скрываться: Жуга, заслышав шорох, обернулся.
   - Ты?! - вскричал он, делая шаг навстречу.  Рифмач  с  глухим  стуком
рухнул обратно. Пламя свечей дрогнуло, одна из них погасла.
   - Я! - с вызовом бросил Збых и вышел  из  угла.  -  Ты  что  творишь,
нелюдь, в божьем храме?! - Кузнец выпрямился во  весь  рост  -  угрюмый,
жилистый. Его не так-то просто было испугать. - А я-то тебя  к  себе  на
дом...
   Жуга обернулся на гроб, на кузнеца, снова - на гроб, и  с  искаженным
лицом заметался меж ними двоими, словно зверь в капкане. Замер  на  миг,
силясь сорвать что-то с руки - мелькнула знакомая кожаная  полоска  -  и
вдруг вихрем налетел на кузнеца, крича страшно и отчаянно. Збых, который
двинулся было к нему, засучивая рукава, на миг опешил и сдал назад.
   - Убирайся! - кричал Жуга, размахивая руками, словно мельница. - Я не
смогу теперь ее сдержать, понял?! Беги, чтоб тебя! беги, пока не поздно!
   Силой господь Збыха не обидел, как  говорится  -  съездит  по  уху  -
дверей не найдешь, но рыжий паренек,  гибкий  и  верткий  как  белка,  и
странные слова  его  до  того  ошеломили  кузнеца  своим  натиском,  что
опомнился он лишь когда Жуга  уже  выталкивал  его  в  раскрытую  дверь.
Опомнился - и заработал кулаками.
   Лишь потом до него дошло, как странно, как нелепо дрался  этот  Жуга.
Он метался, кружил, оборачивался некстати, пропуская самые глупые удары,
тряс рыжей головой, цедил воздух щербатым ртом и  вновь  наседал,  тесня
Збыха то к двери, то вдруг - прочь от нее, а то  и  вовсе  -  куда-то  в
сторону. Пред взглядом кузнеца мелькали руки, ноги, безумные глаза  его,
и почему-то все время казалось, будто что-то, дымно сверкая,  маячит  за
его спиной...
   Збых  помнил  миг,  когда  изловчившись,  сбил  противника  с  ног  и
склонился над  ним,  занося  кулак,  но  тут  в  глазах  вдруг  блеснуло
серебром, что-то бухнуло в затылке, шею пронзили сотни ледяных иголочек,
и бешеным галопом рвануло сердце из-под ребер.
   После не было ничего.
 
*** 
 
   ... мрак...
   ... голоса во мраке...
   ... словно в глубоком-глубоком колодце...
   ..................
   ...............
   ............
   .........
   ......
   Здесь
   Кто
   ?
   Кто
   Здесь
   ......
   ... вверх...
   ............
   ("... кто здесь...""... кто здесь...")
   ............
   ... вниз...
   ......
   ...
   .
   "Пусти..."
   "Кто ты?"
   "Я... я..."
   "Кто ты?!"
   .........
 
   Мягкие лапки скользят по щеке.
   Ледяные сосульки коготков.
   Искры в глазах.
   .........
 
   "Впусти меня!"
   "Я... не могу..."
   "Отпусти меня!"
   "Не могу!"
   .........
   "?"
   "!"
 
   Пушистая лапка скользит вниз по шее... Холод в затылке.
   Густой, непроглядный мрак. И кружится... кружится...
 
   ! впусти меня !
   Кто ты?!?!?!? кто ты
   Впусти меня!?!?!?! впусти меня
   Кто ты?!?!?!? кто ты
   ! впусти меня !
 
!янепомнюнепомнюнепомнюнепомню! 
   .........
 
   "Збых!"
   "?.."
   "З Б Ы Х!!!"
   "!!!"
 
*** 
 
   Теплая ладонь коснулась лба, темнота вдруг раскололась  двумя  белыми
вспышками, веки поднялись и тут же опустились снова - свет  был  слишком
ярок. Прошла, наверное, целая минута, прежде  чем  Збых  смог  нормально
видеть.
   Он лежал у себя в избе, возле жарко  натопленной  печки,  укрытый  до
самого подбородка одеялом. За окном давно уже рассвело. Збых приподнялся
на локтях и тут же повалился обратно  на  подушку  -  так  сильно  вдруг
закружилась голова. Поднял руку, непослушными ватными пальцами  коснулся
лица.
   - Лежи, не вставай, - послышалось откуда-то сбоку.
   Збых повернул голову.
   Рядом сидел Жуга.
   - Что... со... мной?
   - Потом объясню, - буркнул тот, вставая.
   Он взялся за ухват, сдвинул печную  заслонку  и  с  головой  залез  в
устье. Вытащил небольшой, накрытый крышкой глиняный горшок, поставил его
на стол, отцедил через тряпочку.
   - На, подкрепись, - протянул он кузнецу дымящую кружку.
   Збых пригубил взвар, подул, остужая, и отпил глоток. Топленое  молоко
с малиной и еще какими-то  травами.  Он  выпил  все  и  протянул  пустую
кружку. В горле по-прежнему было сухо.
   - Еще...
   - Хватит пока, - рассудительно сказал Жуга, принял кружку и  поставил
ее на стол.
   На руке ощущалось что-то жесткое. Збых поднес ладонь  к  лицу.  Левое
запястье оплетал тройным кольцом давешний кожаный ремешок с узелками.
   - Что... это?
   Жуга перехватил его вопросительный взгляд и нахмурился.
   - Оберег. Так надо... Я тебе потом все объясню, а пока  -  не  снимай
его. Нипочем не снимай, слышишь?
   Накатила дремота. Веки смыкались сами собой.
   - Что... ты... натворил?
   Жуга помолчал.
   - Зря ты нынешней ночью за мной увязался, - наконец, неохотно  сказал
он. - Ну да ладно. После будем думать, что к чему, а пока - спи. Как  ты
себя чувствуешь?
   Збых сглотнул.
   - Зуб болит.
   Жуга вздрогнул и промолчал.
 
*** 
 
   - Эй! Жузга! Погоди...
   Жуга обернулся.
   Вниз по улице, следом за Жугой  чуть  ли  не  бегом  спешил  какой-то
дородный незнакомый бородач, поравнялся и остановился перевести дух.
   - Уф... Совсем запыхался! День добрый.
   - День добрый, - кивнул в ответ Жуга. - Меня звал, что ли?
   - Ага. Я...
   - Ну, так меня Жуга зовут, а не Жузга... Чего кричал-то?
   - А, ну извиняй, если обидел ненароком... Ты ведь вроде как  травник,
а?
   - Ну, положим, да.
   - Дело у меня к тебе. Ведь раз ты, парень, травник, то и в  заговорах
там разных тоже смыслить должон. Ты ведь не при деньгах сейчас?
   - С чего ты взял?
   - Слухами земля полнится... Помоги,  а?  А  я  уж  тоже  в  долгу  не
останусь.
   Жуга некоторое время не  отвечал,  разглядывая  незнакомца.  Это  был
среднего роста, не старый еще крестьянин,  с  рыхлым,  землистого  цвета
лицом, одетый в добротный, хоть и не новый полушубок, шапку и сапоги. Не
бедняк, но и не  то  чтоб  очень  уж  зажиточный,  так  -  серединка  на
половинку.
   - А что стряслось? - спросил Жуга.
   Мужик в полушубке замялся. Поскреб в затылке.
   - Да как тебе сказать... В двух словах и не обскажешь. Вот что:  живу
я тут, рядом, пошли ко мне? Посидим, поговорим, а то чего  на  морозе-то
стоять...
   - Как тебя звать?
   - Меня-то? Вацлав.
   Жуга вздохнул и задумался. Спешить сегодня и впрямь было некуда.
   - Ну что ж... пошли.
   Изба у Вацлава оказалась - всем избам изба:  пятистенная,  с  резными
окошками и большим  крытым  подворьем.  Отряхнувши  на  крыльце  снег  с
башмаков, Жуга оставил в  сенях  свой  полушубок  и  шапку  и  вслед  за
хозяином прошел в чистую опрятную горницу. Как и следовало ожидать,  жил
Вацлав не один  -  у  печки  суетилась  жена,  поглядывали  сверху  трое
ребятишек - две девочки-двойнятки лет семи, да мальчонка чуть  помладше.
При  появлении  незнакомца  вся  эта  троица  поспешно   спряталась   за
занавеской.
   - Проходи, друг Жуга, садись, - Вацлав кивнул на скамью и сам  уселся
рядом. Глянул на жену, молчавшую  настороженно,  нахмурился,  прикрикнул
сердито:  не  стой,  мол,  ступой,  неси  все,  что  есть  на  стол.  Та
засуетилась, застучала посудой. На столе появились щи в горшке,  каравай
хлеба, разные закуски, пироги, яйца, сыр, молоко и большой жбан с пивом.
Вацлав крякнул довольно, подсел к столу поближе:
   - Ну, закусим, чем бог послал!
   Осмелев, вылезли наружу и ребятишки, и, получивши  по  куску  пирога,
остались сидеть.
   Раскупорили жбан. Пиво оказалось густое и  крепкое.  Съели  по  чашке
щей, еще по одной. Наконец, когда на столе появился самовар, Жуга решил,
что пора переходить к делу.
   - Ну, хозяева, спасибо  за  угощенье,  пора  и  дело  знать.  Говори,
Вацлав, зачем звал.
   - Значится, так, - налив себе чаю, начал тот. - Уж полгода, наверное,
будет с тех пор, как у нас неладное творится. Я уж кого только ни просил
помочь, и батюшку, и бабку Нису, да все без толку. Всяк толь...
   В углу кто-то кашлянул. Вацлав вдруг поперхнулся, выронил  блюдце,  и
остолбенело уставился на гостя. Чай лужицей разлился по  скатерти.  Жена
его тихо ахнула и прикрыла рот ладошкой. Жуга бросил быстрый  взгляд  на
хозяина, на хозяйку, на стол перед собою, и  вздрогнул:  кусок  пресного
пирога, взятый им с общей тарелки, сам собой упал на скатерть  и  теперь
ползком,  словно  улитка,  медленно  пробирался   меж   чашек   обратно.
Послышалось хихиканье.
   Ни секунды  не  медля,  Жуга  вскочил,  опрокинув  лавку,  рука  сама
нащупала за поясом шершавую  ореховую  рукоять,  и  через  миг  его  нож
пригвоздил самоходный пирог к доскам столешницы.
   "Ай-мэ!" - тихо вскрикнули где-то под потолком. Стоявший возле  печки
березовый веник вдруг шаркнул по  полу  и  безо  всякой  на  то  причины
взвился в воздух, нацелясь прутьями в лицо.  Жуга  сбил  его,  почти  не
глядя, ударом кулака, вскинул руки и выкрикнул коротко:
   - Кумаш!
   Упала, звеня, печная заслонка, и все стихло.
   Жуга постоял с минуту, настороженно  прислушиваясь,  шумно  вздохнул,
поднял и поставил на место лавку, уселся и налил себе чаю. Выдернул нож,
тронул пальцем дырку на  скатерти,  покачал  головой  и,  откусив  кусок
пирога, принялся его жевать, как ни в чем не бывало. Вацлав  со  страхом
смотрел на него, словно Жуга уплетал не пирог, а живого ежа.
   - Славные у тебя пироги, хозяйка, - хмуро сказал Жуга,  прожевавшись.
Повернулся к Вацлаву. - Ну, а теперь выкладывай начистоту, что и как.
   - А... ЭТО не вернется?
   - Пока я здесь - не вернется.
   Хозяин собрался с духом и торопливо, сбивчиво начал.
   Он не помнил точно, когда все это началось. Вроде бы летом,  а  может
быть, уже и осенью. В тот год стояли табором цыгане у  села.  Вели  себя
вроде бы чинно, коней не крали, а если и  крали,  то,  верно,  где-то  в
окрестных деревнях. Жили они у себя  там,  а  в  село  наведывались  все
больше за пивом. Андрлик, тесть его, который пиво варит,  здорово  тогда
поднажился. Опять же и ребятишки ихние в село тоже часто хаживали, пели,
плясали, попрошайничали. Таскали, понятное дело, что плохо лежит. А  как
уехали, тут, значит, и началось это вот... вот это самое...
   За столом воцарилась тишина.
   - Ну, - хмуро спросил Жуга. - Что же ты умолк?
   - Дык ведь все, вроде... - пролепетал тот, потупившись.
   Жуга поднял взгляд, посмотрел Вацлаву в глаза.
   - Все, говоришь? Ну, что ж, раз так... Спасибо за хлеб, за соль. - Он
встал. - Пойду я, пожалуй.
   Вацлав растерянно захлопал глазами.
   - Эй, погоди! Это как же... как же это...
   Жуга обернулся. Лицо его скривилось.
   - Думать надо было! - хмуро сказал он. - Бог знает, чего ты  там  для
цыганчат пожалел. Может, хлеба они просили, может, юбку старую или, там,
рубаху скрали... Не ведаю я, раз ты молчишь! Сам же, поди, наживался  на
них, а менки пожалел.
   - Дык ведь я... - залопотал тот. - Кто ж знал! Ведь надоели  же  хуже
горькой редьки, нехристи! Ну, отодрал я двоих ремнем,  чтоб  не  шастали
где попало... пацана с девкой... Кто ж знал!
   - "Кто ж знал!" - передразнил Жуга  и  опустился  на  лавку.  Попотал
рыжей головой. Вздохнул. - Хитрые они. Даже дети малые  -  и  те  у  них
могут кой-чего. Вераку тебе подсунули... или тырву, черт их разберет...
   Хозяйка и ребятишки сидели тише воды, ниже травы.  Вацлав  растерянно
молчал. Поскреб в затылке.
   - И... что теперь?
   - В дом ты их пускал?
   - Нет...
   - Пошли на двор.
   Во дворе Жуга огляделся, прошелся туда-сюда и  решительно  направился
под навес-дровяник.
   - Осенью дрова склал? летом?
   - Летом.
   Жуга неторопливо двигался вдоль поленницы,  дотошно  ощупывая  дрова,
вытаскивал какие-то щепки. Посадил занозу, сморщился.
   - Здесь нет.
   Прошел дальше, потом еще, и Вацлав уже отчаялся, когда из-за  третьей
поленницы вдруг донеслось торжествующее "Ага!" - и показался Жуга.
   - Вот, держи, - он сунул что-то Вацлаву в руки, и  тот  с  изумлением
уставился на находку. То были две грубые деревянные куклы,  наряженые  в
какое-то пестрое тряпье. Ни рук, ни ног  у  них  не  было.  Нарисованные
углем лица скалили зубы в злобной усмешке.
   - И это все?!
   - Все.
   - Гм, это же надо, а! Скажи кому - не поверят. Ведь даже рук нет...
   - А руки ихние по избе по твоей шарили, - усмехнулся Жуга.
   Вацлав повертел деревяшки в руках, покосился на Жугу.
   - Что ж мне теперь с ними делать?
   Тот пожал плечами.
   - Хочешь - сожги, а нет - так  девчонкам  своим  отдай.  Аккурат  две
штуки. Теперь можно, теперь не будет от них вреда.
   Вацлав содрогнулся:
   - Ну уж нет! хватит лукавого  дразнить.  В  огонь  их,  в  плиту!  Да
слышь-ка, - он замялся, - а ну, как вернется эта пакость?
   Тот покачал головой.
   - Ну, спасибо тебе! Век благодарен буду, - он сунул кукол в карман. -
Ты как насчет денег? Двадцати менок хватит? Сочтемся, а? Вот  и  славно,
за мной не залежится. А сейчас, такого дела ради надо бы это...  того...
пропустить по кружечке. Пошли-ка в дом, друг Жугуц, отпразднуем!
   Жуга поднял голову.
   - Жуга.
   - Что? - обернулся Вацлав.
   - Меня зовут Жуга, - хрипло сказал тот и, повернувшись, зашагал  вниз
по улице.
 
*** 
 
   Збых проснулся ближе к вечеру и долгое время лежал  недвижно,  глядя,
как трудится в темном углу под потолком паук  над  своей  ловчей  сетью.
Рваной шелухой опадали остатки странных, непонятных снов. Шум  в  голове
прошел,  и  лишь  слабость,  противная  и  доселе   совершенно   кузнецу
незнакомая, мешала нормально думать и двигаться.
   Хлопнула дверь, и вошел Жуга, отряхивая снег.
   - Давно проснулся? - он скинул полушубок и подошел ближе,  протягивая
к печке красные с мороза ладони.
   - Только что, - Збых приподнялся и сел. Голова закружилась.
   - Есть хочешь?
   - Пожалуй...
   Жуга полез в печь, вытащил чугунок с похлебкой. Разлил в две тарелки,
отрезал хлеба. Рассеянно черпая перепрелый  суп,  Збых  едва  ли  одолел
половину и отодвинул миску. Жуга же вообще к еде не притронулся; мрачный
и взъерошенный, он сидел,  задумчиво  подперев  голову  рукой,  и  молча
ковырял ложкой в густом вареве. Покосился на Збыха.
   - - Ты как?
   Кузнец прислушался к себе.
   - Да вроде, ничего...
   - Голова не болит?
   - Нет... Только вот слабый я какой-то.
   - Это пройдет.
   Некоторое время оба молчали.  Збых  поправил  подушку  и  снова  лег.
Посмотрел в угол - паук закончил свою работу и теперь  скорчился  черной
точкой в центре паутины. Кузнец усмехнулся.
   - Четыре буквы, - сказал он.
   Жуга поднял голову:
   - Что?
   - Я говорю, что четыре буквы. Па-ук - четыре буквы.
   - Какой еще паук?
   - Да вон, в углу...
   Жуга посмотрел в угол.
   - Ну и что?
   Кузнец пожал плечами и снова усмехнулся:
   - Чудно... Грамоты не знаю, а тут - какие-то буквы... С чего бы  это,
а? - он помолчал. Поднял голову. - Слышь, Жуга...
   - Что?
   - Вчера ночью, в церкви... Это на самом деле было, или нет?  Или  мне
все это приснилось?
   Жуга вздохнул и помотал рыжей головой.
   - Дорого бы я дал, чтобы все это оказалось сном... - хмуро сказал он.
   - И все таки, что ты там натворил?
   - Долго рассказывать, - сказал тот, отведя взгляд.
   - Нет уж, друг, начал -  так  договаривай.  А  иначе  и  начинать  не
стоило. Все равно спешить-то некуда.
   Жуга п