с пять тому назад ох
и лютовал же он! Была у него такая забава -  на  кол  людей  сажать.  Не
счесть, сколько он народу перевел. Чтоб он сдох, проклятый дракул!
   В первую же ночь странник попытался избавиться от оков, и  неожиданно
для себя понял, что непонятно как утратил свой дар. Он знал,  что  стоит
лишь найти нужное Слово, и цепи слетят  с  него  шелухой,  но  Слово  не
хотело приходить. И вообще - не было никаких слов. Он ходил  по  темнице
туда-сюда вдоль  лежака,  насколько  позволяла  цепь,  а  чаще  -  сидел
неподвижно, что-то вспоминая, но все было без толку. Что-то очень важное
ушло вместе с именем и больше не вернулось. Он бросил свою Силу,  и  сам
теперь был, как тот рифмач, что больше не может сложить и двух строчек.
   - Жуга, - сказал он в темноту, прислушался к себе и тихо повторил:
   - Жуга...
   Чужое слово замерло в холодном воздухе, не породив в душе ни отклика,
ни эха.
   "Все возвращается, - подумалось ему. - И помнится, я сам себе об этом
говорил... Я снова выбираю имя. Там, на поляне я узнал  вопрос.  Но  где
теперь искать ответ? Чего мне надо от  себя?  И  кто  он  -  враг  моего
врага?"
   - Я выберусь, - сказал он сам  себе  и  сжал  кулаки.  -  Клянусь,  я
выберусь отсюда! Хотя пока еще не знаю, как...
 
*** 
 
   Прошло уж больше двух недель с того момента, как  на  графской  охоте
полонили рыжего пришлеца. Новый день начался для узников как обычно,  но
к полудню в коридоре вдруг послышались шаги, слишком  громкие  даже  для
тюремщика - то явно были сапоги,  тяжелые,  подбитые  гвоздями.  Лязгнул
засов. Дверь отворилась, и в темницу,  роняя  с  факела  горящую  смолу,
шагнул Кришан - оруженосец графа Цепеша. Следом шел кузнец с молотком  и
зубилом в руках.
   - Которого? Рыжего? - спросил он, оборотившись на Кришана.
   - Его, - кивнул тот.
   Травник поднял голову  и  исподлобья  оглядел  обоих,  но  спрашивать
ничего не стал. Он похудел,  осунулся  с  лица  и  выглядел  теперь  еще
нескладнее, чем раньше. Шею и руки  исполосовали  расчесы,  под  глазами
набрякли круги. Грязные волосы спутались в  колтун.  Кузнец  нацелил  на
кольцо зубило, в три удара сбил заклепку, отошел. Кришан поднял  упавшую
цепь и намотал ее на кулак. Покосился на пленника.
   - Ты вправду знахарь, или врал тогда? - спросил он.
   - Если и знахарь, то что?
   - Отвечай, когда я спрашиваю!
   - Да. Знахарь.
   Кришан передал свой факел кузнецу:
   - Жди здесь, как обычно, - распорядился он. - Инструмент не убирай. А
ты давай, шагай вперед. - Он подтолкнул рыжего в спину  и  сам  двинулся
следом.
   По извитой и узкой лестнице поднявшись вверх, они выбрались  на  свет
из подземелья и долго шли кривыми коридорами вдоль серых  стен.  Травник
попытался запомнить дорогу, но по пути им встретилось столько дверей,  а
коридоры были так похожи друг на друга, что вскоре он вконец запутался и
бросил это дело.
   Наконец, оба добрались до массивной дубовой двери в одной  из  башен.
Стены здесь были круглые, а в окошко виднелся далекий  заснеженный  лес.
Кришан остановился.
   - Граф вчера занемог после трапезы,  -  угрюмо  буркнул  он.  -  Вина
перепил, или еще что. Слег и животом мается.
   - Я  думал,  что  у  графа  имеется  собственный  лекарь...  -  криво
усмехнулся тот.
   Оруженосец вскинулся и вдруг без разговоров ударил его кулаком в лицо
- рыжая голова  мотнулась,  губы  странника  окрасились  кровью.  Кришан
потянул к себе цепь.
   - Для тебя граф - "Ваша Милость", или ты забыл уже? - прошипел он.  -
А забыл, так запомни снова, смерд! А лекарь был, да только болтал много.
Пришлось язык ему отрезать... вместе с головой.  -  Он  вынул  из  ножен
узкий, как ивовый лист, стилет и поиграл червленым лезвием у того  перед
глазами. - И  не  вздумай  выкинуть  чего  -  уж  я  с  тобой  в  момент
расправлюсь. Ну, пошел!
   За дверью  было  жарко.  Горел  камин.  Кровать  с  огромным  пологом
занимала чуть ли не полкомнаты. Двое  слуг  растирали  что-то  в  медной
ступке. Пестик мягко позвякивал. Граф лежал, кутаясь в одеяло,  с  лицом
желтым, как пергамент. Глаза его поблескивали злобно.  Завидев  Кришана,
он кивнул и указал рукой:
   - Подойди.
   Подошли ближе. Граф перевел взгляд на травника.
   - Ты вроде как хвалился, что лечить мастер? Ну, давай, лечи.
   - Чего болит-то... Ваша Милость? - спросил тот.
   Граф указал рукою: "Здесь."
   Затылком чуя холодок железа, рыжий шагнул к кровати и возложил ладони
графу на живот. Надавил легонько, затем сильнее - граф поморщился, но не
издал ни звука.
   - Печень... - отступив, сказал травник, почувствовал, как острие ножа
кольнуло кожу за ухом, и добавил запоздало:
   - Ваша Милость.
   - Ты можешь снять боль, знахарь?
   Парень хотел развести руками - цепь  звякнула,  прервав  движение  на
полпути, и он пожал плечами.
   - Мои травы, - хмуро сказал он. - Их нет.
   Владислав Цепеш сделал знак слуге:
   - Пойди и принеси котомку с этого... куда вы там ее забросили? Короче
- неси.
   - Но мы... - начал тот неуверенно.
   - Быстро! - рявкнул граф, и тот умчался со всех ног. Через  несколько
минут мешок, слегка подмокший, но  в  остальном  невредимый,  лег  перед
травником на стол. Травник зубами сдернул мокрый узел и долго  перебирал
свои травы и коренья, откладывая в сторону то одно, то другое.
   - Ну, чего там еще? - спросил, нахмурясь, граф.
   - Воды горячей,  лучше  -  кипятку,  -  сказал  угрюмо  тот,  неловко
засучивая рукава. - И руки надо бы помыть, - он поднял  грязные  ладони.
Браслеты кандалов скользнули  вниз,  к  локтям,  открывши  две  кровавые
полоски на запястьях. Граф скривился  и  плюнул  с  отвращением.  Махнул
рукой, распоряжаясь - тут же двое слуг втащили бадью с водой  и  большой
горшок с кипятком.
   - Нож,  -  попросил  травник.  Оруженосец  за  его  спиной  напрягся,
посмотрел вопросительно на графа  -  тот  кивнул  -  и  вынул  из  ножен
короткий разделочный нож. Протянул рыжему знахарю и  после  смотрел,  не
отрываясь, как тот крошил сухие жилистые стебли зверобоя. Одна,  другая,
третья - травы так и сыпались в горшок. Наконец  он  остановился,  вытер
нож о рубаху и вернул его Кришану.
   - Готово, - сказал он и повернулся к графу. - Пей  по  кружке  каждый
день, и боль пройдет.
   Граф усмехнулся и махнул рукой:
   - А ну, отпей-ка прежде сам.
   Не говоря ни слова, тот зачерпнул настоя, подул, остужая, и выпил все
до дна. Поставил кружку на стол.
   - Ладно же, - кивнул угрюмо пан Владислав  и  глянул  на  Кришана.  -
Отведи обратно этого... Если к  вечеру  не  окочурится,  так  и  быть  -
спробуем зелье. - Он снова повернулся к знахарю. - Коль поможет  -  твое
счастье, травник. Нет - пеняй на себя.  На  кол  не  посажу,  но  плетей
отведаешь... Эй вы, олухи! Травы не выбрасывать  -  найдите  место,  где
посуше и там схороните. А тронет кто - головы поотрываю...  А  теперь  -
пошли все вон!
   Кришан кивнул, не говоря ни слова, подхватил свисающий конец  цепи  и
подтолкнул пленника к двери. Тот глянул на него через  плечо,  сощурился
недобро,  но  смолчал  и  двинулся  вперед  по  коридорам,  то  и   дело
останавливаясь, пока Кришан затворял за ними двери  -  по  замку  гуляли
сквозняки. В подвале он с рук на руки сдал пленника  тюремщику  и  ушел.
Железо грелось, кузнец, как ему и было приказано, еще ждал. Цепь  сунули
в кольцо, склепали звенья. Кузнец ушел, собрав свой инструмент, и  дверь
за ним закрылась.
   Парень все также молча опустился на лежак, поежился от сырого холодка
и потянул к себе одеяло. Миклош завозился - из-под вороха  серых  тряпок
показалась косматая седая голова.
   - Гляди-ка, жив! - ощерился он. Сел, почесался, звякая цепями. Кивнул
на потолок. - Чего ты там делал-то?
   - Графа пользовал, - ответил хмуро тот.
   - Самого?!
   - Угу.
   - И что, - ахнул Миклош, - неужто не отравил душегуба?
   Тот покачал головой.
   - Ну и дурак! - он плюнул яростно и вновь полез под одеяло. -  Так  и
так - подохнешь, - проворчал он оттуда. - А мог бы запросто его с  собою
прихватить - все ж людям польза...
   Вскоре он захрапел.
   Боль, как видно, донимала графа не на шутку - не к вечеру,  но  через
два часа пришли проведать, что и как, и убедившись, что  травник  жив  и
вроде как здоров, ушли доложить. Охранник  принес  им  хлеба  и  воды  и
направился к себе - спать.
   За окном темнело.
   - Возьми мой хлеб, - сказал вдруг странник,  когда  Миклош  проглотил
свою долю. Старик поперхнулся, глянул недоверчиво:
   - Это ты с чего вдруг?
   - Все равно  пропадет,  -  непонятно  ответил  тот,  отломил  корявую
жесткую корку и пододвинул остальное Миклошу. - На, ешь. Воду оставь!  -
добавил быстро он, когда тот потянулся к его кружке.
   - Ага... Значит, помирать ты еще пока не собираешься,  -  кивнул  тот
задумчиво.
   - Успеется, - буркнул травник.
   Он всухую  дожевал  горбушку  долго  еще  сидел  неподвижно,  молчал,
разглядывая скованные руки.  Отставил  в  сторону  нетронутую  кружку  и
осторожно развернул закатанный рукав. Разжал кулак - на ладони  остались
лежать шесть сморщенных сушеных ягод - четыре черных и две красные.
   - Это что там у тебя? - Миклош вытянул шею, пытаясь что-то разглядеть
в неверном сером свете, лившемся снаружи в узкое окно.  -  Ягоды  какие,
что ль?
   - Ягоды, ягоды... Ты вот что, - он поднял взгляд. Глаза его блеснули.
- Что бы со мной ни приключилось, не трогай их, ясно?
   - Куда уж яснее... А что это?
   - Даст бог, так потом объясню, а пока что - молчи.
   Травник умолк и нахмурился, рассеяно катая ягоды по ладони.
   Четыре черные горошины росли когда-то в чаще леса близ  болота  -  то
был редкий в здешних  сухих  местах  черногон,  сладковатый  на  вкус  и
гибельный, как сама смерть. Парень и сам уже не помнил, зачем прикупил в
городской лавке вместе с прочими травами дюжину этих черных  морщинистых
шариков.
   Две красных ягоды, еще  хранившие  сухую  пуповину  черешка,  созрели
высоко в горах, на тонком стебле перегибели.  У  волохов  любой  ребенок
хоть раз, да испробовал на себе это сильнейшее рвотное.
   Травник вздохнул и, больше не колеблясь, сунул в  рот  четыре  черных
ягоды и принялся жевать. Язык мгновенно занемел. Травник глотнул воды, и
подождав, пока не зашумело в голове, заел все это дело красными ягодами.
   Дурман свинцом заполнил тело, сердце вдруг забилось редко,  и  каждый
удар гулко отдавался  в  голове.  В  горле  было  сухо.  Он  сглотнул  и
потянулся за кружкой - рука подчинилась неохотно, медленно, будто чужая.
Непослушные пальцы выломали щепку, укололи руку. Боли не было. "Пора!" -
решил он.
   Большой палец вышел из сустава неожиданно легко и быстро - травник аж
сам вздрогнул от неожиданности, а  вот  с  остальными  костями  пришлось
повозиться. Он не хотел спешить, опасаясь  растянуть  суховязки.  Шум  в
голове  нарастал,   перед   глазами   все   плыло.   Нахлынули   забытые
воспоминания. Дед Вазах ухитрялся поучать, даже вправляя ребятне выбитые
в  драке  пальцы...  Так...  потом  -  вот  так...  Давайте,  руки,   ну
пошевелитесь же!
   Он закусил губу. Кость щелкнула, выскакивая  прочь,  и  вдруг  ладонь
сложилась вдоль, как смятая перчатка. Тяжелый браслет  звякнул  о  камни
стены, повис пустой и закачался на цепи. "Господи Боже!" - ахнул Миклош.
   Тяжелая голова клонилась все ниже. "Не спать!" - одернул  он  себя  и
принялся вправлять кости на место. Закончил, сжал кулак и,  разогнув  до
хруста пальцы, взялся за вторую руку.  Теперь  дело  пошло  медленнее  -
работать приходилось левой рукой, да и отрава набирала силу:  глаза  все
чаще застилала пелена, а перегибель все никак не действовала.  Он  начал
впадать в панику. "Что  ж  ты..."  -  костенеющим  языком  бормотал  он,
выворачивая  из  суставов  непослушные  пальцы.  Руки  тряслись.  Так...
Спокойнее. А теперь сильнее... - Еще сильнее! Уф! Чуток передохнуть...
   Он все же застонал, сдирая вместе с кожей второй браслет - кандалы  с
глухим звоном упали на лежак - и в этот миг  в  животе  вдруг  поднялась
горячая душная волна. Ругаясь и кусая губы, травник едва успел  вправить
ладонь обратно, прежде чем его согнуло пополам.
   - Ох и ловок же ты, рыжий! - Миклош почесал в затылке. -  Сущий  лис!
Тебя, я смотрю, не всякая цепь удержит...
   Травник поднял голову, утерся рукавом.
   - Повезло, - пробормотал он. - Цепи разные бывают.
   - Да уж, - усмехнулся Миклош, - А ну как был бы то ошейник! с головой
у тебя такая хитрость не прошла бы.
   Страник кивнул, а в следующий миг лицо его перекосилось, и  он  снова
склонился над бадьей.
 
*** 
 
   Всю ночь странник не спал. Его то рвало, то трясло, бросало в жар и в
холод. Вода в обеих кружках вскоре кончилась, он что-то бормотал  сквозь
черный сон, метался и стонал, но все ж  к  утру  пошел  на  поправку.  К
рассвету он уже сидел, к полудню встал размяться - и разминался долго, а
под вечер взгромоздился на лежак, сгреб цепи под  себя  и  завернулся  в
одеяло.
   За окном уже темнело, когда им принесли еду. Со стороны  было  трудно
заподозрить неладное, да и потом - поди догадайся про такое! - и  он  не
упустил свой шанс. Миклош и глазом  не  успел  моргнуть,  как  все  было
кончено. Одеяло взметнулось - прыжок, удар, и стражник рухнул  недвижим.
Черпак с холодной кашей шмякнулся в котел.
   -  Эк  ты  его...  -  ошарашенно   пробормотал   Миклош,   глядя   на
распростертое тело. - Здорово... - Он поднял  взгляд.  -  Что  дальше-то
надумал? Как выбираться будешь?
   - Там посмотрим, - буркнул тот, сдирая со стражника кафтан и  сапоги.
- Ты главное молчи, а если что - мол, не видел ничего... На вот, возьми,
- он бросил Миклошу рубаху, спрятал под шапку копну рыжих волос, ухватил
тело за ноги и потащил к дверям. Ногою зацепил котел, нахмурился.
   - Вот черт! - пробормотал он. - Мы ж не одни тут сидим...
   - Бежал бы уж лучше, дурак рыжий! Не ровен час придет кто-нибудь!
   - Да погоди ты! - отмахнулся тот, ремнем связал стражника по рукам  и
ногам и поволок его обратно к лежаку.
   - Присмотри за ним. А будет орать - тресни его хорошенько.
   - Уж постараюсь, - кивнул тот.
   Травник подобрал мешок с хлебом, поднял на  руки  котел  и  вышел  за
дверь.
   Темниц было восемь, из них лишь одна пустовала. По двое,  по  трое  -
везде сидели люди  -  грязные,  голодные,  закованные  в  цепи.  Завидев
незнакомого стражника,  поспешно  отводили  взгляд,  пугливо  подставляя
чистые, до блеска вытертые хлебом деревянные миски.
   - За что тебя? - то и дело спрашивал он, выслушивал ответы  и  шел  в
молчаньи дальше. Люди, люди, люди... Голоса негромким эхом отдавались  в
тишине:
   "За неуплату десятины... господин..."
   "Я за сестру вступился... перед стражником..."
   "Дом без разрешенья начал строить..."
   "Брат в бега подался, вот сижу, покамест не поймают..."
   Он шел из двери в дверь, вновь закипая ненавистью, не в силах  будучи
понять, откуда столько злобы,  жадности  и  произвола  берется  в  одном
человеке?
   Томились здесь все больше из-за мелочи, и то немудрено  -  навряд  ли
те, кто провинился в чем-нибудь серьезном, оставались после в живых.
   В последней камере и впрямь, как говорил  кузнец,  сидела  женщина  -
почти уже старуха. Седые космы  закрывали  шею  и  лицо,  одежда  висела
лоскутами. Цепей здесь  не  было  -  быть  может,  глупым  посчитали  ее
опасаться, а может, не поднялась рука у кузнеца.
   - Тебя-то, мать, за что? - спросил он, обернувшись на пороге.
   Глаза ее блеснули под завесой спутанных волос.
   - Не мать я тебе. И слава богу, что не  мать,  -  помолчав,  ответила
она. - А коль не знаешь, знай, что прокляла я графа вашего в  глаза,  за
то, что сына моего он насмерть запорол...
   Травник промолчал.
   Он вернулся в свою темницу  с  последним  черпаком  холодной  каши  в
руках, шлепнул варево Миклошу в миску и поставил на  пол  пустой  котел.
Выволок стражника в коридор, запер его в пустой камере и появился  вновь
- забрать свое одеяло для старухи. Напоследок задержался в дверях.
   - Я вернусь, - сказал он Миклошу.
   И ушел.
   Миклош  остался  сидеть  с  миской  на  коленях,  потом  вздохнул   и
машинально начал есть. Взгляд его упал на  браслеты  пустых  кандалов  -
заклепанные просто так, они выглядели на редкость  глупо.  Он  улыбнулся
своим мыслям и прошептал чуть слышно травнику вослед:
   - Благослови тебя бог, парень.
 
*** 
 
   Граф Цепеш мерил комнату шагами битый час, не в  силах  будучи  унять
свою ярость. Еще бы! Из подземелий замка не сбегал  еще  никто,  пришлый
травник был первым, кому это удалось. Такой пощечины от какого-то смерда
граф стерпеть не мог.
   Кришан стоял у камина, время от времени вороша носком сапога  тлеющие
угли. Молчал, глядя в огонь. В руках у него  тускло  отсвечивал  зеленью
браслет рыжего ведуна.
   - Немыслимо! - Граф рухнул в кресло и  потряс  кулаками.  Нацедил  из
кувшина вина, жадно выпил и сдавил в руке оловянный кубок. Тонкие стенки
смялись с легким хрустом. Граф некоторое время молча  смотрел  на  него,
затем повернулся к Кришану.
   - Расскажи, как это случилось, - потребовал он.
   - Никто не знает, мой  граф,  -  холодно  ответил  тот.  -  Вчерашним
вечером стражники у ворот  видели,  как  сторож  подвалов  Клошка  вышел
куда-то из замка, и клянутся, что обратно больше не  пришел.  А  сегодня
поутру я сам спустился вниз проверить,  и  нашел  его  там  связанным  и
запертым в пустой темнице. А этого рыжего нет. Вот и все.
   - Дорого бы я дал, чтоб узнать, как он это  проделал!  -  Граф  Цепеш
задумался. - Колдовство, не иначе... Что Клошка?
   - Приложили его крепко, как только он в темницу вошел. Очнулся после.
   - А этот... кто в темнице вместе с ним был; что он сказал?
   Кришан пожал плечами:
   - Молчит. Говорит, проснулся - ан, а травника-то и нету.
   - Врет, собака!
   - Может, и врет, - согласился Кришан. - А  может,  и  нет.  Цепи  там
целые так и лежат, даже браслеты нерасклепанные.
   - Нет, но каков! - Граф стиснул кулаки, встал и подошел к окну. - Как
есть колдун. Что ж... - Он помедлил. - Жаль. А мог бы пригодиться.  Так.
Клошке плетей и - вон из замка.  Тем  двум,  что  спали  у  ворот,  тоже
всыпать, чтобы впредь смотрели лучше. Что до  травника...  Упускать  его
нельзя. Я сам займусь поимкой.
   Кришан молча покачал головой. Поднял взгляд.
   - Это может быть опасным, мой  граф,  -  сказал  он  и  покрутил  меж
пальцами браслет. Камень мерно вспыхивал и гас -  малиновое  на  черном.
Некоторое время оба молча смотрели на него, затем Кришан продолжил:
   - Кто знает, что за тварь нам попалась. К  примеру  сказать,  что  он
делал в лесу? Не травы же собирал, в самом деле! Там нехорошее место,  у
камней, я спрашивал у Варги. Чего ради простому человеку там быть? Нынче
в лесу столько снега, что не зная троп, провалишься  по  пояс.  Доверьте
это мне. Он не мог уйти далеко - я  возьму  людей  -  с  десяток,  и  мы
прочешем дороги, а если он подался в лес - пойдем по следам.
   - Дело говоришь, - одобрил граф. - Пусть будет так. Бери людей.
   Кришан подбросил браслет на ладони. Посмотрел на камень.
   - Эту штуку я возьму с собой.
   Граф кивнул:
   - Поступай, как знаешь.
 
*** 
 
   Покинуть замок оказалось проще, чем думалось травнику  -  в  холодных
сумерках у стражей не было охоты выходить к  воротам.  Горел  один  лишь
факел, два других задуло ветром. Травник прохромал мимо,  поднявши  выше
воротник, махнул рукой в ответ на окрик  и  двинулся  дальше.  Кафтан  и
шапку стражники признали, равно как и хромоту, да на том и успокоились -
мыслимое ли дело, чтобы кто-то из пленников сбежать мог?
   Ночь была тиха и холодна. Кружился, падал легкий снег. Ущербный месяц
вскоре скрыли облака. Травник углубился в лес, оставив в стороне дороги,
и шел всю ночь без остановок, лишь у высокой приметной сосны  задержался
отыскать свой посох, нашел и двинулся дальше лосиными  тропками.  Кафтан
был длинноват и вдобавок безбожно жал под мышкам