Дмитрий СКИРЮК 
   ОСЕННИЙ ЛИС 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 
 
1 
 
   Человек на вершине холма наблюдал, как рождается день.
    Он  сидел  здесь,  неподвижный,  словно  камень,  на  фоне  медленно
светлевшего неба. Казалось, он возник тут  ниоткуда,  будто  бы  родился
этой ночью - лишь только первые рассветные лучи тронули макушку  старого
холма, а там уже маячил этот темный силуэт. У ног  его  лежали  мешок  и
посох, за спиной был приторочен меч.
   Минуло полчаса. И час. И полтора. Июльское солнце выпило росу, воздух
потеплел. Утренний туман пополз  в  овраг.  Поднявшийся  ветер  зашуршал
листвой, волнами всколыхнул высокую траву, коснулся  длинных,  спутанных
волос человека на холме.
   Человек не шевелился.
   Он ждал.
   От леса, зеленевшего невдалеке, отделилось  маленькое  темное  пятно.
Помедлило, пересекло дорогу и двинулось  вдруг  напрямик  через  луга  к
холму, постепенно увеличиваясь в размерах. А вскоре уже можно было  ясно
различить  -  по  лугу  шел  медведь.  Приблизился  -  огромный,  бурый,
косматый, долгое мгновение  смотрел  на  человека  пристально  и  цепко,
словно бы о чем-то спрашивая, затем уселся прямо где  стоял,  на  склоне
холма, в двух шагах от человека.
   "Зачем позвал?"
   Вопрос растаял в воздухе, даже прежде, чем был  произнесен.  Осталось
только эхо. Но человек его услышал.
   - Мне нужен твой совет, - сказал он вслух, и помолчав, добавил:
   - Я знаю, если ты пришел, то значит, согласен мне помочь.
   "Ты знаешь, что тебе придется заплатить?"
   - Я знаю, - человек кивнул. Медведь уселся поудобнее, а затем и вовсе
лег на траву. Вздохнул.
   "Рассказывай."
   - Какая будет плата?
   "О плате мы поговорим потом. Рассказывай."
   - С чего начать?
   "С начала."
   Человек задумался. Взъерошил рукой непослушные рыжие волосы.
   - Это будет долгая история, - сказал он наконец. - Хватит ли  у  тебя
терпения и сил дослушать до  конца?  Я  слышал,  будто  вы  должны  есть
сутками, с утра до вечера...
   Медведь в ответ на это лишь нетерпеливо отмахнулся лапой.
   "Времени у нас достаточно, -  сказал  он.  -  Ты  выбрал  земляничную
поляну - это хорошо. К тому же, я чую мед в твоем мешке."
   - Да, я принес.
   "Тогда начнем."
 
ЖУГА 
 
   Вечерело.
   Красное закатное солнце, столь медлительное в середине лета, уходя за
горизонт, последними мягкими лучами освещало  пологие  уступы  Хоратских
гор. Темный хвойный лес на их западных  склонах  казался  издали  мягкой
пушистой шубой, которой закат придал дивный оттенок старого вина. Лесные
птицы сбивчиво и спешно допевали свои дневные песни, и где-то в чаще уже
ухнул, просыпаясь, филин - птица мудрая и мрачная: для  него  начиналось
время охоты.
   За узким ручьем, посреди зеленеющей долины  притулилась  деревушка  -
десятка полтора глинобитных домиков, крытых золотистой соломой,  ветхие,
но еще прямые плетни, увитые хмелем и вьюнком и  увенчанные  крынками  и
горшками, хлева, сараи, маленькая  деревянная  церквушка  и  придорожная
корчма, немногим уступающая ей в размерах. Где-то квохтали куры,  мычала
скотина, но не громко и суматошно, а спокойно  и  словно  бы  с  ленцой.
Бранились две хозяйки, что-то меж собой не поделившие. Детей  на  улицах
не было -  вечер;  большинство  же  мужчин,  влекомые  жаждой,  желанием
почесать языки и побыть подальше от  сварливых  жен,  спешили  навестить
корчму. Трое-четверо уже подпирали спинами столбики навеса, выйдя то  ли
проветриться, то ли просто так, от нечего делать.
   За околицей начинались зеленевшие поля - начинались и тянулись на  юг
и на запад, сменяясь темной зеленью лугов и длинными островами еще более
темного леса. Все дышало миром и спокойствием.
   По пыльной желтой  ленте  дороги,  спускавшейся  в  долину  с  горных
склонов, пружинистой походкой пастуха-горца  шел  юноша  с  котомкой  за
плечами. Правая его  рука  сжимала  гладкий  ясеневый  посох,  сбитый  и
потертый  оконечник  которого  мог  бы  многое   порассказать   знающему
человеку. Холщовые штаны  и  рубашка,  еще  крепкие  кожаные  царвули  и
овчинный кожух-безрукавка - все было ношеным и выцветшим, но  простым  и
добротным. Сам путник, хоть и загорелый, казался  каким-то  чересчур  уж
светлым для этих мест -  наверное,  из-за  выгоревших  на  солнце  рыжих
волос, уже изрядно отросших, а может, виной тому были пронзительно-синие
глаза или еще что другое. На вид ему было лет семнадцать-двадцать -  тот
неуловимый возраст, когда год-другой, а то и все пять не играют  никакой
роли: неважно, в какую сторону от двадцати.  Усов  и  бороды  путник  не
носил.
   Узкий белесый шрам, рваные края которого тянулись от запястья к локтю
левой руки, слишком бросался в глаза на загорелой коже - короткий  рукав
рубахи,  наверняка,  с  чужого  плеча,  не  мог  прикрыть  его  целиком.
Наметанный глаз быстро углядел бы и второй шрам -  прямо  над  ключицей,
такой  же  рваный  и  какой-то  нехороший,  нечестный,  а  когда  парень
останавливался  смахнуть  коротким  своим  рукавом   пот   со   лба,   и
светло-рыжие пряди волос цеплялись на миг за ухо,  открывался  еще  один
косой  белый  рубец  -  на  правом  виске,  где  под   загорелой   кожей
пульсировала синяя жилка. Обладатель умной головы наверняка смекнул  бы,
что под одеждой у путника есть и другие шрамы и отметины, да  и  шел  он
какой-то странной походкой - не поймешь сразу, чем именно странной.
   У ручья, через который был переброшен легкий мостик без перил,  юноша
постоял в задумчивой нерешительности, оглядывая деревню,  затем  напился
воды, смыл с лица дорожную пыль и, подхватив посох, зашагал  прямиком  к
корчме
 
*** 
 
   Влашек отлепился от стены, заприметив в отдалении что-то  интересное,
и попытался собрать в одну точку взгляд пьяных глаз. Кто-то шел сюда  по
дороге, то и дело оглядываясь по сторонам. Посох глухо постукивал в такт
шагам.
   Сегодня  у  Влашека  с  раннего  утра  ничего  не  ладилось.  Сначала
разругался с женой из-за непропеченной ковриги,  а  когда  та  принялась
бить посуду, плюнул на все и ушел в поле. Но и там не везло - коса,  как
заговоренная, врезалась в землю, да так,  что  сломался  черенок.  Потом
конь ("У,  мешок  травяной!"  -  у  Влашека  аж  кулаки  зачесались  при
воспоминании о нем), когда его запрягали, ухитрился укусить  хозяина  за
правый бок. И в довершение всех напастей - как будто  всего  этого  было
мало!  -  после  третьей...  нет,  четвертой  кружки  проиграл  в  кости
Яну-закорючке  пять  менок.  Пять  менок!   Влашек   мрачно   закряхтел,
прикидывая, как встретит это известие жена, и даже малость протрезвел  -
но только самую малость.
   Впрочем, и этого оказалось  достаточно,  чтобы  разглядеть  одинокого
странника, остановившегося неподалеку.
   Влашеку до смерти хотелось кого-нибудь сегодня поколотить.
   Путник, остановившись, улыбнулся, не разжимая губ. Кивнул:
   - Вечер добрый.
   - Для кого добрый, а для кого и не очень, - буркнул Влашек, почесывая
волосатой рукой потную красную шею. - Откуда путь держишь и куда?
   - Иду издалека, - парень мотнул вихрастой  рыжей  головой  в  сторону
гор, - а куда - судьба подскажет. Заночевать тут, у вас хочу, а может, и
пожить с недельку. Сеновал, да хлеба ломоть - мне много  не  надо.  Если
что - отработаю. Работы я не боюсь, вот только...
   - Что "только"? - ехидно осведомился Влашек.
   - Ничего. Может, ты что подскажешь?
   Влашек ухмыльнулся, подбоченился и, оглянувшись на дружков,  стоявших
у крыльца, объявил во всеуслышанье:
   - За проход в Чедовуху платить надобно - приказ такой вышел, ежели не
слыхал. А не хочешь - ходи стороной. Так что, плати. Две менки.
   Улыбка юноши стала холодной. Казалось, улыбаются одни глаза -  сжатые
в усмешке губы не сулили ничего хорошего.
   - Где это видано, чтобы за проход платить? - спросил он. - Да и кому?
Уж не тебе ли?
   - Можно и мне, - снисходительно согласился Влашек.
   - А ты кто будешь? - все еще миролюбиво спросил пришелец.
   - Кто, кто! - Влашек начинал сердиться уже по-настоящему. -  Не  твое
дело. Сказано - плати или проваливай. Ну!
   От корчмы отделились трое и подошли  поближе,  почуяв  забаву.  Юноша
коротко взглянул на них и снова повернулся к Влашеку. В вечерней  тишине
коротко упали его слова:
   - Денег у меня нет.
   - Тады, - хмыкнул Влашек, - развязывай мешок. Сами поглядим. -  И  он
ухарски подмигнул приятелям и расплылся в ухмылке. Те засмеялись.
   - Не развяжу, - спокойно и безо всякого вызова  ответил  странник.  -
Уйди с дороги.
   - Ха!
   - Платить я тебе не стану. Отойди.
   - Да ты,  я  вижу,  борзый!  -  Влашек  размашисто  шагнул  вперед  и
попытался цапнуть мальчишку за ворот, но ухватил  лишь  воздух  -  двумя
быстрыми шагами парень отступил назад и вбок и, взяв посох в  обе  руки,
поднял его перед собой.
   - Дубинкой, так? - В кулаках Влашека заплясал веселый зуд. -  Ах  ты,
значит, так? Ну так, на тебе!
   Влашек недаром  слыл  местным  забиякой.  Еще  мальцом  он  частенько
верховодил другими в потасовках с парнями из соседних деревень, и многие
помнили его затрещины. Силой его  бог  не  обидел,  он  был  выше  этого
нахального паренька и намного шире в плечах, но сегодня  полоса  неудач,
видимо, еще не кончилась.
   Влашек готов был поклясться, что метил в лицо,  но  в  последний  миг
противник непонятно как извернулся, и тонкий конец посоха ткнул  Влашека
в грудь так, что потемнело в глазах. Влашек изловчился, сграбастал парня
за рубаху, рванул, ударил...  и  опять  промазал:  тот  присел,  коротко
двинув плечом, вырвался, и в следующий миг посох,  описав  дугу,  ударил
Влашека под колени. Тот рухнул на спину и остался лежать, ошалело вращая
глазами.
   - Влашко бьют! - крикнул кто-то, и трое его  приятелей  бросились  на
подмогу. Кто-то потянул из плетня кол, его примеру поспешил  последовать
второй. Третий кол был вбит крепко, и последний  из  троицы  -  чернявый
курносый недомерок - поспешил вслед за остальными с  голыми  руками.  Из
дверей корчмы, привлеченные шумом, показались головы любопытных поселян.
   В двух шагах от рыжего незнакомца все трое  остановились,  напряженно
дыша и переминаясь с  ноги  на  ногу,  прикидывая,  как  сподручнее  его
обойти. Тот поднял взгляд, криво, невесело  улыбнулся.  Во  рту  его  не
хватало нескольких зубов.
   - Дайте пройти, - сказал он. - Я не хочу с вами драться.
   - Может, не надо? - спросил один из троих, покосившись на  приятелей.
- Он же сам...
   - Че с ним цацкаться! - крикнул самый горячий, а может, просто  самый
пьяный из всех. - Бей его!
   Троица ринулась в атаку.
   Чужак шагнул вправо, влево, посох в его руках взметнулся, как  живой,
и пока замешкавшиеся драчуны соображали, что к чему,  гибкий  ясень  уже
гудел в воздухе, отбивая их беспорядочные удары, гуляя по спинам и бокам
и сбивая с ног. Парень кружил, отступал, уклонялся, отбивался и бил сам,
отделываясь царапинами и легкими ушибами, пока все трое  не  растянулись
на земле.
   И тут случилось неожиданное. Побивая буйную  троицу,  паренек  совсем
забыл про Влашека. Тот меж тем поднялся, метнулся к нему  и  вцепился  в
его заплечный мешок, сам не зная, зачем. Пришелец  машинально  рванулся,
ветхие завязки лопнули, и мешок остался в руках у растерянного  Влашека.
Секунду  тот  стоял  на  месте,  соображая,  что  теперь  делать,  затем
припустил бегом вдоль по дороге.
   - Стой! - с отчаяньем в голосе вскричал юноша. - Эй, погоди! Да  стой
же! Ах... - бросившись было за ним вдогон, он пробежал несколько шагов и
остановился, бессильно застонав. И тут стало ясно,  отчего  его  походка
казалась такой странной.
   Парень  хромал.  Хромал  на  правую  ногу,  несильно  и  даже  как-то
незаметно, но бежать он не мог.
   Влашек убегал. Бросив посох, странник оглянулся  на  корчму,  на  три
распростертых тела, которые уже начинали шевелиться, кряхтя и  охая,  на
появившихся на улице поселян, затем снова - на убегавшего Влашека.  Лицо
его исказилось. Неожиданно он вытянул руку  Влашеку  вслед  и  выкрикнул
какое-то непонятное не то ругательство, не то угрозу с раскатистым  "Р"в
середине слова.
   Пальцы простертой руки сжались в кулак.
   Влашек бежал уже скорее из чистого упрямства, изредка  оглядываясь  и
скаля зубы. Мешок болтался у него за спиной на уцелевшем ремне. И  вдруг
поселяне ахнули: ноги Влашека стали заплетаться, он ускорил шаги, однако
бежал уже почему-то назад. Спиной вперед.
   -  Ай-я!!!  -  взвыл  он.  Лицо  его   исказилось.   Тщетно   пытаясь
затормозить, он рухнул на дорогу, горстями хватая сухую желтую пыль,  но
неведомая сила волоком тащила его по земле назад,  к  месту  драки,  где
стоял и словно бы вытягивал  невидимую  лесу  угловатый  рыжий  паренек.
Пальцы Влашека чертили борозды в дорожной пыли,  ломая  ногти  и  сдирая
кожу.
   - Карваш! - ахнули в  толпе.  Народ  задвигался,  зашептался.  Кто-то
бросился бежать, многие поразевали рты.  Хмель  быстро  выветривался  из
голов. - Чур меня!.. Господи Исусе!..
   ... Опомнился Влашек лишь у  ног  незнакомца.  Деревенские  притихли,
окружив  обоих  полукольцом,  настороженно  ожидая,  чем  все  кончится.
Подходить близко, однако же, опасались.
   Парень оглянулся на них, присел, взял мешок, похлопал по нему, сбивая
пыль. Встал, поднял с земли посох.
   - Мир, поселяне! - устало сказал он. - Я не хотел драки... Где  живет
деревенский Голова?
   Старый Шелег вышел вперед, подслеповато щурясь.
   - Мир и тебе, путник. Я здесь старостой, говори, чего хочешь.
   - За проход через вашу деревню и вправду надо платить?
   Влашек закряхтел, зачем-то посмотрел на свои ладони.  Пальцы  были  в
крови. Трое  его  приятелей,  потирая  ушибленные  бока,  угрюмо  стояли
поодаль. Шелег нахмурился.
   - Вы, трое, - он поманил пальцем, - сказывайте, как  дело  было.  Кто
свару затеял? Говори ты, Илеш.
   Длинный и тощий Илеш замялся:
   - А что - мы? Ну, Влашко, он же пошутить...  Да  дурость  это  все...
вот...
   - А я сразу понял, - торопливо затараторил самый младший  из  них,  -
не, когда он меня дубиной... это... Я сразу понял - неспроста  это!  Он,
поди ж ты, один против нас, а я... а мы... А я его...
   Затрещина прервала словесный водопад.
   - Угомонись, - рассудительно сказал третий  приятель,  опуская  руку.
Все кругом невольно заулыбались - троих забияк отлично знали в  деревне.
Ухватистый темноволосый Балаж, получивший в  драке  невиданных  размеров
фингал под глаз, оглядел односельчан и опустил взгляд.
   - Да сам Влашко полез, - нехотя признал он. -  А  мы  не  разобрались
спьяну, что и как. Оно, конечно, зря полезли. Волох  это,  не  иначе.  А
только прав он, че говорить...
   - Волох, не волох, а задираться не  след!  -  Шелег  оглядел  побитую
троицу. - Хороши богатыри, неча сказать - один малец  четверых  побил...
Звать-то тебя как, прохожий человек?
   - Жуга, - поколебавшись, ответил тот,  роняя  ударение  на  "а".  Все
невольно посмотрели на его рыжую шевелюру, смекая, что к чему.
   - Влашек озоровал, - признал старик. - Хоть и вырос, да ума не нажил.
А и ты тоже хорош - где кудесничать решил! Ты смотри,  не  балуй!  А  за
проход да погляд денег не берем - дело  известное...  Откуда  идешь,  да
чего ищешь?
   - На постой остановиться хотел, да работу сыскать на время. А  сам  с
гор я, иду издалека, долго рассказывать.
   Шелег нахмурился, пожевал усы.
   - Ну, добро, - наконец решил он. - Поступай,  как  знаешь,  мы  угроз
чинить не будем... Да крест-то есть на тебе?  -  вдруг  спохватился  он.
Жуга кивнул, похлопал себя ладонью по груди. Старик  совсем  успокоился.
Зашевелились и другие - мало ли что на свете бывает!
   - Ну, пошли, что ль, - сказал Шелег  и  первым  направился  в  кабак.
Остальные поспешили за ним. Илеш задержался  на  секунду,  наклонился  к
Влашеку.
   - Слышь, ты это... вставай, - неуверенно сказал  он,  словно  боялся,
что тот уж никогда больше не  встанет.  Влашек  оперся  оземь  дрожащими
руками, поднялся на четвереньки, затем встал во весь рост.
   И только теперь заметил, что штаны у него мокрые.
   Насквозь.
 
*** 
 
   Корчма была светлой, с белеными стенами и низким, но чистым потолком.
В воздухе витал  холодный  табачный  дым  -  многие,  вернувшись,  снова
закурили трубки. Летали мухи. На столах тут и там стояли глиняные кружки
с недопитым пивом. Жуга направился в угол у окна, сел за стол.  Поселяне
с легким опасением поглядывали,  как  он  развязывает  мешок.  На  столе
появились хлеб, лук, кусок козьего сыра,  короткий,  с  резной  ореховой
рукоятью нож. Видимо, деньги у прохожего паренька все таки водились, что
бы он там ни говорил Влашеку. Кабатчик - добродушный  лысоватый  толстяк
по имени Михеш, сейчас, правда, несколько мрачноватый, подошел  к  нему,
когда о доски столешницы звякнула медная монетка.
   - Будь здоров, путник, - сказал он. - Чего желаешь?
   - Будь и ты, хозяин, - ответил Жуга. - Почем пиво твое?
   - На менку кружку налью... - Монета не двинулась с  места.  -  Э-э...
две, - поспешил поправиться тот. Кругом заусмехались.
   - Годится, - одобрил Жуга. - Принеси одну.
   Менка скрылась в  кошеле  у  Михеша,  а  перед  пришельцем  появилась
глиняная кружка с шапкой пены и полушка на сдачу. Жуга пригубил,  кивнул
довольно: "Доброе пиво",  -  и  принялся  за  еду.  Ел  он  неторопливо,
совершенно обыкновенно, и вскоре это зрелище всем наскучило. За  столами
возобновились прерванные разговоры, сдвинулись кружки. Кто-то  засмеялся
чему-то. Забрякали кости в стаканчике.
   - Хлеб да соль, - послышалось рядом.
   Жуга поднял взгляд.
   У стола стоял такой же, как и он, парень  лет  двадцати,  с  курчавой
русой бородой, одетый в  длинную  черную  свитку.  Кружку  свою  он  уже
поставил на стол и теперь усаживался сам на скамейку напротив.  Жуга  не
стал возражать, лишь кивнул в ответ.
   У его нового собеседника были веселые карие глаза, добродушное лицо и
длинные волосы, некогда, впрочем, подстриженные "под горшок".  Сложением
он был покрупнее, чем Жуга, а вот в росте уступал заметно;  говорил  он,
сильно окая, и вообще выглядел не здешним.
   - Меня Реслав зовут, - меж тем продолжал он.
   - Жуга, - кивнул Жуга.
   - Откуда родом будешь?
   Жуга обмакнул луковое перо в солонку, с хрустом сжевал. Запил  пивом.
Ничего не ответил, лишь покосился мельком на посох у стола -  здесь  ли.
Но собеседник оказался не из обидчивых.
   - Я сам-то с севера, с Онеры-реки, может, слыхал? Тоже, вот, брожу по
свету. Видел я, как ты  драчуна-то  потянул.  Ловко!  Где  волхвовать-то
сподобился?
   - Где - про то долго рассказывать, - нехотя  ответил  Жуга,  -  да  и
зачем тебе?
   Реслав широко, по-доброму улыбнулся.
   - Это можно. Ходил я  в  Марген,  к  Тотлису-магу,  думал  колдовской
премудрости обучиться, потому как сызмальства к наукам тягу имею...
   Жуга так резко вскинул голову, что мелькнул в разлете волос  шрам  на
виске.
   - К магу... - прошептал он, и уже нормальным голосом спросил:
   - И что у мага? Учился?
   - Да в учениках у него недолго пробыл, -  усмехнулся  Реслав.  -  Как
деньги кончились, уйти  пришлось.  Может,  еще  поглядел  бы  этот  маг,
оставить меня при себе, или обождать, да приятель  мой  -  Берти  Шварц,
бестолочь,  даром  что  папаша  у  него  богатый  -  взорвал   всю   его
лабораторию, ну, Тотлис и осерчал. Я в чудесах не мастак, но чему  успел
- научился, потому и интересуюсь - ты тоже, вижу, в этом кумекаешь.
   Жуга слегка расслабился, черты лица смягчились.
   - С гор я иду, - сообщил он.
   - Это-то я вижу, что с гор, - кивнул Реслав. - Посошок, вон, твой  на
макушке стертый, там, где валашка была - топорик ваш горецкий...  А  вот
какого ты роду-племени, в толк взять не могу. На волоха вроде не  похож.
Карваши, хоть и с  ведовством  знаются,  черноволосые  все,  как  дегтем
намазаны. Вазуры одеваются не так и бороду носят, а у ладов серьга в ухе
и ростом они пониже те