к... Когда, кстати, он пропал?
   - Прошлой осенью... А откуда ты знаешь?
   - Так, - Жуга пожал плечами, - слышал краем уха.
   Ружена помолчала.
   - Я не знаю, - наконец сказала она. - Наверное, все-таки зла  в  тебе
нет. Другой бы просто бросил их обоих, и ушел себе спокойно... А ты ведь
остался.
   - Остаться-то остался, а что толку... Ну, ладно. Хватит об этом. - Он
вздохнул и взял со стола нож.  Тронул  пальцем  лезвие  и  протянул  его
Ружене.
   - На, возьми.
   Та поспешно отстранилась.
   - Это еще зачем?
   - Узел на обереге засох - тебе не развязать. Когда я скажу -  срежешь
ремешок.
   - И что с ним потом делать?
   Жуга подошел к кровати. Обернулся.
   - Сожги. Так будет лучше.
   Он перелез через Збыха и улегся рядом. Нащупал на браслете  угловатую
подвеску с человечком. Посмотрел на Ружену.
   - Не боишься?
   - Боюсь, - кивнула та. Нож в ее руке дрожал.
   - Это хорошо, - кивнул Жуга. - Срезай.
   Он подождал, пока нож не  рассек  кожаную  полоску,  стиснул  зубы  и
сорвал подвеску.
   И - провалился в темноту.
 
*** 
 
   ... все дальше и вперед скользя по тонкой грани между сном и явью, ни
туда, ни туда не сворачивая. Ни света,  ни  темноты,  только  клубящиеся
тени кружатся, сплетаются, растворяясь друг в друге и тут  же  пропадая.
Лица. Руки. Глаза. Скрипы. Шорох. Шум в ушах.
   Жуга в  этом  странном  нигде  двигался  медленно,  словно  слепой  в
лабиринте. Тела своего он не чувствовал, лишь браслет  почему-то  весомо
оттягивал левую руку; самой же руки видно  не  было,  лишь  краем  глаза
удавалось углядеть мерцающую во мгле красную искорку: камень.
   Жуга остановился и огляделся.
   "Вайда!"
   Ответа не было.
   "Вайда!"
   Новая волна шорохов - но и только.
   Жуга растерялся. Он не знал, что будет делать, когда попадет сюда. Он
даже не знал, куда его занесет. Как можно кого-то найти здесь,  где  нет
ни верха, ни низа, ни середины?
   Хотя, если подумать...
   Браслет помог ему сюда попасть. Должен же в этом быть  хоть  какой-то
смысл!
   "Вайда!" - снова позвал он.
   Нет ответа.
   Жуга задумался.
   У Вайды сейчас нет своего тела. Это Збых, а не Вайда спит в избе,  но
его звать не стоит - кузнец может только помешать... Что  же  сводит  их
воедино?
   "Рифмач!"
   Эхо метнулось вдоль  невидимых  стен,  разгоняя  тени.  Жуга  шагнул,
нащупывая путь невидимой ногой, и снова остановился.
   "РИФМАЧ!!!"
   Тени сгустились. Теперь в  них  появилась  какая-то  форма,  возникли
границы. Шум перестал быть чем-то неуловимым - еще не слова, но призраки
слов. Еще шаг - и впереди замаячила размытая фигура человека.
   "Рифмач, я здесь!"
   "Я... я... я... ззуу..."
   Жуга снова продвинулся вперед и замер, пораженный.
   Перед ним были двое. Хотя, нет - один... Нет, - поправил себя Жуга, -
все таки двое...
   Это было странно и страшно -  видеть,  как  сливаются,  перетекая  из
одного в другое головы, руки, ноги... Призрачные тела дергались,  бились
в бесконечных медленных судорогах, и от этого становилось еще  страшнее.
Лиц уже видно не было. Сердце у Жуги замерло: он понял, что чуть было не
опоздал.
   "Рифмач!"
   Движение замедлилось. Голова - сейчас она была одна -  повернулась  к
нему. Темный провал рта раскрылся.
   "Кто-о-оо..." - эхом прошелестел вопрос.
   "Это я. Жуга. Я искал тебя, Вайда. Пойдем со мной."
   Головы медленно  разделились.  В  дымном  проблеске  проглянуло  лицо
рифмача.
   "Зачем... ты..."
   "Идем со мной," - повторил Жуга. - "Оставь спящего в покое. Ты  здесь
чужой, Вайда. Идем, пока не стало поздно. Семь оборотов уже прошло."
   Искаженное болью лицо исчезло и появилось вновь.
   "Я не помню... Ничего не помню..."
   "Память - колодец. Разбей пустое отражение и войди в воду.  Перестань
быть тенью. Найди самого себя."
   На сей раз молчание затянулось надолго.
   "Ты поможешь мне?"
   Жуга больше всего боялся что-то ему обещать, но иного  пути,  похоже,
не было.
   "Я помогу тебе," - кивнул он.
   Некоторое время  ничего  не  происходило,  и  Жуга  лихорадочно  стал
соображать, что же теперь-то делать, как вдруг Тень разделилась. Одна ее
часть осталась на месте, другая же двинулась вперед. Она  подходила  все
ближе и ближе, и с каждым  шагом  из  смутной  игры  света  и  тени  все
отчетливее возникало бородатое лицо рифмача.
   Вайда подошел вплотную и остановился.
   "Жуга!" - густая  борода  раздвинулась  в  улыбке.  -  "Жуга...  Черт
возьми, как же я рад тебя видеть!"
 
*** 
 
   Слипшиеся веки разлепились.  Над  постелью  склонилось  встревоженное
девичье лицо.
   - Ружена...
   - Я здесь, здесь, Жуга...
   Он сглотнул.
   - Збых...
   - Он все еще не проснулся. Он так... так метался...  а  теперь  снова
спит... Это хорошо?
   - Да... Так и надо... - Жуга приподнялся на локтях и попытался сесть.
Это ему удалось. Поднес к лицу руку с браслетом. Камень мягко  вспыхивал
и гас вместе с биением сердца. Наверное, цвет его изменился...  Впрочем,
это было уже не столь важно.
   Ружена перехватила его взгляд.
   - Вайда теперь там?
   Жуга кивнул:
   - Да. Кажется, да...
   Он разжал кулак. Мелкий серо-зеленый порошок  струйками  потек  между
пальцев - все, что осталось от маленькой фигурки человека с браслета.
   - Вот, значит, как... - пробормотал он.
   Часть порошка прилипла к ладони. Жуга вытер  ее  о  рубаху  и  только
теперь заметил, что весь промок от пота.
   Ружена, похоже, тоже это заметила.
   - Ой, я сейчас...
   Она вытащила из сундука и помогла Жуге надеть чистую  рубашку,  затем
они совместными усилиями переодели Збыха,  тоже  мокрого,  как  мышь,  и
снова уложили его на кровать.
   - Может, поешь? - Ружена захлопотала, торопливо собирая на стол. -  У
меня похлебка на плите. Горячая...
   Жуга почувствовал, что и в самом  деле  проголодался.  Есть  хотелось
неимоверно.
   - Сколько все это длилось? - спросил он.
   - Почти весь день. Полночь скоро...
   Жуга слез с кровати и еле добрался до стола.  Голова  еще  кружилась,
зато ноги, похоже, уже совсем зажили и только жутко чесались. Он отрезал
хлеба, полил квашеную капусту постным маслом и подвинул к себе  миску  с
похлебкой. Ружена уселась напротив, молча глядя, как он ест.
   - Расскажи о себе, - вдруг попросила она.
   Жуга прожевался. Поковырял ложкой в миске. Поднял голову.
   - А чего рассказывать?
   - Ну, хотя бы откуда ты...
   - С гор я, - неохотно сказал он. - Только ушел я оттуда.
   - Зачем?
   - Сам не знаю. Раньше казалось, что знал, а теперь... - Он  покосился
на девушку, усмехнулся невесело. - Странствую вот... от зимы лета ищу.
   Ружена помолчала.
   - Кто ты такой, Жуга?
   Тот вздрогнул и отложил ложку. Потупил взгляд.
   -  Не  спрашивай  меня  об  этом,  Руженка,  -  глухо  сказал  он.  -
Пожалуйста...
   Она протянула свою руку.  Ладонь  легла  поверх  ладони.  По  щеке  у
девушки сбежала слеза.
   - Молчи, рыжий, - мягко сказала она. - Молчи.  Ничего  не  говори.  И
знаешь... кто бы ты ни был... Спасибо тебе за все.
   Со  стороны  кровати  донесся  шелест,  и  из-под  одеяла  показалась
заспанная Збыхова физиономия.
   - Эй, а мне в этом доме сегодня дадут поесть?
   Жуга с Руженой посмотрели на  кузнеца,  затем  -  друг  на  друга,  и
прыснули со смеху.
 
*** 
 
   Уснуть этой ночью Жуга не смог - ныла и зудела  рука  под  браслетом.
Почему-то все время маячило перед глазами искаженное болью лицо рифмача,
но  Жуга  лишь  под  утро  догадался,  что  происходит,  и   словно   бы
подброшенный  невидимой  пружиной,  вскочил  и  заметался  по   горнице,
торопливо одеваясь. Запрыгал на одной ноге, завязывая башмаки.
   - Эй, ты чего? - забеспокоился Збых.
   Из-за занавески выглянула Ружена.
   - Что случилось?
   - Они хоронят его! - выкрикнул Жуга. - Хоронят,  понимаете?!  Они  не
стали ждать!
   Кузнец спрыгнул с печки.
   - Погоди, я с тобой...
   Жуга лишь махнул рукой в ответ, торопливо нахлобучил шляпу и выскочил
за дверь. Збых кинулся вдогонку, на ходу надевая полушубок.
   Жуга еще не совсем поправился, был слаб, хромал, и хоть  до  кладбища
добежали быстро, все равно опоздали. Жуга оказался прав -  рифмача  и  в
самом деле  решили  похоронить  раньше  срока.  Уже  издали  можно  было
заметить разношерстую толпу на погосте. Здесь собрались если  и  не  все
поселяне, то большая их часть. Был здесь и отец Алексий. Два мужика, уже
знакомые Жуге, сноровисто орудовали лопатами,  засыпая  могилу.  Мерзлые
комья земли глухо стучали по крышке гроба.
   - Опять эти двое! - Жуга сжал кулаки.
   - Это Карел... и Ешек... - пропыхтел на бегу Збых.  -  Они  у  Рудаха
батрачат...
   - Братья, что ли?
   - Ага...
   Жуга прибавил ходу. Замахал руками.
   - Эй! Стойте!
   Поселяне  заоборачивались.  Расталкивая  толпу,  Жуга   пробрался   к
полузакопанной могиле. Красный, распаренный после бега, он все никак  не
мог отдышаться.
   Отец Алексий нахмурился.
   - Почто шумишь, вьюнош? Чем кричать, лучше бы спасибо сказал людям за
работу. Не время сейчас кричать, и не место. Что не позвали тебя  -  так
то не наша вина: сам  ты  где-то  пропадал  последние  дни...  Отойди  в
сторонку, не мешай.
   Народ вокруг молчал. Мужики снова взялись за лопаты.
   - Нет, погодите! - Жуга схватил крайнего из них за рукав. - Вы что же
это делаете? Ведь не прошел еще положенный срок!
   Тот стряхнул его руку. Сплюнул.
   - Прошел - не прошел... Тебе-то какая забота? Думаешь, если  сумел  у
Вацлава нечисть вывесть, так все теперь сможешь? Все  равно  не  вернешь
его, как и тех четверых... Отойди, не мешай.
   Жуга вздрогнул.
   - Четверых? - медленно переспросил он. - Но ведь Зденека вы так и  не
нашли... С чего ты взял, что он мертв?
   В толпе встревоженно зашептались. Жуга огляделся.
   - Вот оно что... - пробормотал он. - Кто-то из  вас  помог  мальчонке
умереть... Кто-то свел его в лес по осени, ведь так?
   Священник покачал головой.
   - Побойся бога, странник! Не дело ты говоришь, ох, не дело...
   Но Жуга уже никого не слушал.
   - Збых! - Он отыскал взглядом кузнеца. - Родители его здесь?
   Тот покачал головой.
   - У них и так семеро по лавкам - где уж им по кладбищам бегать...
   - Ясно, - Жуга кивнул. - А  в  полях,  значит,  недород  в  последние
годы... И снегу захотелось. Так, поселяне?  Узнать  бы,  кто  вам  такое
посоветовал... - Он нахмурился. - Бабка Ниса? Хотя, навряд ли...
   "Ты думай, чего говоришь!" - загомонили в толпе. - "Мало ли, как дети
пропадают!", "Ишь, выискался!", "Все они, ведьмаки, одинаковые...", "Сам
небось и пришил дружка-то своего!"
   - А еще к Руженке липнет, сволочь!
   Жуга обернулся на крик и разглядел в толпе белобрысую голову паренька
из корчмы,  которому  давеча  отказался  дать  зелье.  Этого  только  не
хватало!
   Кто-то из мужиков - не то Ешек, не то Карел - шагнул вперед,  схватил
Жугу  за  руку  и  попытался  оттащить  его  в  сторону,  но  вскрикнул,
наткнувшись на браслет, и поспешно отскочил. Потер ладонь.
   - Жжется, гадина!
   Жуга покосился на браслет - камень и впрямь вспыхивал, как огонь.  Он
поднял голову и встретился взглядом со священником. Тот стоял в стороне,
нервно теребя наперстный крест.
   - А ведь вы знали, батюшка, - сказал Жуга. - Все-все знали. Ведь  он,
наверно, приходил к вам...
   - На все воля божья, - тот опустил глаза. - Я молился за него,  но...
- Он развел руками. - Бог не вмешается, если люди молчат.
   А люди молчали - толпа, угрожающе притихнув, медленно  смыкала  круг.
Збых огляделся. Лица, лица... серые, злые... Неужели он жил с ними рядом
столько лет?
   "А ведь они боятся... - вдруг подумалось ему. - Всего боятся... Своих
хозяев боятся и своих батраков, своих жен и своих  мужей...  Даже  детей
своих и то - боятся до смерти..."
   Не хватало только  искры,  чтобы  вспыхнул  пожар,  и  искру  эту  не
пришлось долго ждать.
   - Бей ведьмака! - вскричал вдруг кто-то, и  толпа  бросилась  вперед.
Збых рванулся было на  помощь  другу,  но  ему  подставили  подножку,  в
воздухе мелькнула лопата, и кузнец, оглушенный, повалился на снег.
   - Збышко!!!
   Ружена подоспела только в  последнюю  минуту  и  не  смогла  сдержать
крика, увидев, как людская волна прокатилась над ее братом и захлестнула
рыжего странника.
   - Не троньте его!!!
   Ее отпихнули в сторону. Девушке оставалось только стоять и  бессильно
смотреть  на  кучу   шевелящихся   тел.   Слышались   крики,   пыхтение,
ругательства, треск рвущейся материи.
   И вдруг все кончилось.
   Никто так и не понял, откуда они  взялись  -  белые  волки  -  пятеро
зверей во главе с матерым вожаком; они как-то  сразу  возникли  в  самой
гуще драки, как возникают ниоткуда хлопья снега в чистом зимнем воздухе,
и через миг  рыжего  паренька  окружил  вихрь  когтей,  горящих  глаз  и
щелкающих клыков. Толпа ахнула и схлынула назад, оставив  на  истоптаном
снегу распростертое тело.
   В воздухе повисла гнетущая тишина.
   Жуга лежал  недвижно,  уткнувшись  лицом  в  снег.  Налетавший  ветер
шевелил его рыжие, в пятнах крови, волосы. "Убили!"  -  ахнула  какая-то
женщина. "Молчи, дура... - грубо осадил ее мужской голос. - Молчи..."
   Четыре волка остались стоять неровным полукругом, ощерив острые  зубы
- замершие, собранные, в любой момент готовые к прыжку. Пятый подошел  к
травнику, склонился над ним. Мелькнул промеж зубов жаркий розовый язык.
   Послышался стон. Пальцы простертой  руки  сжались,  горстью  загребая
снег, Жуга поднял  голову  и  открыл  глаза.  Обвел  взглядом  притихших
поселян. Разбитые губы шевельнулись.
   - Тени... - еле слышно сказал он. - Как вы не понимаете, что все вы -
просто тени...
   Он медленно приподнялся и сел. Вытер губы, безразлично  покосился  на
окровавленный рукав полушубка и попытался  встать.  Волк  с  готовностью
подставил ему свое плечо. Жуга благодарно  кивнул,  ухватился  рукою  за
волчий широкий загривок и медленно, приволакивая ногу, двинулся к лесу.
   Ружена подняла голову. Губы ее округлились. "Жуга!" - хотела  позвать
она, но тот вдруг сам остановился, оглянулся и, взглядом найдя  в  толпе
девушку, молча покачал головой.
   Он так и ушел - не сказав больше ни слова,  и  никто  не  посмел  его
остановить, пока сидели и ждали возле могилы четверо волков.
   Потом ушли и они.
 
*** 
 
   Збыха отнесли домой.  Ружена  помогла  уложить  брата  на  кровать  и
вытолкала всех вон, не сказав никому ни слова. Пришел он в себя только к
вечеру, а на следующий день, одолжив у соседа лошадь и сани, погрузил на
них весь свой нехитрый скарб и вместе с сестрой уехал прочь из  деревни,
по слухам - куда-то к дальней родне. Дом продали.
   Говорят,  что  белых  волков  видели  еще  раз,  но  следующей  ночью
разыгралась метель, такая вьюжная  и  ветренная,  что  никто  так  и  не
решился выйти на  улицу.  А  когда  утром  наиболее  смелые  из  местных
мужиков, опрокинув для храбрости кружечку-другую в  корчме  у  Андрлика,
вооружились чем ни попадя и заявились на кладбище, то нашли  там  вместо
могилы лишь полузаметенную снегом яму: гроб был  пуст,  и  тело  рифмача
исчезло.
   Кто-то додумался было спросить у бабки Нисы, что  здесь  к  чему,  но
травницы дома не оказалось. Не появилась она и после, и пустая хибара ее
долго еще стояла на берегу реки, пока со временем не развалилась совсем.
   А дня через два к деревне  вышел  худой,  изможденный  мальчонка  лет
пяти-шести. Он шел медленно, зябко кутаясь  в  драный  овчиный  кожух  с
чужого  плеча,  доходивший  ему  до  колен.  Редкие  поселяне  торопливо
крестились при встрече с ним, и после долго смотрели  вслед,  а  Вацлав,
который вышел на порог поглядеть, что там за шум, завидев его, хлопнулся
в обморок.
   Парнишка молча прошел  мимо  длинного  ряда  домов  и  остановился  у
крайней слева избы. Постоял у дверей, словно бы что-то вспоминая,  затем
поднял руку и робко постучался.
   - Мама, - позвал он, - открой...
 
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 
 
5 
 
   Солнце подбиралось к зениту. Становилось жарко. В округе  было  тихо,
лишь кузнечики в траве старались, стрекотали вовсю,  да  высоко  в  небе
переливчато и звонко пел жаворонок. Медведь шумно вздохнул  и  повалился
на бок.
   "Неплохо бы перебраться в тень. Или уйти к реке."
   Травник полез в мешок, вытащил  оттуда  пузатый  овальный  бочонок  и
выдернул пробку.
   - У меня с собой есть вода.
   Зверь долго  и  жадно  лакал,  неуклюже  ворочая  лапой  бочонок.  На
потемневших дубовых клепках засветлели глубокие царапины. Травник к воде
не притронулся, лишь  подождал,  пока  медведь  не  напился,  и  спрятал
бочонок обратно в котомку.
   "А-ах... - зверь снова уселся на зеленый  ковер.  -  Что  ж,  хорошо.
Значит, с Волком ты уже знаком."
   - Знаком. И я...
   "От мести к интересу через безразличие и страх, - не слушая его,  меж
тем проговорил медведь. - Ах-р... утраченная вера... Ты рисковал, спасая
этих... кузнеца и этого словесника с шерстью на морде. Это самое у вас и
зовется дружбой? Ах-р... занятно..."
   - Не знаю, - Жуга пожал плечами и задумался.  Потеребил  подвески  на
браслете. - Я, конечно, рисковал... Но они ведь рисковали больше!
   "Что я еще забыл?"
   - Любовь? - предположил Жуга. Медведь презрительно фыркнул.
   "Никогда не мог в вас  этого  понять.  Навыдумывали  слов  -  дружба,
любовь... Ах-р!!! какая чепуха! Да ты, наверное, их и сам не  понимаешь.
Все эти ваши "чувства" - только пыль, которую уносит ветер."
   - Может быть, ты прав, - ответил странник.
   И помолчав, добавил:
   - А может быть, и нет.
 
БАШНЯ ВЕТРОВ 
 
   Выстрела в спину не ожидает никто, и когда хрустальный  шар  в  лавке
волшебника Веридиса взорвался с адским грохотом, помочь уже  ничем  было
нельзя. Растревоженные жители соседних домов высыпали на улицу. В  окнах
особняка показалось пламя, кто-то  побежал  за  водой.  Наконец  сломали
дверь, и в дальней комнате, уже охваченной огнем, отыскали двоих.
   Ученик колдуна еще дышал. Сам же волшебник был мертв.  На  лице  его,
истерзанном осколками хрусталя, застыло удивление.
 
*** 
 
   Хмурым зимним утром свинцовые волны Галленской бухты вспенили  весла,
и в гавань вошел корабль. То  был  драккар  -  развалистая  низкобортная
ладья викингов. Нос корабля был чист, резная драконья голова  -  обычный
талисман морских разбойников в  бою  или  дальнем  походе,  была  снята.
Корабль шел торговать.
   Часы на башне пробили полдень, когда груженая товаром ладья  норвегов
вдруг вспыхнула синим пламенем, словно  охапка  соломы,  и  в  считанные
минуты  сгорела  дотла  прямо  у   причала,   не   успев   даже   толком
ошвартоваться. Обугленный ее  остов  поглотила  вода.  Из  мореходов  не
спасся почти никто.
   Хрустальный шар это видел.
   Днем позже разыгралась буря. Холодный ветер разметал  забытый  костер
цыган-степняков, чья потрепанная кибитка притулилась  у  дороги,  раздул
тлеющие угли и швырнул  их  под  колеса.  Минуту  спустя  огонь  охватил
повозку.
   Хрустальный шар и это видел.
   А вечером на городском рынке какой-то бродяга на спор ходил по углям.
Ближе к ночи вор срезал у него кошель.
   И это хрустальный шар тоже видел.
 
*** 
 
   Викинг Яльмар Эльдьяурсон - двести фунтов крепких мышц и косая сажень
в плечах - с грохотом поставил  на  стол  пустую  кружку  и  вытер  губы
рукавом.
   - Эй, хозяин! - крикнул он. - Неси еще!
   Пиво принесли. Яльмар сгреб рукою кружку и залпом отхлебнул  чуть  ли
не половину. Хозяин таверны почему-то не спешил уходить,  хотя  и  стоял
молча. Норвег повернул голову.
   - Чего тебе?
   - Гони деньги, варяг, - толстяк нервно потеребил нож на поясе.  -  Ты
заплатил только за четыре пива.
   Яльмар нахмурился. В  другое  время  кабатчик  мог  бы  нарваться  на
неприятности, но не сейчас. Портовая крыса... Викинг покосился на  груду
пустых кружек, сдвинутых на край стола, нашарил в кошеле какую-то монету
и бросил ее на стол. Монета оказалась  серебряной.  Хозяин  сгреб  ее  и
удалился, что-то бурча