ы  вам, богачам  с  Западных
пределов. -- Невеселая усмешка  на его  лице подсказывала, что обидные слова
не  следовало принимать слишком близко к сердцу -- малолюдный Филаннайх, где
родился  Льяндорз, среди прочих земель Серебряной  империи почитался нищим и
безволшебным.
     Линдану вспомнился отец.  Что  могло бы  напугать  его  так, чтобы отец
бросился  бежать, не разбирая  дороги, забыв о семье? Уж всяко не дракон. На
драконов отец по молодости ходил с вилами. И никак уж не чародей, хоть какой
могучий.
     -- А кроме того, -- продолжил  Льяндорз, -- я нашел снаряд, которым это
проделано. Вот.
     Он протянул  Ториону  ит-Молою  ат-Дейга что-то  маленькое и  кровавое.
Линдан пригляделся. Это была кривая свинцовая лепешка.
     --  Мне  трудно  представить, зачем  маг  может носить  с  собой  мешок
свинцовых шариков,  -- пояснил целитель. -- Разве что он замыслил  эту бойню
заранее... но это отдает таким безумием, в которое я не верю.
     Владетель с силой потер лоб. Из-под шелома стекали капли пота, мелкие и
мутные.
     -- Найдите мне  тело старосты, -- приказал он.  Линдан вместе со  всеми
бросился выполнять команду, но Дейга остановил его.
     --  Обожди, мальчик,  -- проговорил  он, и Линдан даже не  обиделся  на
"мальчика".  --   Ты  мне  пригодишься  здесь...  если  правда  то,  что  ты
нарассказал о своем втором даре.
     Молодой наймит  уже пожалел, что поведал об этом,  поступая  на службу.
Возможно, это и помогло  ему попасть в  дружину владетеля  Дейга, но, право,
жить просто огневиком было бы легче. Похоже было, что сейчас он познакомится
с родовым даром Дейга.
     -- Господин! -- окликнули с дальнего конца площади. -- Похоже, он тут!
     Тело и впрямь  могло принадлежать старосте. Пожилой крепенький  мужичок
был  одет лишь чуть получше  прочих, но  лицо его  даже в  смерти  сохранило
властность.  Линдан уже приноровился  отличать  входные раны  от выходных  и
увидел -- староста встретил гибель лицом.
     Владетель Дейга  снял  перчатки, бросил на  седло.  Руки  его  казались
синеватыми, и молодой наймит вдруг проникся твердым убеждением -- если бы он
сейчас  набрался  храбрости и взял владетеля  за руку,  то отморозил бы себе
пальцы.
     Вот  теперь Линдан ощутил присутствие  магии.  Руки Дейга источали  ее,
магия  хлестала потоком,  вливаясь  в мертвое тело,  растекаясь по жилочкам,
несущим от мозга  живой  ток.  Труп  дернулся,  едва  не  вырвавшись из  рук
держащих  его  солдат, и владетель покачнулся, словно  в  ответ. Юноша  едва
успел подхватить его за  плечи,  направляя  свою собственную  силу в  нужное
русло.
     Линдан  усиливал  дар  владетеля,  как  мог вложить собственные  силы в
любого  чародея. Никто не  знал, откуда взялась в  нем эта способность,  она
была  истинно  диким  даром. В анналах  гильдий таких случаев  было записано
немало, но из ныне живущих  чародеев Восточного Эвейна  только  один обладал
даром усилителя.
     А даром владетелей Дейга была некромансия.
     -- Встань!  -- прохрипел Дейга. Даже удвоенных,  его способностей  едва
хватало, чтобы  оживить человека, умершего день назад. Сила родового  талана
колебалась из поколения в поколение, к тому же изменялись его проявления.
     И  труп  встал. Дыра  в  его  груди  была  сквозной,  и  Линдану  вдруг
мучительно  захотелось заглянуть в  эту  омерзительную  замочную скважину --
вдруг там, на  другой  стороне, ему увидится что-то иное  вместо  заваленной
телами и залитой кровью площади?
     -- Кто ты? -- потребовал ответа владетель.
     --  Морандон ит-Таркан,  староста этой деревни.  -- Голос мертвеца  был
глух и невыразителен,  да  вдобавок  очень тих  -- при дыхании  воздух почти
целиком уходил  в сквозную дыру в груди. Линдану приходилось прислушиваться,
силой воли стирая из  сознания все  прочие  звуки -- голоса, перестук копыт,
шелест  ветра и  зловещий  карк.  -- Зачем ты поднял меня, Торион  ит-Молой,
владетель Дейга? Чтобы я умер второй раз?
     -- Расскажи  мне,  что  случилось здесь, -- повелел Торион ат-Дейга. --
Кто осмелился напасть на деревню, лежащую под моей рукою?
     -- Они пришли со стороны стоячих камней, -- прошептал мертвец.
     Дейга вздрогнул, и,  будто в ответ, с востока донесся странный стрекот.
Он раскатывался над лесом изумительно отчетливо -- возможно, благодаря тому,
что рассудок  невольно цеплялся за никогда прежде не слышанный звук. Стрекот
прервал  сосредоточение  некроманта. И Дейга, и  его несчастная жертва осели
наземь почти  одновременно. Только Морандон больше  не  поднялся,  а Торион,
цепляясь за руку Линдана, встал на ноги почти сразу же.
     -- Рассредоточиться! -- приказал он.
     Линдан  оттащил  обессиленного   владетеля  под  козырек  на  ближайшем
крыльце.  Стрекот  приближался; теперь  молодой  наймит  мог определить, что
источник  шума лети  по  воздуху.  Юноша попытался  представить себе  тварь,
которая  так  орет, и  не  смог. Звук не вызывал ощущения  сродства с чем-то
живым. Так могли бы щелкать ожившие ножницы размером с замок Дейга, если бы,
конечно, хоть один чародей умел оживлять ножницы.
     Рыба выплыла из-за дальнего амбоя неожиданно. Во всяком случае, Линдану
на первый  взгляд эта штука показалась  похожей  именно на рыбу  --  большую
черную щуку, висящую под мерцающим,  как скудно наведенная иллюзия,  диском.
Но это, конечно,  была не щука -- слишком уж осмысленно она двигалась, виляя
над  лесом. Точно как летающие колдуны, ведущие разведку с  воздуха!  Может,
это голем?
     Линдану  приходилось  слышать  о големах  -- неживых оживленных. Но для
создания  даже  самого   простого   голема   требовалась  работа  нескольких
ремесленников  и  трех-четырех  магов  наивысшей  силы.  К  тому  же  големы
колдовать не могут, а значит, летать -- тоже. Нет, колдуны явно сидят у этой
щуки внутри. Юноша  попытался представить, какая силища нужна, чтобы поднять
такую махину, и беззвучно присвистнул.
     "Такая же сила, что может свинцовый шарик метнуть незримо для глаза? --
спросил он себя и сам ответил: -- Очень может быть".
     -- Это  _враг_, -- с какой-то особенной убежденностью проговорил Торион
ит-Молой.  -- Линдан, ты можешь  повредить  эту...  этот  летучий сосуд,  но
осторожно, не испепелив целиком? Мне нужны пленники.
     Линдан хотел сказать "попробую", но  вспомнил,  как наставник Клайдаркс
всякий раз бил его по пальцам за такой ответ, приговаривая: "Пробовать мало,
изволь сделать!"
     -- Сделаю,  --  хрипло,  пробормотал  он, и сила наполнила его, готовая
выплеснуться жаром.
     * * *
     У вертолета отвалился хвост.
     Это случилось совершенно неожиданно.  Только что новенький транспортный
"Си Найт" нарезал зигзаги над богом проклятыми местными джунглями, а секунду
спустя  хвостовой  винт летел вниз,  и оставшийся без  компенсатора вращения
корпус крутило,  точно взбесившаяся машина решила расплескать  пассажиров по
стенкам.  Потом  лес  подпрыгнул,  затрещали  ветви, и Дуглас Чарнс  потерял
сознание.
     Очнулся он, когда его подхватили за руки и за  ноги, чтобы вынести. При
падении вертолет распорол крышу ветвей и  попытался пропахать борозду  в дне
лесного  моря,  но  ствол  какого-то  дерева, перед которым даже секвойя  из
учебника ботаники казалась низенькой и корявой, остановил движение умирающей
машины. Пилотскую кабину расплющило о кору, и  тех, кто  остался  в ней,  не
стали и вытаскивать.
     Из  двадцати   человек,   набившихся  в  грузовой  отсек   "Си  Найта",
относительно  невредимыми  из  изувеченного корпуса  выбралось  восемь.  Еще
шестерых вытащили и уложили на расстеленных поверх травы скатках.
     Дуглас не относился ни к первой, ни ко второй  группе. Хотя сознание из
него вышибло еще  до падения, очнулся он довольно быстро и помогал извлекать
товарищей из  воняющих  тлеющей  краской  обломков, не обращая  внимания  на
ломящую боль  в висках. Правда, когда настал черед вытаскивать из  вертолета
тела,  морпех  все  же  сомлел.  Пошатываясь,  он  отошел в  сторону, и  его
стошнило. Пошарив  на поясе,  Дуглас нащупал  флягу и в  три  глотка  осушил
наполовину.  Легче не  стало,  но кислый  привкус  во рту  немного отступил.
Наверху,  там, где колыхались потревоженные  падением вертолета ветви, шумел
ветерок,  но  в  нижний  ярус леса  его дуновение  не проникало, и  высушить
заливавший Чарнса холодный, липкий пот было нечему.
     Возможно, если  бы сержанта Клелайна  не было среди тех,  кого товарищи
Дугласа вытаскивали в последнюю очередь,  события могли бы обернуться иначе.
Но сержант лежал со свернутой шеей -- "Ал-лабама,  -- мстительно  подумал по
этому  поводу Чарнс, -- шея бордовая...". Капрал Пауэлл, которому полагалось
бы принять командование  взводом, скрежетал зубами и непроизвольно дергался,
несмотря  на  морфий,  пока  один  морпех держал  его  за  плечи,  а  второй
накладывал  шину  на  переломанную  голень.  На добрых  четверть  часа взвод
остался без  командования. Солдаты  оказывали  посильную  помощь  товарищам,
кто-то настороженно  озирался,  но никому  не  пришло в голову отдать приказ
уйти с места аварии или занять круговую оборону. Впрочем, это едва ли сделал
бы и ныне покойный сержант.
     Лес  окружал  место падения "Си  Найта"  даже не сплошной стеной -- это
было бы  понятно и хоть как-то соотносилось бы с понятиями Дугласа  Чарнса о
джунглях  (раз это дикая  страна,  то в ней должны  быть  джунгли --  так он
считал, поскольку это было разумно, а разумное мнение морпех  очень уважал).
Великанские  стволы  местных  секвой  торчали  из  земли,   как  высотки,  и
нормальные деревья  служили им  чем-то  вроде  подлеска, в  котором, в  свою
очередь,  был  собственный  подлесок,  правда,  не  очень  плотный  --  если
постараться, можно  выбрать место с хорошим обзором. Но вот деревья эти были
самые обычные -- клены, дубы, какие-то еще, знакомые Чарнсу  только  на вид,
-- и  подлесок самый  нормальный, из молодых деревец,  ежевики (или  малины?
черт ее  поймет, пока не  созрела) и  прочего  в  том же духе.  Обыкновенный
лиственный  лес, если  бы  не покрытая корой  почти прямая стена, у  которой
дотлевали обломки вертолета.
     --  Взво-од! --  Это уже капрал Пауэлл,  бледный, слегка  не в  себе от
морфия и с трудом опирающийся на плечо Хэнка Батлера.
     "Что за  дела? -- пожаловался судьбе  Чарнс. -- Почему в  каждом взводе
есть  свой  Хэнк? Куда  ни плюнь,  попадешь  в Хэнка. Откуда их развелось-то
столько?" Он представил себе  конвейер,  штампующий  исключительно Хэнков, и
ухмыльнулся  про  себя. Батлера  он не жаловал за глупость  и исключительную
преданность  любому  начальству,  а  Пауэлла  -- за  избыточное,  по  мнению
рядового  Чарнса,  самомнение.  Вот полезут из  кустов местные вьетконговцы,
тогда этот молокосос поймет, кто умный, а кто дерьмо.
     -- Слушай мою команду!
     Что именно хотел приказать взводу Пауэлл, так и  осталось невыясненным.
В густом малиннике что-то резко щелкнуло, и свистнула в воздухе стрела.
     Серые  перья  проросли не в  груди  Пауэлла,  как  понадеялся  было  на
какую-то долю  секунды Чарнс. Стрела  вошла точно в глаз Хэнку.  Батлер упал
первым, на долю секунды опередив матюгнувшегося от боли капрала.
     Как и  следовало  ожидать,  взвод  отреагировал  на  угрозу однозначно.
Кто-то  принялся  молотить по кустам с  бедра, кому-то хватило  ума залечь и
продолжить  подавлять  вражеский  огонь  из  этого положения.  Дуглас  Чарнс
поступил еще умнее.  Он не стал  зря тратить патроны, а вместо того тихонько
пополз к краю поляны, раскинувшейся вокруг секвойи.
     Стоящих   выбили   первыми.   Автоматные   пули   прошивали   малинник,
разбрызгивая зеленое  крошево, а стрелы летели  со снайперской  меткостью, и
каждая находила цель. Чарнсу, в перестрелке участия не принимавшему и оттого
сохранившему холодный рассудок,  было видно, что  лучник не один, что  засел
противник крепко, а огневые точки расположены сектором.
     "Э-э,  -- подумал Дуглас. -- Плохи наши  дела". Будь дело где-нибудь во
Вьетнаме  или  какой Либерии, он бы  не раздумывая сделал ноги. Но тут... до
базы миль эдак двадцать. По незнакомому лесу, где лучники сидят. Дороги нет.
Компас не пашет. Народ дикий.  Вьеты, конечно, чурки еще те, но следопыты из
них -- дай  бог! Да и... Чарнс покосился на секвойю. Если у них такие  елки,
какие же тут белки?
     А  положение складывалось глупое. Пока лучники сидят в кустах, морпехам
остается  жевать  травинку  и  копать  траншею животом. Но и  чурки выйти на
поляну не могут --  положат их  из эм-шестнадцатых и имени  не спросят! Даже
самые  глупые из ребят это поняли, так что стрельба прекратилась -- патронов
немного, беречь надо.
     -- Козлы, -- прохрипел Пауэлл.  Чарнс сначала не понял, к кому это,  но
капрал  объяснил:  -- Хоть бы  разговорник  местный  дали,  суки. Вот как им
крикнуть: "Не стреляйте!"
     -- "Хенде хох"? -- предположил кто-то.
     -- А, заткнись!
     --  Надрываться-то чего?  -- мрачно спросил кто-то.  --  Все  равно  не
послушают.
     В   малиннике  завиднелось  какое-то  шевеление.  Морпехи  начали  было
наводить  стволы, но  Пауэлл  предостерегающе поднял руку  -- обождите, мол,
бить наверняка надо.
     На поляну выступили трое.
     Говорят,  что в  минуты  опасности  человек начинает  мыслить  быстрее.
Дугласу  Чарнсу  хватило  секунды,  чтобы  разглядеть  этих  троих  во  всех
подробностях.
     На вьетнамцев они  не походили: даже  не узкоглазые. Если бы не наряды,
так  и не скажешь,  что  чурки. Люди как люди. Первым  шел хлипенький  такой
мужичок, что твоя глиста. Весь из  себя выряженный,  в черной коже, бирюльки
серебряные всюду висят -- сущий  Гамлет,  только со сцены слез.  Но  держать
себя умеет, вышагивает, как на параде,  подбородок вздернул. За ним,  чуть в
сторонке,  молодой  парень,  одет  попроще  --  курточка  там,  штаны   типа
джинсовых. Но тоже -- видно, не простая птица. А-ри-сто-кратия. И третьим --
здоровый   облом,  вроде  Хэнка   этого,  Батлера...  упокой  его,  господи.
Телохранитель, наверное. Лба нет -- весь в плечи ушел. Дуглас себя слабачком
не  считал,  но этого жлоба  задирать побоялся бы. Никакой  бокс не поможет,
никакое карате.
     А лица у всех троих -- веселей за гробом идут.
     И тут кто-то из морпехов не сдержался. Выстрелил.
     Ничего не случилось.
     Дуглас  ни  на  секунду  не  поверил бы,  чтобы  его  однополчане,  его
братья-морпехи  могли  промахнуться  из  винтовки с  десяти шагов.  Не  так,
значит, просты эти чурки. Или... Дугласа прошиб холодный пот Или Советы сюда
уже  добрались?  Бронежилет  под камзол... а дырочки отсюда и  не  углядишь,
тряпье-то черное. От испуга ему не пришло в голову, что от одного удара пули
человек  должен  был,  самое  малое,  согнуться.  Кроме  того,   имея  время
прицелиться,  стреляют в голову  -- на нее  бронежилета не  наденешь.  Да  и
вообще -- кто на войне носит бронежилет?
     Туземцы  посовещались  секунду. Потом  их главный,  тот, что в  черном,
резко ткнул пальцем в сторону валяющегося на траве Пауэлла. Молодой кивнул и
воздел руки к закрытому ветвями небу.
     Дугласа  Чарнса предупредил даже  не рефлекс --  никакие  тренировки не
готовили его  к тому, что случилось затем, --  а инстинкт. Забыв о лучниках,
он бросился в кусты, петляя,  точно  заяц. Поляна за его  спиной  взорвалась
огнем. Там, где  лежали, вжавшись в  моховые подушки, его  товарищи, одна за
другой оставались только горелые проплешины. Люди даже не вспыхивали  -- они
испарялись, как япошки в Хиросиме.
     "Это точно Советы,  --  думал Чарнс, проламываясь  сквозь  кусты, точно
лось, -- больше некому. Только эти маньяки могли дать дикарям такую пушку. А
парень в джинсах -- наводчик. Или спутник молотит с  орбиты?  Да нет,  это я
"Звездных войн" насмотрелся...".
     О том, что на самом деле делал юноша за спиной владетеля Дейга,  Дуглас
Чарнс так и не догадался до той самой секунды, когда метко нацеленная стрела
пригвоздила его к стволу  векового дуба. Силы удара, превратившего  его тело
вместе с бесполезной винтовкой М-16 в пар, морпех уже не почувствовал.
     * * *
     Капрал  Пауэлл  очнулся  от  холода. Собственно,  от  холода его начало
трясти стыдной, крупной дрожью, а уже эта дрожь отозвалась нестерпимой болью
в стянутых накрепко запястьях.
     "Суки", -- было первой его мыслью. Потом капрал вспомнил, что случилось
до того, как он потерял сознание, и от ужаса открыл глаза.
     Произошедшее на поляне  он не мог объяснить никак.  В секретное  оружие
красных он не верил, будучи твердо убежденным в военном превосходстве родной
державы  вообще  и   ее   флота   --  в  частности,  а  особенно  --  лучших
представителей флота, морской пехоты США. А другого объяснения капрал Пауэлл
не  видел.   Поэтому  череда  огненных  вспышек,  пожравшая  его  товарищей,
заставляла его память шарахаться и отступать.
     Зато  отчетливо  вспоминалось  остальное.   Грубые  руки,  зашвырнувшие
раненого на  спину  огромной  вонючей  лошади.  Бесконечная скачка по лесным
дорогам, пока не прошло  действие морфия  и боль в ноге не заставила капрала
отключиться.  Резкие,  неприятные звуки чужого языка, запах кожаной одежды и
гари... гари...
     В комнатушке  гарью не пахло,  хотя в  держателях  на  стене горели две
керосинки.  Огоньки трепетали  в стеклянных трубках, отбрасывая  причудливые
тени на голые стены.
     "Спокойно, солдат, -- уговаривал себя Пауэлл. --  Спокойно. Твоя задача
-- выжить.  Дождаться, пока наши не разнесут это змеиное гнездо  по камушку.
Тоже мне, герильерос нашлись". Ему не очень верилось в  грядущую подмогу, но
капрал  отчетливо  осознавал  --  если  он  не  заставит  себя   поверить  в
неизбежное,  пусть  и  нескорое  вызволение,   то  попросту   свихнется,  не
дождавшись   ни  допросов,  ни   пыток.  Или  тихо   сдохнет  от  холода   и
безнадежности.
     Чтобы отвлечься  от  озноба  и  боли,  капрал  принялся  осматриваться,
насколько  позволяли  путы. Даже его неподготовленному взгляду  ясно было --
это место не предназначалось в пыточные камеры. Раньше тут была кладовая или
ледник  -- на  стенах остались тени от  полок  и шкафов.  Потом все  барахло
отсюда  вытащили, а на его место приволокли  здоровенный  дубовый верстак. К
верстаку привязали одного неудачливого капрала.
     "Хорошо хоть нога не болит", -- подумал Пауэлл и, только произнеся  про
себя эти успокаивающие слова, понял -- правда, не болит. А ведь  перелом был
скверный,  по  всем  статьям   --  осколочный,   после  такого  в  госпитале
отлеживаться надо. Чудеса, да  и только. Рассудок  дернулся, будто пойманная
на  крючок  рыбина, пытаясь  уйти от неизбежного вывода.  И тут  из пляшущих
теней выступил человек.
     Похоже было,  что  он все время стоял  здесь,  но взгляд Пауэлла не мог
нащупать  его,  неподвижного,  в  сумерках.  И...  капрал  узнал  его.  Этот
худощавый мужчина  первым вышел на  злосчастную поляну у  подножия  секвойи.
Точно, он: даже костюма не сменил.
     -- Ас-ризане, ши? -- поинтересовался человек в черном.
     Слова заметались  между стенок черепа,  как  муха,  залетевшая в пустую
бутылку: "ризан... ризан... ризан...", "ши... ши... ши...".
     Из густой мглы вышли еще три фигуры --  юноша, шедший по поляне вторым,
и  двое  Пауэллу  незнакомых:  один  с  добродушным  от  природы,  а  сейчас
похоронно-мрачным  лицом и второй, чья физиономия полностью  скрывалась  под
низко надвинутым капюшоном.
     Словно чья-то жесткая рука  проникла в мозг Пауэлла, вороша слова,  как
палые  листья, взметая фонтаны смыслов. "Ризан --  встать",  -- промелькнула
мысль, и капрал  понял,  что знание вложила в  него  незримая рука,  а фраза
обрела смысл: "Ты очнулся, ши?"
     Пауэлл  попытался нащупать смысл  загадочного словечка  "ши",  но  если
простое  "ризан"  соотносилось с  одним  значением,  то  странное  обращение
вызывало  в мозгу хор голосов, каждый  из которых тянул свое