-- проговорил  Лева, наблюдавший  за  этой  сценой не
менее  внимательно. -- Эти способности  передаются  по  наследству.  Здешние
владетели -- эллисейны. Местным жителям кажется, что мы тоже чародеи. Должно
быть,  тут родить от  заезжего гостя ребенка не зазорно, если тот унаследует
дар.
     Кобзев медленно перевел взгляд на него.
     --  Это  единственный  способ подняться в таком  обществе, -- продолжал
переводчик.  -- Происхождение определяет... все. Вот почему они  так отстали
от нас. Тут царит какой-то... генетический феодализм.
     На слове "генетический" гэбист пришел в себя.
     --  Товарищ  Шойфет,  --  вкрадчиво поинтересовался  он,  -- а  вас  не
смущает,  что  колдовство  противоречит  науке?  Лева  обезоруживающе  повел
плечами.
     --  Ну,  давайте  назовем   это  "парапсихическими  способностями",  --
предложил он. -- Какая разница? Левитация, телекинез, пирокинез... Я слышал,
у нас... то есть на Западе, -- поправился он, --  пытались доказать, что это
все  возможно. А здесь и  доказывать  не  надо.  -- Он  потер переносицу. --
Просто местные жители _считают_ это колдовством.
     "На Западе, -- подумал Кобзев. -- Много ты знаешь, щенок". Соседи тогда
еще  капитана Кобзева по несуществующему городку  как  раз пытались угадать,
какие карты вытаскивает из  колоды лабораторный подводник  на борту атомного
ракетоносца  подо льдами  Северного полюса  --  у  кого-то  мелькнула  мысль
использовать телепатическую связь  в  качестве  резервной  на случай ядерной
атаки.  Сам гэбист  считал  этот  проект  зряшной  тратой сил  и  средств  и
неоднократно   высказывал   при    коллеге   свое   частное   мнение,    что
экспериментально ценными картами подводники просто в "дурака" режутся. Но...
летающий  пацан... и  белые щеки Шойфета...  который  слишком наивен,  чтобы
бояться чего ни попадя, как положено людям, битым жизнью...
     --  Это...  очень  интересно,  --  прошептал  гэбист.   Голова  у  него
закружилась от открывающихся перспектив. -- Очень.
     Он  уже  представлял  себе здешнюю систему  управления.  Владетели, чье
положение  определяется  полученным по  наследству парапсихическим  даром...
чародеи,  которым не  хватило  земель,  как приснопамятный  пленник-друид, и
простонародье, крестьяне,  которые  могут  надеяться  на возвышение,  только
подкладывая  дочек в постели чародеям и владетелям. Да-а... самое  время для
революции.
     Надо  только  отыскать  тех,  кого  не  устраивает  положение  вещей  в
прогнившем  эвейнском королевстве.  А такие найдутся обязательно -- те, кого
положено  называть  "активными  представителями  угнетенных  масс".   Только
сделать это надо, не  привлекая  внимания. А покуда -- сохранять  с местными
феодалами самые  дружеские отношения. И ни в коем случае не позволить дураку
Бубенчикову  все  испортить.  Интересно,  знает  замполит  такое  слово   --
"парапсихология"?
     И тут Кобзеву  пришла  в голову мысль -- как  это с ним  обычно бывало,
гениальная.
     --  Товарищ Шойфет, --  проникновенно  проговорил  он,  --  выражаю вам
благодарность за отлично проделанную работу.
     Лева зарделся.
     -- Сможете  выяснить  у  наших  новых  друзей,  --  Кобзев  обвел рукой
обжирающихся  сгущенкой  крестьян, --  чьи владения находятся по  ту сторону
гряды за рекой?
     -- Владетеля  Картроза, --  ответил Лева,  не раздумывая. -- Его дар --
пирокинез. Кажется,  здешние его недолюбливают. И кстати -- река  называется
Драконьей.
     -- Прекрасно, -- прошептал Кобзев. План начинал складываться.
     Пусть замполит Бубенчиков устраивает митинги за холмами  и лесами. Даже
если он ухитрится восстановить против себя все  население соседнего феода до
последнего юродивого, на  отношения Кобзева с местными жителями это повлияет
мало.  Полезная все-таки штука --  феодальная  раздробленность.  Разделяй  и
властвуй... И тут его как холодной водой окатило.
     -- Драконьей? -- переспросил он. -- В ней что, драконы водятся?
     Леве подобная идея в голову не приходила.
     -- Сейчас спрошу,  -- отозвался он, прежде чем пуститься в дискуссию со
своими юными поклонниками.
     -- Нет, -- выдал он наконец. -- Просто на реке перекатов много, и камни
блестят на солнце, как чешуя.
     Кобзев перевел дух.
     -- А для водяных драконов тут слишком мелко, -- добавил Лева.
     * * *
     Генерал-майора Бубенчикова мутило.
     Морская болезнь у него началась еще в  вертолете, а сейчас, в замкнутом
пространстве БТРа,  стиснутый  с одной  стороны щуплым, но,  как выяснилось,
удивительно костлявым переводчиком, а с  другой -- здоровенным  десантником,
нежно  сжимавшим огромными лапищами ручной  пулемет,  замполит ограниченного
контингента  советских войск  на межпространственной научной  станции мечтал
только об одном -- чтобы это все хоть нена...
     БТР  резво  подскочил на  очередном  ухабе,  в результате  чего желудок
Бубенчикова подпрыгнул к самому горлу и уже не захотел опускаться.
     -- Остановите... -- прохрипел замполит,  на  всякий случай поднося руку
ко рту. -- Остановите...
     -- Тормози! -- заорал сидевший рядом пулеметчик, уяснив, чем грозит ему
развитие событий. -- Генералу плохо!
     Сидевшие напротив  десантники  активно поддержали его  криками и стуком
прикладов  о перегородку. При  этом один из них нечаянно задел рожком голову
замполита, что отнюдь не улучшило общее самочувствие последнего.
     БТР замер.
     Двое   десантников  выскочили  наружу  и   помогли  выгрузиться  вконец
позеленевшему генерал-майору. Оказавшись на твердой  земле,  замполит слегка
воспрял,  огляделся и, выдохнув "Стойте  здесь", ломанулся через придорожные
кусты.
     Вернулся он спустя несколько минут, задыхающийся, бледный и потный.
     --  Э-э,  все  в порядке,  товарищ  генерал?  --  осведомился  один  из
десантников, старательно отводя взгляд.
     В   ответ  Бубенчиков  злобно   хрюкнул  и  попытался  влезть   в   БТР
самостоятельно, умудрившись при этом задеть макушкой край люка.
     Увидев  пробирающегося  к нему  взбешенного  Бубенчикова,  Лева  Шойфет
страшно захотел съежиться и  вообще  оказаться как  можно дальше. Впрочем, к
его превеликой радости, замполит не обратил на него  никакого внимания -- он
плюхнулся на свое сиденье,  посопел несколько минут  и замер с  полуоткрытым
ртом, глубоко о чем-то задумавшись. Лингвист неслышно вздохнул и в очередной
раз попытался перетолмачить основные тезисы  замполитовской  речи (врученные
ему  только  утром, сразу  после  завтрака)  на эвейнский язык,  не  слишком
приспособленный для демагогии.
     Бубенчиков же в очередной раз вспоминал жаркий августовский день 68-го,
когда он, тогда  еще всего лишь подполковник, сидя на броне танка, въезжал в
спящую Прагу.
     Тогда ему повезло --  если  можно  назвать  везением пущенный  каким-то
метким чехом обломок кирпича. Ну, пришлось с месяц  поваляться в  госпитале,
зато боевой орден за ранение!
     Впрочем,  кроме  ордена  и   швейной  машинки   бывший  замполит   35-й
мотострелковой  дивизии  вывез  из Чехословакии  еще  кое-что. А  именно  --
твердую убежденность в том, что Советскую Армию  нельзя  посылать с  миссией
братской  помощи  в  страны  с  более  высоким  уровнем  жизни.  Потому  что
столкновение  с  тлетворным  духом  развращенной  буржуазии  действовало  на
бубенчиковских  подопечных настолько деморализующе, что не  помогали никакие
дисциплинарные меры.
     Нельзя   сказать,   чтобы  замполит  Бубенчиков  был  дурным  или  злым
человеком. Покуда  его подчиненные не пересекали границ  одной  шестой части
суши,  он пользовался  у  них и  любовью, и  уважением.  Хотя большая  часть
бубенчиковской  карьеры после  Чехословакии  протекала в недрах ГлавПУРа, он
еще помнил, что во времена гарнизонных сидений по его ведомству проходила не
только идеологическая работа, и, чтобы обеспечить своим "ребятам" устойчивое
положение на личном фронте, замполит порой планировал и осуществлял операции
почище суворовских.  Начальство  Бубенчикова недолюбливало  за непробиваемое
упрямство,     которое     сам     генерал-майор    предпочитал     называть
"бескомпромиссностью",  и  предпочло  сбагрить  с  рук,  отрекомендовав  его
идеологическим   работником,  исключительно  подходящим  для  нужд  операции
"Шеллак".
     А  замполита  глодала   старая  обида   на  чехов,   которые  почему-то
предпочитали верить  своим продавшимся мировому империализму  лидерам,  а не
ему, советскому подполковнику, а заодно и на тех неустойчивых типов, которые
после общения с чехами начинали задавать неправильные вопросы.
     Зато сейчас... сейчас перед Бубенчиковым открывались такие перспективы,
что прямо  дух захватывало.  Он понял это,  едва майор Кобзев пересказал ему
увиденное  в  деревне.  Перед ним  лежала  погрязшая  в  феодальной дикости,
раздробленности и  невежестве страна... даже не  страна,  а мир, целый новый
мир,  и именно  он,  генерал-майор  Бубенчиков,  принесет  в  него  ту самую
ленинскую искру, из которой впоследствии возгорится... Возгорится...
     БТР нервно дернулся и замер.
     Замполит сморщился. Он не любил, когда его сбивали с мысли.
     -- Что случилось? -- грозно осведомился Бубенчиков. -- Почему стали?
     -- Со второй машиной проблемы, -- отозвались из водительского отсека.
     -- Серьезные?
     -- Ах... извините, тов-ген-майор, неизвестно. Заглохла и  стоит посреди
дороги, как...
     Бубенчиков задумался. Техника в группировке ломалась постоянно  -- и не
только  из-за  специфики  местных условий.  Несмотря  на  строжайший  приказ
укомплектовать   части  ограниченного  контингента   самым   лучшим,  многие
командиры, похоже, просто увидели  очередной шанс избавиться  от  подлежащих
списанию единиц.
     -- Объехать можно?
     -- Так точно.
     -- Продолжайте движение, -- распорядился  замполит.  -- И  передайте --
если в течение получаса не починят, пусть вызывают вертолет.
     -- Есть, тов-ген-майор!
     Пейзаж  по  эту   сторону  гряды  отличался  от  привычной  Бубенчикову
непролазной чащобы вокруг лагеря. Узкая дорога петляла мимо поросших соснами
холмов, то пронзая заросли шиповника,  то вылетая  на широкий луг. Потом над
БТРом сомкнулись вдруг  ветви боярышника, образовавшие тесный коридор, и так
же  внезапно   расступились,  открыв  взгляду  россыпь  домиков,  окруженную
разноцветными лоскутами полей.
     БТРы  выскочили  на то, что с натяжкой можно было счесть за деревенскую
площадь, и затормозили, окутавшись пыльными облаками.
     Выскочившие  десантники  образовали вокруг  них  цепь.  Двое  последних
помогли  выбравшемуся   на   крышу  старшему  лейтенанту  втащить  туда   же
Бубенчикова  и  Леву,  а   затем  вытащили  из  БТРа  и   развернули  спешно
изготовленный  на базе кумачовый транспарант. Надпись на нем  была исполнена
эвейнскими  рунами, которые  показал Леве друид  Тауринкс,  и означала,  как
казалось  переводчику,  "Слава  трудовому  эвейнскому  народу".  (Бубенчиков
поначалу хотел написать  "Земля -- крестьянам,  власть  -- Советам",  но его
кое-как отговорили.) Бедность словарного запаса могла и тут  сыграть с Левой
злую  шутку  --   то,  что  получилось  у   него  в  результате,  иначе  как
издевательством назвать было трудно, -- если бы Тауринкс не забыл упомянуть,
что  в эвейнском, как и в большинстве  языков,  не  обзаведшихся собственным
алфавитом,   а   перенявших   чужой,   правописание   изрядно   разнится   с
произношением.   В   результате   на  транспаранте  красовался   старательно
выведенный бессмысленный набор рун.
     --   И  запомните,  товарищ  переводчик,  --  обратился   размахивающий
мегафоном   Бубенчиков  к  отодвинувшемуся  на  всякий  случай  Шойфету,  --
старайтесь переводить как можно ближе к моему тексту.
     --  Постараюсь,  -- кивнул Лева. --  Но,  понимаете, для многих слов  у
местных жителей просто нет аналогов...
     -- А-а...  --  досадливо отмахнулся  замполит. -- Главное -- правильное
желание...
     Он устремил свой взор на начавшуюся собираться перед БТРами толпу.
     На  этот  раз,  отметил про себя  Лева,  в  ней  почему-то  преобладали
мужчины. И вообще народу было значительно меньше, чем в том селении, где они
побывали с Кобзевым, хотя по количеству домов это село уступало ненамного.
     --  Мало их чего-то. -- Старший лейтенант, похоже, пришел к  такому  же
выводу. -- Попрятались, что ли?
     -- Неважно! -- отмахнулся Бубенчиков. Замполит еще раз покрутил  в руке
мегафон и скомандовал: -- Начинаем.
     На всякий случай Лева зажмурился.
     -- Здравствуйте, товарищи! -- выдохнул Бубенчиков и замолчал.
     Лева потянулся было за мегафоном, но тут замполит ожил.
     -- Здравствуйте,  дорогие товарищи крестьяне! -- проорал он в мегафон и
снова замолк.
     До Левы  начало доходить. Паузы замполит оставлял  по  профессиональной
привычке   --   в   них   как   раз   должно   было  укладываться   ответное
"здрав-ряв-трям".
     * * *
     Замок Бхаалейн  Тауринкс ит-Эйтелин заметил  издалека. Трудно  было  не
приметить  его. Вокруг кирна на добрую  лигу  раскинулись  луга,  да  и лес,
начинавшийся  за ними, был редок  и  ухожен. Видно,  помянутый  деревенскими
друид кудесил больше  вкруг  владетельского жилища.  По-человечески Тауринкс
мог его понять, но полагал, что в гильдии таким не место.
     А вот чего не было близ замка, так это домов.  Обычно -- к этому привык
друид за годы своих странствий и полагал, что иного  не встретит, -- рядом с
кирном  вырастала  своя  деревня. В краях  приграничных селиться около замка
безопаснее -- в случае  чего и  дружина под  боком,  и  на  заезжего негодяя
купеческой наружности и драконьего нутра недалеко жаловаться, да и вообще...
В землях срединных ночного налета могли опасаться разве что излишне блюдущие
девичью  честь  молодки,  но  кто-то  все  равно стремился  присоседиться  к
владетельскому жилью -- не то по старинной привычке, не то в  ожидании неких
благ, которые вот-вот посыплются из бойниц.
     Рядом с кирном Бхаалейн ни  одного домишки не  было.  Сразу  за стенами
плескался  ров -- на взгляд Тауринкса,  не слишком широкий, зато заселенный,
как  увидал  друид,  приблизившись,  молодыми  пресноводными   дракончиками.
Чародей одобрительно  покивал. Видно, ящеров  запустили в  ров недавно --  у
многих еще не  отвердели гребни на  хребте, -- и, судя по  крупным головам и
раздувшимся белым пузикам, потчевали до отвала.  Когда подрастут, держать их
следует  впроголодь -- тогда они,  передравшись, изведут самых слабых, и  во
рву останется три-четыре  настоящих чудовища, способных перекусить напополам
бешеного собакомедведя.
     Мост  был  опущен,  а  надвратная решетка -- поднята:  видно,  замковая
стража  не слишком опасалась нападения.  Да  и  кто  осмелится покуситься на
покой кирна? Дикие звери не  подходят близко  к человеческому жилью, а дикие
люди  с  Беззаконной  гряды предпочитают  пощипывать купеческие караваны  да
взимать  дань  с  наотшибных  деревушек.  Даже  часовой  у  ворот,  приметив
гильдейский знак на груди Тауринкса, пропустил друида без единого слова.
     Тауринкс  шел  по  замку  уверенно,  не  выказывая  ни  усталости,   ни
неуверенности,  хотя  и того,  и  другого  накопилось  в его  душе  изрядно.
Несколько  дней он  петлял по  лесам,  сбивая  со  следа возможную погоню, и
перешел Драконью реку не ближним бродом, а дальним, откуда еще четверо суток
брел без  роздыху до владетельского кирна. Сонливость  приходилось  отгонять
чарами,  а  то и,  взобравшись  на  дерево  и  околдовав  местную  живность,
задремывать особенным, друидским сном на несколько часов, чтобы восстановить
силы. И постепенно  Тауринкса брало  сомнение  -- а  стоит ли ему тащиться в
замок,   чтобы   передать  свое  запоздалое  предупреждение?   Десять  дней,
отпущенные  им  старосте  Тоуру, давно  миновали,  и  владетель, верно,  уже
отправил дружинников да  чародеев  к  воротам, чтобы разобраться с  пришлыми
демонами. Надо ли ноги тереть, чтобы повторить уже давно ведомое?
     Но чем ближе друид подходил к замку, тем яснее ему  становилось -- либо
владетель не получил  вестей из  деревни,  либо,  что вернее,  не придал  им
значения. Мало ли о чем болтают невежественные порубежники? Ни следов войска
не видел  Тауринкс, ни признаков начавшейся войны. Хотя, возможно, владетелю
Бхаалейна удалось решить дело миром?
     Нет,  его  гонцы смогли бы добраться до лагеря пришельцев и вернуться в
кирн так быстро, разве что отворив чародейный  створ  -- а таких таланов  не
может быть в  здешнем  захолустье.  Отверзательские роды  все  находятся  на
императорской  службе, и их потомки либо в столице живут, либо несут дозор в
гарнизонах и  на переходных полях, чтобы державное войско  могло  по первому
зову явиться в любой край обширного Эвейна. А случайных таланов такого  вида
до обидного мало.
     Первым,  кто осмелился заступить  дорогу  непрошеному  гостю,  оказался
дородный мужчина в темно-красном камзоле старинного кроя.
     --  Коун друид,  --  проговорил он  внушительно,  --  не  позволите  ли
осведомиться, кто вы и с каким словом явились в кирн Бхаалейн?
     -- Позволю. -- Тауринкс подавил искушение зачаровать толстяка на месте,
невзирая на все правила вежества. Кто знает, каким даром тот может обладать,
несмотря на отсутствие гильдейского  знака? --  Тауринкс ит-Эйтелин, гильдии
друидов свободный чародей, со срочным делом к владетелю Бхаалейна.
     --  Мощный Рахтаварин ит-Таварин ат-Бхаалейн едва ли сможет принять вас
немедля,  коун, -- ответил толстяк. -- Он занят испытанием силы, и тревожить
его...
     -- А с кем, позвольте узнать,  я  имею честь беседовать, что  вы, коун,
беретесь  судить,  чего  может,  а  чего  не  может  здешний  владетель?  --
поинтересовался Тауринкс.
     Человек, хорошо знавший друида, услышал бы  в его голосе звон набатного
колокола. Но те немногие,  кто  мог сказать о себе такое, остались  на южных
пределах.
     -- Раатхакс  ит-Ллайшар, управитель  замка, к  вашим услугам, коун,  --
церемонно промолвил толстяк, надуваясь от собственной значимости.
     --  Веди меня  к своему господину,  Раатхакс  ит-Ллайшар, --  прошептал
друид громовым голосом, одновременно нащупывая  в  сознании Раатхакса нужную
струнку. -- Или, клянусь Керуном, я...
     -- Хорошо, хорошо, --  сдался  управитель.  -- И пусть гнев Рахтаварина
ат-Бхаалейна падет на вашу голову, коун друид!
     Тауринкс улыбнулся про себя. Все же хорошо обладать властью  над живыми
тварями! Пускай часто  эта  власть ложится на плечи бременем,  но мгновения,
когда ее приходилось  применять для восстановления должного, казались друиду
счастливейшими. А то, в самом деле,  что за блажь -- не допускать чародея до
владетеля!
     Читать мысли впрямую  друид не мог, а расспрашивать управителя о талане
здешних владетелей  после  того, как  только что запугал его  до полусмерти,
было не совсем удобно. Поэтому он понял, что ат-Бхаалейны -- род движителей,
только когда увидал, каково испытание владетельской силы.
     Рахтаварин  ит-Таварин  оказался  крупным  мужчиной  зрелых лет  --  не
жирноватым, как его управитель, а именно крупным, точно тяжести, поднимаемые
его  чарами, заставляли  нарастать  мышцы на  и  без того массивном костяке.
Пожалуй,  решил  друид,  в  молодости этот  силач  мог  бы  поднять коня, не
прибегая к помощи магии.  Но сейчас,  хотя  мышцы его перекатывались буграми
под  тонкой  рубахой и пот  стекал  со лба, он не имел  права прикоснуться к
каменной глыбе  перед собой  даже пальцем. Да и не  помогло  бы  это ему. На
взгляд Тауринкса, такую махину не подняли бы и  десятеро здоровых  мужчин. И
двадцать не  стронули бы. И вообще, как она оказалась в полуподвале одной из
башен замка, было совершенно непонятно.
     Друид замер на пороге. Каменная  громада шевельнулась на своем подпоре,
шерхнулась туда-сюда и  тяжело  осела,  ощутимо придавив столбы, на  которых
покоилась.