время правильным, но в сочетании они вели к  неминуемой  катастрофе. Если бы
он не отпустил тогда перебежчика Громова... пришлось бы воевать. Если  бы не
разрешил увольнительные... дисциплина пострадала бы еще сильней.
     Но  бегство  Топорова  стало  последней  каплей.  Покуда   дезертирство
затрагивало только рядовой состав, с  ним можно было... нет, не мириться, но
хотя  бы делать вид,  что ничего  особенного не происходит.  Но  пропадающие
офицеры  --  это  уже  ЧП,  которого  не   скроешь  под  зеленым  сукном  на
генеральских   столах.  Обиднее  всего  было,  что  исчезновение  лейтенанта
поначалу  даже  не  было  никем  замечено.  А  когда сообразили наконец, что
случилось,  беглеца  уже видели  вместе  с  неизвестной  женщиной  где-то на
западной окраине владения, и догнать его не было никакой возможности.
     Вдобавок  испортилась погода. Именно  сегодня,  как  назло.  С  момента
закладки  базы  эвейнские небеса баловали  здешних крестьян ярким  солнцем и
регулярными, в  меру  обильными дождями. Середины не было -- или в  небо  не
глянуть от блеска, или  тучи  закроют все от горизонта до горизонта. Сегодня
же  высоко над  полем висела  мутная  хмарь,  скрывающая дневное светило, но
ревниво берегущая в себе каждую каплю влаги. В такую погоду хорошо, воевать,
понял гэбист. Может быть, здешние колдуны приспособились и на климат влиять?
И Бхаалейн таким образом дает понять,  что его терпение на исходе? Владетель
спешился. Кобзев отступил на  шаг. Обычно Рахтаварин ит-Таварин не снисходил
до разговора лицом к лицу, и гэбист  начал подзабывать, насколько могуч  был
феодал.
     --  Ты,  верно,  забыл, ши,  -- не  в твоем  праве чего  бы  то ни было
требовать в моих владениях, -- пророкотал он.
     -- И тем не менее --  требую! --  огрызнулся Кобзев. -- Люди, о которых
идет речь, -- под моей рукой! -- Он решил, что, если  выражаться  на местный
манер, Бхаалейн поймет  его  лучше. -- Это мои люди! Их бегство -- позор для
меня и нашего войска! А твои, владетель, подданные их укрывают и, хуже того,
-- сманивают!
     -- Разве твои воины -- малые дети, что их  можно сманить куском медовых
сот? -- с иронией осведомился владетель. --  Разве они не вправе уйти из-под
твоей руки, разве прикованы к ней цепями?
     Кобзев скрипнул зубами.
     -- Они приносили  присягу, -- бросил он. -- Или данное слово  ничего не
значит для владетеля? Бхаалейн помрачнел.
     -- Если  так,  это тяжкий  грех, -- отозвался он. -- Хотя, переводи его
слова не Шойфет, а кто-то другой, они могли прозвучать иначе, промелькнуло в
голове у Кобзева. -- Но я по-прежнему не понимаю, какое касательство имеет к
твоему делу Бхаалейн?
     Возможно,  упрямству  владетеля  и  могла  найтись  причина  в  здешних
невообразимых обычаях, но Кобзев и не собирался ее искать.
     -- Значит, -- проговорил он угрожающе, -- вы отказываетесь помочь нам?
     -- Ши, -- промолвил Бхаалейн странным тоном, -- ты утомляешь меня.
     Он   взмахнул  рукой,   и  чародей   в   коричневом  балахоне,   всегда
сопровождавший своего хозяина на встречах с  пришельцами,  подъехал поближе.
Кобзев напрягся,  но два колдуна только переглянулись пристально,  и ведун в
хламиде опять отступил.
     --  Ты  желал  встречи со  среброруким,  -- все  с  той  же  интонацией
выговорил владетель. Майор не сразу сообразил, что речь  идет об императоре.
--  Твои  слова  причинили  моему дому достаточно  обид,  чтобы  эта встреча
состоялась.
     -- Переспросите, что он имеет в виду, -- прошипел Кобзев на ухо Леве.
     К  его изумлению, переводчик поднял  руку,  призывая  к тишине.  Кобзев
отвел взгляд от невыразительной брылястой физиономии владетеля и увидел...
     Дружинники, которых Бхаалейн тоже  всегда таскал с  собой, отступали  к
замку. Это было так неожиданно, что гэбист даже забыл удивиться.
     -- Обожди, -- веско проронил владетель, не дожидаясь вопросов.
     Шойфет  дергано кивнул. Кобзев  напрягся,  озираясь.  Творилось  что-то
странное... но что?
     Прошло минут  пять,  на  протяжении которых владетель не  выказывал  ни
малейшего  нетерпения.  Гэбист исходил паром,  но нарушить зловещее молчание
казалось  ему даже  более  опасным,  чем  терять  лицо,  подчиняясь  нелепым
приказам туземного князька.
     Внезапно  чародей  в  буром замахал  руками,  одновременно  поворачивая
своего конька.  Над дорогой  вспыхнуло  и замерцало веретено лилового света.
Кобзев  успел только заметить ошеломленно,  что цветом оно очень  напоминает
разряды по краям межпространственных ворот, как веретено  скользнуло чуть  в
сторону и отворилось на манер застежки-"молнии".
     По  другую  сторону отверстия светило солнце -- эвейнское, мелькнуло  в
голове у гэбиста, не земное. Один за другим на дорогу выходили люди  в ярких
кафтанах.  Тот,  который переступил порог  первым,  решительно направился  в
сторону советской делегации.
     И   тогда   произошло   невероятное.   Горделивый  владетель   Бхаалейн
почтительно склонился перед новоприбывшим, вывешивая поверх расшитого  пояса
тяжелое брюхо.
     -- Се, --  тупо  перевел  чьи-то слова Шойфет, -- коун Ратвир ит-Лорис,
посланец и племянник среброрукого.
     Кобзев  головы не склонил.  Он пристально разглядывал августейшее лицо,
точно надеясь понять нечто неведомое, но скрытое в этих прекрасных чертах.
     Ратвир  ат-Лорис  был  высок,  особенно  для  эвейнца,  и необыкновенно
светловолос  --  на какое-то  мгновение  майору  показалось даже,  что  сед.
Прозрачно-серые  глаза  смотрели  спокойно  и  прямо.  "Истинный ариец",  --
выплеснулось из памяти и снова ушло в глубину.
     -- Итак, -- проговорил он, и негромкий  голос разом перекрыл все шумы и
шорохи. -- Это и есть предводитель тех демонов, коун Рахтаварин?
     Владетель молча кивнул. Похоже было, что к императорскому племяннику он
относился с большим пиететом.
     --  Прежде  чем ты заговоришь, демон, -- заметил Ратвир, оборачиваясь к
Кобзеву,  --  ведай:  прознатчики,  которых  ты  посылал  в  стольный  град,
находятся в темнице замка Коннегейльт.
     Кобзев  хрюкнул. Следовало потребовать освобождения разведчиков, тут же
и  на месте... но  гэбист уже убедился, что  требования приводят к обратному
результату, а попросить ему в голову не пришло.
     --  Они навлекли на себя гнев  рахваарракса,  устроив  бой  под стенами
дворца.  Ваши,  как я понимаю,  враги  также  решили  лестью  склонить  слух
императора к своим просьбам. По воле диев они столкнулись едва ли не у самых
ворот Коннегейльта. -- Принц -- про себя  Кобзев проименовал его так -- чуть
заметно  улыбнулся,  и   лицо  его,  только  что  царственно-суровое,  вдруг
озарилось  изнутри  мальчишеским весельем. -- Император не любит, когда  под
его окнами затевается смертоубийство.
     -- Идиоты, -- едва слышно прошептал Кобзев и тут же прикусил язык -- не
дай  бог Шойфет переведет! Хотя... а был ли у них выбор? Наверное,  не было.
Как нет выбора и у него самого.
     -- Теперь ответь мне, ши, -- зачем искали вы внимания  рахваарракса? --
потребовал Ратвир.
     --  Мы  желаем  защититься  от  наших  врагов...  и  защитить  вас,  --
проговорил гэбист тяжело. Эту тираду он уже заучил наизусть.
     --  В  этом нет  нужды, --  отозвался принц бесстрастно. --  Мы разбили
войско  демонов на западных окраинах  Эвейна. Немногие уцелевшие  бежали  за
ворота стоячих камней.
     Очевидно, Ратвир  и не  ожидал,  что  коварные ши поверят ему на слово.
Иначе  он  не  стал  бы  разжимать ладонь.  В  ней лежала  пуговица.  Слегка
подплавленная по краям пуговица с мундира вероятного противника.
     -- Как видите, мы способны постоять за себя, -- заметил Ратвир. -- Если
пожелаете, мы можем и  вас  защитить от  вторжения  с нашей  стороны стоячих
камней. Но скажите -- почему мы должны терпеть вас на своей земле?
     Над  широким полем  вспыхнули  еще  с  полдюжины  "веретен"  и  тут  же
распахнулись,  пропуская стройные  ряды  воинов  в  ослепительно  сверкающих
кирасах  и чародеев в  ярких  одеждах.  Пропела труба,  и,  словно  в ответ,
нестройно взревели, высовывая из воды уродливые головы, драконы во рву.
     --  Император в гневе, -- проговорил принц. Судя  по его тону, Это было
самое обычное дело, но слова доказывали обратное. -- Вы явились непрошеными,
не желая  соблюдать наши законы, но возжаждав навязать нам свои.  Скажи мне,
демон, почему я не должен изгнать вас, и  может быть,  я прислушаюсь к твоим
словам. Может быть.
     Кобзев  замялся  на  миг.  Мысли  сновали  между  извилин  бестолково и
лихорадочно,  как  мураши. Он ни  на  миг  не поверил,  что местным  жителям
удалось выгнать американцев. Не такие слабаки эти империалисты. Но потрепать
изрядно -- почему нет?  Во  всех боях,  в которые  так  или  иначе  пришлось
ввязаться  войскам  "руки  помощи",  потери  с  обеих  сторон  были примерно
равны... но  при этом чародеи почти не  вступали в бой. Кобзев  понимал, что
погибшие не согласились бы с ним, но на поле перед кирном Бхаалейн уже вышло
больше колдунов, чем  было, по оценкам разведки, в трех соседних  владениях,
вместе взятых. Если  так, то армия  Эвейна могла, пожалуй,  задать  жару тем
немногочисленным   подразделениям,  которые   американцы   протащили   через
английскую точку перехода.
     И  эта сомнительная победа могла  уверить туземцев в их несокрушимости.
Иллюзия, которую следует развеять  во что  бы то ни стало...  иначе  местные
жители начнут  ставить  условия  советским  помощникам,  а  это  уже  совсем
недопустимо.
     Можно,  конечно,  и  дальше  прогибаться перед  здешними шишками. Можно
делать вид, будто эвейнский феодальный вейсманизм-морганизм -- это самое что
ни  на  есть  прогрессивное  общественное устройство. Можно от  самого  себя
скрывать,  что единственное, чем  ценен  и полезен этот мир, -- это  точками
перехода, и,  пока вокруг каждой  из  них не  поставлена ограда  из  колючей
проволоки, задача группировки межпространственной помощи выполнена не будет.
А можно прервать наконец этот фарс  и поговорить с туземцами на единственном
языке, который вызывает у них уважение, -- языке силы. У него есть Визенфил,
неплохо овладевший русским, а главное  -- запуганный до судорог. У него есть
выход на разбойничьи  княжества восточных островов, выход, о котором пока не
знает даже  командующий. Пока эти  княжества разрознены, но то  пока. В этот
раз  он не  повторит ошибки  коуна  Дейнерика. Эвейн  не  перетянуть на свою
сторону  -- слишком закоснели его правители  в следовании  своему священному
закону. Значит... Серебряная империя падет. "Прогнивший феодальный строй, --
покатал   гэбист   на   языке  знакомые   вкусные  фразы,  --   под  ударами
прогрессивного трудового люда..." -- покатал и сглотнул до поры.
     Все, поиграли -- и хватит.
     Если бы майор Кобзев обратил внимание, как мрачны и сосредоточенны лица
стоящих поблизости телепатов -- если бы  он  мог по цвету и привычному  крою
платья выделять  провидцев  из толпы чародеев  -- он, возможно, пошел бы  на
попятный. Но случилось иначе.
     -- Я не верю, -- медленно и внушительно проговорил Кобзев, надеясь, что
исполнительный Шойфет передаст интонацию, -- что вы могли справиться с нашим
противником. Я  не  верю,  будто ваше  войско  может обеспечить безопасность
нашей  державы,  и не  считаю, что мы  можем  полагаться  на вашу милость. А
поэтому  я,  от имени  Союза  Советских Социалистических  Республик, требую,
чтобы  все  перебежчики были выданы  нам  для суда  в  соответствии с нашими
законами,  чтобы   унизительные  ограничения,  которым   подвергаются   наши
представители,  были  немедленно сняты,  --  Кобзев  понятия  не  имел,  что
ответить, если его спросят, какие ограничения, но это его мало тревожило, --
и  чтобы  правительство  Эвейна  в  кратчайшие  сроки  начало  переговоры  с
посланцами Советского Союза!..
     Ратаир с жалостью глянул на него.
     -- Переговоров не будет, -- ответил он. -- Рахваарракс не ведет речей с
дикарями.
     Кобзев стиснул кулаки. Вот сейчас... сейчас этот пижон сорвется.
     --  Я  даю вам один день,  -- проговорил принц. -- Это  больше,  чем  я
предложил  вашим врагам...  но  вы покуда  не обагрили рук  невинной кровью.
Уходите к  себе,  за стоячие  камни,  и  больше  не  возвращайтесь.  Завтра,
ополдень,  дружина рода Конне, -- "Личная гвардия  императора",  --  пояснил
вполголоса Шойфет, -- подойдет к вашему стану у деревни Поречной.
     Он развернулся и шагнул  в распахнувшееся перед  ним  лиловое веретено.
Кобзев  успел заметить, что по  другую сторону отверстия был  замковый двор.
Владетель  Бхаалейн   обвел  взглядом  оторопевших  переговорщиков,  помотал
головой и тоже скрылся в проходе. За ним двинулись остальные.

     Глава 16
     --  Завтра,  --  повторил Кобзев, оглядывая широкий  некошеный луг,  за
которым темнела лесная чаща, -- они будут ждать нас на этом поле. Так сказал
посланник.
     -- И? --  вскинул  голову  Вяземский. --  Что  предпримем  мы?  Выведем
навстречу весь личный состав? Выкатим танки с "шилками"?  Поставим "Град" на
прямую наводку?
     -- Нет, -- с  усилием  произнес Кобзев.  -- Это  могло бы помочь против
бхаалейновской дружины. Но императорская гвардия... сотрет нас в порошок.
     Он никому не сказал про оплавленную пуговицу. Незачем панику разводить.
Личный состав  группировки  и так питал к способностям чародеев непристойный
пиетет.
     -- И  что  же  вы,  Степан  Киреевич, собираетесь предпринять по  этому
поводу? -- язвительно осведомился полковник.
     -- Я... -- Кобзев на секунду  замолчал,  глядя  куда-то в сторону. -- Я
уже  предпринял. Сегодня в двадцать  один ноль-ноль с Большой земли прибудет
спецгруз.  Для  вас. Снаряды к  ста  двадцатидвух...  с начинкой...  короче,
увидите.  Надо только  будет  тщательно их  проверить,  это  одна из  первых
партий, еще против китайцев готовили...
     Теперь замолчал уже Вяземский, и замолчал надолго.  Гэбист заметил  тем
не менее, что  артиллерист пошевеливает губами, озираясь, как  бы прикидывая
заранее, откуда лучше вести обстрел.
     -- Это будет  уже  не война, -- наконец произнес  он  с  усилием,  -- а
бойня. Вы уверены, что вы этого хотите? _Такого_?
     -- Б..., можно подумать, что у нас есть выбор! -- взорвался гэбист.
     -- Выбор есть всегда.
     --  Ни  х...  его нет!  Или мы их,  или они нас! И все! Весь ; выбор! И
третьего не дано!
     -- Выбор есть, -- медленно произнес полковник. -- Мы можем уйти сами. С
красивой миной. .
     --  Не можем,  -- выдавил Кобзев после  очередной  натужной  паузы.  --
Командующий не отдаст  такого  приказа. Даже если я  потребую,  все равно не
отдаст. На него тоже давят...  как и  на меня с  Марксленовичем... Он скорее
нас всех тут положит и сам ляжет.
     -- Это будет бойня,  -- повторил Вяземский. -- Не бой,  а хладнокровное
убийство. Я уже видел такое... однажды Не думал... что увижу еще раз.
     -- Б...,  они такие же  солдаты,  как и  мы! -- почти заорал гэбист. --
Знают,  на что идут.  И вы знали! Или вы, когда присягу принимали, отдельным
списком оговаривали  -- какие приказы будете выполнять,  а какие нет, потому
что они вашей дворянской чести противоречат?  Б... --  Голос его  сорвался в
полное ненависти шипение. --  Если бы ты только знал, полковник, как ты меня
достал за это  время! Чистоплюй  х.. в! Как залповым огнем -- это  не бойня!
Как своих  класть -- это  не  бойня!  А как чужих -- так на попятный! Приказ
получен -- вот и выполняй, какого х... тебе еще надо!
     О том, какие  чувства обуревали в этот  момент  Вяземского,  можно было
догадаться только по стиснутым намертво кулакам и враз побелевшему лицу.
     --  Я, товарищ майор госбезопасности, -- выдавил наконец он, -- приказы
всегда  выполнял.  До  конца.  И  сейчас...  каждый  из нас. Выполнит. Свой.
Приказ. Честь имею.
     Он четким движением бросил  руку  к  виску, развернулся  на  каблуках и
зашагал прочь от Кобзева.
     * * *
     Леву Шойфета не покидало чувство ирреальности происходящего. Ясный день
-- легкая дымка в вышине умеряла блеск солнца, и небеса казались  по-земному
голубыми, -- душистая, по колено,  трава и сверкающие  доспехи императорской
гвардии на другом конце поля -- все это  никак не увязывалось в его сознании
с дымящимися воронками и окровавленными ошметками тел,  виденными  им у стен
замка Бхаалейн. Тем более что  на этот  раз  с  советской  стороны стояло не
полдюжины  боевых машин, а  всего лишь  две -- танк  с бульдозерным отвалом,
вырывший   за   несколько   минут   две   здоровенные   ямищи,   и   штабной
бронетранспортер.
     --  На  шапках -- перья  птиц  веселых, --  неожиданно  продекламировал
стоящий рядом с Левой Ржевский, не опуская  бинокля, -- на шлемах -- конские
хвосты...
     -- Что? -- не понял Шойфет. -- Какие еще хвосты?
     -- Это Симонов, -- пояснил старший лейтенант, опуская бинокль. -- Поэма
"Ледовое побоище". Не учили в школе? А я  в суворовском учил. Наизусть. "Все
было дьявольски  красиво,  как будто  эти  господа, уже сломивши нашу  силу,
гулять отправились сюда".
     --  Красиво,  --  рассеянно  кивнул Лева, не в силах оторвать взгляд от
замерших  в идеальном  -- настолько, что само  слово  "строй"  казалось Леве
недостаточным для определения этого геометрического  совершенства -- порядке
воинов. -- Они что, и в самом деле одного роста или это так кажется?
     --  Кажется, -- откликнулся Ржевский. --  На таком расстоянии разница в
десяток   сантиметров  ни-ве-ли-ру-ется.  --  Последнее  слово  он  произнес
нараспев, словно пробуя на  вкус каждый слог. -- Но все равно здорово. Будто
в кино попали, правда?
     -- Да, -- задумчиво подтвердил Лева. -- В кино.
     Зрелище застывших  рядов внушало смутную  тревогу. Раньше, сколько Лева
мог судить,  эвейнцы никогда не стояли... так. Даже в той злосчастной стычке
строй их сразу же рассеялся. Он подумал было сообщить об этом Кобзеву, но не
осмелился.
     Что-то  встрепенулось  в самой  середине  сверкающих рядов,  и  секунду
спустя до Левы долетел звонкий и резкий, словно порыв ветра, сигнал рога. Он
повторился трижды, после чего от строя отделилась крохотная пестрая капля --
всадник -- и помчалась через поле.
     --  Что  там  такое? -- недовольно осведомился  Кобзев,  выглядывая  из
бронетранспортера.
     -- Похоже, к нам очередного герольда послали, -- сказал Ржевский.
     -- Кого-кого? -- переспросил Кобзев.
     -- Посланника, парламентера, -- перевел Лева.
     --  Что, опять? -- скривился гэбист  и, недовольно  бурча себе под  нос
что-то  вроде  "как им, б..., еще  не надоело", выбрался  из  машины. --  Ну
ладно, пойдем, послушаем.
     Леве пришло в  голову, что в  своих  прорезиненных комбинезонах офицеры
похожи на беглецов из чумного города. Они успели пройти два десятка шагов --
высокая  трава,  словно  не пуская пришельцев вперед,  яростно  цеплялась за
сапоги, -- когда перед ними выросла громада закованного в броню конника.
     --   Я   --   Лауртерикс  ит-Теранделакс,  --  неожиданно   звонко  для
замурованного в железо великана сообщил всадник. -- Можете ли вы говорить за
всех _ши_?
     -- Я  голос Степана  ит-Кирея из рода Кобзевых, -- привычно отбарабанил
Лева. -- Он может говорить за всех _ши_.
     --  В  таком случае,  -- возвысил  голос гонец,  --  мой господин  ждет
ответа,  готовы  ли  вы,  демоны,   принять  милость  Серебряной  империи  и
добровольно  покинуть  ее  пределы  или же продолжаете упорствовать  в своих
намереньях?
     -- Можешь передать  своему господину, -- начал Кобзев, даже не дослушав
перевод до  конца, --  что у него есть выбор. Он может повернуться и уйти со
своей армией туда, откуда явился, или в любое  другое место за своей спиной,
-- тогда ему ничего не будет.  Он  может стоять  на  том конце поля  хоть до
посинения. За это ему тоже ни хрена не будет. Но, -- Кобзев зло  прищурился,
глядя  на  топчущие  траву  конские копыта,  -- если хоть