емля.
     Огневой налет длился ровно двадцать минут. Затем наступила тишина.
     Крис осторожно  отклеил руки  от  головы и посмотрел  вперед.  На месте
замка медленно расползалось в стороны огромное серое облако.
     --  Там,  наверное,  камня  на  камне  не осталось, --  сипло прошептал
Боллингтон.
     Крис отрицательно качнул головой.
     -- Сомневаюсь. Разве что этот замок намного хлипче, чем кажется с виду.
Впрочем, -- задумчиво добавил он, -- к чему гадать. Сейчас  дым рассеется, и
мы увидим...
     -- Стены! -- выдохнул Джимми. -- Стены стоят!
     Поймав  в  прицел  выступивший из  облака  край  замковой  стены,  Крис
медленно прошелся  взглядом вдоль него. Похоже, град восьмидюймовых снарядов
не  произвел на могучие стены  особого впечатления. Только  в двух местах  в
частоколе  зубцов виднелись зияющие пустоты -- следы прямых попаданий. А еще
пропали те самые крыши-пагоды, так приглянувшиеся снайперу. Вместо них башни
венчали отдельные чудом уцелевшие балки.
     --  Этой  проклятой  штуке ничегошеньки  не  сделалось!  --  воскликнул
Боллингтон  возмущенно. -- Такой чертов там-тарарам --  и ничего! Не  иначе,
местные ее заколдовали!
     -- Это всего лишь большие,  хорошо уложенные камни, -- усмехнулся Крис.
-- Особой магии  для  этого  не требуется.  По крайней мере,  древние инки и
прочие египтяне возводили гораздо  более впечатляющие сооружения безо всякой
потусторонней помощи.
     -- А  вот  я  читал,  --  возразил  Джимми, --  что им  помогали эти...
маленькие и зеленые. Что  у индейцев  не было такой техники, с  которой  они
могли бы...
     -- А они обходились без нее, -- ответил Крис равнодушно. -- Как цинично
заметил один, по-моему, фараон: "Если  человека сильно бить палкой по спине,
то он может очень многое".
     Хотя,  мелькнуло  у него  в  голове, вряд ли  у местного лорда  нашлось
столько же  рабов, готовых волочь на себе эти глыбы. Здесь вообще с жителями
негусто. Да и словечко "потусторонний"... теперь звучит как-то двусмысленно.
     -- Эй! -- воскликнул Джимми. -- Гляди!
     Но  Крис  и  сам уже увидел Седжвика,  спокойно  идущего  через поле  к
дымящейся воронке на месте замковых ворот. Винтовку снайпер закинул за спину
и вообще  выглядел так  невозмутимо,  словно  перед  ним  расстилалось  поле
какого-нибудь загородного гольф-клуба.
     Вот только лунки самую малость великоваты, успел подумать Крис, вставая
с лежки.
     -- Эй, -- суматошно вскинулся  Джимми. -- Ты куда?  А если там  остался
кто-то из местных?
     -- Тогда вызовешь пару Б-52, -- отозвался  Крис.  -- Может, они  сумеют
оставить на этой штуке еще пару-тройку вмятин.
     Седжвика  Крис нагнал у самого  замка. Старший сержант задумчиво взирал
сквозь проем на перепаханный воронками внутренний двор.
     Вблизи  видно  было,  что  обстрел не  прошел бесследно. Летевшие почти
отвесно снаряды пробивали межэтажные перекрытия, скрывавшиеся между двойными
стенами,   окружавшими  внутренний  двор,  и  рвались  внутри,  между  ними,
вышвыривая  в окна и бойницы струи праха и каменного крошева. Даже если бы в
замке  и  оставалось  хоть  одно  живое  существо  к  началу  обстрела,  его
перемололо бы на кровавый фарш. Но стены стояли -- неколебимо.
     -- Думаешь, местные все смылись?
     --  Они  же  не идиоты, -- медленно произнес Седжвик.  --  А этот замок
такая большая и жирная цель, что мы просто не могли оставить его в покое.
     --   Да,  цель  что  надо,  --  согласился  Крис.  --  Интересно,   как
командование   отреагирует   на  известие,   что  весь   достигнутый   успех
ограничивается парой превращенных в щепки курятников?
     -- Придумают что-нибудь,  -- спокойно  ответил  Седжвик. -- Они  всегда
что-нибудь придумывают.
     * * *
     Обри  Норденскольд  обвел  взглядом  стену  замка. Во  время  неудачных
переговоров со здешним лордом он  от напряжения даже не  заметил, что  стена
кажется  сплошной,  хотя  издалека  отчетливо  виделись  очертания массивных
базальтовых глыб. Теперь он понял, почему. Глыбы были аккуратно сварены друг
с  другом -- как броневые  плиты на бортах какого-нибудь линкора. Стыки были
заметны, но дефектоскопия  уверяла,  будто  блоки сплавлены  по всей толщине
стены, на добрых шесть  футов  в  глубину. Инженеры,  да и  научная  группа,
хватались  за голову.  Даже самой прогрессивной в мире американской  науке и
технике  не  под   силу  было  вот  так,  ровненько,  запаять  швы   в  этой
циклопической кладке.
     -- Думаете, нам удастся это вот подорвать? -- скептически заметил он.
     --  Почему  же  нет,  --  миролюбиво  ответил  капитан  Торн.  Командир
саперного взвода оглядел адмиральского любимчика снизу вверх и добавил: -- И
не такое сносили.  Тут, как в койке, --  не размер важен,  а умение. А то --
Большой  Глебовски, Большой Глебовски... -- добавил  он  почему-то -- должно
быть, имел на поляка зуб.
     Он  по-хозяйски прикрикнул на солдат, азартно запихивавших в ямы  мешки
гелигнита.
     --  Экой  нас все  же дрянью  снабжают, --  ухитрялся  он  одновременно
бурчать себе под нос при этом. -- Капризная такая сволочь...
     Обри  искренне  надеялся,  что  капризный  гелигнит  не  рванет  раньше
времени.  Офицеры стояли  практически под самой  стеной, и  если даже  их не
разнесет в мелкие кусочки взрывом, то накроет горой обломков.
     --  Понимаете, -- объяснил Торн, -- силой  артиллеристы  уже пробовали.
Головой такую  стену не пробьешь. Но... -- Он  важно поднял палец.  --  Если
взрывная волна  пойдет  снизу, то даже если она и не переломит монолит... то
подроет его основание. А фундамент у этого замка... хлипковат.
     -- А зачем ему быть крепким? -- меланхолически заметил сержант Седжвик.
Его  отделение  осталось  охранять  саперов,  когда  остальные  американские
солдаты с позором  вернулись на  базу, увозя с  собой бесполезные  пушки. --
Посмотрел  бы  я  на  того  кретина,  который  попробует  взять  этот  замок
приступом.  Если бы  на нас сверху кипятком лили...  вы бы тут недолго  свой
подкоп делали, капитан.
     --  Н-ну,  пожалуй... -- не стал  спорить Торн. --  Одним  словом, если
подойти  с умом, то взорвать его можно. Правда, не понимаю, зачем -- военной
ценности он уже не представляет...
     Капитан  сбился  и замолк, глядя  на Обри.  Он  понимал,  что несколько
превысил  пределы  своей компетенции, усомнившись в приказе сверху, и теперь
ждал, вставит ему адмиральский прихвостень пистон или простит промашку.
     -- Это мера устрашения, капитан, -- ответил Обри. Идея  принадлежала не
ему, а Макроуэну. -- Чтобы местные лорды понимали, на чьей стороне сила.
     -- Интересно,  как они об этом узнают, --  хмыкнул Седжвик. -- Вряд  ли
наши патрули пропустят сюда их разведчиков.
     Обри усмехнулся.
     -- Мы пошлем им волшебное письмо, -- отозвался он.
     --   Не  знал,  что  вы  умеете  писать  по-здешнему,  --  с  уважением
откликнулся Торн и, не оборачиваясь, гаркнул: -- Эй, вы, там -- заснули?!
     -- Я не умею, -- ответил Обри. --  Мы  пошлем им звукозапись. Волшебная
коробочка, говорящая человеческим голосом...
     -- Кхм...  -- Седжвик прочистил горло. --  Сэр, можно надеяться, что мы
вскоре получим нормальные рации?  Обри  уставился  на  него,  потом  неловко
взмахнул руками.
     --  Боюсь, что  нет,  -- признался он.  --  Мы  использовали  фонографы
Эдисона... с ручным заводом. Это не такое сложное приспособление.
     По  правде сказать, идея принадлежала  самому майору Норденскольду. Он,
правда,  не очень  верил,  чтобы местных жителей, навидавшихся  пирокинеза и
телекинеза,  могла  устрашить говорящая коробочка,  но чем черт не шутит? По
его мнению, содержимое послания было куда важнее.
     Справедливо  опасаясь после фиаско  у  замка  Дейга вступать с местными
лордами  в переговоры лицом к лицу, руководство группировки вторжения решило
отправить им звуковые письма  с  предложением  мира.  Сепаратного. Кем  была
выдвинута идея,  восстановить было трудно -- адмирал Дженнистон приписал эту
честь себе, -- но  поддержана она  была на удивление единодушно. Миролюбивый
Обри надеялся, что нелепый конфликт таким образом удастся если не  погасить,
то  изолировать.  Кровожадный Макроуэн, не простивший  туземцам гибели своих
морпехов  и  не делавший различий  (по его мнению,  маловажных)  между одним
племенем  и  соседним,  рассчитывал, что  местных лордов  удастся передавить
поодиночке  или  натравить друг на друга,  а адмирал Дженнистон уже примерял
мысленно  лавры миротворца.  Фонографы  роздали крестьянам  в  удаленных  от
базового  лагеря  деревнях  вместе с подарками и  строгим наказом  доставить
местным лордам. Обри ожидал реакции в течение недели.
     -- Капитан Торн, сэр! Готово!
     -- Пожалуй, --  заметил Торн, придирчиво  оглядывая наполненную мешками
гелигнита яму, -- нам стоит отойти подальше...
     * * *
     Майор Кобзев родился в удачное время.
     Именно в  те  годы,  когда детский  организм  наиболее  чувствителен  к
разлагающему влиянию  буржуазного псевдоискусства, советский  экран затопила
волна трофейных кинофильмов,  бурно  прокатившаяся просторами  одной  шестой
части суши и как-то незаметно сгинувшая.
     В ту самую пору девятилетнему Степке Кобзеву  и довелось увидать фильм,
поразивший  его  до  самых глубин  доверчивой  мальчишечьей  души.  Это были
"Приключения Робин Гуда".
     Много позднее, когда молодой гэбист  Кобзев уже не  верил в благородных
разбойников  и   прочих   дед-морозов,  он  пытался  правдами  и  неправдами
посмотреть старый  фильм еще  раз, но так  и не  получилось. По столицам  он
как-то не задерживался,  а в тех дырах, которые Кобзеву приходилось затыкать
своим  телом,  и обычного-то  кинозала  бывало  не сыскать,  а  уж  о  таких
диковинах, как  кинотеатр повторного показа, и вовсе не  слышали.  Зачем это
ему надо -- Кобзев внятно объяснить не сумел бы. Ему казалось, что он и  так
помнит каждый кадр, каждый прыжок и ужимку,  что различает сквозь годы  лязг
жестяных  шпаг  и  чувствует холод  фанерных  стен Ноттингемского замка.  Он
понимал, что  должен скорей  благодарить судьбу за то, что  она не позволила
ему испортить  впечатления  детства, что  фильм показался бы  ему устарелым,
нелепым, вздорным, идеологически невыдержанным. Но почему-то все равно  было
обидно.
     И  вот  с тех самых пор образ атамана защитников сирых и  угнетенных  в
воображении гэбиста неразрывно связывался со  смазливой  физиономией  Эррола
Флинна.
     Ну,  был,  конечно,  еще один  хрестоматийный  кинообраз, но до Степана
Разина почтенному коуну Дейнерику предстояло еще расти  и расти. В чем майор
и намеревался ему поспособствовать.
     Однако же предводитель "свободных охотников вольных гор", как витиевато
отрекомендовал  его Окан,  если  и походил  на кого-то  из  любимых  народом
актеров, то  скорее  уж  на Пуговкина.  А  вообще,  решил майор, старательно
изображая  радушную улыбку,  больше всего этот  тип  похож на выслужившегося
приказчика. Уже и выбился вверх,  распихав остальных, кого локтями, а кого и
ножиком под ребра, приоделся, навесил тугой  кошель на пояс, добавил в голос
степенности, а свиные глазки все так же беспокойно шныряют по углам.
     Обладатель свиных глазок улыбнулся в ответ и что-то коротко протрещал.
     --  Он говорит,  что очень рад познакомиться с...  э-э,  представителем
великой заморской державы,  -- перевел Окан.  -- Страшно  счастлив по  этому
поводу и так далее.
     --  Передайте  ему,  что  я  также очень  рад и  все, что по  протоколу
положено, -- не переставая улыбаться, прошипел Кобзев. -- И спросите заодно,
не желает ли он еды или питья?
     Услышав это предложение, атаман  осклабился  еще шире и выдал очередную
зубодробную фразу.
     -- Желает! -- перевел Окан. -- До него уже дошли слухи о восхитительном
желтом снадобье, которым так  щедро потчуют простой народ  добрые пришельцы.
Он также наслышан, что  у нас есть еще  более чудесные  сладости.  Короче, и
того, и другого, и можно без хлеба.
     -- Распорядитесь, -- кивнул майор.
     -- Слушаюсь!
     Кобзев задумчиво посмотрел вслед вышедшему спецназовцу. Не то чтобы его
до конца  устраивал этот  нарочито  флегматичный  парень  с холодными серыми
глазами прирожденного убийцы.  Майор  читал его личное  дело, но  так  и  не
уяснил, какого лешего затесался сюда этот сынок не  самых крупных, но все же
достаточно  высоких московских  шишек. Притом  что в группировку  специально
старались  подбирать  людей  с  минимумом  родных,  желательно  вообще   без
таковых...
     К   сожалению,   второй    из   оказавшихся   в   распоряжении   майора
свежеиспеченных  толмачей  был  слишком уж... простоват.  Парень от сохи мог
пригодиться   на   агитационном   выезде   Бубенчикова,   но   для   ведения
запланированных майором тайных переговоров он был явно не приспособлен. И уж
тем более не годился для этого Шойфет со своей неуместной инициативой.
     При воспоминании о неугомонном Леве майор поежился. Нет уж, лучше Окан.
Даже если он и  делает из всего происходящего какие-то  свои выводы -- пусть
делает. Далеко он их не унесет.
     Сам же майор обучаться местному языку  отказывался категорически, равно
как и отсоветовал -- самым скорбным тоном, на какой  только был способен, --
всему остальному руководящему составу группировки. Кто  знает, а не  взял ли
колдун,  вложивший  в головы  двоим  разведчикам  знание  местного  наречия,
чего-нибудь ВЗАМЕН?
     -- Готово, товарищ майор.
     Перед  собой Окан держал поднос, на котором были  живописно расставлены
две уже вскрытые  банки вареной  сгущенки, тарелка с  ломтями  белого хлеба,
намазанными  ею  же, тарелка  с грудой  разнообразных  конфет -- шоколадных,
карамелек, леденцов  и прочих  --  без  обертки,  и  три  стакана  с  чем-то
подозрительно оранжевым.
     -- Почему так  долго!  -- нарочито  возмущенно воскликнул  майор  и, не
меняя тона, добавил: -- Что в стаканах?
     -- Конфеты разворачивали, -- ответил  Алекс, ставя поднос на стол. -- А
в стаканах лимонад.
     Голос его был обманчиво почтителен, но Кобзев готов был поклясться, что
Окан  воспринимает  происходящее   не  то  как  игру  в  фанты,  не  то  как
соревнование по лицедейству. Несерьезно, в общем, воспринимает. Да и к нему,
майору Кобзеву, относится несерьезно.
     -- Тогда  переведите ему, -- приказал майор, -- что мы приветствуем его
от имени всего  Советского  Союза и  сожалеем, что  наша встреча началась  с
некоторого непонимания.
     * * *
     Коун Дейнерик ит-Кеулай так увлекся поглощением сладко пахнущей тягучей
коричневой массы,  которую глупые  демоны зачем-то  намазывали на  невкусный
хлеб, хотя ее и так можно есть, что  едва не  пропустил мимо ушей вкрадчивые
слова толмача:
     -- Верно,  ваши люди ушли в леса, спасаясь  от несправедливых порядков,
установленных в вашей прекрасной стране чародеями и владетелями?
     --  Точно! -- подтвердил  Дейнерик, облизывая  ложку.  --  Разве от них
дождешься справедливости?
     -- И,  конечно, вам не по  нраву порядки,  при которых человек остается
тем, кем родился, не в силах занять подобающее его способностям место?
     -- Вот-вот! -- Дейнерик  обрадованно  кивнул  сначала толмачу, а потом,
спохватившись, его хозяину.
     Главарь разбойников  понимал,  что  говорит на  своем  нелепом  наречии
главный демон, а  толмач  только  переводит. Но толмачу хотелось уважительно
кивать. У него были холодные, умные  глаза убийцы и тонкие руки  чародея или
письменника. А вот хозяину его кивать не хотелось. Хозяин был немного  похож
на самого коуна Дейнерика, только  весь какой-то рубленый,  угловатый и рожа
глупая. На месте толмача Дейнерик бы в два счета избавился от такого хозяина
и занял его место сам.
     Но кто бы из  них ни говорил умные слова, а только коун Дейнерик всегда
полагал нечто в этом роде, только не смог бы высказать так гладко и красиво.
     --  И  верно, почтенные коуне, -- заявил он, -- что там за порядки! Как
нет таланта, так ты уже и не человек! Всякий анойя и то на тебя сверху  вниз
плюет! Обдирают простого человека, как осинку!
     -- В нашей стране, -- лился медовый голос толмача, -- тоже было так. Но
мы сбросили  с  себя  ярмо хозяев, и теперь  в  нашем краю все люди равны, и
никто не может обидеть простого человека только потому, что стоит выше него.
     Дейнерик покивал.
     Был коун Дейнерик большой дурак. Если бы не природная глупость, едва ли
единственный сын и наследник гильдейского купца Кеулая  растерял бы все свое
достояние чуть не до последнего  медяка и подался бы  с горя, обидевшись  на
весь свет и родные  края в  особенности,  на Беззаконную  гряду, рассчитывая
найти там применение  собственным  талантам. Как и  все  дураки, о скудоумии
своем бывший купец не догадывался,  принимая  за большой ум злую хитрость, а
во всех свалившихся на него бедах винил устоявшиеся порядки, а в первый счет
проклятых анойя,  потому  что настоящих  чародеев винить было совестно -- те
хоть что-то делают полезное, а всякая там бесталань...
     На  Беззаконной гряде оказалось, что именно такая бесталань и  не может
найти  себе места  при  Серебряном законе.  Кто-то,  у кого  руки правильным
концом  вставлены,  пытался  завести какое-никакое  хозяйство,  если  уж под
владетельской  рукой  не получилось,  но большинство  беглецов испокон  веку
сбивались в шайки, чтоб грабить проезжих купцов. Важно было соблюдать тонкое
равновесие:  если брать слишком мало,  можно  и с  голоду  подохнуть, а если
докучать мимохожим слишком сильно,  пограничные  владетели теряли терпение и
брали одну-две шайки к ногтю в устрашение остальным.
     Коун Дейнерик не растерялся.  Невзирая  на  полное отсутствие волшебных
даров, он очень  быстро выбился в главари своей шайки, а позже присоединил к
ней еще две, наведя  страх на всех хуторян за эвейнским рубежом и став таким
образом едва ли не полноправным  владетелем южного  склона Беззаконной гряды
от самых  бхаалейновых границ до моря.  Были, конечно, и под его рукой  свои
бунтовщики, но долго  они почему-то не  жили. Дейнерик даже  подумывал  было
выкрасть сильно одаренную девку -- какого талану неважно --  и прижить с ней
ребятишек, чтобы  потом  обратиться в Андилайте с прошением предоставить его
наследникам  владетельное достоинство  (ведь,  как  известно,  хозяин  земли
обязан  быть наследным чародеем). Ничего, что ему владетелем  не  быть, зато
дети пусть титул получат!
     Неожиданное  появление  демонов  стоячих  камней  нарушило  эти  планы.
Особенно  когда их боевой отряд  шутя прошел сторожевые дозоры разбойников и
захватил  самого  коуна Дейнерика,  продемонстрировав  попутно  силу  своего
оружия. Просто чудо, что никто не  пострадал...  если не  считать помятых  в
давке.
     Но  при  всей  глупости  разбойничий  вожак,  как  никто  другой,  умел
обманывать и разоблачать обманы.  Поэтому он без труда  разобрался, как надо
понимать велеречивых пришельцев.
     --  И,  вероятно,  щедрые и  мудрые  ши  помогут  нам в  борьбе  против
угнетателей? -- поинтересовался он для пробы.
     -- Непременно,  -- ответил через  толмача хитрый  бес.  --  Такой умный
человек, как вы, коун Дейнерик...  -- Главарь разбойников надулся, как рыбий
пузырь,  от незаслуженной похвалы. -- Мы  не можем вмешиваться во внутренние
дела Эвейна... но  мы можем тайно  оказать помощь прогрессивным силам  вашей
страны.
     Что  под  "прогрессивными  силами"  имеется в  виду  Дейнерик  со своей
шайкой, разбойник и  сам понял. Мнение  его о  старшем демоне поднялось  еще
немного. Само собой,  что они не желают  подставлять под мечи  своих воинов,
когда можно сделать грязное дело чужими руками.
     -- А какую именно помощь? -- поинтересовался он.
     Сгущенка кончилась, поэтому коун Дейнерик переключился на конфеты.
     --  Прежде всего,  -- толмач  запнулся на  миг, -- громовым оружием. Им
может пользоваться любой, и каждому воину  оно придаст