л толком  ничего разглядеть. Просто была  черная
дыра под корневищем, и вдруг из  этой  дыры  на  свет  божий ринулось что-то
побольше  белки,  поменьше  барсука,  черно-рыже-серое,  с  длинным пушистым
хвостом, сигануло  на  грудь Фатееву, сбив его  при этом с ног, пробежало по
упавшему  и  исчезло  в  кустах.  Даже  дикий,  короткий  взвизг издал,  как
выяснилось, сам Фатеев.
     Группа дернулась  было в  стороны,  пытаясь  с ходу  наладить  круговую
оборону  --  десятки  тренировок  вбили эту привычку на уровень  безусловных
рефлексов,  но  почти  сразу же опомнились и сгрудились  вокруг упавшего, не
опуская, впрочем, нацеленных на лес автоматов.
     --  Сука! -- выдохнул  Фатеев, пытаясь встать, точнее, выплыть  из лужи
жидкой грязи,  в которую  свалил его  обезумевший  белкорундук. --  Да я эту
тварь...
     Он  попытался с  ходу  вытянуть  из  грязи  рюкзак,  но  тот,  судя  по
затрещавшим лямкам, засел хорошо.
     -- Да я его сейчас  в  клочья... -- Рука Фатеева  начала  опускаться  к
гранатному подсумку.
     -- Отставить! --  Старший  лейтенант  поспел  как  раз  вовремя,  чтобы
предотвратить грубейшее нарушение режима маскировки.
     -- Что произошло?
     -- Да тут, товарищ ста...
     -- Я своими глазами видел...
     -- Всем молчать! -- коротко бросил лейтенант. -- Фатеев, докладывайте.
     -- Какая-то су...  --  Фатеев  наконец  сумел  выбраться  из  лужи.  --
Простите, товарищ  старший  лейтенант,  какая-то вконец  охреневшая  местная
животная  выскочила  во-он  из  той  дыры, врезала  мне под дых, сбив  таким
образом с ног, и скрылась во-он в тех кустах.
     -- Преследование  организовать,  --  вставил  неугомонный Ползин,  -- к
сожалению, не удалось.
     -- Рядовой Ползин!
     -- Так точно, тов-стар-лей. Два наряда вне очереди.
     Старший лейтенант,  присев  на корточки,  внимательно изучил  указанную
дыру,  после  чего перевел взгляд на двухметровую фигуру  топтавшегося рядом
Фатеева.
     --  Значит,  говорите,  сбила  с  ног  неожиданным  ударом в  живот? --
вкрадчиво переспросил он.
     --  Так.  -- Фатеев шумно  сглотнул.  -- Точно. Я  ж  говорю --  вконец
охреневшая зверюга. То ли со страху ополоумела...
     -- Она того, -- шепнул Ползин, прикрывая рот ладонью, --  обкурилась  у
себя в дупле.
     --  Ага,  --  так  же  шепотом отозвался  один  из  разведчиков.  --  И
вообразила себя кабаном.
     -- Продолжать движение!
     Ровно через двести пятьдесят шагов сержант Беловский  услышал над собой
громкое хлопанье крыльев и поднял голову.
     Откуда-то  сверху  прямо  на него  падала,  растопырив крылья, огромная
черная тень.
     Будь сержант хотя  бы  охотником, он бы,  без сомнения, умел опознать в
птице обыкновенного крупного глухаря, но Беловский до призыва жил в городе и
птиц крупнее вороны видел исключительно по телевизору да -- два раза в жизни
-- в зоопарке. В любом случае на орнитологические искания времени у него уже
не оставалось.
     Птица   преодолела   уже  половину   расстояния,  отделявшего   ее   от
распахнутого  рта  сержанта,  когда  рядом  с  Васькой  Сошниковым  негромко
хлопнуло.
     Обернувшись,  Сошников сумел каким-то  невероятным  способом  увидеть и
запечатлеть в  памяти одновременно две картинки -- как  замерла  в  воздухе,
натолкнувшись  на нулю,  птица и как из черного отверстия глушителя струился
вверх тонкий синеватый дымок.
     А потом лесную тишину разорвал треск пулеметной очереди. Дмитрий "Джон"
Малов  стрелял,  стоя в  классической  стойке героев  вражеских боевиков  --
уперев приклад в бедро. Пэ-ка трясся, торопливо заглатывая ленту из короба и
плюясь гильзами на враждебный лес.
     Очередь  длилась,  казалось, бесконечно --  секунду, две,  три. Наконец
пулемет замолк.  В наступившей тишине  был  отчетливо слышен  стук  падающей
откуда-то с самой верхушки ветки. Она падала  невыносимо долго,  стукаясь по
дороге к земле обо все другие ветки, и с хрустом шлепнулась в двух метрах от
продолжавшего  стоять  с   задранной  головой  и  разинутым   ртом  сержанта
Беловского.
     Сержант  опустил  голову, сплюнул  окровавленное перо, медленно  поднял
руку, вытер рукавом лицо и с ненавистью посмотрел на Малова.
     -- Джон,  ты падла! -- с чувством сказал он. -- Вернемся  на базу -- ты
мне все это отстирывать будешь.
     -- Птичку, -- дурашливо всхлипнул Ползин, -- жалко.
     -- А жирный небось глухарюга был, -- предположил кто-то тоскливо.
     --  Ну...  -- медленно произнес старший лейтенант, глядя  на  последние
кружащиеся в воздухе перья. -- Теперь разве что на бульон.
     -- А ловко он его срезал, -- прошептал Сошников Алексу. -- Навскидку --
бах, и готово.
     -- Не  нравится мне  все это. --  Алекс присел, не глядя  потянулся  за
автоматной  гильзой. Черный цилиндр глушителя  при  этом  был  направлен  на
ближайшие кусты. -- Такое поведение, -- уголки его губ  слегка приподнялись,
-- не является типичным для подобных животных.
     -- А може, они тут все такы скаженны? -- предположил Кухарюк.
     -- Не думаю, --  качнул  головой Окан.  --  Тогда бы наша  база,  -- он
улыбнулся чуть шире, -- давно бы была погребена под грудой дымящегося мяса.
     -- Кончать разговорчики! -- подвел итог дискуссии старший лейтенант. --
И вперед! Дозоры -- смотреть по сторонам!
     Группа  двинулась  дальше.  Первые  сотни шагов разведчики настороженно
поводили стволами, ожидая появления очередного спятившего лесного обитателя.
Но все было тихо, и так минуту, вторую, и вроде бы...
     Что-то  звонко   хлопнуло  совсем  рядом   с   Сошниковым.  Падая,   он
почувствовал, как  что-то  остро хлестнуло его  по щеке,  а  по шее  потекла
какая-то теплая жидкость.
     -- Кровь! Б... я что, ранен?! Или убит?
     Не  помня себя  от злости, Васька  вскочил,  щелкнул предохранителем на
"непрерывный" и  опустошил  весь  рожок "калаша" в развесистый куст метрах в
двадцати от него.
     Остальные  разведчики тоже открыли огонь. Кто-то бросил  гранату, затем
еще одну.
     -- Прекратить огонь!
     Команда  была  весьма своевременна, учитывая, что некоторые  уже меняли
третий рожок.
     -- Прекратить!  -- снова рявкнул старший лейтенант  и, дождавшись, пока
стрельба наконец утихнет окончательно, громко осведомился:
     --  Хоть  один человек.  Видел. Четко. Куда стреляет?  Ответом ему было
пристыженное молчание.
     -- Вроде мелькнуло за тем деревом... -- неуверенно сказал кто-то.
     -- Так, -- веско проговорил лейтенант.
     -- Да  ведь,  товарищ старший  лейтенант...  -- начал было  Сошников  и
осекся, глядя на ладонь, которой он только что отчаянно пытался зажать рану.
Теплая липкая жидкость, якобы хлеставшая из него, была зеленой.
     --  Ботаников бы сюда, --  задумчиво процедил  Окан, глядя  на покрытое
крупными зелеными плодами дерево, стоящее аккурат рядом с тропинкой.
     -- А это что еще за хрень?
     -- У нас  дома, -- Алекс подобрал палку и осторожно ткнул концом в один
из  плодов,  --  ближайшим  аналогом  подобной  растительности является  так
называемый   "бешеный  огурец".  Тоже  имеет  привычку  плеваться  семенами.
Случается,  метров  на   десять  добивает.  А  тут,  как  видно,  три  плода
одновременно...
     -- Сдетонировали, -- хихикнул кто-то.
     -- Не исключено, -- пожал плечами Студент. -- Равно как не  исключено и
то, что оно, -- он указал на дерево, --  среагировало таким  образом на наше
присутствие.
     -- Оно, блин, что -- как растяжка?
     --  Может,  оно распространяет  семена таким  вот  способом, -- пояснил
Окан. -- Улавливает присутствие животного и выстреливает их вместе с липким,
-- он кивнул на отчаянно оттирающегося Сошникова, -- соком. Это еще что -- я
читал про растение, которое удобряет себя схожим методом.
     -- Это как?
     -- Подходишь к нему цветочек понюхать, а оно тебе -- бамм  -- тыквой по
башке! И все -- лежишь и удобряешь, -- усмехнулся Окан.
     Как он и ожидал, никто из разведчиков не был знаком с творчеством Лема,
и его сообщение было воспринято вполне серьезно.
     -- Черт, а оно мне щеку пропороло! -- заволновался  Сошников. -- Слышь,
Студент, а эта хрень не ядовитая, а?
     -- Вряд ли, -- пожал плечами Окан.  -- По идее вот это растение  должно
быть заинтересовано, чтобы  носитель семян оставался жив.  По крайней  мере,
какое-то время.
     -- Че значит "какое-то время"? А потом?
     --  А потом  свалишься  и  будешь...  удобрением,  -- не выдержал  Леха
Ползин. -- Тоже мне, раненый герой выискался.
     -- Тебя бы так...
     -- Вы что-то хотите предложить, сержант? -- спросил старший лейтенант.
     -- Вернуться.
     -- Чего?!
     -- Студент, ты че, серьезно?
     --  И  как же вы это себе представляете, Окан? --  осведомился  старший
лейтенант.  -- Вернуться  на  базу  и  доложить о  невыполнении  задания  по
причине...
     --  Необъяснимо  повышенной агрессивности  местной фауны,  --  закончил
Алекс. -- Нет, не  так  далеко.  Я  предлагаю тихо  вернуться  метров так на
пятьсот и попробовать пройти немного другим путем.
     Старший лейтенант задумался.
     -- Пожалуй, так и по... -- начал он, но в этот момент  справа донеслось
"кряк-кряк" и чуть погодя "кии-у".
     -- Местный, один, идет прямо сюда, --  перевел условные сигналы старший
лейтенант. -- Группе -- рассредоточиться!
     * * *
     Тауринкс ит-Эйтелин покачал головой.
     "Что за странный народ", -- мелькнуло у него в голове.
     Во всяком случае,  эти  ши  не  столь бессмысленно злобны,  как прежние
пришельцы.  Пожалуй,  он  мог  бы  сравнить  их  в  лучшую  сторону  даже  с
налетчиками-ырчи -- попадая  в эвейнские  земли,  те оказывались не  в силах
избежать искушения  сломать,  испохабить что-нибудь  на своем пути,  хотя бы
ободрать листья с ветки, сорвать  неспелый плод и бросить под ноги, растерев
башмаком...  Эти  дружинники (иначе друид не мог описать повстречавшихся ему
демонов) вели себя иначе. Воевода их пользовался, как видно, большой властью
и сдерживал своих  подчиненных, даже когда те были готовы выместить злобу на
окружающем лесе.
     После некоторого  раздумья друид  решил, что  это можно считать хорошей
новостью. Ши явились не  для того, чтобы сметать  все  на своем пути. Но что
тогда им нужно?
     Тауринкс собрался было и дальше последить за отрядом, но понял, что это
бессмысленно. И дальше насылать на воинов лесных зверей и птиц -- не нужно и
жестоко. Он уже видел, что делает их магия с живой плотью. Странно,  правда,
что они пользуются для ее вызова своими железками; но у дикарей бывают самые
невероятные  представления  о  чародействе.  Друид  самолично видел  орочьих
шаманов,  свято  убежденных,  что сила их  заключена в  оберегах  из  лисьих
шкурок.   Даже   из   цивилизованных   колдунов   кое-кто   пользуется   для
сосредоточения вспомогательными предметами.
     Возможно,  и даже вполне вероятно, что  силы пришельцев еще больше, чем
успел увидеть Тауринкс, и проверять их покуда рано. Конечно, следовать за ши
друид мог бы сколь угодно долго, оставаясь незамеченным, -- все же плохие из
демонов следопыты, сами идут, не таясь, а по сторонам не смотрят. Таким даже
простого  охотника  не  поймать в  лесу,  а  уж друида могут искать хоть  до
кукушкиных похорон. Но двигался отряд почти прямиком к деревне. Если так...
     Друид  задумался.  Едва ли  эти воины  идут  грабить  -- не бывают  так
послушны своим командирам  мародеры. Скорей всего, им нужен пленник. Хотя бы
один. Хороший провидец выдернет из человеческого рассудка знание  языка, как
хозяйка -- морковку из грядки.
     Возможно, окажись  на месте Тауринкса человек, более знакомый с военным
делом, он и решение принял бы иное. Друид же решил сдаться врагу.
     Причина для такого  поступка  у него  была весьма веская.  Кого  бы  ни
схватили ши в  деревне или  на подходах к ней,  это окажется коренной житель
земель Бхаалейна. Вместе с  языком  он поведает демонам немало интересного о
здешних  краях,  войске своего  владетеля,  его  сродственниках и  наймитах.
Тауринкс же ни о чем этом не имел понятия. В замке Бхаалейн он до сих пор не
побывал -- как раз в ту сторону лежал его  путь, когда  беседа  со старостой
приречной  деревни  направила  стопы  друида  к стоячим камням, -- и даже  о
родовом  даре тамошнего хозяина имел самое смутное  представление.  Кажется,
ат-Бхаалейны  были движителями, но каких  способностей -- Тауринкс не мог бы
сказать.  Что же до его дружины, никаких сведений о ней друид  не мог выдать
даже под  взглядом  провидца. А кроме  того  -- серебряная гильдейская бляха
накладывала  на друида  обязательства  не  только  перед  его  возлюбленными
лесами. Благо людской поросли также находилось в его ведении, и  он  не  мог
остаться  в  стороне, когда  угроза  нависала над  каким-то,  еще неведомым,
жителем поречья, не мог не занять его место.
     Друид перестал таиться и побрел по  лесу, стараясь создавать  как можно
больше шума и наступать на каждый хрусткий сучок.
     Надо отдать  должное  дозорным ши  --  идущего  по  лесу  человека  они
заметили  чуть быстрее, чем слепоглухой  крот. Столпившиеся у  подстегнутого
друидом брыскун-дерева пришельцы едва  успели растянуться в походную череду,
когда   по   лесу  разнеслось  радостное  немелодичное  кваканье  одного  из
разведчиков.
     Теперь главным  было -- не выдать себя. Не показать, что ты не в первый
раз видишь  этих людей,  что  знаешь, как должно  бояться  железок на грубых
ремнях.
     Когда  ши  окружили  Тауринкса, друид  ощутил нечто  похожее  на страх.
Просто потому, что их было много. Они были чужды, они болтали  на непонятном
языке,  словно  бы  созданном  для  презрения  и  вражды,  перемигивались  и
бесстыдно разглядывали друида, словно скомороха на ярмарке.  И от них  пахло
-- не только потом и прелой  тканью, не только металлом и почему-то земляным
маслом.  От  демонов  исходил  кисловатый  запах, которому Тауринкс  не  мог
подобрать определения. От этой слабой, острой вони  у друида  вставали дыбом
волоски на шее.
     Воевода  бросил что-то повелительное,  и  дружинники чуть расступились.
Тауринкс   ощутил  нечто  похожее   на   благодарность  к  этому   человеку,
рассматривавшему его так пристально.
     Потом воевода протянул  Тауринксу  руку -- правую, ладонью внутрь.  Что
может  означать этот жест,  друид не имел понятия, поэтому повел  себя  так,
как, по его понятиям,  должен был повести себя застигнутый врасплох  путник:
поднял руки перед  собой, ладонями  вперед,  показывая, что безоружен  и  не
желает зла. Воевода,  помедлив, повторил  его  жест.  За его  спиной один из
дружинников, беззвучно хихикнув, так же поднял руки и скорчил потешную рожу.
Товарищ дернул его за рукав, мотнув в сторону друида подбородком.
     Тауринкс обвел взглядом своих  пленителей. Какая,  однако, разномастная
компания подобралась. Обычно по лицу  собеседника можно сразу определить, из
какой тот части Эвейна. В больших  деревнях все друг другу какая ни на есть,
а родня, а коли в этой деревне близких нет, так найдутся в соседней -- во-он
там, за полугорком, тут как раз промежду заводка будет, там наши парни за их
девками поглядают... а их -- за нашими.  А уж владетельских приблудков среди
них  каждый четвертый -- кому же  из деревенских баб неохота родить чародея?
Диво ли,  что лица обитателей той или иной местности схожи? Даже волшебники,
хотя обязанности порой заводили их в  самые далекие концы земли, самим своим
обликом выдавали происхождение -- из  крестьян или владетелей, из купцов или
потомственных магов, с  севера или  юга, востока или запада. И всякий,  кому
приходилось  по воле службы встречать жителей разных мест, невольно научался
выделять взглядом эти особенные черты.
     Обступившие  друида  люди  (про  себя Тауринкс  как-то незаметно  начал
называть ши людьми) словно бы явились из разных  концов  огромной страны, не
уступавшей по размерам  всему  Эвейну  --  не  только Серебряной империи, но
континента от края до  края.  Слишком разными, несродственными были их лица.
Пожалуй,  иных  Тауринкс вовсе  отнес бы к другому народу, чем  широколицее,
курносое  большинство.  Но  все  они  явно  нанимались в  одну  дружину  или
принадлежали к  одной орде.  Совершенно одинаковые штаны  и рубахи, ремни  и
сапоги,  точно  владельцы  их  находили  некое  извращенное  удовлетворение,
уподобляясь муравьям.  Лишь  присмотревшись,  друид начал  выделять взглядом
мелочи, отличавшие облачение одного воина от другого.
     Оглядев Тауринкса с головы до ног -- друид при этом постарался скорчить
как можно более  безобидную рожу, -- воевода, как видно,  остался  увиденным
доволен. Он  приказал  что-то дружинникам и,  глядя друиду в  глаза,  резко,
повелительно махнул рукой назад, туда, откуда пришли демоны.
     Тауринкс с радостью двинулся  в указанном направлении. Так, правда, они
оставляли в  стороне стоячие камни. Но  главную  свою задачу  он исполнил --
деревня  осталась позади.  Теперь, даже если демоны убьют его и пожрут тело,
исполнительный  староста пошлет  гонцов владетелю  Бхаалейна, и случится это
очень скоро. В конце концов, что может произойти за неделю?
     * * *
     Лева Шойфет почесал нос, темя, локоть, ягодицу, извернувшись -- лопатку
и понял, что если так будет продолжаться, то  сдерет с себя кожу раньше, чем
переведет хоть  слово.  Поэтому  он  откинул  одеяло  и  встал. С чтением  в
постели, к которому он так пристрастился дома, придется повременить.
     Одно было хорошо -- ему выделили отдельную палатку. Конечно, стояла она
в ряду совершенно таких же палаток, где обитал  офицерский состав, а толстый
брезент  каким-то  волшебным  образом  пропускал не только запахи,  но также
комаров, мух и чей-то  оглушительный храп. Лева  и раньше знал про себя, что
он изнеженное, никчемное создание -- это  было мнение дедушки, ветерана двух
войн, -- но, проведя бессонную ночь, окончательно в этом уверился.  Или так,
или это  не военная база,  а концлагерь, и майор Кобзев вознамерился сделать
подотчетный ему личный состав совершенно юденфрай.
     Однако палатка, как ни крути, была отдельная. В ней  была  койка, стол,
на который можно было опереться локтем, стул, на который можно было сесть (и
еще один,  который Лева не то сломал  сам, не то  выявил  скрытый  дефект --
короче, на него сесть было нельзя), тумбочка, куда Левины пожитки можно было
поместить восемь  раз,  и лампа,  которая иногда  горела (а иногда  --  нет,
причем закономерности Лева пока не выяснил).  Еще была горстка книг, которые
Лева нашел сложенными аккуратной  стопочкой почему-то в ящике из-под гранат:
две полезные, три  --  нет, и  "Материалы XXIV съезда КПСС". Материалы  Лева
спрятал под  подушкой, решив,  что  оставлять  их  в  ящике  --  политически
незрело, потом устыдился  и перепрятал в тумбочку, а все остальное уложил на
стол.
     Первое утро в новом мире Лева Шойфет начал с того, что проспал побудку.
Поэтому  его  растолкали  в шесть  часов  утра довольно невежливо, приказали
одеться, выгнали из палатки, заставили минут пять выслушивать идиотский спор
о  том,  касается ли лейтенанта Шойфета  утреннее  построение,  потом явился
Кобзев, на всех, включая  безответного  Леву, наорал  и отправил переводчика
досыпать. Лева исполнительно доспал, в  результате чего опоздал на завтрак и
начал  трудовой  день холодными  макаронами.  Макароны  были  невкусные,  но
словоохотливый повар уверял Леву, что  так роскошно, как здесь, кормят разве
что кремлевских курсантов.
     После завтрака обнаружилось, что делать Леве нечего. До сих пор  миссия
помощи не сталкивалась с местным населением  и тем более не вела разговоров.
Все  данные,  какими  располагало  командование,  были получены  при  помощи
беспилотных самолетов-разведчиков с фотокамерами, облетавшими окрестности на
высоте двадцати километров. Потом фотографии  изучала  команда картографов с
лупами,  споря до хрипоты,  то  ли на  этом  холме  деревня