аже
стоявший  за  спиною учитель с трудом разбирал  слова.  -- Но я боялся,  что
такая победа обойдется нам... дороже.
     Он  отвернулся, и  Дартеникс понял, что взгляд его устремлен  через лес
туда, к отравленному, изрытому взрывами полю.
     * * *
     Майор КГБ Степан Киреевич Кобзев сидел в своей палатке, обхватив руками
голову, и тупо смотрел на лежащий перед ним табельный "Макаров".
     Отчаяние  его  было  еще  более  черным  и  беспросветным  оттого,  что
катастрофа  случилась  в  час  его,  как ему казалось, величайшего  триумфа.
Наголову  разгромить лучшие силы  местных, практически без потерь  со  своей
стороны... Тут  бы уж  и самому императору пришлось снизойти до  беспокойных
_ши_ -- Кобзев помнил,  как _помягчел_ владетель Бхаалейна, на  своей  шкуре
испытав  мощь Советской  армии.  А ведь  с дружиной Бхаалейна они разошлись,
считай,  на равных,  тогда  как  гвардейцев  смели,  стерли с  лица  земли и
вдолбили в нее на три метра вглубь.
     Ах,  какие  перспективы  разворачивались  перед  майором...  прямо  дух
захватывало.  И  все это оказалось  вмиг перечеркнуто  пустым небом в кольце
древних камней.
     Он считал,  что, выложив на стол козырного туза, может забирать выигрыш
-- но у местных за рукавом оказался джокер.
     Без портала, тоненькой ниточки, связывавшей их с  могучей державой, они
превращались просто  в... ничто.  Кончится топливо для танков и  вертолетов,
снаряды и патроны -- а колдовство местных останется при них, ведь ему  нужны
не технологические  цепочки, а всего  лишь  цепочки ДНК. И на  место каждого
убитого туземца встанут трое новых -- а заменить убитых _ши_ будет некому.
     Впрочем -- и Кобзев отдавал себе в этом отчет, -- дело могло обернуться
еще хуже. В танках  еще останется горючее  и  снаряды, но не найдется людей,
способных  повести  их в  бой. Прежде  солдаты  исчезали  по  одному. Сейчас
повальное дезертирство захватывало лагерь.
     Это выглядело  жутко -- вот сидят трое-четверо солдат,  переглядываются
и, точно по неслышному сигналу, встают, разворачиваются,  уходят. Бегут даже
офицеры. Бубенчиков  распорядился  было стрелять по дезертирам на поражение.
После этого начали уходить часовые.
     Больше  всего  гэбиста  пугало,  что беглецы  не  могли  даже объяснить
внятно, почему переходят на сторону противника.
     Полог  палатки  отлетел  в  сторону.  Кобзев  устало  поднял взгляд  на
посмевшего нарушить его мучительный покой -- и замер с открытым ртом.
     Этого человека не могло быть здесь! Не могло, потому что не могло  быть
никогда! И все же он стоял тут!
     --  Закрой  рот,  майор, -- насмешливо посоветовал генерал-майор ГШ ГРУ
Богданович, -- мухи залетят.
     --  А... --  Кобзев торопливо  водворил  отвисшую челюсть на  место. --
Но... как вы? Товарищ генерал-майор... портал ведь...
     --   Портал  блокирован   намертво,   --   согласился  Богданович.   --
Напряженность  поля,  как  выразился   ваш  Дробов,   выше,  чем  на  полюсе
антивероятности. Мне открыли пятисекундное окно, и это сожрало столько,  что
ваш  давешний  фокус  от  семнадцатого  марта  --  так,  детские  шалости  в
песочнице.
     -- Но... -- растерянно произнес Кобзев, -- зачем?
     -- Затем,  --  жестко произнес  Богданович,  --  чтобы передать  приказ
вышестоящего командования. _Мой_ приказ.  О прекращении операции  "Шеллак" и
эвакуации  группировки.  Точнее, --  криво  усмехнулся генерал-майор,  -- ее
остатков. Если я правильно интерпретировал ваши отчеты... _небоевые  потери_
у вас достигли весьма значительных величин, не так ли, майор?
     -- Да, но... -- Кобзев изо  всех  сил потер  виски.  -- Сколько  у  нас
времени?
     -- Сутки, -- проронил Богданович. -- _Там_ сейчас тянут прямую ветку от
Чернобыльской АЭС...  и еще  одну.  Ровно через двадцать четыре _наших_ часа
портал откроется -- и к этому моменту все должно быть готово.
     -- На сколько откроется? -- спросил Кобзев.
     -- А  х...  его  знает, --  равнодушно отозвался генерал-майор.  -- Как
повезет.  Или как ваши местные  друзья позволят. Вы еще  не  поняли,  Степан
Киреевич, что это они закрыли проход?  М-да, я был  о вас лучшего мнения. Ну
да ладно, об этом у нас еще  будет время  поговорить _там_,  за _вратами_, а
сейчас  не  до того. Дробов говорит, что установка ни хрена не рассчитана на
такую мощность. Работать будет, но даже  не на пределе, а за пределом, ну и,
соответственно, в  любой  момент накрыться может к чертям свинячьим. Поэтому
-- бросаем все! Технику, барахло... естественно, все, что может взрываться и
гореть,  должно будет взрываться и гореть, но главное  --  мы должны вывести
людей! Всех!
     --  Всех,  --  предательски  дрогнувшим  голосом сказал  Кобзев, --  не
получится, товарищ генерал-майор.
     --  Знаю,  --  понимающе  кивнул  Богданович.  --  Но... в  наших силах
постараться сделать так, чтобы таких было как можно меньше.
     -- Да, конечно, -- устало сказал Кобзев и  начал  было  вставать  из-за
стола, но на  полпути вдруг замер и хриплым от волнения голосом спросил:  --
Товарищ генерал-майор... все-таки... почему мы уходим?
     -- Вам непременно нужно _знать_ ответ? -- глядя куда-то сквозь Кобзева,
сказал Богданович. -- Ладно, ловите.
     --  Во-первых,  --  начал  он  скучающе-лекторским  тоном,  -- в  свете
проявившейся...   скажем,  нестабильности   канала   он  больше   не   может
рассматриваться как альтернативное средство... доставки. Проще говоря, мы не
можем базировать свою глобальную стратегию на проходе, который может в любой
момент прикрыться.
     -- Но, -- попытался было возразить Кобзев, -- американцы...
     -- А вот это, -- осклабился Богданович, -- причина номер два. Несколько
часов назад мы получили,  по своим каналам... рапорт  командира американской
группировки.  Точнее, его адъютанта,  потому  что  адмирал Дженнистон  погиб
вместе с большей частью своих  людей. Их просто  вышвырнули  пинком под зад,
словно нашкодивших котят, и пинок получился довольно болезненный.
     Кобзев медленно опустился обратно за стол.
     "Значит, принц не врал, --  промелькнула мыслишка. -- Не врал... а я не
поверил. Они могли  и  с нами  разобраться так  же, если бы не зарин... и их
идиотское чувство чести".
     -- Я думаю, мы попытаемся с ними договориться, -- продолжал Богданович.
-- С американцами,  конечно. Заключим что-нибудь вроде  негласного взаимного
моратория. По крайней мере, на _этот_ мир.  Он нас,  надо  признать, многому
научил. В _следующий_ раз мы будем осторожнее.
     Кобзев уже не  слышал его. Он  смотрел  на  стол, где лежал забытый  им
пистолет, а  видел  зеленое поле, где чернели  груды вывороченной  "Градами"
земли -- и нельзя было сорвать тугой резиновый мешок, стянувший голову.
     Зря-зря-зря --  колотили невидимые молоточки у  него в голове.  Все это
было напрасно.
     --  Ну, а в-третьих, --  завершил Богданович,  -- мы просто-напросто не
_потянем_  полномасштабной войны с местными. Мы не потянем ее ни технически,
ни политически. Поэтому у нас нет выбора.
     Выбор  есть всегда, подумал Кобзев и вдруг  вспомнил, что эти слова уже
говорил ему полковник Вяземский. Перед боем. _Тем_ боем.

     "А мы уходим, уходим, уходим..."
     -- Быстрее! -- надсаживаясь, орали сержанты. -- Быстрее, вашу мать!
     Сгрудившаяся  на  пятачке  рядом  с порталом толпа мало чем  напоминала
полноценное воинское подразделение. Подобие  строя -- и  оружие -- сохраняли
лишь пограничники в оцеплении да кучка офицеров чуть поодаль. Подавляющее же
большинство сдавленных толпой солдат напоминали  загнанных на  бойню овец, а
испуганные взгляды, которые они бросали на поднимавшийся со всех сторон дым,
еще больше усиливали это сходство.
     -- Разрешите доложить, --  подошел к  нервно курящему пятую  за полчаса
сигарету  Богдановичу черный от копоти  майор Кареев. -- Вернулось последнее
звено. Напалм израсходован весь, керосина осталось еще на два вылета.
     -- Не нужно, -- хрипло отозвался генерал-майор. -- Лес горит. Этого нам
хватит. Приготовьте машины к подрыву, и, как только  откроется портал -- все
к чертям.
     --  Слушаюсь, -- отозвался вертолетчик и, развернувшись,  зашагал прочь
походкой Буратино.
     Кобзев  огляделся.  Вокруг  старой  базы простирался уже не непролазный
лес. Голые, изъязвленные воронками холмы курились дымом, и черный клубящийся
столб поднимался из-за реки, где полыхал второй лагерь.
     --  Черт!  --  Богданович  затоптал сапогом  окурок  и,  вздернув руку,
посмотрел на часы. -- Что они тянут кота... за это самое... пора бы уже...
     --  Смотрите!  --  крикнул  кто-то.  -- Открывается!  Серое  небо между
менгирами потемнело -- и с треском разодралось, открыв проход.
     -- Ну! -- крикнул Богданович. -- Что стали? Вперед!
     -- Давай! -- подхватили опомнившиеся сержанты. -- Пошли-пошли, колонной
по пять! Быстрее!
     -- Последняя  перекличка, --  неожиданно  проговорил Кобзев, глядя, как
исчезают в проходе солдаты, --  выявила отсутствие примерно сорока процентов
личного состава. От числа прибывших.
     -- А вы чего ожидали? -- отозвался генерал-майор. -- Впрочем...
     Его слова перекрыли разнесшиеся над  лагерем громовые, незабвенные ноты
"Прощания славянки".
     -- Какая... -- начал было Кобзев и, обернувшись, осекся.
     Замполит  Бубенчиков  стоял рядом  с  обшарпанными  колонками, провожая
тянущуюся к стоячим камням змею-колонну идиотической улыбкой.
     "Вот кому  все  как с  гуся вода, -- озлобленно подумал Кобзев. -- Этот
выплывет. И меня, и всех тут переживет... сука".
     Богданович только покачал головой.
     Из-за соседней  сопки  взвились в  небо огненные стрелы и,  прочертив в
небе дымный след, упали вниз, заставив землю содрогнуться.
     -- Это еще что? -- грозно  осведомился командующий группировкой. -- Кто
приказал?
     -- Разрешите доложить? -- шагнул было вперед Вяземский.
     -- Это  я разрешил, -- прервал его Богданович. -- Я разрешил полковнику
расстрелять боекомплект "Градов"  в... подальше. Тут  и  так до  хрена будет
рваться.
     -- А... -- Командующий сник. -- Ну, тогда конечно.
     Земля снова содрогнулась, на этот раз совсем  близко. В огненном облаке
мелькнул корпус  вертолета, завис  на миг, словно не желая  прекращать  свой
последний полет, так рано возвращаться на презираемую им  землю, -- и рухнул
вниз.
     --  Пора,  -- сказал Богданович,  глядя, как  судорогами втягивается  в
портал хвост колонны. -- Пойдемте, товарищи офицеры.
     Кобзев  в  последний  раз  оглянулся  вокруг.   Огонь,  дым,  смерть  и
разрушение  -- все,  что они оставляют после  себя.  Да уж, надолго запомнят
местные этих ши...
     "Мы вторглись  в сказку, -- понял гэбист с пугающей ясностью прозрения.
--  Волшебную сказку, с  колдунами, красавицами, рыцарями и королями.  И все
ухитрились испохабить. А могло быть так прекрасно...".
     Он опустил голову и медленно побрел к кольцу стоячих камней.
     * * *
     Никогда  еще  на  памяти  Дартеникса  ит-Коннеракса   совет  Десяти  не
собирался  дважды  на протяжении одной луны.  Но горестные события этих дней
требовали понимания и обсуждения  в  кругу тех,  кому  суждено  было править
Эвейном Благословенным.
     Разумеется, во второй раз  никого не пришлось выдергивать из-под теплых
боков супруг и наложниц. Закатное солнце не заглядывало в выходящие на запад
узкие  окна, и янтарный чертог  совета озаряли неяркие светильники.  Огневик
Брейлах порой  снисходил до того,  чтобы подстегнуть их пламя, но стоило ему
отвлечься, как комнату заполняли текучие сумерки.
     И еще одно  изменилось  по сравнению  с  тем  памятным  утром. Рядом  с
императорским троном  было приставлено еще одно кресло, одиннадцатое. Ратвир
ит-Лорис принимал участие  в  совете как  равный, и  все понимали, что не за
горами тот день,  когда этот не по годам мудрый  юноша займет  место  своего
дяди.
     Но  пока еще старшим за столом  был  рахваарракс  Манар,  и первым  над
столом прозвучал его голос.
     -- Итак, -- невыразительно сказал император, -- ты позволил  восточному
племени ши  уйти с миром... несмотря на страшный разгром, учиненный ими моей
дружине.
     -- Я избрал им кару, сообразную преступлению, -- ответил Ратвир.  Глаза
его  блеснули. -- Не так  обидно  быть воеводой разбитого войска, как войска
разбежавшегося... а именно это и случилось.
     -- Ты не мог знать, -- вяло проронил рахваарракс.
     -- Я знал, -- возразил юноша. -- Если их  воины начали уходить до того,
как воздух благословенного Эвейна  вошел  в их  жилы, пробуждая спящие дары,
как пробудил он их в наших далеких предках... значит, так должно быть. Ни на
страхе,  ни на  вере не  может стоять истинная верность. Ее  корни укрепляет
единственно _понимание_.
     Все -- советники, старшины, владетели -- переглянулись при этих словах.
Дворцовые  провидцы  вложили  в  память каждому полученное  от  пленников  и
пepeбeжчикoв знание.
     -- Итак, ты принял решение, --  повторил рахваарракс. И взвалил  на нас
толпу растерянных, недобрых, не ведающих закона и обычая ши.
     --  Положим, толпа эта не столь велика,  как может показаться, -- легко
отбил атаку Ратвир. --  Среди  перешедших  к нам  немало чародеев -- за ними
пусть присмотрят гильдии, для того они и были основаны во время оно. -- Он с
полуулыбкой склонил голову  перед присутствующими старшинами. Те нахмурились
разом  -- мука  мученическая порой учить мастерству взрослого колдуна! -- но
возражать не стали. -- Что же  до остальных... во владении Бхаалейн достанет
пустующих земель. Не  думаю,  чтобы  многие;  из  демонов захотели  нарушить
Серебряный  закон.  Они  привыкли  жить  в  безумной  паутине  установлений,
сковывающих каждое движение, и  жестокость наших правил покажется им едва ли
не отеческой лаской.
     -- Я позволил уйти  безнадежным,  -- продолжал юноша с грустью. -- Тем,
кто  не желал  и не смог бы найти  себе  места в Эвейне. И  еще --  желавшим
сохранить верность тем, кто ее не заслуживает.
     -- Западное же племя ты сокрушил силой, -- промолвил Брейлах и  вскинул
ладонь,  предупреждая  возражения.   --  Ты,  мальчик,   ты,  и  не  вздумай
почтительно кивать  на  гильдии!  Все здесь знают, чья воля  направляла наши
решения.
     "Один я не знал, -- подумал Дартеникс печально. -- Мальчик вырос... а я
и не заметил этого. Птенец покинул  гнездо, и  мне остаются  только  обломки
сухой скорлупы".
     -- Почему такая разница? -- Чародей ткнул в сторону Ратвира веснушчатым
пальцем.
     -- Ты сам знаешь ответ, старшина, -- ответил  юноша, не отводя глаз. --
Одно дело --  убеждать заблуждающихся,  и другое -- вести  речи с теми, кто,
подобно диким  ырчам, почитает всех чужеплеменников законной добычей. Сердце
мое  скорбит уже  о  том, что пришлось дозволить  горстке демонов уйти... но
если бы не осталось никого, кто донес бы  весть о разгроме до их владык, без
сомнения, те снова и  снова  пытались бы  прорваться в благословенные земли,
убеждая себя и  подвластных им,  что виной тому несчастье или диева воля, но
никогда -- собственная их гордыня и злоба.
     Только теперь Ратвир опустил голову, словно длинная тирада утомила его.
     -- Что станем мы делать с пленниками,  что  устроили сражение у Межевой
скалы?  -- резко  поинтересовался воевода Сейбакс, занявший за  столом место
погибшего Неаракса.
     . -- Я уже  озаботился этим вопросом,  -- проговорил Дартеникс, радуясь
возможности показать,  что старый конь  не  портит  пресловутой  борозды. --
Восточные  ши почти все возжелали уйти  под руку рахваарракса... и  провидцы
подтвердили их искренность. -- "Оно и неудивительно, -- мелькнуло в голове у
советника, -- учитывая, что ждало их по возвращении". -- Трое  отказались, и
будут проведены  воротами стоячих камней, как только на это  найдется время.
Что же до западных, по справедливости следовало бы казнить их, но в Эвейне и
так уже пролилось достаточно крови. Их выставят в родной мир.
     Сидевшие за столом Совета закивали вразнобой.
     Хотел было что-то высказать старшина  Ольвераникс,  но Ратвир порывисто
вскочил и едва не хлопнул ладонью по столу.
     -- Не  о  том мы  говорим, коуне!  -- вскричал он,  и даже  светильники
словно разгорелись от его слов. -- Не о том! Не судьбу заблудных ши пристало
обсуждать нам. Наша судьба висит на волоске, наша!!
     В чертоге совета воцарилась тишина.
     --  Вдумайтесь,  молю  вас!  --  продолжал Ратвир. --  За тысячи лет --
впервые  явились  к  нам  ши,  способные отверзать  врата между  мирами,  не
дожидаясь звездных  приливов, не прибегая  к  могучей волшбе или стражескому
дару!  Впервые показали нам силу, доступную  любому, хоть наибесталаннейшему
землепашцу!  Покуда мощи  наших чар достало,  чтобы  устоять благословенному
Эвейну, -- и много же добрых  чародеев полегло при этом, тому свидетель коун
Брейлах. Нельзя  недооценивать  их! Безволшебные, они сумели смирить могучие
силы. Что  будет  дальше?  Если  демоны во злобе своей вновь придут к нам  с
мечом --  сумеем ли мы переломить этот меч,  превозмочь  муравейные орды?  А
если, образумясь, придут к нам  с миром -- не  заплатим  ли мы за такой  мир
своим Серебряным законом?
     Он помолчал минуту, переводя дух, и никто не осмелился его перебить.
     -- Закон правит  нами, -- проговорил он почти шепотом. -- Только  закон
отличает  нас от варварских княжеств, от  диких племен ырчи.  Закон, который
стоит не  на вере, а на знании, на памяти  поколений,  наблюдавших, как  все
следовавшие  иному  пути  скатывались  в  невежество,  в усобицы, в низость,
покуда не остался наконец единственно великий, благословенный Эвейн. Сколько
царств пало, чтобы мы  смогли усвоить наконец этот урок! Но знание тяжело  и
мучительно, а цветы веры так прекрасны, так томительно сладок их запах. Вера
заразительна. Не  получится  ли так,  что моровое  поветрие  демонской  веры
пройдет по Эвейну  и лишь горстка  самых стойких останется следовать закону?
Что  мирные жители нашего  края,  презрев  тяжелый  путь  труда, соблазнятся
посулами всеобщего могущества, забывая -- всякая сила требует платы?
     С каждым его словом в  зале Совета  словно сгущалась тьма, накатывавшая
из неопределенного, тревожного будущего.
     --  По  твоим  словам, племянник,  выходит, что и  война, и  мир  равно
губительны для нас, -- промолвил император. -- Мы могли  бы запечатать врата
стоячих камней... поставить у них стражей до  той поры, пока  демоны в злобе
своей не вцепятся друг другу в глотки и  не  сгинут во тьме времен... но это
решение попахивает трусостью. --  Он обвел взглядом членов Совета. Возразить
не осмелился никто, даже деньголюбивый коун Ториш. -- Что предложишь ты?
     -- Все, о чем я твердил, имеет силу в одном только случае, -- отозвался
Ратвир. -- Если ши вновь явятся на нашу землю.
     -- Так ты предлагаешь, как я и сказал...
     --  Стоять на страже у ворот? Нет! Мы должны проникнуть на ту сторону и
сорвать планы демонов... буде такие появятся.
     Советники как один ошеломленно уставились на Ратвира -- даже Дартеникс.
     --  Мы  должны  постичь их силу  и поставить ее на  службу  Эвейну,  --
вдохновенно  продолжал  юноша. --  И  поторопиться,  ибо миру  этих  демонов
суждена гибель.
     -- Наши чародеи  бессильны будут  по  ту  сторону  стоячих  камней,  --
предрек Ольвераникс. -- Летописи...
     -- Я тоже учил  историю, старшина, -- резковато ответил Ратвир. -- И  я
видел оставшихся демонов.  Среди  них мало чародеев,  куда меньше, чем можно
было ожидать... да  и  те не слишком сильны. Мы пестовали  и берегли родовые
дары на протяжении трех  тысяч  лет  --  в  краю ши  слабый  талан  проходил
незамеченным. Полагаю, наши самые  могучие чародеи смогут кудесить там, хотя
и с трудом.
     Мерист ат-Тогрин недоверчиво покачал головой.
     -- Я сказал "полагаю"? -- сам себя переспросил юноша. -- Нет -- знаю. Я
прошел воротами близ столицы... и вернулся.
     -- Как