ец  Эмрах,
потомок кочевников-хургов, и его талию крепко обнимал неудачливый Тусклый,
Маскин Тринадцатый, Пояс Пустыни.
     Я лишь успел заметить, что Кунды  Вонг  с  ними  нет  и  что  правая,
раненная еще в Мэйлане рука Эмраха болтается в такт  скачке.  За  кем  они
гнались - этого я тогда еще не знал, но, повинуясь неясному порыву, описал
короткую дугу и плашмя ожег ударом круп Демона  У,  донельзя  возмущенного
таким обращением.
     И тогда я понял, какого коня подарила нам Юнъэр  Мэйланьская.  Увидев
впереди себя буланую кобылу, Демон У забыл обо всем - о  сражении,  обиде,
усталости - и ринулся в погоню с громовым ржанием. Я молил Небесные Молоты
только о том, чтобы железные пальцы аль-Мутанабби не выпустили мою рукоять
(Обломка Чэн все-таки успел сунуть за пояс, и сейчас Дзю стучал о панцирь,
проклиная все на свете), а пространство вокруг нас билось в падучей,  пока
вороной Демон несся по иссохшей  земле  со  всех  своих  четырех,  восьми,
шестнадцати или сколько там у него было ног.
     Пыль налипла на мой влажный клинок, и когда мы поравнялись  с  Поясом
Пустыни, то я с трудом разобрал, что он хочет сказать мне.
     - Вон! - звенел Маскин. - Вон они!.. вон-н-н...
     Некоторое время мы шли вровень,  и  казалось,  что  Демон  и  буланая
Эмраха вообще стоят на месте, а две косматые низкорослые  лошадки  впереди
нас, упираясь и толкая землю копытами, подтягиваются к  нам  на  невидимом
канате, и их седоки-шулмусы все чаще оборачивают назад блестящие от пота и
напряжения лица.
     В последнюю секунду, когда до беглецов  было  клинком  подать,  Эмрах
бросил поводья, вскочил обеими ногами на спину своей буланой и, так  и  не
расстегнув Пояса Пустыни, обрушился всем  весом  на  ближайшего  всадника,
злобно топорщившего рыжие жесткие усы.
     Их тела, падая наземь, тесно переплелись, второй шулмус резко  осадил
коня, разрывая ему рот - и на несчастное животное налетел наш  Демон,  тут
же  вцепившись  зубами  ему  в  холку,  а  я  навершием   рукояти   ударил
откинувшегося шулмуса в лицо, так и не  дав  ему  обнажить  кривую  легкую
саблю с клювастой рукоятью.
     Шулмус  вылетел  из  седла,  и  Чэн  немедленно  спрыгнул  на  землю,
предоставляя  Демону  У  самому  разбираться  со  своим   истошно   ржущим
противником. Уж кому-кому, а Демону помощи явно не требовалось.
     Впрочем, любая помощь сейчас была бы излишней.  Выбитый  мною  шулмус
лежал неподвижно - кажется, он сломал  себе  шею  -  всем  телом  придавив
зарывшуюся в песок саблю; подопечный Эмраха был жив, но оглушен  падением,
и ит-Башшар уже умудрился, пользуясь лишь здоровой левой рукой  и  зубами,
связать ему запястья  отобранной  у  шулмуса  веревкой  с  петлей,  словно
предназначенной для подобных целей.
     Перед тем, как вытереться об одежду мертвого шулмуса, я  обернулся  и
посмотрел назад.
     Пыль над местом сражения уже начинала оседать.
     Демон У  наконец  позволил  питомцу  шулмусских  степей  вырваться  и
убежать, потом игривым шагом подошел к кобыле Эмраха и ткнулся мордой ей в
плечо.
     Кобыла не возражала.


     ...Возвращались шагом, не торопясь. Демон  У  недовольно  всхрапывал,
злясь на необходимость  везти  изловленного  шулмуса,  перекинутого  через
седло; я слегка постукивал ножнами о бедро Чэна и размышлял о неизбежном.
     Что делать с пленными Дикими Лезвиями?
     Что делать с пленными шулмусами?
     Что делать с погибшими - своими, чужими, Блистающими и пришлыми?
     Что вообще делать дальше?
     Что делать с Чин?!.
     Последняя мысль принадлежала Чэну и тяготила она его, похоже,  больше
всех остальных, вместе взятых. Я внутренне усмехнулся. Ну что ж,  раз  нас
двое - значит, и забот вдвое...
     "Увы, нас теперь не двое, - невесело подумал Чэн. - Нас теперь ого-го
сколько!.. и забот - соответственно..."
     Позади, под надежным присмотром Пояса Пустыни  и  Эмраха  ит-Башшара,
ехали захваченные сабли и кривой нож  рыжеусого.  По  мере  приближения  к
памятному  валуну  они  все  чаще  делали  вид,  что  никем  и  ничем   не
интересуются, но сами исподтишка и не без некоторого содрогания оглядывали
поле боя.
     У камня понуро сидело десятка полтора связанных шулмусов,  выпадах  в
семи-восьми от них  тускло  поблескивала  груда  плененных  Диких  Лезвий;
кому-то еще скручивали руки - устало, но деловито, - кому-то  обрабатывали
раны; чуть поодаль бродила  троица  наших  батинитов,  подбирая  уцелевшие
клинки.
     Мы  сгрузили  пленников,  присоединив  их  к  остальным  (подобных  с
подобными), и, забыв на  время  о  Шулме,  принялись  оценивать  потери  и
считать уцелевших.
     Своих.
     Да,  Блистающим  повезло   куда   больше,   чем   Придаткам.   Погиб,
переломившись  у  самой  рукояти,  самый  младший  из  Метательных   ножей
Бао-Гунь, да  еще  Тусклая  сабля  Талвар,  чьим  Придатком  был  один  из
батинитов, не выдержала прямого  столкновения  с  каким-то  из  шулмусских
топоров. Остальные были более-менее целы, царапины  и  зазубрины  -  не  в
счет.
     Из людей же ранеными оказались практически все.  А  пятеро  батинитов
познали в этой битве истину Батин раз и навсегда.
     Прошлые боги наверняка остались довольны.
     Впрочем, многое из этого выяснилось уже потом, поскольку не успели мы
с Чэном как следует оглядеться, как  нас  подхватил  ураган  -  неистовый,
лохматый, весело гогочущий и сверкающий молнией двуручного эспадона.
     - Здорово, Однорогий! - радостно свистел огненный меч Гвениль.  -  Ах
ты тоненький мой, ах ты легонький мой... Ну  и  скор  же  ты  -  мы  прямо
замаялись тебя искать да догонять!.. Ну иди, иди  сюда,  я  об  тебя  хоть
звякну как следует!
     - Гвен! Клянусь священным водоемом, ты еще длиннее стал!..
     Я  вылетел  навстречу  Гвенилю,  чуть  ли  не  обвившись  вокруг  его
массивного  клинка,  и  вдруг  удрученно  понял,  что  обмен  любезностями
придется отложить.
     На неопределенное время.
     Потому что к нам уверенно направлялись  Волчья  Метла  и  благородная
госпожа Ак-Нинчи из пылкого рода Чибетей - обе всклокоченные, обе гневные,
обе преисполненные  негодования  -  и  Гвениль  с  Фальгримом  Беловолосым
благоразумно отошли в сторонку.
     Чэн судорожно вцепился в мою рукоять, ища поддержки,  а  я  с  тоской
подумал о тех золотых временах, когда мне не приходилось выслушивать ссоры
Придатков.
     - Так  вот,  значит,  зачем  ты  удрал  из  Кабира!  -  задыхаясь  от
возмущения, кричала Чин,  наступая  на  растерявшегося  Чэна.  -  Жениться
надумал, герой? Правителем решил стать?! Жеребец мэйланьский! Дикий  осел!
Меня, значит, побоку - и к  новой  дуре  под  крылышко?!  Ассасинов  в  ее
постели искать! Ловить их за что ни попадя! Да лучше бы тот  выродок,  тот
убийца приблудный, тебе на турнире не руку, а  голову  отрубил!  И  заодно
того Единорога, что у тебя, подлеца, под шароварами!..
     Я обиделся, но промолчал.
     Выродок и приблудный убийца  Асахиро  Ли  бочком-бочком  отступал  за
валун, а Но-дачи безуспешно прятался за его спину и изо всех сил  старался
не привлекать внимания Волчьей Метлы.
     - А на этот раз куда изволили направиться, Высший Чэн?! -  продолжала
меж  тем  Ак-Нинчи,  нимало  не  успокоившаяся.  -   Надоели   мэйланьские
красавицы? В Шулме поискать захотел - или как там  эта  дыра  называется?!
Так я тебе поищу, подлый обманщик, я тебе побегаю - ты от меня и в Нюринге
не спрячешься!..
     - С тобой - хоть в Нюрингу! -  попробовал  было  отшутиться  взмокший
Чэн, но тут Волчья Метла решила принять участие  в  разговоре  и  прыгнула
вперед.
     Я опоздал,  отвлекшись  на  крики  Чин  -  зато  недремлющий  Обломок
выскочил из-за пояса и с недоуменным лязгом: "Сам не пойму, и чего  это  я
лезу в семейные сцены?!" - отбил первый выпад в сторону.
     Пытаясь не дать ссоре разгореться еще  больше  -  зная  Дзю,  от  его
вмешательства не стоило ждать иного - я скользнул к вертящейся  Метле;  мы
впервые за столь долгое время коснулись друг друга - и выяснили,  что  это
прикосновение приятно нам обоим. И мы мгновенно забыли  о  раздорах  наших
Придатков, о минувшем побоище, обо всем на  свете;  мы  полностью  ушли  в
Беседу, как не раз бывало раньше, в Кабире, в тихом мирном Кабире,  где  я
не знал, что Придатки - это люди, что Блистающие - это оружие,  а  у  Чэна
были на месте обе руки, и тень Шулмы не делала день -  темным,  а  ночь  -
опасной, и будущее было  ясным  и  прямым,  как  мой  собственный  клинок,
играющий солнечными бликами...
     Я Беседовал с Волчьей Метлой и думал о том,  что  все  будет  хорошо.
Даже если все плохо - все  обязательно  будет  хорошо.  А  иначе  надо  до
половины уйти в землю и попросить Чэна посильнее пнуть ногой рукоять.
     А ведь не пнет - сколько ни проси... вот поэтому все непременно будет
хорошо.
     ...Я в очередной раз легким движением  прошелся  между  полированными
зубцами Волчьей Метлы - и мы застыли, не шевелясь.
     Не сразу я понял, что Чэн и Чин тоже стоят, обнявшись, и целуются.
     Похоже, им тоже было неплохо...


     - И жили они долго и счастливо, и родилась у них Волкорогая  Метелка,
- проворчал Дзюттэ из-за плеча Чин, поскольку Чэн продолжал сжимать его  в
левой руке.
     Мы  нехотя  расплели  объятья  и,  словно  очнувшись,  огляделись  по
сторонам.  Оказывается,  за  это  время  многое  успело  произойти.   Двое
батинитов  и  Эмрах  под  началом  держащегося  за  бок  и  охающего  Коса
перегоняли лошадей с поклажей за холм - устраивать лагерь  у  валуна,  где
воздух  до  сих  пор  пах  кровью,  было  бы  верхом  глупости.  Семейство
Метательных  ножей  вновь  радовалось  жизни,  хотя  радость  эта  изрядно
отдавала горем потерь: во вьюке какого-то шулмуса обнаружились захваченные
в плен Блистающие, и среди них - два ножа Бао-Гунь, извлеченные  шулмусами
из тел воинов, убитых Ниру еще в скалах близ деревни Сунь-Цзя.
     Фариза что-то усердно  объясняла  пленным  ориджитам,  во  все  глаза
глядевшим на нас с Метлой и на Чэна с  Чин;  Диких  Лезвий  в  груде  явно
прибавилось, как, впрочем, и шулмусов у валуна - тех уже  оказалось  более
трех десятков, причем половина была серьезно ранена. Матушка Ци и  Диомед,
которому Чэн был обязан "Джиром о...",  закончили  хлопотать  подле  наших
раненых и теперь оказывали посильную помощь пленникам; Асахиро и почему-то
Коблан занимались несколькими хромающими лошадьми.
     Я подумал, что пора брать руководство на себя -  то  бишь  не  мешать
всем делать то, что они считают нужным - а Чэн отметил, что Фариза слишком
уж долго беседует с ориджитами, бледными и сильно испуганными.
     - Что ты им объясняешь? - поинтересовался Чэн-Я у Фаризы.
     После удара булавой -  к  счастью,  пришедшемуся  вскользь  и  только
оглушившему Фаризу - та плохо слышала и вопрос пришлось повторить.
     - Да вот, спрашивают, что  это  между  вами  сейчас  вышло,  -  хитро
усмехнулась Фариза.  -  Пришлось  объяснить...  а  то  они  решили,  морды
немытые, что вы добычу не поделили или там рабов...
     - И что ты им сказала, гроза степей?
     - Сказала, что свадьба у  вас  скоро...  вот,  мол,  и  привыкаете  к
семейной жизни. Кажется, на них это произвело большое впечатление...
     "Ну да, они же не знают, что такое Беседа! Для них  это  -  бой,  бой
насмерть..."
     - Впечатление - это хорошо, - задумчиво проговорил  Дзюттэ,  выслушав
содержание разговора в моем изложении.  -  Впечатление  надо  создавать  и
всячески поддерживать... первейшая заповедь любого шута.
     И он многозначительно умолк.
     Вот тут-то до Меня-Чэна  дошло,  что  на  самом  деле  хотел  сказать
Обломок.
     И мы сделали все необходимое, чтобы это дошло и до всех остальных.  А
они, эти остальные, оказались на редкость понятливыми -  хоть  Блистающие,
хоть люди - и немедленно принялись за дело.
     Для начала мы перебрались за холм сами  -  кстати,  там  обнаружилась
рощица чахлых и горбатых деревьев, что было и впрямь кстати - и  перегнали
туда же шулмусов, перевезя тяжелораненых  и  Дикие  Лезвия  на  полотнищах
шатров, растянутых между безотказными лошадками. А дальше  мы  взялись  за
дело. Мы ставили шатры, перевязывали раны, готовили еду...
     Но как!
     Я-Чэн видел - как, потому что  сам  непосредственно  в  представлении
участия не принимал, расположившись на пригорке и со стороны  наблюдая  за
происходящим.
     ...за тем, как Матушка Ци и  Чин  старательно  перевязывают  шулмусов
заново, а могучий Гвениль в руках Фальгрима с устрашающим свистом отсекает
лишние полосы ткани перед самым носом белых, как  молоко,  ориджитов  -  и
Фальгрим с каждым ударом  корчит  такие  рожи,  будто  и  впрямь  собрался
поотрубать несчастным головы, а заодно и все не полюбившиеся ему части  их
тел.
     ...за тем, как Волчья Метла вместе  с  освободившейся  Чин  увлеченно
подхватывают на зубцы веревки для  шатров,  спутавшиеся  в  один  узел,  и
изящным броском переправляют Косу, чей Сай со всех трех рогов  распутывает
это безобразие, визжа от усердия.
     ...за тем, как Бронзовый Жнец играючи полосует подвешенные перед  ним
ленты сушеного мяса, и те  совершенно  одинаковыми  ломтиками  сыплются  в
подставленный казан.
     И Блистающие, и Придатки постепенно входили во вкус. Словно из ничего
на ровном месте менее чем за час встал лагерь,  выросли  шатры,  в  котлах
закипела "шурпа по фамильному рецепту семьи Анкоров Вэйских", и кто-то уже
успел  соорудить  примитивную  коновязь,  в  которую  тут  же  со  свистом
вонзились на равных расстояниях друг от друга все девять ножей Бао-Гунь  -
Ниру метала их лежа, будучи раненной в обе ноги, но ножи легли точно туда,
куда и должны были лечь.
     Эмрах здоровой рукой,  незаметно  шипя  от  боли,  набросил  на  ножи
свернутую в кольца упряжь и поводья нескольких лошадей.
     - Дожили! - проворчал крайний слева нож. - Чтоб на меня  -  и  этакую
пакость вешали...
     - Терпи! - наставительно оборвал его другой нож,  видимо,  старший  в
семействе. - Раз  Высший  Дан  Гьен  приказал  -  значит,  он  знает,  что
делает...
     Я очень надеялся, что так оно и есть, но до конца в  этом  уверен  не
был.
     Время от времени возникали споры и ссоры. Возникали они  одинаково  и
заканчивались одним и тем же. К примеру, Шипастому Молчуну почудилось, что
Но-дачи не совсем  идеально  срезал  верхушку  стойки,  о  чем  Гердан  со
свойственной ему тяжеловесной прямотой так и заявил. Но-дачи, естественно,
оскорбился, в долгу не остался, и некоторое время оба грозно звенели  друг
о друга, высекая искры - а потом, как ни в чем не  бывало,  расхохотались,
улеглись на плечи Коблана и Асахиро, и отправились, мирно разговаривая,  к
груде припасов, которую предстояло разобрать.
     Тусклые с батинитами подняли  на  ноги  дюжину  шулмусов  покрепче  и
отправились с ними к месту сражения. Вернувшись часа  через  полтора,  они
рассказали,  что  заставили  шулмусов  копать  могилу  обломками   их   же
собственного оружия - дескать, пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов.
Я на миг представил Чэна, роющего могилу трупом  меня,  и  содрогнулся  от
изощренной фантазии поклонников Сокровенной Тайны.
     Неподалеку была вырыта еще одна могила -  для  погибших  батинитов  и
Тусклой сабли Талвар, захороненных вместе. Я немного обиделся, что нас  не
позвали проститься, но решил не вмешиваться в таинства  и  ритуалы  истины
Батин.
     Впрочем, хоронить убитых - наших и ориджитов - пришлось  бы  так  или
иначе, и уж лучше так, чем иначе. Тем более что  Дикие  Лезвия  не  видели
скорбной  участи  своих  погибших  собратьев,  а  шулмусы-люди   расценили
возможность  захоронить  покойных  соплеменников,  как  честь,   оказанную
победителями побежденным, о чем и не замедлили по  возвращению  рассказать
детям Ориджа, остававшимся в лагере.
     Все это  рассказала  Чэну-Мне  полуоглохшая,  но  вездесущая  Фариза,
отыскавшая  наконец  свою  драгоценную  Кунду  -  ту  Эмрах  в  конце  боя
просто-напросто вышвырнул за пределы свалки, чем и спас от  глупой  смерти
под копытами и ногами.
     А Заррахид подтвердил, что Дикие Лезвия внимательно следят  за  нашим
поведением и и все время возбужденно переговариваются между собой.  О  чем
они говорили - этого Заррахид не знал, но это и не было важно.  Главное  -
они разговаривали. Значит,  они  способны  Беседовать.  Значит,  рано  или
поздно...
     Во всяком случае, мне хотелось так думать.
     - Отдых, - сам себе сказал Чэн-Я, и Кос,  сунув  Заррахида  в  ножны,
помчался с пригорка сообщать всем: хватит! Отдыхаем!..
     Это было мое первое распоряжение.


     ...Диомед неторопливо кормил костер с руки, лежащий у него на коленях
Махайра нежился в ласковых отсветах и громко рассказывал о  том,  как  он,
Волчья Метла, Шипастый Молчун и эспадон Гвениль были  тенью  ускользающего
Мэйланьского Единорога.
     Оказывается,   мои   друзья-преследователи   задержались   у   Шешеза
Абу-Салима и покинули Кабир  почти  на  день  позже  нас.  По  дороге  они
останавливались  в  тех  же  караван-сараях,  знакомились  со  слухами   и
сплетнями, и двигались дальше, не нагоняя нас, но и не слишком отставая.
     Ничего особенного в пути с ними не происходило  (как,  впрочем,  и  с
нами, если не считать возникшего между нами общения) и опять же через день
после нас вся эта погоня благополучно прибыла в Мэйлань.
     Где  и  приглядывали  за  нами  в  меру  возможностей,  стараясь   не
появляться на виду...
     - Да уж, приглядели, спасибо за заботу,  -  не  вытерпел  Обломок.  -
Грозный Бхимабхата Швета, что огнем в ночи пылает, съел Семи Небес  ворота
и "драконовкой" закушал... Благодетели!
     Гердан и Гвениль недоуменно переглянулись. Ну да, конечно -  ведь  ни
они, ни Волчья Метла, ни даже Махайра о "Джире о Чэне и так далее"  ничего
не знают! Это ведь чисто  человеческая  выдумка  -  Диомед  наболтал  кучу
глупостей сказителю, старый дурак насочинял с три короба,  Чэн  слушал,  я
узнал от Чэна, Обломок и прочие - от меня...
     Этого мне только сейчас не хватало!  Снова  начинать  объяснять,  что
Придатки - не Придатки,  Блистающие  -  не  Блистающие,  и  что  вот  рука
аль-Мутанабби, вот Чэн, а вот я... а потом вот Чэн-Я или Я-Чэн...
     Небось, всю историю эмирата пересказывать придется!
     Обойдутся... как-нибудь в другой раз, благо времени  у  нас  навалом.
Тем более что к словам Обломка никто особого интереса не проявил, сочтя их
очередной выходкой Дзюттэ.
     А если чего-то и не поняли - так кто  ж  признается,  что  он  глупей
шута?!
     Я покосился на Волчью Метлу и с радостью отметил, что  на  меня  она,
похоже, больше не злится. У Чэна с Чин дела обстояли несколько сложнее, но
тоже налаживались. На всякий случай я  прислушался  к  разговору  людей  -
правда, опасаясь испортить себе умиротворенное и расслабленное настроение.
     Придатки - они не такие отходчивые, как  мы...  их  Творец  спросонья
ковал.
     - Ну вы и начудили в Мэйлане! - ухмылялся Кос, поминутно хватаясь  за
перевязанный бок.
     Ему было больно смеяться, но не смеяться он не мог.
     - Это надо же - ворота утащили, "драконовку"  выпили,  книгу  родовую
уволокли, один джир чего стоит!..  Да,  кстати,  ничего,  что  я  вот  так
запросто, без церемоний? Андхака с Амбаришей не обидятся?
     - Какие  церемонии,  Кос,  -  отзывалась  Чин.  -  Наши  церемонии  в
Кабирском переулке остались...
     - А "драконовку", положим, и не всю вовсе выпили,  -  смущенно  гудел
кузнец, дергая себя за бороду. - Кое-что с  собой  прихватили...  -  и  он
глянул в сторону небольшого бурдюка, который после боя все время таскал  с
собой, никому не доверяя.
     - Ну а здесь, здесь-то вы как оказались?!
     - Как, как... - перебил собравшегося было отвечать кузнеца Диомед.  -
Вы ведь исчезли! Мы ночь пробегали - и во дворец...
     Я успокоился за людей  и  стал  слушать  Махайру,  за  которым,  надо
признаться, порядком соскучился.