село
прыгали солнечные зайчики.  У  коновязи,  где  гарцевал  чей-то  гнедой  с
выкаченными  и  налитыми  кровью  глазами,  сидел   на   корточках   рябой
мальчик-служка  в  просторной  рубахе  до  самой  земли  и  чистил  песком
бронзовый таз. Нижняя ветвь кривой древней джиды бросала тень на его  лицо
- скуластое, сосредоточенное, с жестким профилем дейлемца-южанина..."
     Здорово! Оказывается, еще могу... детали, мелочи, подробности! Видно,
Чэн Прежний все-таки не до конца  умер,  а  просто  затаился  до  поры  до
времени в Чэне Настоящем, Сегодняшнем.
     Просто-непросто...
     Зато Чэна Настоящего почти совсем перестали интересовать  подробности
внешние, подвластные точному описанию; мелочи, которые можно потрогать. На
первый  план  вышло  непосредственно  действие,   которое   можно   только
прочувствовать;  и  чувства,  которые  можно  лишь  ощутить,  не   успевая
обдумать;  и  ощущения,  личные   ощущения   при   столкновении   с   этой
стремительной и не всегда понятной для рассудка жизнью.
     И отношения между мной и людьми. И Блистающими. И их отношения  между
собой.
     Раньше, глядя на крону дерева бытия, я пытался рассмотреть по очереди
каждый листок - как он выглядит. Теперь же я не замечал отдельных листьев,
но видел листву - и слышал ее шелест, отдыхал в прохладе ее тени, и листья
были для меня единым целым.
     Не листья, но листва.
     Так бывает при Беседе. Все мелкое послушно отступает в  сторону;  все
незначительное   и   потому   способное   отвлечь,    отметается    вихрем
происходящего; сознание, память о  прошлом,  оценка  настоящего,  мечты  о
будущем - этого больше нет, а есть  нечто  сокровенное,  поднимающееся  из
глубин подобно Треххвостому дракону Он-на... и этот дракон способен решать
не раздумывая, поступать не сомневаясь и дышать ветром сиюминутного полной
грудью.
     Возможно, этот дракон и есть душа.
     ...Я Беседовал с Жизнью - узнав Смерть, я мог себе это позволить.
     И мог позволить себе перестать быть мелочным.
     Одного я не мог себе позволить - это перестать умываться.
     И я пошел умываться.


     Этим утром Кос, вопреки своей новой привычке, проснулся раньше  меня,
и, когда я спустился в харчевню, завтрак уже был на столе. Мяса мне с утра
не хотелось, но ан-Танья  словно  предугадал  мои  желания:  сыр,  зелень,
лепешки и крепкий чай. Как раз то, что надо. Кроме нас с  Косом,  несмотря
на довольно поздний час, никого в харчевне не было - и я принялся жевать.
     Закончив трапезу, я жестом подозвал длинноносого хозяина.
     - А скажи-ка мне, любезный, здесь  ли  еще  эта  старуха...  то  есть
Матушка Ци?
     Вопрос  был  совершенно  безобидный,  но  маленькие   глазки   нашего
караван-сарайщика почему-то тут же забегали - причем в разные стороны.
     - Нет, почтеннейший, нет, благородный господин, она на рассвете  ушла
- рано встала, поела, сказала, что расплатится в другой раз, и ушла.
     Что-то  непохож  был  наш  хозяин  на  человека,  с   которым   можно
расплатиться в другой раз. Во всяком случае, без воплей и скандалов.
     - Не сказала - куда?
     - А она никогда не говорит.
     - Так ты, любезный, ее знаешь?
     - Ну вы спросите, благородный господин! Да эту старую  ворожею...  то
есть Матушку Ци,  конечно,  каждый  караван-сарайщик  на  Фаррском  тракте
знает. Раз в полгода непременно объявляется...
     - Много путешествует, значит, - то ли спросил, то ли  просто  заметил
Кос.
     - Много? Да, почитай, только этим и занимается!
     Далее продолжать разговор не  имело  никакого  смысла  -  хозяин  или
ничего больше не знал, или не хотел говорить.
     - Спасибо, - небрежно кивнул я, а Кос сверкнул монетой  -  и  хозяин,
поймав мзду на лету, понятливо исчез.
     - Говорила - еще, мол, свидимся,  -  пробормотал  я,  ни  к  кому  не
обращаясь. - Ну что ж, может, и свидимся... Вот тогда и получишь, Матушка,
свои записи обратно.
     Потом я повернулся к ан-Танье.
     - Мы тут немного задержимся.
     - Зачем?
     - Да так... выяснить кое-что надо. Пришла пора завязать более  тесное
знакомство.
     Кос непонимающе поглядел на меня. Действительно, о каких выяснениях и
знакомствах могла идти речь, если в караван-сарае  кроме  нас  и  хозяина,
похоже, никого не осталось?
     Впрочем, я-то знал - что надо выяснить и, главное, у КОГО!
     Я неторопливо поднялся из-за стола - еще бы, после такого завтрака! -
и прошел в нашу келью. Все еще недоумевающий Кос последовал за мной.
     Опустившись на низкую кровать, я  аккуратно  положил  рядом  с  собой
Дзюттэ и Сая Второго, и, глубоко вздохнув, взялся правой рукой за  рукоять
Единорога.
     - А ты, Кос, - за миг до того обратился я к усевшемуся было  на  свою
кровать ан-Танье, - бери-ка эсток и поупражняйся. Вон мой доспех на  стене
развешен - давай коли и представляй, что в доспехе - я. Или не я. И пробуй
не останавливаться. Дескать, если я или не я в железе, то ничего страшного
ни с кем не случится. Давай, давай, не стесняйся...
     И - странное дело! - Кос послушно взял Заррахида и шагнул к стене, на
которой висел доспех аль-Мутанабби.
     А я тут же забыл о Косе, доспехе и  Заррахиде,  окунувшись  вместе  с
Единорогом в разговор Блистающих.
     На этот раз мои приятели решили сменить тактику, перейдя от  кнута  к
прянику.
     - Слушай, Вилорогий! - вещал Обломок. - Да ты у нас  молодец!  Можешь
ведь, если захочешь! Так вчера душевно по-Беседовали, что просто...
     Похвалы Саю явно нравились, а на "Вилорогого" он,  видимо,  решил  не
обижаться - и правильно, потому что тогда ему пришлось бы обижаться на Дзю
через каждое слово.
     Как мне в свое время - на Друдла...
     - Понятное дело,  могу!  -  хвастливо  заявил  польщенный  Сай,  и  я
неслышно расхохотался. - Если б еще Заррахидову Придатку руку  левую,  как
надо, поставить, мы б вас тут по всему двору гоняли, как хотели!  И  тебя,
Обломок, и Рога Единого, и Придатка вашего  железнобокого!  И  посох  этот
дурацкий, с бубенцами...
     Я чувствовал, что Дан Гьен с трудом  сдерживается,  чтоб  не  смазать
пряник похвалы чем-то похуже арахисового масла; да и  у  Дзюттэ  наверняка
вертелась на кончике клинка очередная колкость, но, взяв определенный тон,
надо было держать его до конца.
     - Что же вы, все такие... герои?  Ну,  те,  кто  Шулму  видал?  -  со
скрытой издевкой, которую Сай, похоже, заметил, поинтересовался Единорог.
     - Шел бы ты в ножны! - огрызнулся Сай. - Герои... Тебя б туда хоть на
денек, небось сразу понял бы...
     Он умолк, не докончив фразы.
     И тут я не выдержал, а Единорог согласно звякнул, представляя себя  в
мое распоряжение.
     - И вы решили сделать героями нас! - не спросил, а  твердо  отчеканил
Я-Единорог. - Спасая нас от  Шулмы,  вы  принесли  ее  сюда,  чтобы  и  мы
поняли...
     - Да! - чуть ли не взвизгнул Сай. - Кто это? Кто это сказал?! Это ты,
Заррахид?!
     Сай был весьма напуган, и я  сообразил,  что  когда  я  говорю  через
Единорога, то у Дан Гьена сильно меняется, так сказать, голос -  звучание,
интонации, характер и все  такое.  Неважно,  что  говорит  он  посредством
совсем иных звуков, чем я - голос-то все равно меняется.
     Как, наверное, и у меня, когда говорю не я, и даже не  Я-Единорог,  а
Единорог-Я.
     - Нет, - недоуменно брякнул эсток  о  мой  доспех.  -  По-моему,  это
Единорог.
     -  А  почему  у  него  тогда  голос  такой?!  -  Сай  не   на   шутку
разволновался. - Он чего, перегрелся?
     - А потому что это не я - верней, не совсем я - говорю, - сказал  уже
Единорог-Я.  -  Это  говорит  Чэн  Анкор,  тот,  кого  ты  называешь  моим
Придатком.
     - А я его по-всякому называю, - самодовольно заявил Обломок. - У меня
воображение богатое... и нездоровое.
     - Вы что тут, расклепались все, да?! - завопил несчастный Сай. -  Как
это Придаток может со мной, с Блистающим, разговаривать?!  Как  он  вообще
может...
     - Может-может, - прервали его мы с Дзю одновременно.
     - Мы много чего можем, Сай, -  продолжил  уже  я  сам,  без  Обломка,
потому что шуту тоже было не вредно  меня  послушать,  раз  у  него  такое
воображение. - Вы, Блистающие, кого мы звали оружием, и мы, люди, кого  вы
звали своими Придатками - каждый из нас считал (да и считает!), что именно
его род правит миром, а прочие - не такие - у него, у  венца  творения,  в
услужении. Ну что ж... я готов простить Но-дачи и его Придатку... тьфу ты!
То есть я хотел сказать - его хозяину... слушай, Единорог, не  обижайся!..
Короче, я готов простить им обоим свою отрубленную руку, потому что  волей
случая  я,  человек,  не  раз  державший  в  руке  меч  -  лишь  железную,
невозможную руку я сумел протянуть Блистающему, как равному! И не  все  ли
равно, в конце концов, кто  из  нас  правит  миром?!  Тем  более,  что  вы
привезли из Шулмы зародыш такого мира, которым  не  то  что  править  -  в
котором жить не хочется!
     - А мне, ты думаешь, хочется?! - запальчиво перебил  меня  Сай.  -  Я
когда своего, первого заколол - мне... я чуть не сломался на этом!  Потом,
правда, полегче стало, но все равно...
     Сай помолчал.
     - Мне кажется, - наконец бросил он, - что у меня сейчас боковые усы в
узел завяжутся. Или винтом закрутятся. Или еще чего... Как ты сказал, тебя
зовут? Если, конечно, ты не Единорог.
     - Чэн. Чэн Анкор.
     - И ты этот... человек? Который как бы Придаток, но человек?
     - Как бы да, - чуть насмешливо ответил я.
     - И говорит со мной сейчас не Единорог,  а  ты?  Через  эту  самую...
железную руку?
     - И он еще называл меня - меня! - тупым! - не выдержал Дзюттэ.  -  Да
через руку он говорит, через руку - не через ногу же! Ну,  кто  теперь  из
нас тупой?!
     Впрочем, потрясенный Сай оставил этот выпад без внимания -  и,  опять
же, правильно сделал.
     - Наверное, тогда ты должен меня ненавидеть, - едва шелохнулся он.
     - Наверное, должен. Но не могу. Во-первых - ты уж  прости  -  я  лишь
недавно понял, что оружие можно ненавидеть  так  же,  как  и  человека;  а
во-вторых, убивать мы с Единорогом  уже  научились,  а  вот  с  ненавистью
что-то плохо получается - во всяком случае, если  всерьез  и  надолго.  Не
готовы мы к этому... хотя уж как нас в последнее время готовили!  То,  что
делал ты и тебе подобные, пускай из самых благих  побуждений  -  это  ведь
тоже Путь. Путь Меча... к сожалению. И да  будет  милостив  к  вам  гордый
Масуд-оружейник,   несчастные   Блистающие,   побывавшие   в   собственном
прошлом!..
     - Спасибо, - еле слышно прошептал Сай. - Нет, Единорог, это и  впрямь
не ты... ты злой, а этот... этот добрый. Он меня понимает...
     "Ну, вот, - рассмеялся Единорог глубоко внутри  меня,  -  Чэн  Анкор,
любимец заблудших Блистающих. И его злобный меч..."
     - Сколько вас осталось? - спросил Единорог у Сая, не дожидаясь меня.
     - Шестеро. Если со мной считать. Шесть Блистающих  и  пять  Придат...
э-э-э... пять человеков. А зачем вам это? Чтоб ловить проще было, да?! Или
перебить поодиночке?!.
     Чувствовалось, что Сай огрызается скорее для порядка, сам не очень-то
веря в собственные слова.
     - Знать хотим, ржа тебя заешь! -  лязгнул  Дзюттэ.  -  Делать  что-то
надо! А то и впрямь Шулма сюда  нагрянет,  а  мы  тут  все,  так  сказать,
гостеприимные...  или  мы  с  вашей  помощью  гостеприимность   свою   так
исполосуем, что сами, не  дожидаясь,  в  Шулму  заявимся,  концы  света  с
концами сводить! Думать, думать надо!.. И вам думать, и нам, и всем...
     ...Сай боялся. Боялся поверить. Но у него не было выбора.  Во-первых,
он устал от одиночества и страстно  желал  снова  стать  своим,  одним  из
сообщества; более того, у  Сая  были  несомненные  виды  на  Коса.  Потеря
Придатка - чтоб лишний раз не путаться, я решил принять это слово без обид
и глупостей - так вот, потеря Придатка, сами понимаете, дело нешуточное.
     Ну а во-вторых, если мы все-таки обманщики и негодяи,  то  на  втором
плане размышлений Сая резко возникал образ долговязого немытого Придатка в
холщовых штанах, грузившего на арбу при помощи Сая Второго  -  что  бы  вы
думали? - вот-вот, это самое и грузившего...
     И Сай, как говаривали кабирские стражники-айяры, раскололся.  Похоже,
он и сам давно мечтал этим с кем-нибудь поделиться.
     Впрочем, знал он не слишком много.


     Рассказ Сая о его пребывании в Шулме почти дословно  повторял  судьбу
Но-дачи, рассказанную Единорогу  покойным  Детским  Учителем,  или  судьбу
Асахиро Ли, Придатка Но-дачи, рассказанную мне покойным Друдлом -  или  уж
как хотите, потому что не в этом дело.
     Отнюдь не в этом.
     А вот после их побега из Шулмы...
     Девять их осталось. Девять Блистающих  и  семь  Придатков.  Тех,  кто
сумел прийти в Шулму и уйти из Шулмы, оставив  там  часть  своей  жизни  и
часть чужой смерти; девять  Блистающих  и  семь  людей,  дважды  прошедших
Кулхан...
     Мало их было. Очень мало.
     Так и сидела эта малость на границе Мэйланя, перед открытыми дорогами
в Кабир, Дурбан, Лоулез, Харзу - и за спинами их незримо оставалась  Шулма
и встающие  над  ней  Джамуха  Восьмирукий  и  прямой  короткий  Чинкуэда,
Блистающий-убийца не по принуждению, а по призванию.
     И еще там были рукоплещущие Джамухе шулмусы и Дикие Лезвия шулмусов.
     Девять Блистающих и семь Придатков уже знали, что это такое.
     И еще они знали, что дело их неизбежное  и  безнадежное.  И  страшное
оно,  их   будущее   дело.   Страшное   именно   своей   неизбежностью   и
безнадежностью. Но другого выхода у них не было.  Или  был  -  но  они  не
сумели его найти.
     Они разделились. Но-дачи, Шото и три Сая отправились в  Кабир.  Почти
прямая и острая до безумия сабля Кунда Вонг, а  также  ее  спутник,  очень
молодой и очень упрямый двуручник  Клейм  (почему-то  свое  полное  имя  -
Клеймора - он считал неблагозвучным и потому не любил) двинулись в Харзу.
     Как  я  понял,  именно  Кунда  Вонг  или  Клейм  убили  друга  Эмраха
ит-Башшара, прошлого Придатка Пояса Пустыни.
     Двулезвийная секира из  семьи  Лаброс,  полного  имени  или  прозвища
которой Сай не запомнил, и отчаянный Акинак Джанг свернули западнее,  мимо
Хаффы к Оразму, намереваясь достичь Лоулеза.
     Это были лишь примерные маршруты, которые каждый был волен изменить в
случае необходимости.
     Они договорились встретиться  в  Мэйлане  через  полгода  -  те,  кто
переживет эти полгода. Ну, а то, что  произошло  вскоре  в  Кабире,  мы  -
Дзюттэ, Единорог и я - уже и так  знали,  и  Сай  лишь  добавил  несколько
малозначащих деталей к  общей  картине.  Затем,  по  словам  Сая,  Но-дачи
отправился первым в Мэйлань, а три Сая и Шото... в общем, понятно.
     Собственно, вот и все, что смог поведать нам Сай Второй.
     Немного.
     Теперь, правда, мы точно знали остальных. И время  встречи.  И  место
встречи.
     Мэйлань.


     ...Я  сидел  и  молчал,  осмысливая  услышанное  и  соображая,  какую
все-таки пользу можно извлечь из полученного знания. Единорог.  Обломок  и
Сай Второй тоже помалкивали. И тут...
     И тут кто-то заговорил.
     Поначалу я даже не сразу понял - кто, но после первого  удивления  до
меня дошло, что это не кто иной, как эсток Заррахид.
     Мой дворецкий.
     В смысле - меч моего дворецкого.
     А точнее - дворецкий моего меча и меч моего дворецкого.
     А еще точнее - бывший дворецкий... и так далее.
     - Ну вы даете! - восхищенно заявил Заррахид, в последний раз  звякнув
о зерцало доспеха. Да, лоск столичных манер  как-то  совершенно  слетел  с
эстока. Я еще  подумал,  что  такая  перемена  вообще  невозможна  -  если
сравнить наших дворецких до и после увольнения -  но  мне  ли  говорить  о
невозможном...
     - Ну вы даете! Это ж надо было так ему набалдашник заморочить!  А  он
вам все и выложил!.. Молодцы, право слово!
     Едва я понял, что практичный  эсток  убежден,  будто  все  это  время
хитрый Единорог не своим голосом дурачил легковерного Сая,  как  еще  один
голос чуть окончательно не свел меня с ума.
     - Может, за лекарем сбегать? - поинтересовался этот голос.  -  С  кем
это ты разговариваешь, Чэн? Ушастый демон У привиделся?
     - Я? С кем это я разговариваю? - это было первое, что  пришло  мне  в
голову.
     - Вот об этом я тебя и спрашиваю! Сидишь тут уже битый час и  бредишь
с открытыми глазами... Бормочешь что-то о каких-то Блестящих,  как  ты  им
зачем-то свою железную руку протягиваешь, от имени человечества!.. Ну и  в
том же духе. Я, конечно, понимаю - ночью мало спал, бабка  эта  вредная...
Так за лекарем идти или уже не надо?
     Ну вот! Оказывается, общаясь с Блистающими,  я  кое-что  проговаривал
вслух. И участливый ан-Танья  решил,  что  у  меня  не  все  в  порядке  с
головой... Впрочем, еще недавно я и сам бы так решил.
     Кажется, опять придется убеждать. Причем обоих одновременно.  Та  еще
парочка - Кос с Заррахидом... один другого доверчивей.
     И я заговорил,  тяжело  вздохнув.  Вслух  -  для  ан-Таньи;  и  через
Единорога  -  для  Заррахида.  Я  часто  запинался,  пытаясь  говорить  то
попеременно, то сразу для обоих; очень хотелось раздвоиться. Может, выпить
жбан-другой и глянуть в зеркало - а вдруг раздвоюсь?
     Чего на свете не бывает!
     Выглядел наш разговор примерно так...
     - Кос, не надо лекаря. С головой у меня все в порядке. И то,  что  ты
слышал - это не бред. Я действительно разговаривал с Блистающими. Кто  это
такие? Это наше оружие... (- Нет, Заррахид, это не  Единорог.  Верней,  не
только Единорог. И вообще - завей гарду веревочкой и слушай, не перебивая,
когда тобой люди говорят! Лю-ди! Кто такие?  Ну,  Придатки  ваши...)  Нет,
говорю, лекаря не надо! Да, и твой эсток - тоже!  И  нечего  на  меня  так
сочувственно смотреть! Ох,  зря  я  тебя  уволил,  зря...  так  бы  просто
приказал - и ты бы поверил!..  (-  Тьфу  ты  пропасть,  легче  троих  Саев
убедить, чем одного  такого  недокованного  эстока...  и  не  надо  только
начинать про кузницу,  где  можно  без  хлопот  подлечиться!  Никому  твоя
кузница...)
     - Еще бы! - вмешался Обломок. - А все потому, что он тупой!
     - Это я тупой? - возмутился Заррахид. - Это ты тупой!
     - А вот и нетушки! - возрадовался Обломок. - Я с первого раза  понял.
А ты - нет! Так что все вы тут тупее меня! Кроме, разве что, Единорога. Он
такой же. Как я. Острый!..
     - ...да нет, Кос, не пил я тайком!  Вместе  ж  чай  хлестали!  Ох,  в
священный водоем тебя! - не пил, говорю! Мне, чтоб  до  видений  допиться,
сам знаешь, сколько надо! Правда, меньше, чем  Коблану  -  тому  вообще...
ладно, не о том речь. Живые они, говорю  тебе,  живые,  хоть  и  железные!
Дался тебе этот лекарь!.. (- Эй, Зарра, это я, Чэн! Да плевать мне, что ты
не веришь... я и сам уже ничему не верю. Ты знаешь, твой Кос  и  впрямь  -
Придаток! Давай я тебе другого подыщу, не такого упрямого... Не хочешь? Ну
как угодно...)  Не  веришь,  Кос-упрямец?!  Ну  я  сейчас   тебе   докажу!
(- Заррахид, а вот он говорит, что ты - железо! Да, и все. Правильно, я бы
тоже обиделся. Слушай, а ты про Коса что-нибудь такое знаешь,  чего  никто
больше не знает? Нет, про его дедушку не  надо,  давай  про  Коса...  ага,
сойдет... так... ну да?! Прямо тобой и лупил?!  Молодец,  Зарра,  так  их,
Придатков этих недоверчивых!..) Вот ты, Кос, помнишь, как в  детстве,  лет
эдак в восемь, ты чуть эсток свой не сломал?! А вот знаю-знаю... ну и что,
что меня тогда на свете не было? Мне твой эсток и рассказал! Ты еще загнал
Заррахида в щель в каменном заборе, вытащить не мог  и  полчаса  рыдал  на
весь двор, пока отец  твой  не  пришел  и  по  заднице  тебе  не  надавал!
Вытащенным эстоком. Плашмя... (Слушай, Зарра, а какой Придаток был лучше -
Кос наш, отец его или дед? Ну понимаю, что смотря в чем... Это хорошо, что
Кос. Ах, он на деда похож!.. вот и я было решил, что на  деда,  только  на
моего. Ты помнишь, как он во дворе ночью и с Саем в левой руке п