в его шаг, потому что  оказавшийся  позади
Махайра Кресс чуть не ткнулся навершием в спину моего Придатка.
     -  Интересуешься,  Единорог?  -  рассмеялся   он,   уворачиваясь   от
повторного  столкновения.  -  Ну-ну,  правильно  делаешь...  Я,  когда   к
Абу-Салимам в загородный дом впервые попал, чуть  в  обратную  сторону  от
любопытства не выгнулся! Есть на что посмотреть!..
     - Кто это, Жнец? - перебил его я.
     Полное имя Махайры было Махайра Кресс Паллантид по прозвищу Бронзовый
Жнец из Высших левой ветви Омелы Кименской. Но  на  церемонию  Посвящения,
как я понял, в дом Абу-Салимов приглашались вообще только Высшие, да и мое
родовое имя было не из коротких, так что  вполне  прилично  было  опустить
звонкие титулы, ограничившись прозвищами. Тем более что с веселым Махайрой
у меня сложились дружеские отношения чуть ли не со дня  моего  переезда  в
Кабир.
     Махайра передвинулся поближе ко мне.
     - Фархадовы любимцы, - доверительно сообщил он вполголоса. -  Гвардия
старого иль-Рахша. Малые секирки-близнецы цзыу-юаньян-юэ.
     Я чуть было не запутался в ногах Придатка Чэна.
     - Кто-кто?
     -  А  разве  это  не  твои  земляки?  -  в  свою   очередь   изумился
Махайра-Жнец. - Я всегда считал, что только у  вас  в  Мэйлане  да  еще  в
предгорьях Хакаса такие имена дают!..
     Я отрицательно качнул кистью. Хотя, может,  и  земляки  -  что  ж  я,
обязан всех знать?!
     - Цзыу-юаньян-юэ, - с удовольствием повторил  Махайра.  -  Мне  Шешез
однажды перевел, уж не знаю,  с  какого  тогда  языка  -  так  это  не  то
"север-юг", не то "запад-восток", или вообще "туда-сюда рогами наружу"...
     - Ага, - глубокомысленно кивнул я,  так  и  не  поняв:  говорит  Жнец
серьезно или по обыкновению подшучивает надо мной. - А почему я  их  ни  в
городе, ни на турнирах не встречал? Они что, Придатков  своих  стесняются,
что ли?
     - Вряд ли, - снова усмехнулся Махайра. -  Они  не  из  стеснительных.
Между прочим, у твоего привратника Цзи целых два  Придатка,  и  у  каждого
рожа шире Гвениля, если того поперек брать... Цзи что, тоже их стесняется,
что со двора твоего не выходит? У каждого свои причины, Единорог, и нечего
в больное место рогом тыкать!
     Эти слова неприятно задели меня. А я-то, дурак  двулезвийный,  наивно
полагал, что о странностях Третьего Уса Дракона никто не знает.  Ну  разве
что я да эсток Заррахид, не считая Малых моего дома... Тупеешь,  Единорог,
прямо на глазах! Забыл,  что  в  Кабире  белостенном  всем  все  про  всех
известно? Забыл... вот, значит, и напомнили!
     Факельщики резко расступились  в  стороны,  утонув  в  стенных  нишах
коридора, и мы с разгону влетели  в  распахнувшуюся  перед  нами  дверь...
влетели и невольно замерли на пороге.
     Восьмиугольный зал с куполообразным  потолком,  покрытым  тусклой  от
времени росписью, был  полон  Блистающих.  Стройные  Нагинаты  -  алебарды
благородных семей Рюгоку и Катори - благосклонно беседовали с влиятельными
двойными секирами Лаброс и их  спутником,  тихим  клевцом-двузубцем  Гэ  -
побочным отпрыском всем знакомого копья  Со  и  древкового  серпа  Вейской
ветви Гоубан; чуть поодаль копейные семейства Энкос  и  Сарисса  обступили
своего дальнего родича (такого дальнего, что уже почти не родича!) Лунного
великана Кван-до - обманчиво медлительный Кван  был  вдвое  выше  среднего
Придатка и тяжелее любого из Блистающих Кабира... На ступенях,  ведущих  к
возвышению для церемоний, вокруг  изящной  Велетской  Карабеллы  увивались
сразу трое  поклонников:  короткий  упрямец  Гладиус  Петроний  и  парочка
заморских гостей - Черный Н'Гусу и  Хепеш-но-Кем,  оба  двуручные,  оба  с
односторонней  заточкой,  только  сабельный  изгиб  хитрого  Н'Гусу   имел
расширение-елмань в конце, а бронзовый Хепеш  формой  походил  на  ятаганы
фарр-ла-Кабир, но с неестественно длинной рукоятью.  И  дальше  -  Киличи,
Талвары, как всегда шумные Эспадоны, редкие в Кабире  ножи-двойняшки  Тао,
Шамшеры, Яри...
     Минута замешательства прошла - и вот я уже раскланиваюсь с  Нагинатой
Катори, машу правой кистью недосягаемому для меня эспадону Гвенилю, клевец
Гэ  о  чем-то  спрашивает,  я  что-то  отвечаю,  мимоходом  игриво  тронув
вспыхнувшую Карабеллу, а Гладиус объясняет  возмущенному  Н'Гусу,  что  на
Единорога обижаться глупо, и я подтверждаю - да, глупо...  и  чуть  ли  не
вплотную сталкиваюсь с моим новым знакомцем  Маскином  Седьмым  из  Харзы,
любителем неожиданных Бесед и двусмысленных  замечаний  -  мне  хорошо,  я
весел и спокоен, и заботы мои понуро стоят на пороге, опасаясь зайти...
     - Его высочество ятаган Фархад иль-Рахш фарр-ла-Кабир!
     Малые  секирки-близнецы  с  ужасным  именем,  которое  я  уже   успел
позабыть, выстроили своих низкорослых Придатков по  краям  церемониального
помоста, разошлась ковровая завеса - и мы увидели седобородого Придатка  в
белой пуховой чалме и халате цвета индиго с золотыми розами,  вышитыми  по
плечам. На темных морщинистых руках Придатка возлежал самый древний ятаган
рода Абу-Салим, да и всей династии фарр-ла-Кабир -  их  высочество  Фархад
иль-Рахш, простой тяжелый клинок без серебряных  насечек,  самоцветов  или
трехцветных кистей.
     И одежда Фархада  была  подстать  ему  самому:  деревянные  ножны  из
мореной магнолии, покрытые черным  лаком  и  схваченные  пятью  бронзовыми
скобами-накладками.
     Только тут я  понял,  как  иль-Рахш  выделяется  на  нашем  роскошном
раззолоченном фоне. Было в его простоте что-то уверенно-неброское,  словно
знал ятаган Фархад некую истину, неведомую нам, и в эту минуту я готов был
поверить, что  иль-Рахш  и  впрямь  пришел  к  нам  из  легенд,  а  не  из
прилегающей к помосту комнаты...
     На возвышение внесли колыбель, увитую синими лентами с золотым шитьем
- цвета  дома  фарр-ла-Кабир.  Вокруг  спешно  были  расставлены  крылатые
курильницы желтого металла в форме сказочных  чудовищ,  из  пасти  которых
вился сизый дымок, а в  глазницах  кроваво  мерцали  рубины.  В  курениях,
наверное, содержались тайные примеси, потому что возившийся и  пищавший  в
колыбели новорожденный Придаток внезапно успокоился и замолчал.
     В изголовье  колыбели  установили  высокую  палисандровую  подставку,
потемневшую от времени, подобно рукам Фархадова Придатка - только время  у
дерева и плоти было разное - и сам Придаток встал за подставкой,  лицом  к
собравшимся в зале, а затем высоко вознес над головой  суровый  ятаган  по
имени Фархад иль-Рахш из рода Абу-Салим.
     Извечный обряд Посвящения вступил в свои права, и я вылетел из  ножен
и скрестился с оказавшимся рядом Махайрой Крессом, а все Блистающие в этом
зале сделали то же самое; мы  наполнили  воздух  свистом  и  звоном  нашей
Беседы, пока ятаган Фархад медленно опускался на подставку из  палисандра,
где ему суждено будет пролежать не менее восемнадцати лет -  пока  ребенок
не станет подростком, а потом - мужчиной. Способным поднять Фархада с  его
ложа.
     - Приветствую вас, Высшие Блистающие эмирата! Дождитесь меня!..
     Это  были  единственные  слова,  произнесенные  иль-Рахшем   за   всю
церемонию.
     Я слышал мельком, потому что, поднырнув под замешавшегося  Кресса,  я
быстро наметил на его Придатке две  точки  поражения  -  правое  колено  и
ямочку между ключицами - после чего ушел в глухую защиту. На  этот  раз  я
отдернулся даже раньше, чем следовало бы, но у меня до сих  пор  стояла  в
памяти сцена утреннего кошмара,  да  и  Махайра  прекрасно  знал,  что  на
турнирных скоростях он мне не соперник.  А  вот  защищаться  от  вогнутого
Кресса,  не  прибегая  к  опережающим  выпадам,  было  нелегко  и   весьма
интересно, особенно учитывая вертевшуюся рядом Нагинату Катори -  так  что
мне приходилось заодно отслеживать ее проносящееся мимо древко.
     В  привычном  шуме   мне   почудился   посторонний   звук,   и   лишь
остановившись, я сообразил, в чем дело.
     Плакал ребенок.
     И рассмеялись все Придатки, переглядываясь и улыбаясь друг  другу;  и
рассмеялись Блистающие.
     А на фамильной  подставке  недвижно  лежал  Фархад  иль-Рахш,  ятаган
фарр-ла-Кабир.
     Церемония Посвящения завершилась.
     Я с некоторым сожалением опустился обратно в ножны и вдруг поймал  на
себе чей-то изучающий взгляд.
     В углу помоста на поясе плотного и приземистого Придатка  в  нарочито
короткой шерстяной джуббе покачивался Детский Учитель семьи Абу-Салим.  По
форме и внешнему виду Детский Учитель ничем не отличался от  ятаганов,  но
был значительно легче и меньше, с более клювообразной рукоятью для лучшего
упора мизинца. Сам старый  Фархад  и  через  десять-пятнадцать  лет  будет
слишком тяжел для детской руки -  поэтому,  когда  юный  Придаток  впервые
встанет на ноги, в  его  ладонь  ляжет  семейный  Детский  Учитель,  чтобы
сопровождать ребенка до совершеннолетия.
     Чтобы  учить.  И,  передав  спустя  положенный  срок  подготовленного
Придатка Фархаду, ожидать следующего.
     Иногда  Блистающие  с  самого  рождения  готовились  уйти  в  Детские
учителя. Но в основном Учителями становились уже опытные, пожившие клинки,
чьи размеры и вес позволяли им работать с  незрелыми  Придатками,  заменяя
более крупных Блистающих, ожидавших своего часа.
     Некоторые семейства -  например,  Синганские  пламевидные  Крисы  или
родственники того же Черного Н'Гусу, кривые  и  одновременно  двулезвийные
Панга - при общности формы имели родичей совершенно разного веса и  длины.
Это было удобно, так как позволяло  использовать  подростков-Придатков  на
протяжении всего периода обучения, допуская их  даже  до  отдельных  Бесед
внутри семьи.
     Впрочем, учителя  в  Кабире,  как  и  в  Мэйлане,  редко  вступали  в
случайные Беседы, довольствуясь закрытыми встречами с себе подобными.  Мне
несколько раз  доводилось  присутствовать  на  этих  встречах  в  качестве
зрителя - единственного зрителя, допущенного из уважения  к  славным  моим
предкам - и я был потрясен даже не столько мастерством  Детских  Учителей,
сколько  их  уникальной  способностью  вовремя  отдернуть  руку  неумелого
Придатка или в последний момент изменить направление ошибочного удара.
     Мастерством меня удивить было  трудно,  а  вот  аккуратность  Детских
Учителей - или Круга Опекающих, как они сами себя  называли  -  была  выше
всяческих похвал.
     Так что ни у кого  и  в  мыслях  не  возникало  отнестись  к  Детским
Учителям без должного уважения. Они умели учить, и этим все сказано.
     Кроме того, большинство крупных Блистающих время от времени нуждалось
в их услугах. Придатки, увы, недолговечны...
     Я вежливо поклонился Детскому Учителю семьи  Абу-Салим  и  уж  совсем
было собрался покинуть зал -  но  внезапно  обнаружил  за  кожаным  поясом
Придатка на помосте, рядом с любопытным Учителем, еще одного Блистающего.
     Этого-то я знал отлично. Да и кто в Кабире его не знал?!
     Это был Дзюттэ  Обломок,  придворный  шут  Абу-Салимов,  над  которым
смеялись все Блистающие Кабира - смеялись часто и  с  удовольствием,  чему
способствовало множество причин.
     Во-первых, Обломок был  тупым.  В  прямом  смысле  этого  слова.  Его
толстый четырехгранный клинок вообще не имел заточки  и,  чуть  сужаясь  к
концу, более всего напоминал обструганную палку.
     Пусть  даже  и  железную  палку,  длиной  немного  меньше  предплечья
взрослого Придатка...
     Во-вторых, гарда Дзюттэ Обломка походила на последний лепесток не  до
конца оборванного цветка. Она бестолково тянулась вдоль нелепого клинка и,
не дойдя до середины, отгибалась наружу, вроде уха шутовского колпака -  я
видел такой колпак на одном Придатке, еще в Мэйлане.
     Ну и в-третьих, наш  замечательный  Обломок  был  мудрец.  Во  всяком
случае,  считал  себя  мудрецом,  о  чем  громогласно  заявлял  на  каждом
перекрестке. Среди Блистающих Кабира  это  было  в  новинку,  а  посему  -
смешно.
     Очень смешно.
     Тупой мудрец.
     Ха-ха.
     А почему это у шута семьи Абу-Салим и у Детского Учителя той же семьи
один Придаток на двоих? Ведь они не братья, как ножи-двойняшки  -  ао  или
секирки из гвардии иль-Рахша? Хотя, может, Придаток  и  раньше  был  один,
просто они его в город по очереди выводили, вот я и не заметил...
     Или это новая шутка Обломка: шут и Учитель - братья?
     Можно начинать смеяться?..
     ...Блистающие покидали зал Посвящения, разбредаясь по дому в  поисках
комнат, специально отведенных для отдыха и развлечений, а Детский  Учитель
и  придворный  шут  семейства   Абу-Салим   все   смотрели   на   меня   с
церемониального помоста. Взгляд их был неприятно строг  и  оценивающ;  они
все смотрели, пока я не разозлился и не двинул Придатка  Чэна  через  весь
зал к помосту - и тогда их общий Придаток быстро исчез  в  проеме  боковой
двери.
     Словно его Блистающие хотели смотреть - но не разговаривать.
     Я подумал, презрительно щелкнул гардой о металл устья ножен,  и  тоже
направился к выходу.


     ...Комната, где я  уже  успел  провести  немало  времени,  называлась
алоу-хона - комната огня. Это было просторное помещение на  первом  этаже,
окна которого выходили в сад, окутанный сумерками и  негромко  шелестевший
под прикосновениями легкого ветра; в западной  стене  алоу-хона  находился
встроенный  очаг,  вроде  моего  домашнего  камина,  с  лепными   фигурами
диковинных птиц по бокам.
     В очаге лениво тлели угли саксаула и ароматного алоэ, и земляной  пол
был устлан, согласно традиции, звериными шкурами.
     - Спорь не спорь, а все-таки ты не  прав,  Единорог,  -  без  особого
нажима заметил Гвениль, развалившись  поперек  шкуры  пятнистого  барса  с
Белых гор Сафед-Кух и мерцая в отблесках очага.
     Рядом с ним лежал Махайра  Кресс,  почти  не  принимавший  участия  в
разговоре. Кроме нас троих, больше никого в алоу-хона не было.
     - Почему это я не прав? - отозвался я из угла, где стоял, до половины
уйдя  клинком  в  специальное  отверстие  подставки  для  гостей,  изнутри
выложенное войлоком.
     - Потому, - коротко отозвался гигант-эспадон со своего ложа.
     Затем подумал и добавил:
     - Если в твоем роду предпочитают обходиться без Посвящения, то это не
повод, чтобы и все прочие от него отказались.
     - Я и не утверждал, - начал было я, но Гвен перебил меня.
     -  Слушай,  Единорог,  а  тебе  ведь  понравилось  на  Посвящении   у
Абу-Салимов! Не ври, я же вижу, что понравилось!..
     - Ну, понравилось,  -  пробормотал  я  и  почувствовал,  что  краснею
отраженным светом очага. - И что с того? Я  тут  позвенел  с  вами,  душой
отдохнул и домой ушел - к турниру готовиться - а  старому  Фархаду  лежать
без дела кучу лет и ждать... Пока еще посвященный Придаток вырастет,  пока
его Детский Учитель выучит, как положено...
     - А почему это у Мэйланьских Данов без Посвящения обходятся? -  вдруг
заинтересовался до того молчавший Махайра. -  Вы  что,  первых  попавшихся
Придатков берете, которые повзрослее? Один состарился - другого нашли?
     - Обидеть  хочешь,  Жнец?  -  вяло  поинтересовался  я  для  порядка,
поскольку прекрасно знал, что Махайра и в мыслях не держал меня обидеть.
     - Да нет, что ты, Единорог?! Просто интересно... да и не  похож  твой
Чэн на необученного! И прошлый - как его, не  помню  уже  -  тоже  непохож
был...
     - Учат они Придатков, - снова влез  в  разговор  уставший  молчать  и
слушать других Гвениль. - И не хуже прочих.
     Ну спасибо, здоровяк... вот уж от кого не ожидал!
     - Только легкие они, - продолжил меж тем эспадон, - Дан Гьены эти! Ты
понимаешь, Жнец - ни вида, ни солидности! Меня раз в пять легче будут,  да
и тебя раза в два... Мы, Лоулезские эспадоны, долго ждем, пока Придаток  в
полную силу войдет, оттого и рубим мы  хоть  волос  на  воде,  хоть  куклу
турнирную на две половины...
     Я отчетливо  увидел  Придатка,  разрубленного  от  ключицы  до  паха,
вздрогнул и пристально вгляделся в Гвениля. Нет, чепуха, этого  просто  не
может быть!..
     Увлекшийся эспадон не обратил на меня ни малейшего внимания.
     - А Дан Гьены в своем пыльном Мэйлане Придатка с раннего детства сами
в работу берут! Ведь такого, как наш Единорог, и дитя в руке удержит.  Вот
и выходит, что им и без Посвящения можно! Сами учат, сами и пользуются...
     "Удержать-то дитя удержит", - про себя подумал я и вспомнил  Придатка
Чэна шести лет от роду, его отца Придатка  Янга  в  том  же  возрасте,  их
предка Придатка Хо Анкора, которого я перевез в  Кабир...  Вспомнил  и  те
хлопоты, которых стоило мне их обучение. Пока они меня  правильно  держать
научились, не роняя да не спотыкаясь!.. я ведь не канат для  падающего,  в
меня изо всех сил вцепляться нельзя, у Дан Гьенов упор на три пальца...
     - А-а-а, - расслабленно протянул Махайра.
     - Чего "а-а-а"?! - обозлился я. - Мы со своими будущими Придатками  с
самого, почитай, начала возимся, чище Детских Учителей, а не  ждем,  вроде
тебя с Гвенилем, когда нам уже обученного приведут! Вот поэтому...
     Договорить мне не дали. Хлопнула дверь, и  грузный  Придаток  внес  в
алоу-хона  Шешеза  Абу-Салима.  Их  величество  огляделись  по   сторонам,
соизволили выбрать дальнюю от входа стену, где и  повисли  сразу  на  двух
крюках. На двух - это для грациозности висения, над понимать.
     Еще раз прошлись по встрепанному меху бордовые сапоги шагреневой кожи
с модными кисточками  на  голенищах  -  и  дверь  закрылась  за  Придатком
Абу-Салима.
     Шешез поворочался, устраиваясь  в  более  наклонном  положении,  и  с
интересом глянул на нас.
     - Что замолчали, гордость Кабира? - весело бросил Шешез со  стены,  и
мне показалось, что веселость ятагана неискренняя. - Опять  спорите?  Я  к
вам за советом пришел, а вы все что-то делите...
     - За советом, как правитель фарр-ла-Кабир, или за  советом,  как  мой
вечный соперник в рубке, ятаган Шешез?
     Нет, Гвениль положительно не умел  соблюдать  никаких  приличий!  Ему
хорошо, он в Кабире в гостях, а не  в  вассальной  зависимости...  правда,
зависимость моя больше на словах, а Гвен сидит  в  столице  лет  на  сорок
дольше меня, и домом своим давным-давно обзавелся,  и  семьей  обзавестись
заодно хотел, да отказали ему, грубияну двуручному...
     - Как тот и другой сразу, - помрачнев, ответил ятаган.
     - А в каком важном деле совет требуется? - Махайра слегка шевельнулся
и концом клинка успокаивающе тронул Гвениля за массивную крестовину.
     - Турнир хочу отменить.
     - Что? - хором вскрикнули мы втроем. - Почему?!
     - Потому что боюсь, - оборвал нас Шешез.
     Признание  его  прозвучало  сухо  и  веско,   заставив   поверить   в
невозможное: ятаган фарр-ла-Кабир, племянник  Фархада  иль-Рахша,  чего-то
боится!
     - Знаете, небось, что ночью на улице Сом-Рукха произошло?  Мне  утром
донесли; только слухи - они моих гонцов быстрее...
     - Знаем, - проворчал Гвениль.
     - Слышали, - отозвался Махайра.
     - Кто это был? - вместо ответа спросил я, не  уточняя,  кого  имею  в
виду: убитого или убийцу.
     - Шамшер Бурхан ан-Имр, из сабель квартала Патайя. А убийца... ну,  в
общем, под подозрением...
     Он все не мог договорить, и когда наконец решился, то  вид  у  Шешеза
был такой, словно он сам себе удивлялся.
     - Под подозрением - Тусклые.
     Это было равносильно  тому,  что  сказать:  "Под  подозрением  ночной
ветер." Или: "Подозревается призрак Майского Ножа". Или еще  что-нибудь  в
этом же духе...
     По позе  Гвениля  было  хорошо  видно,  как  относится  прямолинейный
эспадон к  такому,  мягко  говоря,  странному  заявлению.  А  вот  Махайра
внезапно оживился и с интересом ожидал продолжения.
     А я понимал, что не зря Шешез вчера приходил ко мне в гости, и не зря
сейчас он перестал ломать комедию и заговорил всерьез.
     Поросший лесом Лоулез - родина Гвениля и его братьев - где на  редких
холмах возвышаются  сумрачные  замки  с  пятью  сторожевыми  башнями,  или
масличные рощи