подтверждение этого он готов отдать что угодно.
   Внезапно, словно ощутив, что я думаю о нем,  Гитлер  повернулся,  и  наши
взгляды встретились. Какие у него глаза - отстраненные,  обращенные  внутрь.
Глаза слабого человека, глаза безумца.
   Он отвел взгляд, будто устыдившись. И в это миг я  понял,  что  он  собой
представляет:  человек,  зачарованный  собственными  успехами,   собственной
удачей,  собственным  возвышением  -  маленький  человечек,  дорвавшийся  до
власти.
   Я понял, что он способен уничтожить целый мир.
   Оуну швырнули на алтарь. Гейнор взял в каждую руку по мечу.
   Мои глаза подернулись пеленой.
   Мечи стали  опускаться.  Оуна  забилась,  пытаясь  увернуться,  упасть  с
алтаря.
   "Где же чаша?" - подумал я, прежде чем снова провалиться в забытье.
   И мне нисколько не было легче оттого, что та же самая сцена, во множестве
вариантов, разыгрывалась сейчас во всех без исключения плоскостях бытия. Что
мириады моих воплощений и мириады воплощений Оуны умирали вместе  с  нами  в
жестоких мучениях.
   Умирали, открывая безумцу дорогу к покорению мира.

Глава 7

Тайные добродетели

   Никак не ожидал, что сознание вернется ко  мне.  Во  мне  сражались  -  я
смутно это ощущал -  некие  противоборствующие  силы,  у  алтаря  как  будто
началась суматоха... Вдруг почудилось, что я  стою  в  дверях  оружейной,  с
черным клинком в руке. И выкликаю имя Гейнора. Бросаю вызов.
   - Гейнор, оставь в покое мою дочь! Ты долго  пытался  разозлить  меня,  и
тебе это удалось!
   Усилием воли я разомкнул веки и поднял голову.
   Равенбранд завывал по-звериному, сочась  чернотой;  на  лезвии  корчились
алые  руны.  Меч  застыл  над  Оуной,  отказываясь  повиноваться  Гейнору  -
извивался в руке  моего  кузена,  словно  норовя  вырваться,  высвободиться.
Бурезов жаждал убивать всех подряд, а вот  Равенбранд,  по-видимому,  убивал
избирательно. Сама мысль о том, чтобы коснуться Оуны, была ему омерзительна.
Не знаю, в чем тут дело - может, клинку передались мои чувства? Как бы то ни
было, он отказывался убивать - и в том состояло  его  отлитие  от  Бурезова,
который не ценил человеческую жизнь, как не ценили ее мелнибонэйцы.
   Гейнор зарычал.  Свет  клинков  и  факелов  превращал  картину  -  старая
оружейная с алтарем, толпа  людей,  застывших  в  самых  разных  позах  -  в
босховский гротеск. Люди в изумлении таращились на дверь, в  проеме  которой
возвышался человек с черным  клинком  в  правой  руке.  За  спиной  человека
виднелся коридор, выстеленный  телами  в  коричневых  рубашках.  Клинок  был
обагрен кровью, как и иссеченный доспех и драный плащ пришельца. Его  волчьи
глаза сулили смерть. Должно быть, чтобы добраться сюда, он выдержал не  один
бой, но рука сжимала меч по-прежнему крепко,  а  выражение  лица  заставляло
думать, что этот человек прошел по горам трупов.
   - Гейнор! - мой собственный голос. - Ты труслив как  шакал  и  изворотлив
как змея! Сразишься ли ты со мной здесь, в этом священном месте?  Или  снова
юркнешь в нору, как бывало не раз?
   Шагая медленно, обремененный тяжестью  столетий,  мой  двойник  ступил  в
оружейную. Несмотря на то, что он смертельно устал, в нем ощущалась  сила  -
истинная сила, о которой нацистская верхушка могла  только  мечтать.  К  ним
явился настоящий полубог. Тот, кому они  поклонялись,  кем  отчаянно  желали
стать, не ведая, что Эльрик заплатил за свою божественность  страшную  цену,
что он вынес столько горя и ужаса,  сколько  им  не  могло  присниться  и  в
кошмарном сне. И теперь ничто не могло его поколебать.
   Или почти ничто.
   Разве только судьба той" кому  он  отдал  свою  горькую,  противоречивую,
невыносимую любовь. Для большинства мелнибонэйцев любовь была пустым звуком.
Эльрик же любил на самом деле.
   Тяжелой, размеренной поступью он приблизился к алтарю.
   Гейнор вновь попытался вонзить Равенбранд в сердце девушки. И меч  вновь,
еще более яростно, заметался в его руке.
   Тогда мой  кузен  выкрикнул  что-то  нечленораздельное,  швырнул  в  меня
завывающий меч и стиснул в ладонях белый клинок.
   Миг - и Оуна погибнет...
   Черный меч не достиг  цели.  Вернее  сказать,  он  завис  над  алтарем  и
провисел в воздухе достаточно долго: Оуна успела вскинуть  руки,  перерезать
веревки и скатиться с алтаря.
   Я не верил своим глазам. Равенбранд действительно разумен?
   Гитлер и прочие нацистские  бонзы  тем  временем,  бурно  жестикулируя  и
гомоня, укрылись за спинами  штурмовиков.  Дюжина  автоматов  нацелилась  на
Эльрика, но мелнибонэец их словно не замечал.  Он  видел  перед  собой  лишь
алтарь, остальное его не интересовало.
   На точеном лице Эльрика играла жестокая  усмешка.  Убедившись,  что  Оуна
ускользнула из-под удара, он повернулся к Гейнору.
   Белый меч застонал, задергался, будто и ему  вдруг  расхотелось  убивать.
Или   наши   клинки   и   вправду   разумны,   или   ими   управляет   некая
сверхъестественная сила...
   Гейнору  удалось  подчинить  так  называемый  меч  Карла   Великого.   Он
замахнулся, сделал выпад, норовя поразить Оуну, ноги которой  все  еще  были
связаны. Однако меч снова заартачился. И тогда мой кузен вскинул голову, и с
его губ сорвались загадочные слова на незнакомом языке. Он призывал Хаос.
   Но Хаос не откликнулся.
   Естественно - ведь Гейнор не смог совершить надлежащий обряд...
   Эльрик прыгнул. Черный клинок легко парировал очередной выпад Гейнора.
   - В том, чтобы  прикончить  труса,  нет  ни  славы,  ни  удовольствия,  -
промолвил мой двойник. - Но такого, как ты, нельзя отпускать живым.
   Черно-красная вспышка. Серебристая дуга. Бурезов обрушился на белый  меч,
и оба клинка не то вскрикнули, не то испустили громкий, протяжный стон.
   Сопровождавшийся глухим лязгом, удар следовал за  ударом.  Наконец  белый
меч треснул - и осыпался трухлявой древесиной в руке Гейнора.
   Не удивительно - этот меч с самого начала  был  фальшивкой,  сотворенной,
вдобавок, с дурными помыслами.
   Кузен выругался, кинул обломок на пол. Потом отскочил  к  стене,  зашарил
рукой, подыскивая себе новое оружие. Но те  клинки,  что  висели  по  стенам
оружейной, давным-давно пришли в негодность и проржавели буквально насквозь.
Гей-нор крикнул солдатам: "Стреляйте!", однако те не могли выполнить приказ,
иначе они попали бы в самого Гейнора или в Клостерхейма, который  целился  в
Эльрика из пистолета.
   Эльрик с нехорошей улыбкой произнес одно-единственное слово.
   Равенбранд ринулся к бывшему слуге сатаны. Ююстерхейм побелел как мел. Уж
он-то знал, что случится, если меч вопьется в него.
   Он выкрикнул что-то на латыни. Лишь немногие поняли его.  Меч  не  понял,
иначе наверняка не промахнулся бы.
   Клостерхейм бросился на пол, Гейнор  последовал  его  примеру.  В  ту  же
секунду  солдаты  открыли  огонь.  Завизжали  пули,  рикошетившие  от  стен,
забарабанили по камню пустые гильзы...
   Эльрик расхохотался -  как  знаком  мне  этот  дикий  смех!  Несмотря  на
сумасшедшую пальбу, в него не попала ни одна пуля, словно он был заколдован.
   Мой двойник нырнул за алтарь, проверить, цела ли дочь.
   Оуна улыбнулась отцу, а потом, улучив момент, кинулась  ко  мне.  В  руке
девушки был зажат острый как бритва кинжал Гейнора.  Она  быстро  перерезала
веревки.
   И вдруг Равенбранд лег в мою ладонь и принялся отражать пули.  А  солдаты
палили  не  переставая,  защищали  своих  драгоценных  начальников,  которые
отступали к сорванной с петель двери.
   В меня вливалась сила. Я тоже расхохотался, вскочил  и,  не  испытывая  и
намека на страх, рванулся к Клостерхейму. Эльрик тем  временем  схватился  с
Гейнором. Оуна вновь укрылась за  алтарем  -  с  кинжалом  против  автоматов
делать нечего. А пули все летали вокруг; одна  угодила  в  охранника.  Бонзы
заторопились пуще прежнего.
   Гитлер вещал об удаче? Что ж, удача теперь на нашей стороне.
   Нацистская верхушка вывалилась в коридор через проделанную Эльриком  дыру
в стене. Послышались отрывистые команды, к  дыре  придвинули  шкаф,  другой,
третий...
   Наши  враги  не  знали,  чего  от   нас   ожидать.   И   принимали   меры
предосторожности, чтобы мы не застали их врасплох.
   Я двинулся было вслед за Гитлером, но Эльрик остановил меня  и  указал  в
дальний конец коридора.
   Там стояли Гейнор и Клостерхейм.
   - Грааль у нас! - озаренный светом факелов, мой кузен  напоминал  большую
птицу, в ярости скачущую по земле. Его черные доспехи казались  пародией  на
светлую броню Эльрика. - И владыки  Вышних  Миров  нам  непременно  помогут!
Учтите, им не понравится, что кое-кто посмел помешать их союзнику.
   - По-твоему, меня заботит благосклонность богов? - Эльрик фыркнул. - Я  -
Эльрик Мелнибонэйский, и мой род - ровня богам!
   В этот миг Клостерхейм выстрелил дважды подряд, и обе пули попали в цель.
   - Что такое? - Эльрик нахмурился, медленно опустился на пол.
   Я ринулся на противника, но меня  опередили:  кинжал  Оуны  погрузился  в
сердце Клостерхейма. Тот согнулся пополам,  захлебываясь  кровью  и  пытаясь
выдернуть кинжал из собственного тела.
   Гейнор оттолкнул своего верного прихвостня и бросился к низенькой дубовой
дверце, за которой был коридор в комнату,  опустевшую  с  исчезновением  фон
Аша.
   Клостерхейм не шевелился. Неужели подох?
   Я был еще слишком слаб, чтобы перехватить Гейнора. Он проскочил в проем и
успел захлопнуть дверь прежде, чем я преодолел несколько метров,  отделявших
меня от нее. Я с разбега ударил плечом - и едва опять не  потерял  сознание,
на сей раз от боли.
   Боль напомнила мне о ране. Я посмотрел  на  свой  бок  -  кровоточит  или
перестал? На месте раны остался лишь багровый шрам. Сколько прошло  времени?
Или  время  уже  не  имеет  значения,  поскольку  Гейнор  своими  действиями
ухитрился-таки нарушить Равновесие и мироздание начинает распадаться?
   - Друзья, - выдохнул Эльрик. - Наверх, нам нужно наверх...
   Оуна растерянно глядела  на  мебель,  которой  нацисты  забаррикадировали
проем уничтоженной двери. Заперты с обеих сторон! А Гейнор, должно быть, уже
на пути к Серым Жилам, и Грааль по-прежнему у него...
   Я продолжал ломиться в дубовую дверцу, пока - с тем же успехом.
   Мебель в проеме вдруг зашевелилась. Похоже,  наци  опомнились,  подтянули
подмогу и готовы разделаться с нами.
   Раздался громкий треск. Часть баррикады обвалилась  и  стал  виден  Гесс,
командовавший автоматчиками. Ему единственному хватило мужества выйти против
нас. Остальные разбежались, трусливые крысы.
   Я снова ударил плечом в низенькую дверцу. Бесполезно.  Хотел  позвать  на
помощь Оуну, но девушка поддерживала отца, который сумел подняться и  теперь
стоял у Гейнорова алтаря. Его мелнибонэйская  кровь  капала  на  равнодушный
гранит.
   Заметив, по всей вероятности, мой умоляющий  взгляд,  Эльрик  выпрямился,
перехватил поудобнее меч и велел мне посторониться.
   - Похоже, иначе я двери открывать  разучился,  -  произнес  он  с  кривой
усмешкой.
   Подобрался, замахнулся, вложил в удар все оставшиеся у него силы - и  меч
расколол старинную дубовую дверцу пополам. Эти  две  половинки  распахнулись
нам навстречу, как бы приглашая войти. Мы устремились вдогонку за  Гейнором,
а позади истерически кричал что-то своим солдатам заместитель фюрера Рудольф
Гесс.
   Башней не пользовались много лет. Выяснилось, что пожитки фон Аша до  сих
пор лежат там, где старик их оставил. И на всем - на шкафах, буфетах, столах
и стульях, книгах и картах - толстый слой пыли. Фон Аш забрал с собой только
свои мечи и кое-что из одежды.
   В пыли отпечатались свежие следы,  и  понять,  куда  девался  Гейнор,  не
составляло никакого труда. Эльрик, совершенно обессиленный, упал у стены,  а
мы с Оуной  принялись  подтаскивать  громоздкую  мебель  к  узкой  лестнице,
перегораживая проход. Мимоходом Оуна пролистала книги, порылась  в  бумагах,
нашла, по всей видимости, то, что искала и сунула в карман. Потом мы подняли
Эльрика и понесли его наверх; короткий коридор вывел  на  широкую,  открытую
квадратную площадку с бойницами и дымовыми трубами.
   Как ни удивительно, на площадке мы наткнулись на Гейнора. Должно быть, он
рассчитывал улизнуть, но для этого ему следовало научиться летать - со  всех
четырех сторон башня отвесно обрывалась вниз.
   Я бросился к нему. Он побежал - от бойницы к бойнице, от трубы  к  трубе.
Внезапно остановился и повернулся.  Его  лицо  искажала  чудовищная  гримаса
боли. Он весь словно вибрировал, с головы  до  ног,  и  светился  загадочным
серебристым светом, постепенно увеличиваясь в размерах. И одновременно таял,
как бы растворялся в воздухе. Как рябь на поверхности воды  -  каждая  волна
чуть крупнее предыдущей; так и Гейнор становился  все  объемнее,  будто  его
распирало изнутри, и возносился, подобно  музыкальному  аккорду,  в  небеса,
сливаясь с мирозданием. Распадался на куски и тут же вновь делался целым...
   Я споткнулся, но устоял на ногах. Настиг Гейнора, попытался его схватить.
Меня словно пронзило током, на мгновение я ослеп, а когда прозрел  -  Гейнор
исчез. Канул в никуда.
   - Мы потеряли обоих, - проговорил я. Меня била дрожь,  к  моей  ненависти
примешивался страх.
   Эльрик вздохнул и покачал головой.
   - Мы потеряли всех Гейноров, - поправил он. -  Твой  кузен  выложил  свой
козырь и разбежался в тысяче  направлений.  Распался  на  тысячу  двойников,
каждый чуть крупнее другого. Распылил свою сущность по мирозданию, чтобы  мы
не смогли догнать его. Сейчас он легок, как пушинка, и  наиболее  опасен.  А
еще, пожалуй, наиболее могущественен. Он существует везде - и  нигде.  Может
быть всеми - и никем. Растекся по мирам... Зато мы теперь твердо знаем,  что
он не сдержал слова и не сумел привести в этот мир Ариоха.  Если  Гейнор  не
спятил окончательно, он сделает вот что. Либо попытается улизнуть от герцога
преисподней, что попросту глупо и, в общем-то,  невозможно.  Либо  попробует
договориться с Ариохом  заново.  Это  означает,  что  ему  необходимо  место
схождения. Бек недоступен, так что он будет искать  иное  место.  Не  думаю,
чтобы в твоем мире, Ульрик, таких мест было много.
   - Мори, - сказала Оуна. - Он отправится на Мори, - и показала нам листок,
который позаимствовала из башни.
   - Место схождения? - переспросил я. - Что это такое?
   - Место, где сходятся вероятности, - объяснила Оуна.  -  Где  встречаются
лунные дороги. Я хорошо знаю ваш мир, граф. Гейнор наверняка  отправится  на
Морн и попытается там собрать себя воедино.
   Больше она ничего поведать не успела - снизу, с лестницы, донесся грохот.
   - Мы можем его догнать? - справился я, глянув в сторону лестницы.
   -  Я  привел  с  собой  друзей,  -  ответил  Эльрик.   -   Гейнор   хотел
воспользоваться ими, но в нем  нет  мелнибонэйской  крови.  Это  мои  друзья
помогли мне попасть сюда с Мельнибонэ. Мечи к мечам, крылья к крыльям...
   Судя по грохоту," люди Гесса раскидывали нашу баррикаду.
   Я посмотрел вниз: чем прыгать, проще броситься на меч.  А  летать  мы  не
умеем. Значит, остается принять бой.
   Эльрик поднялся, подковылял к двери, стиснул Бурезов обеими руками. Когда
дверь распахнулась, он взмахнул мечом - и трое  первых  штурмовиков  рухнули
замертво, а меч издал торжествующий вопль.  Эльрик  зашипел,  как  от  боли,
впитывая в себя жизненную силу погибших. Он оживал на глазах.
   Я - признаюсь, с неохотой - присоединился к нему, и вдвоем мы положили  у
двери еще пятерых или шестерых, прежде чем наци взялись за ум,  отступили  в
глубь коридора и принялись палить по нам с безопасного расстояния.  Стреляли
они, впрочем, наугад, поэтому пули не причиняли нам ни малейшего урона.
   Эльрик подозвал Оуну и велел нам  с  ней  отвлекать  штурмовиков,  а  сам
подхромал  к  парапету  и  уставился  в  ночное  небо,  на  котором  изредка
выглядывала из-за клубящихся туч оранжевая луна. Мельнибонэец поднял меч,  и
тот засверкал черным пламенем, которое в следующий миг  окутало  и  Эльрика.
Белый Волк -  таково  было  прозвище  моего  двойника  -  вскинул  голову  к
взбудораженным небесам и запел песнь столь древнюю, что  слова  ее  казались
голосами стихий, ветра и земли.
   В коридоре тем временем раздались очередные выстрелы, потом  на  площадку
осторожно высунулся солдат с автоматом. Я убил его.
   А на небе появились вдруг зловещие черные тени - вынырнули  из-за  туч  и
устремились к башне.
   Эльрик выпрямился, по-прежнему сжимая в руке меч и продолжая петь.
   И будто само небо откликнулось на его зов!
   Прогремел  раскат,  похожий  на  громовый,  и   небо   словно   треснуло,
раскололось - и выплюнуло гигантских летучих рептилий,  чудовищ  с  длинными
хвостами, могучими крыльями и вытянутыми  шеями.  Твари  из  моих  кошмарных
снов! Я узнал их. Колдовство Эльрика привело  в  мой  мир  драконов  острова
Мельнибонэ! Гейнор хотел привлечь драконов  на  свою  сторону;  он  едва  не
победил Эльрика на развалинах Имррира; он отыскал потайные пещеры и  пытался
разбудить драконьих родичей моего двойника - и преуспел в этом. Однако он не
понимал - и вряд ли понимает, - почему драконы отказались повиноваться  ему.
"Кровь за кровь, брат за брата"  -  они  служили  только  королевскому  роду
Мельнибонэ, кровь которого по прихоти судьбы текла в моих жилах  и  в  жилах
Оуны, но не в жилах Гейнора.
   Два громадных дракона закружились над  башней  в  свете  оранжевой  луны.
Молодняк из Фурна, с черными и белыми кольцами на хвостах  и  на  мордах,  с
перьями на кончиках крыльев; несмотря на свои размеры, они еще  не  достигли
зрелости и рядом со взрослыми драконами показались бы, наверное, мелюзгой...
   Эльрик обернулся с довольной улыбкой. - Видишь, я приготовил все заранее!
Правда, я надеялся, что мои  братья  заберут  меня  вместе  с  Граалем...  -
мелнибонэйцы верили, что состоят в  прямом  родстве  с  драконами  Фурна.  В
минувшие эпохи они носили одинаковые имена, жили в одних и тех же помещениях
и делили могущество и власть над  миром.  Древняя  история  утверждала,  что
некогда драконы были правителями Мельнибонэ. Как бы там ни  было,  Эльрик  и
его ближайшие родственники могли без опаски пить драконий яд, убивавший всех
прочих, а этот яд был столь огнеопасен,  что  от  него  воспламенялся  самый
воздух.
   Я знал все это потому, что во мне оставались воспоминания Эльрика.
   И язык  драконов  тоже  был  мне  известен.  Драконы  аккуратно  сели  на
площадку, и мы радостно приветствовали друг друга; От огромных тел шел  пар,
драконов била дрожь, вызванная, должно быть,  изнурительным  полетом  сквозь
вереницу миров. И воздух моего мира был для них слишком разреженным. На  нас
обратились умудренные вековой мудростью глаза,  могучие  когти  вцепились  в
камень  парапета,  чешуя  переливалась  в  лунном  свете  -  лиловая,  алая,
золотистая, зеленая... Драконы были похожи как две капли воды  и  отличались
лишь тем, что у одного над носом, было белое пятно, а у другого - черное.  Я
с уважением поглядел на чудовищные  ослепительно-белые  клыки.  Эти  драконы
явились к нам словно из легенды о  Зигфриде,  однако  они  были  куда  более
разумны и куда более многочисленны, нежели  одинокий  и  глуповатый  Фафнир.
Мельнибонэйцы издавна изучали повадки драконов  и  даже  разработали  своего
рода классификацию драконьих пород,  в  которой  учли  всех  -  от  курносых
экарнианцев, прозванных "летучими мышами", до этих вот самых драконов Фурна,
которые умели мысленно общаться с людьми и жили невероятно долго  (поскольку
большую часть жизни проводили во сне).
   Прижимая ладонь к ране, Эльрик подошел к ближайшему дракону и что-то тихо
сказал ему. Я заметил на спинах обоих животных пульсирующие фурнские скеффла
-  что-то  наподобие   мембраны   между   лопатками   дракона,   позволяющее
путешествовать между мирами. Еще эти мембраны используют как седла.  Скеффла
- одно из диковиннейших и древнейших  произведений  алхимического  искусства
Мельнибонэ.
   Имена драконов оказал