тавила. Улизнул только Клостерхейм -
скрылся, улучив момент, среди каменных колонн. Я рванулся было  за  ним,  но
Эльрик остановил меня.
   - Нам нужен Гейнор, - сказал мелнибонэец. - Вон пантера, она поведет  нас
по следу.
   Зверь сразу же устремился в погоню, и наши  не  ведавшие  усталости  кони
поскакали следом.
   Через какое-то время мне почудился смех Гейнора и цокот копыт,  сверкнула
ослепительная вспышка,  словно  Грааль  звал  на  помощь.  Серая  полоса  на
горизонте становилась все шире, и наконец мы въехали в призрачную дымку, что
окутывала  каменный  лес.  Заметно  похолодало,  воздух  сделался   каким-то
необычным  -  другого  слова  не  подберу.  Дымка  почему-то   внушала   мне
безотчетный  страх.  Я  огляделся.  Кругом   сплошной   камень.   Чистилище,
дантовское чистилище.
   Как тут  тихо,  как  безжизненно!  Впрочем,  страх  постепенно  проходил,
уступая место в душе небывалому, неизведанному покою. В конце концов,  я  же
бывал здесь и раньше - если воспоминания Эльрика меня не обманывают.
   Лошади неутомимо несли нас вперед, их  не  требовалось  ни  понукать,  ни
подгонять. А пантера указывала путь.
   Дымка загустела, превратилась в серое марево, в  котором  мы  затерялись,
словно в тумане.
   Не отпускало ощущение, что Гейнор с Клостерхеймом вот-вот нападут на нас.
И когда из мглы впереди проступило яркое, красное с зеленым  пятно  -  будто
распустились  гигантские  цветки  амариллиса  и  ириса,  -  я,   признаться,
вздрогнул от неожиданности.
   - Что это такое? - спросил я. Эльрик криво усмехнулся.
   - Не знаю. Быть может, чья-нибудь шальная мысль?
   Неужели марево способно  создавать  такие  захватывающие  картины?  Очень
может быть; я почти не сомневался, что эта  мгла  наделена  сознанием.  Буду
откровенен, от легендарных Серых Жил я ожидал чего-то большего, но, с другой
стороны,  хорошо,  что  здесь  так  мирно,  что  не  клубится,   не   бурлит
первозданный  Хаос,  как  можно  было  бы  ожидать.   Казалось,   достаточно
сосредоточиться - и различишь во мгле свои  самые  безудержные  фантазии.  Я
постарался отогнать мысли о Гейноре и Клостерхейме из  опасения,  что,  если
буду думать о них, они непременно появятся.
   Цокот копыт, звяканье упряжи,  даже  дыхание  -  все  было  неестественно
громким. Пантера наполовину растворилась в  мареве,  превратилась  в  зыбкую
тень. Невозможно было определить, по земле мы  едем  или  по  камню:  лошади
словно плыли в белесом тумане, который доставал до седел.
   Вот почва стала мягче, и звуки слегка приутихли. Мало-помалу установилась
тишина. Напряжение нарастало. Я повернулся к Эльрику.
   - Мы его, похоже, потеряли, - мой голос казался глухим, почти неживым.  -
Он укрылся в Жилах. Что теперь?
   Эльрик ответил - то ли вслух, то ли мысленно, я так и не понял:
   - Будем искать дальше.
   Силуэты становились все размытее, как если бы Серые Жилы впитывали в себя
четкие линии. Впрочем, пантера пока не пропала из вида целиком. Она вела нас
по следу. Рано или поздно мы настигнем Гейнора - даже здесь, в самом  сердце
мироздания.
   Внезапно  пантера  остановилась,  принюхалась,  приподняла   одну   лапу.
Шевельнула хвостом. Сузила глаза. Ее явно что-то встревожило. Знать бы,  что
именно...
   Эльрик спешился - туман оказался ему по грудь - и подошел к  пантере.  На
мгновение, когда марево сгустилось, я потерял своего двойника. Но  вот  мгла
слегка  рассеялась,  и  я  увидел,  что  Эльрик  разговаривает  с   каким-то
человеком. Неужто мы все же отыскали Гейнора?
   Мельнибонэец повернулся и пошел обратно. Второй последовал за ним.  Оуна!
Лук за спиной, колчан  со  стрелами  на  боку.  Она  словно  возвращалась  с
прогулки - и широко улыбалась, как бы предупреждая все возможные вопросы.
   Не знаю, кто она такая - чародейка,  повелительница  иллюзий  или  просто
женщина, умеющая телепатически управлять животными. Но отрицать очевидное  я
более не собирался: Оуна владела магией, и эта магия  была  вполне  реальна.
Люди, с которыми я сошелся в подземелье, обладали способностями,  совершенно
естественными для них, но абсолютно непостижимыми  для  меня.  Впрочем,  мой
мир, хаотический мир двадцатого столетия  с  его  машинной,  механистической
цивилизацией моим товарищам казался не  менее  загадочным,  внушающим  страх
даже полубогам, которые манипулируют целыми  измерениями.  Теперь  я  просто
принимал все, что происходило вокруг,  как  данность  и  не  пытался  более,
подобно безумному фантазеру, наложить собственные ограниченные представления
на бесконечно сложную мультивселенную, не пытался подогнать ее  под  строгое
определение. Мне вполне хватало того,  что  я  наблюдаю,  ощущаю,  исследую.
Единственный способ познать мироздание - пропустить его через себя...
   Эльрик с Оуной остановились и  ждали,  пока  я  подойду  к  ним.  Девушка
нахмурилась.
   - Странное место, - проговорила она.  Я  с  ней  мысленно  согласился:  в
прошлый раз, когда я был здесь, Серые Жилы выглядели более обитаемыми.
   - Куда они направились? - спросил я. - Мы не потеряли след?
   - Запах слишком сильный, чтобы его потерять, - Оуна опустилась на колено,
повела рукой, словно протирая окно. И окно и вправду открылось,  и  из  него
хлынул солнечный свет. - Смотрите.
   До боли знакомая картина.
   Я сглотнул, с трудом удержавшись от того,  чтобы  не  кинуться  в  проем,
который будто вернул меня в детство. Пожалуй, я бы и кинулся - когда  бы  не
рука Оуны.
   - Да, это Бек, - тихо сказала девушка.  -  Но  вряд  вам  захочется  туда
вернуться, граф.
   - Почему?
   Оуна махнула правой рукой, и во мгле возникло новое окошко. В нем  кипела
схватка и лилась кровь. Звероголовые люди и звери с  человеческими  головами
бились на покрытой  грязью  равнине,  простиравшейся  до  самого  горизонта.
Вдалеке возвышался многобашенный город, и  к  нему,  торжествуя,  скакал  на
белом коне Гейнор  фон  Минкт,  которому  суждено  носить  прозвище  Гей-нор
Проклятый.
   На сей раз вперед подался Эльрик. Он узнал город. Этот город был для него
тем, чем для меня - Бек. И я тоже узнал  Призрачный  город  Имррир,  столицу
империи Мельнибонэ, острова Драконьих Владык. Из  верхних  бойниц  в  башнях
вырывались, подобно знаменам, языки пламени.
   Я оглянулся. Бек, милый сердцу Бек! Зеленые холмы,  густые  гостеприимные
леса, древние, замшелые камни стен...  Только  теперь  я  разглядел  колючую
проволоку, которой обнесли замок, и  пулеметные  вышки  у  ворот.  По  двору
бегали овчарки, повсюду расхаживали люди в мундирах СС. На  дороге  к  замку
показался большой "мерседес". За рулем сидел Клостерхейм.
   - Как... - начал я.
   - Именно так, - ответила Оуна. - Я вас предупреждала.  Он  идет  по  двум
дорогам одновременно и сейчас находится сразу в двух мирах. Надо отдать  ему
должное, он превзошел всех нас в познаниях о  природе  мироздания  и  потому
способен воевать как минимум на двух фронтах. В этом его слабость.
   - Или сила, - поправил Эльрик с невеселым  смешком.  -  Он  нарушает  все
правила и  потому  добивается  успеха.  Но  если  правила  больше  не  имеют
значения...
   - Он победил?
   - Не везде, - возразила Оуна. Неуверенности в ее голосе не было. Я видел,
что девушка растеряна.
   Эльрик принял решение.
   - Он в двух мирах - значит, нам надо разделиться. У нас теперь два  меча,
которые связаны друг с другом. Я отправляюсь  на  Мельнибонэ,  а  ты,  граф,
возвращайся в свой Бек.
   - Откуда взялись картинки? - задал я давно терзавший меня вопрос.  -  Как
они сложились?
   - Я этого захотела, - Оуна потупилась. - Мы многого не знаем. А что, если
Серые Жилы созданы воображением богов и смертных? Что,  если  здесь  обитают
самые сокровенные желания и самые жуткие страхи?  И  не  просто  обитают,  а
рождаются заново, каждый день, каждый миг? Благодаря необычайному могуществу
человеческого воображения...
   - Рождаются заново, - задумчиво повторил Эльрик, - рождаются в  вечности,
- он положил руку в перчатке на  рукоять  меча.  -  И  среди  них  нет  двух
одинаковых - они отличаются друг от друга,  одни  совсем  чуть-чуть,  другие
разительно. Воспоминания, желания... Переменчивые, как  море.  И  мироздание
растет, ввысь и вширь, как крона дерева...
   - Не будем забывать,  что  у  Гейнора  в  руках  средство  создать  любую
реальность,  -  сказала  Оуна.  -  Он  владеет  Граалем,  который  по  праву
принадлежит вам, граф, - вы должны его охранять, но не использовать.
   Это заявление было настолько неожиданным, что я засмеялся.
   - Принадлежит мне? Я всегда думал, что Грааль  -  собственность  Господа,
если, конечно, Он  существует.  Или  Он  -  то  самое  Равновесие,  стержень
мироздания?
   -  Об  этом  много  спорят,  -  ответила  девушка,   -   особенно   среди
похитительниц снов. Ведь мы живем за счет украденных сновидений. А  в  Серых
Жилах, говорят, сбываются все сны до единого - и светлые, и кошмарные.
   Я огляделся, пожал плечами.  Мой  взгляд  постоянно  возвращался  к  двум
окошкам в тумане. Очередная иллюзия - возможно, созданная Оуной, которая, по
ее собственным словам, унаследовала от матери навыки  чародейства.  Какие  у
меня основания верить девушке, какие есть доказательства ее  искренности?  С
другой стороны, а с какой стати мне ей не верить?
   Накатила злость,  порожденная  беспомощностью.  Хотелось  выхватить  меч,
порубить туман в клочья, прорваться в Бек, вернуться в спокойное прошлое...
   Но над Беком  развевался  флаг  со  свастикой.  И  это,  я  нисколько  не
сомневался, была не иллюзия.
   Эльрик язвительно улыбнулся.
   - Не так-то просто изловить врага, который прячется одновременно  в  двух
мирах. Как ни жаль расставаться,  друзья  мои,  думаю,  у  нас  нет  другого
выхода. Вы двое отправляйтесь за ним в мир графа - а я попытаюсь  остановить
его на Мельнибонэ.
   - Хватит ли нам сил, поодиночке? - спросил я. Ведь мы воевали не только с
Гейнором и Клостерхеймом, но и с владыками Вышних Миров.
   - Конечно, мы станем слабее, - признал Эльрик, - значительно  слабее.  Но
иного не дано. Я должен вернуться в Имррир, а тебе,  граф,  должно  помешать
Гейнору в твоем мире. Учтите, Грааль не может находиться сразу в  нескольких
местах. Потому Гейнор унесет его туда, где от него будет  больше  пользы.  И
тот из нас, кто отыщет Грааль, пусть немедля известит остальных.
   - И куда же он мог его унести? - справился я.
   - Куда угодно, - откликнулся мелнибонэец и покачал головой.
   - Мест не так много, - вмешалась Оуна. - Всего два: Морн, чьи камни нужны
Гейнору, чтобы воззвать к Хаосу, и Бек.
   Эльрик вскочил в седло. Конь заржал, забил копытом.  Мой  двойник  послал
животное вперед, к тому окну, где кипела жестокая битва. На скаку обернулся,
обнажил клинок и отсалютовал мне. Это салют  был  прощанием  -  и  обещанием
новой встречи. Вот он исчез в окне - а в следующий миг появился на  равнине,
со сверкающим мечом в руке, и поскакал по направлению к Имрриру.
   Оуна легонько ударила по  крупу  мою  лошадь,  и  та  умчалась  в  туман.
Надеюсь, с ней ничего не случится.  Потом  девушка  взяла  меня  за  руку  и
подвела к другому окну. Мы вдохнули  аромат  напоенной  соками  травы;  я  с
жалостью глядел на свой  замок,  который  нацисты  ухитрились  превратить  в
крепость. Должно быть, разместили в нем какой-нибудь штаб.
   Мы прыгнули. Будем считать, что нас не заметили. Эсэсовцы  были  повсюду.
Замок охранялся со всех сторон: куда ни  глянь,  везде  пулеметные  вышки  и
колючая проволока. А ров обнесен проволокой по обоим берегам.
   Мы ползком спустились с холма и укрылись в ложбинке. Я без труда  находил
дорогу, ибо знал окрестности Бека как свои пять пальцев. Мне были ведомы все
заячьи тропки в лесах, все лисьи угодья. Мы,  фон  Беки,  всегда  стремились
жить в гармонии с природой.
   Мой дом превратился в вертеп, в надругательство над всем, что он когда-то
олицетворял  -  общественный  прогресс  и  верность  традициям,  культуру  и
образование, доброту и любовь к родной земле; ныне он символизировал то, что
было ненавистно истинным немцам, - нетерпимость, неуважение,  необузданность
нравов и жестокость. Я чувствовал себя так, будто подвергся грубому насилию.
Тому самому насилию, тому поруганию, которому  вместе  со  мной  подверглась
Германия. Это зло родилось не на немецкой почве,  его  породила  почва  всех
стран, участвовавших в Великой войне, алчность и страх  всех  тех  ничтожных
политиканов, которые не слушали голосов избирателей, вкупе с противоборством
партий, с невежеством обывателей, не желавших вникать в смысл речей тех, кто
выступал от имени народа, и позволивших втянуть себя в войну, у  которой  не
могло быть победителей, и по-прежнему  следовавших  за  вожаками-демагогами,
как бараны на бойню...
   Что это за стремление к смерти, охватившее, похоже, всю Европу?  Сознание
общей вины? Или понимание того, что наша жизнь не соответствует христианским
заповедям? Или безумие, которое заставляет  совершать  гибельные  шаги  -  и
проливать слезы над собственной участью?
   Наступила ночь. Нас никто не разыскивал.  Оуна  подобрала  в  придорожной
канаве ворох газет. На них, по всей видимости, кто-то недавно спал.  Девушка
внимательно изучила пожелтевшие, запачканные листки, а потом сказала:
   - Надо найти герра Эля. То есть князя Лобковица. Если я ничего не  путаю,
он живет под чужим именем в городке Гензау. Не удивляйтесь, граф,  с  вашего
побега прошло несколько лет, многое изменилось. Да, он должен быть в Гензау.
Во всяком случае, мы встречались с ним именно там в 1940-м.
   - Встречались? Вы тоже путешествуете во времени?
   - Я так думала, пока не поняла: время - все равно что поле, и одно  и  то
же событие происходит на этом поле  много-много  раз.  Мы  выхватываем  лишь
отдельные события, и потому нам кажется, что мироздание стареет.  А  что  до
путешествий... Мы не путешествуем во времени - всего-навсего перемещаемся по
полю, из одной реальности в другую. Время относительно.  Время  субъективно.
Время меняет свои свойства. Оно может быть нестабильным - и застывшим,  и  в
каждом мире оно - другое. Можно перейти из этого мира в точно такой  же,  но
разделенный столетиями. Тем, кто не  понимает,  как  устроено  время,  часто
кажется, что они открыли способ путешествовать в нем. Если не  ошибаюсь,  мы
бежали из Гамельна в 1935-м. Пять лет назад. Сейчас  лето  1940-го,  и  ваша
страна опять воюет. Мало того, она покорила половину Европы.
   В  газетах  не  рассказывалось,  из-за  чего   началась   война,   только
восхвалялась  "доблесть  маленькой   Германии",   бросившей   вызов   дюжине
агрессоров, вознамерившихся отобрать  то  немногое,  что  еще  оставалось  у
немцев. А Германия, как утверждалось в газетах,  всего  лишь  настаивала  на
том, чтобы ее народу уступили земли, на  которых  он  мог  бы  поселиться  и
восстановить Великую Германию.  Форпост  против  коммунистического  Голиафа.
Некоторые  европейские  страны   уже   именовались   "провинциями",   другие
включались в "немецкую семью". Франция подчинилась, Италия, где  по-прежнему
хозяйничал Муссолини, была союзником. Польша,  Дания,  Бельгия  и  Голландия
оккупированы... Я был потрясен. Гитлер пришел к власти, обещая  немцам  мир.
Мы заслуживали мира, поэтому все честные, добропорядочные люди голосовали на
выборах за  того,  кто  твердил  о  восстановлении  гражданского  порядка  и
недопущении войны. А теперь Адольф Гитлер втянул  нас  в  конфликт  страшнее
всех предыдущих. Интересно, славят ли его до сих пор  или  ликующих  голосов
поубавилось? Несмотря на всю воинственную прусскую пропаганду, немцы  всегда
были  мирным  народом.  Какими  безумными  посулами  Гитлер  прельстил  моих
соотечественников?
   Я задремал. И сразу же погрузился в море сновидений -  кровавые  схватки,
жуткие твари... Я видел во сне все то, что мой двойник наблюдал наяву. Когда
я бодрствовал, мое  сознание  принадлежало  мне  одному,  но  стоило  только
заснуть... Что ж, по крайней мере, мы знаем, что он добрался  до  Имррира  и
спустился в какое-то подземелье. Пахнуло рептилиями...
   Проснувшись, я продолжил  чтение.  Газетные  статьи  порождали  множество
вопросов. В голове не укладывалось, как Гитлеру позволили  развязать  войну;
почему никто не сопротивляется? Или потоки лжи настолько  одурманили  людей,
что они  утратили  всякое  представление  о  реальности?  В  общем,  картина
складывалась нерадостная.
   Ответы на многие свои вопросы я  получил  от  Лобковица,  которого  мы  и
вправду нашли в Гензау. Добирались мы туда почти неделю, под покровом  ночи,
избегая не то что шоссе, но  даже  проселочных  дорог.  Днем  отсыпались,  а
вечером  снова  трогались   в   путь.   Равенбранд   я   обернул   газетами,
превозносившими Третий рейх... С  нашим  оружием  нечего  было  и  думать  о
сражении с Гитлером.
   Повсюду мы видели приметы военного времени. Составы с солдатами, пушками,
боеприпасами.  Колонны  грузовиков.  Натужный  гул  бомбардировщиков,   визг
истребителей, пехота на марше.  Порой  попадались  и  иные,  более  зловещие
признаки: грузовики для скота, забитые людьми. Мы и не догадывались,  какого
размаха достигли репрессии,  не  подозревали,  с  какой  жестокостью  Гитлер
"вычищал" покоренную Европу и свой собственный народ.
   Хотя мы старались не делать ничего такого, что могло бы привлечь внимание
властей, Оуна все же разок рискнула - стащила платье из магазина одежды.
   - На цыган спишут, - сказала она.
   Гензау  оказался   крохотным   городком,   в   котором   не   было   даже
железнодорожной станции. Шоссе тоже огибало его  стороной.  На  каждом  доме
висели нацистские флаги, недалеко от центра города находилась казарма СС, но
военных на улицах почти не встречалось. Мы поняли,  почему  Лобковиц  выбрал
именно этот город.
   Мы  представляли  собой  нелепое  зрелище  -  полуголодные,  уставшие  до
изнеможения, грязные, я в обносках и с мечом,  обернутом  газетами,  Оуна  в
похищенном платье с кружевами.
   Лобковиц засмеялся, увидев нас, и продолжал улыбаться, наполняя бокалы, а
мы с наслаждением упали в кресла.
   - Я могу вывезти вас из Германии, - сказал он. - Скорее всего  в  Швецию.
Но это, пожалуй, единственная помощь, которую я сейчас готов оказать.
   Выяснилось, что он организовал "подземный экспресс"  для  тех,  кто  имел
несчастье вызвать  неудовольствие  нацистов.  Большинство  переправлялось  в
Швецию,  часть  уходила  в  Испанию.  Жаль,  что  у  него   нет   магических
способностей, прибавил Лобковиц. Нельзя открыть лунную дорогу для всех,  кто
тоскует по свободе.
   - Лучшее, что я  могу  им  пообещать,  -  Англия  или  Америка.  Но  даже
Британской империи осталось недолго: ей не выстоять  против  Люфтваффе.  Мои
армейские приятели утверждают, что через несколько месяцев Британия запросит
перемирия. Все к тому идет. А с капитуляцией Англии Америки можно  будет  не
опасаться. Зло торжествует, друзья мои.  Уж  извините  за  мелодраматические
речи. Но что поделать, если нам выпало жить в такие времена! Знаете, граф, -
повернулся он ко мне, - то, что вы ищете, находится в Беке.
   - Но Бек слишком хорошо охраняется, - сказала Оуна, - туда не пробраться.
   - А что мы ищем? - устало спросил я. - Посох? Чашу? Или что-то еще?
   - Вы ищете предмет,  способный  произвольно  менять  облик,  в  известном
смысле наделенный сознанием. Можете называть его Священным Граалем, чтобы не
путаться в формах. Ваша семья, граф, издавна оберегала Грааль. Об этом можно
прочесть у Вольфрама  фон  Эшенбаха.  Но  ваш  отец,  наполовину  утративший
рассудок, потерял Грааль, он чувствовал  себя  обязанным  вернуть  его  -  и
покончил с собой, пытаясь это сделать.
   - Покончил с собой? Значит, Гейнор говорил правду? Мне никогда...
   - Разумеется, никто не хотел скандала, поэтому в газеты сообщили, что ваш
отец погиб при пожаре, - Лобковиц страдальчески улыбнулся.  -  На  самом  же
деле, граф, ваш отец винил себя, и то