я в подробности, сказала лишь, что нас разлучили.  Что  мой
близнец ушел. Вот и все, что мне известно.
   - Похоже, судьба близнеца тебя не слишком заботит.
   - Время лечит раны, отец. Я долго считала, что мой близнец у тебя, что ты
растишь его и воспитываешь, но недавно убедилась, что  это  не  так,  -  она
потянула носом и вдруг метнулась на кухню, откуда донесся аппетитный  аромат
пирога с крыжовником. Я усмехнулся. До чего же приятно вернуться  к  простым
человеческим удовольствиям - хотя бы и во сне!
   Поскольку это был сон, я не нашел ничего удивительного в  том,  что  меня
пригласили к столу и накормили свежеиспеченным хлебом и свежевзбитым маслом,
положили чандры, приправленной пряным соусом, а на десерт посулили  пирог  и
глоток гласа.
   Теперь мне и в голову не приходило подозревать  Оуну  в  обмане.  Происки
Порядка вынуждали к осторожности, но не здесь;  в  этой  диковинной  хижине,
рядом со своей взрослой дочерью, я чувствовал себя  в  безопасности.  Родная
кровь - мне ли не узнать ее? Будь Оуна оборотнем, лживым порождением  Хаоса,
я бы мгновенно это ощутил.
   И все же внутренний голос настойчиво твердил, что я не  раскусил  интригу
Порядка, из-за чего оказался побежден и ввергнут в свое нынешнее  состояние.
Так стоит ли по-прежнему полагаться на чутье? Может, я давно его  утратил  и
лишь теперь начинаю понимать, что со мной произошло? Может, Оуна все-таки  -
очередная иллюзия, сотворенная, чтобы похитить остатки моей души?
   Мой нрав не позволял мне осторожничать. И потом, осторожностью ничего  не
добьешься. Как ни крути, особого выбора у меня не было,  в  этой  хижине  на
краю бездны, в непосредственной близости от паутины лунных дорог.
   - Значит, ты не ведаешь, что сталось с твоей сестрой?
   - Сестрой? - с улыбкой переспросила Оуна. - Отец, с чего ты взял,  что  у
меня была сестра? Матушка родила меня и моего брата.
   - Брата? - по спине побежали  мурашки  -  то  ли  от  страха,  то  ли  от
восторга. - Выходит, у меня и дочь, и сын?
   - Наверное, тебе лучше было не знать о нем, отец. Если он  мертв  -  а  я
боюсь, что оно так и есть, - твоя радость обернется мукой.
   Я отмахнулся от ее слов. Сын, у меня есть сын! Это  главное,  а  страдать
будем потом - если, конечно, придется.
   Сын и дочь. Я с любовью поглядел на Оуну, испытывая невероятную  сумятицу
в мыслях. И сделал то, от  чего  пришел  бы  в  ужас  любой  мелнибонэец,  -
притянул девушку к себе и крепко обнял. Она прижалась к моей  груди  -  чуть
стеснительно, будто тоже не привыкла выказывать свои  истинные  чувства.  Но
моя ласка была ей приятна.
   - Ты - похитительница снов, - сказал я задумчиво.
   Она затрясла головой. На ее отразились смешанные чувства.
   - Нет, я всего лишь дочь  похитительницы  снов.  Меня  учили  ремеслу,  и
кое-что я умею, но призвания в себе не ощущаю. По  правде  говоря,  отец,  я
порой словно разрываюсь на части. Что-то во  мне,  можно  сказать,  восстает
против матушкиного ремесла и всего, что с ним связано...
   - Твоя матушка не раз выручала меня, когда  мы  с  ней  искали  Жемчужную
Твердыню,  -  Эльрику  ли  Мелнибонэйскому  не  знать,  что  такое  душевные
терзания?
   - Она часто вспоминала о вашем путешествии. И о  тебе,  отец,  отзывалась
тепло, что просто удивительно, если учесть, сколько у нее было любовников за
минувшие годы. Сдается мне, ты единственный, от кого она завела ребенка.
   - Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Нрав у нее всегда был крутой...
   - Я не слышала от нее ни единого дурного  слова  о  тебе.  Наоборот,  она
расхваливала тебя, называла великим воином, отважным и благородным  рыцарем.
И постоянно прибавляла, что из тебя  получился  бы  самый  ловкий  на  свете
похититель снов. По-моему, она и во сне видела, как  вы  с  ней  занимаетесь
общим делом. Как ты думаешь, отец, о чем мечтают похитители снов?
   - О сне без сновидений, - предположил я. Подумать только -  мой  ребенок.
Эта красавица, эта умница - , а, насколько я  мог  судить,  Оуна  отличалась
незаурядным умом - моя дочь. Которая приманила меня в свою  хижину  на  краю
мироздания. В то самое место, где она родилась...
   По словам Оуны, дальний лес, который показался  мне  суровым  и  опасным,
изобиловал всевозможными диковинками. Моя дочь  росла  в  этом  лесу,  среди
друзей. И лес, и хижина находились под защитой, подобно Танелорну, и тут  не
страшны были ни оголтелый  фанатизм  Порядка,  ни  необузданность  Хаоса.  В
хижине часто бывали гости - приятели матери, странствовавшие между мирами  и
забегавшие на огонек передохнуть и поведать о своих скитаниях.
   Когда девочке исполнилось пятнадцать, они с матерью отправились искать то
измерение, где Оуне рассчитывала обрести пристанище,  уйдя  на  покой.  Моей
дочери это измерение пришлось не по вкусу, и она решила отыскать собственное
призвание и пустилась в странствия по мириадам миров мультивселенной.  Чтобы
придать своим скитаниям некий смысл в глазах окружающих, она всем  говорила,
что ищет брата. Но единственным альбиносом, про  которого  ей  удалось  хоть
что-то узнать, был ее отец, грозный и ненавистный Эльрик Мелнибонэйский.  Уж
с кем, а с ним Оуне встречаться нисколько не хотелось.
   Позднее она все же отыскала и других альбиносов. Что-то вроде  крохотного
племени, следы которого терялись на  просторах  мироздания.  Оуна  почему-то
верила, что, повидавшись с  этими  изгоями,  она  непременно  вызнает  нечто
важное о своем брате. Верила, что  тот  жив  и  обосновался  в  каком-нибудь
захолустном мирке наподобие того, который выбрала старшая  из  женщин  в  их
роду. И не просто обосновался там, а, как говорится, пустил корни, обзавелся
семьей и детьми.
   С каждым произнесенным Оуной словом я чувствовал себя все старше. Мне  не
слишком трудно было представить разный  ход  времени  в  разных  измерениях,
однако   ощущать   себя,   человека   сравнительно   молодого,   патриархом,
прародителем рода было как-то неуютно. Это ведь  громадная  ответственность,
от которой так и тянет сбежать  куда  подальше.  В  сердце  снова  закралось
подозрение: а вдруг все происходящее  -  хитроумная  уловка  Порядка,  часть
грандиозного космического заговора, в котором мне отведена малая роль?  Роль
разменной пешки в игре богов - в игре, которой боги  развлекаются,  прогоняя
скуку.
   Эта мысль воспламенила мой гнев. Если так оно и есть  на  самом  деле,  я
приложу все усилия, чтобы расстроить их планы.
   - Отец, - сказала Оуна, - я заманила тебя сюда  не  из  любопытства.  Мне
нужна твоя помощь. Я знаю, как  тебя  обмишулили.  И  знаю,  почему,  -  она
уловила смену моего настроения, - Миггея со своими приспешниками угрожает не
только Танелорну, но и нескольким другим мирам, в  том  числе  и  тому,  где
живут твои потомки.
   - Мелнибонэйцы по виду, я надеюсь?
   - Они очень похожи на последнего императора Мелнибонэ. Мы с ними в союзе,
ведь у нас общие враги. И среди  них  есть  тот,  кто  поможет  нам  одолеть
Порядок.
   - Дочка, - сказал я наставительно,  -  ты,  видно,  запамятовала,  что  я
лишился своего  тела.  Превратился  в  призрака.  В  привидение,  утратившее
телесную оболочку. Иными словами, я все равно что умер.  Когда  бы  не  твое
колдовство и не чары этого места, я бы и ложку со стола поднять не смог. Мое
тело покоится в Танелорне, обреченном на гибель; Миггея, Герцогиня  Порядка,
владеет ныне Черным Клинком и вольна творить все, что ей  заблагорассудится.
Я потерпел поражение, остался вот с таким носом. Теперь я - сон во  сне,  не
более того. И вокруг нас тоже сон. Бессмысленный, бесполезный сон.
   - Что ж, - Оуна принялась собирать тарелки, - что одному  снится,  другой
создает наяву.
   - Банально, дочка.
   - Зато правда, - Оуна сняла  фартук,  повесила  его  на  стену  и  встала
подбоченясь посреди комнаты. - Скажи, отец, ты рад видеть меня?
   Я не моргнув встретил ее вопросительный, пронзающий насквозь взгляд.
   - Да, рад, - ответил я с улыбкой. - Хотя мне, верно, не  следует  в  этом
признаваться. Ни один мелнибонэец королевского рода меня бы не понял.
   - Хорошо, что я не из вашего королевского рода.
   - Ну, если допустить, что я был последним в роду...
   - Да уж, - перебила Оуна, - империя Мелнибонэ пала, а кровь  сохранилась.
Древняя кровь. Сплошные традиции.
   - Извини за прямоту, - сказал я, - но ты  вроде  упоминала,  что  привела
меня сюда не из праздного любопытства. - Почему-то  мне  постоянно  хотелось
назвать дочь "госпожой".
   - Я могу помочь тебе, отец, - промолвила она. - Могу помочь тебе  вернуть
меч и даже, быть может, отомстить той, кто похитил у тебя оружие.
   Будь на месте Оуны кто-либо другой, я бы наверняка заподозрил ловушку, но
своей нежданно обретенной дочери я верил безоговорочно. Наша встреча  вполне
могла оказаться иллюзией, частью заклинания, наложенного на  меня  Порядком.
Но у Эльрика Мелнибонэйского все равно  не  было  выбора:  либо  я  доверюсь
красавице, которая называет себя моей  дочерью,  либо  останусь  лежать  без
движения в осажденном Танелорне, не  способный  ни  возвратить  Бурезов,  ни
отомстить похитителю.
   - Ты знаешь будущее? - спросил я.
   - И не одно, - тихо ответила Оуна.
   Я попросил объяснить. Она растолковала, что  мультивселенная  состоит  из
тысяч измерений, каждое из которых лишь на малую толику отличается от нашего
собственного. И в каждом из этих измерений есть люди, которые  сражаются  за
справедливость. Иногда они бьются на стороне Порядка, иногда  присоединяются
к Хаосу, а порой вступаются  за  сохранение  Равновесия.  И  большинство  не
подозревает, что они не одиноки, что их двойники в других мирах заняты  тем,
же самым.
   Все истории, все судьбы чуть-чуть отличаются друг от друга.  Но  -  очень
редко - случается так, что судьба  человека  коренным  образом  меняется.  И
становится возможным объединить двойников.
   Именно это и предлагала сделать моя дочь,  уповая  на  ремесло,  которому
научилась от матушки.
   По ее словам выходило, что два воплощения могут одновременно существовать
в одном общем теле - если  у  них  схожая  кровь.  Мне  требовалось  тело  и
требовался меч. Оуна полагала, что сумела отыскать то и другое.
   Она рассказала мне о фон Беке, о  том,  как  он  безуспешно  сражается  с
власть  предержащими  в  своем  мире.  Прибавила,  что  наши  с  ним  судьбы
переплетаются в предначертанный мирозданием узор. Что мы  оба  -  воплощения
одного и того же существа. Я помогу фон Беку, а он поможет мне, одолжив тело
и фамильную реликвию - рунический клинок.
   - Надо подумать, - сказал я.
   Отдохнуть  по-настоящему,  то  есть  поспать  в  хижине  Оуны,  на   краю
пространства  и  времени,   в   так   называемом   Миттельмарше,   оказалось
затруднительно, быть может, потому, что я и без того жил во сне, а спать  во
сне - это, пожалуй, чересчур. Утоляя  мое  любопытство,  Оуна  поведала  мне
кое-что  из  секретов  матушкиного  ремесла.  Рассказала,  как  пользоваться
дорогами  между  мирами.  Как  попасть  в  измерения,  которые  мы  называли
сверхъестественными, но которые были совершенно обыденными для тех,  кто  их
населял. В разговоре выяснилось, что Оуна сохранила материнскую  библиотеку.
Она с  гордостью  показывала  мне  фолианты  с  рассуждениями  древних  и  с
современными  философскими  теориями  относительно  сновидений:  везде   сны
определялись как обрывки впечатлений от путешествий по иным мирам. Некоторые
мудрецы - древние и нынешние - понимали то, что Оуне  было  известно  не  по
книгам: что мир сновидений  вполне  вещественен,  что  им  не  так-то  легко
управлять, что у каждого из нас тысячи  двойников  во  множестве  плоскостей
бытия  и  что  все  наши  поступки  взаимосвязаны  и  вплетены  в  громадный
космический гобелен, которого человеку попросту не представить,  вплетены  в
самую суть мироздания, коей мы то грозим,  то  защищаем  ее,  подчиняясь  то
долгу, то честолюбивым устремлениям.
   Утром, разглядывая альбом акварелей, выполненных одним из предков Оуны, я
спросил свою дочь, вправду ли она верит, что мы можем присниться друг другу.
Правда ли, что люди - лишь продолжение собственной воли? Что мы создаем себя
и  наши  миры  благодаря  некоему   желанию,   некоему   стремлению,   более
могущественному, нежели физическая вселенная?  И  может  ли  быть  так,  что
именно мы сотворили вселенную? Точнее, мультивселенную? Может, это  смертные
вырастили великое дерево, которое затем перестало им подчиняться?
   А  раз  так,  не  мы  ли  создали   богов,   Космическое   Равновесие   и
духов-элементалов? Сам я, признаться, ни во что из этого не верил.  Ведь  из
подобных размышлений следовало, что мы открыли для себя путь к спасению -  и
сами сковали себе цепи! Что боги - не более чем символы  человеческой  силы,
человеческой слабости, человеческих желаний и вожделений.
   Оуна отмахнулась от моих рассуждений, они ее нисколько не  заинтересовали
- выяснилось, что она слышала их и прежде, причем не  раз  и  не  два.  "Что
толку задаваться такими вопросами, - справилась она в ответ. - Мы  -  здесь.
Какова бы ни была  причина,  мы  существуем  и  должны  радоваться  этому  и
извлекать из бытия максимум пользы". И она не преминула напомнить,  с  какой
целью привела меня сюда.
   - Как только ты освободишься, -  сказала  она,  -  уже  никто  не  сможет
удержать тебя. В Мо-Оурии  ты  сможешь  дозваться  своих  сверхъестественных
союзников. А фон Бек  владеет  одним  из  воплощений  Бурезова.  Он  -  твоя
единственная  надежда  вернуть  клинок.  С  помощью  фон  Бека  ты   сумеешь
возвратить меч и спасти Танелорн. Я подсоблю вам, насколько  у  меня  хватит
сил и умения, но особо на меня не рассчитывай: я училась ремеслу,  призвания
во мне никогда не было.
   На следующее утро мы вместе вышли на крыльцо. Оуна  заперла  дверь,  дала
последние наставления птице в клетке и белой с черными пятнами  овчарке.  Те
внимательно слушали.
   Потом она повернулась ко мне  и  проговорила  с  таким  видом,  будто  мы
собирались всего лишь побродить по городским окрестностям:
   - Мы пойдем лунными дорогами, которые приведут нас к сердцу мироздания. К
Серым Жилам. А оттуда двинемся в Мо-Оурию, где тебя,  отец,  поджидает  твоя
судьба.
   Серые  Жилы?  Я  не  стану  описывать  это  место,  которое,  как   верит
большинство,  есть  средоточие  мироздания,  эти  призрачные  равнины,   над
которыми  ленты  первозданной  материи  складываются  в  загадочные   узоры,
непрерывно меняющие форму, превращающиеся в миры,  рассыпающиеся  в  прах  и
снова возникающие, населенные, что самое невероятное, безумными странниками.
Эти странники не служили ни Порядку, ни  Хаосу,  они  почитали  только  свою
зубодробительную  математику.  Вполне  дружелюбные,  чудовищно  умные,   они
способны были перемещаться по всей мультивселенной на своих  "линейных"  (от
слова "линейка") кораблях, но поклонение математике изуродовало  их  тела  и
умы. По мере возможности мы с Оуной старались избегать  встреч  с  Владыками
Утонченного Беспорядка. Между прочим, даже они догадывались, что надвигается
катастрофа. Что Порядок сошел с ума.
   Инженеры Хаоса провели нас сквозь Серые Жилы прямо в жуткий мир нацистов.
После этого я большую часть времени проводил с фон Беком, хотя он меня почти
не замечал. Я стал его ангелом-хранителем и  всячески  оберегал  его  жизнь,
столь ценную для меня. Следуя наставлениям Оуны,  я  помог  своему  двойнику
бежать из концлагеря,  затем  выручил  его  в  подземелье  Мо-Оурии,  где  и
убедился в правоте  слов  моей  дочери.  Мне  удалось  войти  -  вклиниться,
вселиться - в тело фон Бека!
   До нашего слияния сил у меня было в обрез. Но  теперь,  когда  нас  стало
двое, я ощутил, что силы начинают возвращаться. Мы с ним были больше, нежели
сумма двух слагаемых. Мы были крепче и  сильнее,  хотя  слияние  далось  нам
нелегко, а сохранить единство оказалось еще труднее.
   Я неоднократно пытался слиться с ним, но всякий раз что-то мешало: то  он
сопротивлялся, то время было выбрано неудачно. Дважды я почти преуспел, но в
итоге все равно был вынужден отступить. И лишь когда он осознал, что я  хочу
ему помочь, и свыкся с этой  мыслью  настолько,  что  сам  попросил  меня  о
помощи, я наконец-то сумел войти в его тело, как меня учила Оуна.  В  то  же
мгновение мы стали единым существом, отождествились  и  воплотились  друг  в
друге. Я перенял все его умения и привычки, он, разумеется, воспринял мои. И
теперь у меня была мудрость фон Бека  и  его  тренированная  рука.  Вот  что
откроет мне дорогу в Танелорн. Вот  единственный  способ  снять  заклятье  с
Эльрика Мелнибонэйского.
   Времени почти не оставалось.  Мы  возвратились  в  Танелорн,  гадая,  что
Миггея, с Бурезовом в руках, успела натворить  за  наше  отсутствие.  Вполне
возможно, ее войско покоряет Мо-Оурию...
   Брут дал нам своих лучших лошадей. И мы с Хмурником выехали из  Танелорна
на пепельную равнину, торчавшие над которой  известняки  глядели  на  нас  с
немым укором. По совету Оуны - лишь  подкрепившему  внезапно  накатившее  на
меня желание добиться невозможного - мы отправились охотиться.
   Охотиться на богиню.

Глава 7

Новая измена

   Мир застыл, скованный стужей. Ни единого живого  существа.  Только  ветер
вздувал пепел и обметал известняковые утесы -  казалось,  будто  идет  снег.
Стыло. Пусто. Жутко.
   Пустыня, сотворенная Миггеей, внушала страх. Вот что случается с миром, в
котором восторжествовал Порядок. Хоть  бы  одинокий  ястреб  на  безоблачном
небе. Хоть бы мелкая зверюшка из-под копыт. Хоть бы жук или змейка. Ни воды,
ни растений - даже лишайников. Лишь обледенелые иглы известняка,  наполовину
искрошенные ветром и похожие на древние, заброшенные надгробия,  лишь  пепел
на равнине без конца и края...
   Длань Порядка прихлопнула все  живое.  Изничтожила  самую  мелкую,  самую
крохотную тварь. Пепел покрывал землю погребальным саваном.
   Мне вдруг подумалось, что люди, когда они преступают границы разумного  и
тщатся подчинить себе то, властвовать над чем попросту  не  в  состоянии,  -
люди действуют по правилам Порядка.
   Хмурник молча ехал рядом. Он настоял на том, чтобы сопровождать меня,  да
я и не отказывался. Мало того,  мне  хотелось,  чтобы  он  поехал  со  мной.
Непривычно в этом признаваться, но дружбой Хмурника  я  дорожил.  Он  всегда
чувствовал, когда на меня накатывала тоска,  когда  я  погружался  в  пучину
жалости к самому себе, и принимался сыпать шуточками, от которых  на  сердце
становилось легко;  благодаря  его  саркастическим  замечаниям,  стоило  мне
выкинуть что-нибудь этакое,  я  сразу  спохватывался.  Вдобавок  он  отлично
дрался на мечах и привык сражаться и с простыми солдатами,  и  с  чародеями.
Имея за спиной такого друга, можно было лезть на рожон без оглядки.
   Мы ехали по пустыне, и я  пытался  растолковать  своему  спутнику,  каким
образом стал одновременно двумя людьми. Объяснил, что личности у нас разные,
зато кровь общая, и мы оба заперты в одном теле.  Сумели  проникнуть  в  мир
снов и отыскать  в  нем  моего  двойника.  А  объединившись,  мы  тем  самым
разрушили чары госпожи Миггеи.
   Хмурник слушал с кривой усмешкой. Ему явно не нравились мои слова.
   - Двое в одном теле? Брр! - он поежился. -  Ладно,  если  б  вы  головами
срослись. Это я еще могу понять. Но так. Два разума, вечные споры...
   - Мы не спорим, - возразил я. - Мы -  один  человек.  Как  если  бы  поэт
сочинил драму в стихах: он и автор, и герой этой драмы  -  и  ничего,  живет
спокойно. Так и мы с фон Беком. Когда  он  лучше  знает,  я  подчиняюсь  ему
безоговорочно, а когда лучше знаю я - например, этот мир для меня привычнее,
- он подчиняется мне. У нас общие воспоминания, мы оба прожили две  жизни  -
от рождения до сегодняшнего дня. Поверь мне, друг мой, у  нас  с  фон  Беком
раздоров меньше, чем у меня с самим собой!
   - В это поверить нетрудно, - Хмурник  хмыкнул  и  прищурясь  поглядел  н