он  бежал  следом,  не  выпуская
рукава. - Я не верю ни единому словечку этого фанфарона! Ты  поосторожнее  с
ними, ладно?
   Поняв, что меня не переубедить, он отстал.
   - Я буду следить за ними и если что замечу, сразу дам тебе знать. Но  зря
ты в это ввязываешься,  помяни  мое  слово.  Опять  дурная  кровь  в  голову
ударила...
   Я усмехнулся.
   - Ты, видно, забыл, что эта дурная кровь, друг Хмурник, не  раз  выручала
нас из неприятностей. Порой она лучше всякой логики. Но он остался при своем
мнении. Другие, в их числе  и  Брут  из  Лашмара,  тоже  просили  меня  быть
поосторожнее.  Я  утвердительно  кивал,  однако  сам  уже  настраивался   на
поединок, готовился сочинить историю, которая еще никогда и  никем  не  была
записана. Я действовал, подчиняясь голосу сердца; мне хотелось доказать, что
предопределения не существует, что мы вольны изменить свою судьбу. Как  я  и
сказал Хмурнику, далеко не впервые мною овладевала жажда крови, не впервые я
внимал песне битвы в радостном предвкушении  схватки.  И  думал,  что,  если
останусь в живых, наверняка захочу испытать то же ощущение  еще  много-много
раз.
   Кровь бурлила в моих жилах. Я  рисковал  -  и  был  счастлив,  что  снова
рискую, ставя на кон свою жизнь и свою душу.
   Я спустился по ступенькам, крикнул, чтобы открыли ворота. Затем  напомнил
безымянному рыцарю о его обещании и потребовал прогнать волчицу.
   Стены Танелорна остались позади. Я пересек мост и ступил в пепел. Волчица
исчезла. А на меня смотрело мое отражение - кроваво-красные глаза на бледном
лице, белые волосы, рассыпавшиеся по плечам... Ветер, гулявший  по  равнине,
трепал волосы, и они шевелились будто змеи.
   В доспехах  безымянного  рыцаря  отражалось  все,  что  его  окружало.  Я
поморщился: увидеть себя в  нагруднике  врага  -  это  уж  как-то  чересчур.
Кажется, что собираешься сражаться с самим собой...
   Рыцарь держал в руке отливавший серебром клинок. Откуда  он  его  извлек?
Признаться, я слегка встревожился. Если не считать цвета, этот  меч  был  на
вид точной копией Бурезова.  Двойник  -  и  полная  противоположность  моему
клинку. Будь на  этом  мече  какие-либо  чары,  я  бы  их  почувствовал,  но
колдовством от него не пахло; скорее он словно источал смерть.
   Никакого колдовства. Или колдовство все  же  есть,  но  настолько  хорошо
спрятанное, что я не в состоянии его заметить? Меня пробрала дрожь;  я  весь
подобрался, как дикий зверь перед прыжком.
   Внезапно накатила волна воспоминаний. Все это уже было не раз и не два...
   Рыцарь глухо хмыкнул в недрах шлема.
   - История повторяется, принц Эльрик, - произнес он тихо, почти шепотом. -
Иногда нам позволено изменить ее. Надеюсь, ты не обидишься,  если  я  скажу,
что в иных вариантах нашей истории, в иных воплощениях  ты  проигрываешь.  И
даже погибаешь. А порой тебе выпадает удел, который хуже смерти.
   Снова холодок по коже. С чего бы?
   - И сегодня как раз такой день, когда ты пожалеешь, что не умер.
   Блистающий клинок взметнулся в воздух.
   Я едва успел парировать удар. Бурезов застонал, столкнувшись  со  светлой
сталью. Застонал от ненависти. Или от страха? Никогда  прежде  я  не  слышал
такого звука.
   Силы покидали меня. С каждым ударом, который пока удавалось парировать, я
утрачивал жизненную энергию. Меч становился все  тяжелее,  все  неподъемнее.
Мне хотелось заглянуть под шлем противнику,  увидеть  черты  его  лица,  его
глаза, но он, разумеется, не собирался поднимать забрало.
   По правде сказать,  я  испугался.  Я  привык,  что  Бурезов  в  поединках
подпитывает меня энергией. А теперь получалось, что мой меч отбирает у  меня
силы. Кто этот загадочный рыцарь? Какую магию он творит? Кто  ему  помогает?
Здесь явно не обошлось без колдовства...
   Колдовство... Сражался рыцарь посредственно, как я,  впрочем,  и  ожидал.
Двигался неуклюже, без какого-либо  намека  на  изящество  профессионального
бойца. Однако отбивал все мои удары. А сам  почти  не  нападал.  Похоже,  он
избрал защитную тактику. Очень подозрительно... Когда бы  не  долг  чести  -
ведь я принял вызов, - я немедля прекратил бы бой и вернулся в город.
   Какая жуткая тишина! Я привык слышать  песнь  своего  клинка.  Но  сейчас
Бурезов молчал, лишь вибрировал от ударов. И с каждым мгновением  все  менее
ощутимо.
   Хмурник был прав. Меня заманили в ловушку. Но я должен  сражаться,  иного
не дано...
   Я нанес подряд два быстрых удара, рыцарь легко  их  отразил,  и  я  вдруг
пошатнулся и почувствовал, что у  меня  подгибаются  колени.  Меч  оттягивал
руки, заставлял сгибаться под  его  тяжестью.  Невероятно!  Каждое  движение
отзывалось болью в утомленном теле.
   Ловко меня провели... - Рыцарь негромко рассмеялся.
   Я испробовал все приемы, какие знал.  Попытался  воззвать  к  Ариоху,  но
понял, что слишком устал, чтобы мой зов  дошел  до  Вышних  Миров.  Какая-то
странная усталость... И  все  мои  познания  в  чародействе  были  бессильны
вернуть моему разуму власть над  телом.  Я  как  будто  подпал  под  могучее
заклинание...
   Не прошло и нескольких минут, как  я  споткнулся,  потерял  равновесие  и
рухнул спиной на покрытую пеплом землю. На  моих  глазах  безымянный  рыцарь
наклонился и подобрал Бурезов. Какой позор! Я попытался встать,  но  у  меня
ничего не вышло. Похоже, далее сопротивляться бесполезно. Всякому взявшему в
руки мой меч грозила печальная участь, однако рыцарь  как  будто  ничуть  не
опасался Бурезова. А я так верил в преданность своего  клинка!  Наверное,  я
схожу с ума...
   В глазах помутилось, а когда зрение прояснилось, я увидел, что  фигура  в
серебристых доспехах наклонилась надо мной. Услышал злорадный смех.
   - Что ж, принц  Эльрик,  наш  поединок  окончен,  можешь  возвращаться  в
Танелорн. Успокой своих друзей, мы город не тронем. То, что было мне  нужно,
теперь у меня.
   И тут рыцарь снял шлем. Женщина! Бледная, словно светящаяся изнутри кожа;
светлые волосы, свирепый  взгляд  черных  глаз;  зубы  острые,  губы  пылают
огнем...
   Я догадался, как меня обманули.
   - Госпожа Миггея, я полагаю, - мой голос не поднимался выше шепота. -  Ты
же дала слово. Слово Порядка.
   - Разве? Ты не слишком внимательно слушал, принц. Это  волчица  поклялась
не вмешиваться в поединок, а никак не я.  Ты  многое  знаешь,  но  идешь  на
поводу у желаний и отвергаешь доводы рассудка. Времена ныне суровые,  ставки
высоки. И приходится нарушать прежние правила.
   - Ты не сдержишь слова? Ты же обещала оставить город в покое!
   - Я его и оставлю. Вы вымрете сами, без чьей-либо помощи.
   - Что ты хочешь сказать? - выдавил я, сглотнув подкативший к горлу комок.
   Каким же я был глупцом, что не послушал совета верного  Хмурника!  Такова
моя судьба - приносить беду себе самому и тем,  кто  меня  окружает.  И  все
потому, что я следую чувствам, а не разуму. И не  удивительно,  что  напасти
сыплются на меня одна за другой.
   - В этом мире нет иной воды, кроме той, что заполняет ваш ров, -  сказала
Миггея. - Нечем поливать сады. Нечего пить,  -  она  улыбнулась  собственным
мыслям, взяла Бурезов за лезвие, стиснула в кулаке, который  словно  разбух,
увеличился в размерах. - Никто вам не поможет. Ни боги, ни демоны. И  в  ваш
мир вы не вернетесь. Мне хватило сил переместить Танелорн сюда и достанет их
удерживать город здесь, пока не умрет его последний защитник. С Миггеей мало
кто отваживается бороться, принц. Со  временем  вы  увянете,  как  цветы  по
осени, и самая память о вас развеется по ветру. Но  тебя,  принц  Эльрик,  я
пощажу. Ты ничего этого не увидишь, потому что будешь спать.
   В глазах у меня снова помутилось, но, собрав остатки воли, я все же сумел
переспросить:
   - Спать?
   Уродливое, безумное лицо Миггеи приблизилось почти вплотную.  Она  дунула
мне в глаза.
   И я провалился в наполненное сновидениями забытье.

Глава 6

Дочь похитительницы снов

   Я смутно сознавал, что друзья подняли мое тело с земли и несут обратно  в
город. Даже пошевелиться не было ни малейшей возможности: я то и дело впадал
в колдовское забытье, почти не замечая  происходящего  вокруг.  Мои  друзья,
особенно Хмурник,  разумеется,  сильно  беспокоились  -  и  за  меня,  и  за
Танелорн. Я пытался окликнуть их, утешить, успокоить, но каждая попытка лишь
глубже погружала меня в мир сновидений.
   А в него погружаться было страшно. Я опасался этого  мира  -  точнее  той
западни, которую для меня наверняка приготовила в нем Миггея.
   Но  ничего  другого  не  оставалось.  Лишенный  возможности  двигаться  и
разговаривать, я  выбрал  единственный  путь  к  спасению  -  позволил  себе
соскользнуть в глубины сознания, хоть и боялся, что  уже  никогда  не  смогу
вынырнуть из темного водоворота собственных мыслей.
   Я окунулся в сновидения.
   Остатки воли покинули меня. Я стал падать. Танелорн исчез, заодно со всем
тем, что ему угрожало сейчас и могло угрожать в будущем. Все равно я не  мог
защитить город, ведь мой меч утрачен... И потом, какая польза от меча? Разве
что замахнуться им на Равновесие...
   Голова шла кругом. И забытье я воспринял как награду.
   Обморок длился всего несколько секунд, а затем ко мне пришли сны. В  этих
снах я увидел человека в лохмотьях: он стоял спиной к своему дому,  держа  в
руках книгу, а за плечом у него висел большой узел. Я  хотел  спросить,  как
его зовут, но глаза человека были полны слез и он не видел и не слышал меня.
На мгновение мне почудилось, что у него - мое собственное лицо, но когда  он
повернулся, я понял, что ошибался: в его круглом лице не было  и  намека  на
мелнибонэйские черты. Он помедлил, а потом вернулся в  дом,  где  его  ждали
жена и дети. Домашние обрадовались его возвращению, они  и  не  подозревали,
насколько  человеку  плохо.  Сочувствовать  обыкновенному   смертному   было
недостойно мелнибонэйца, однако мне захотелось помочь этим людям.
   Минуло время. Я увидел, как человек наконец-то покинул свой дом  с  узлом
на спине и вскоре исчез из вида. Я двинулся было за ним, но,  поднявшись  на
гребень холма, нигде  его  не  заметил.  А  на  равнине,  представшей  моему
взгляду, битва сменяла битву. Мужчины осаждали и  сжигали  замки,  города  и
деревни, убивали женщин и детей, уничтожали все живое, потом обращались друг
против друга и вновь принимались убивать.  Дорога  от  холма  вела  прямиком
через эту долину. И я пошел по ней.
   Вскоре пришлось остановиться:  некто  крошечный  и  горбатый  вскочил  на
придорожный камень и с ухмылкой протянул  мне  украшенный  резьбой  лук.  Он
что-то сказал, но я его не услышал.  Он  явно  разозлился,  принялся  горячо
жестикулировать, но я по-прежнему не понимал. В конце концов он взял меня за
руку и обвел вокруг камня. Мне открылся вид  на  озеро  или  даже  на  море,
стоявшее впереди стеной, и через это  море  бежала  ослепительно  сверкавшая
дорога, подобная солнечной дорожке на воде.
   Зрелище было столь  необычным,  что  у  меня  засосало  под  ложечкой.  А
крохотный незнакомец все  тянул  меня  за  собой,  пока  мы  не  ступили  на
блистающую дорогу и не пошли вверх. В ноздри мне ударил запах соленой  воды.
А дорога вдруг распрямилась и стала одним из сотни лучей в  паутине  лунного
света.  Те  самые  лунные  дороги,  что   позволяют   путешествовать   между
измерениями!
   Мой проводник сгинул, будто его и не было.
   Я слегка встревожился.
   Как ни удивительно, я чувствовал себя здоровым и окрепшим. Никогда прежде
мне не было так хорошо. Я привык ощущать боль, в лучшем случае  -  отголосок
боли, мое тело испытывало боль с рождения.  Всю  свою  жизнь  я  сражался  с
физической слабостью. А теперь - теперь  меня  словно  подменили  и  я  стал
записным здоровяком. Конечно, я понимал, что в действительности  бестелесен,
что это моя душа скитается по колдовским мирам, где сбываются сны, но  и  во
сне было приятно ощущать свое крепкое, хоть и не существующее тело.
   Но это нежданно обретенное здоровье не могло помочь мне в  моем  нынешнем
положении. Я ведать не ведал, какую ловушку подстроила мне Миггея. И понятия
не имел, какую дорогу избрать. Передо мною лежал  мириад  путей,  каждый  из
которых напоминал луч света, и по каждому двигались самые  разные  существа.
Разумеется, я знал,  что  мультивселенная  не  терпит  пустоты,  что  в  ней
просто-напросто  не  найти  незаселенного  уголка.   Однако   существ   было
столько... Лунные дороги  казались  мне  ветвями  громадного  дерева,  корни
которого уходили глубоко в мой собственный разум. Я зрел изнанку мироздания.
   Несмотря на недавний горький  опыт,  я  решил  подчиниться  инстинктам  и
выбрал малую "веточку", отходившую от толстого "сука".
   Дорога просела подо мной. Я сделал шаг, другой.  Дорога  прогибалась,  но
держала, и идти по ней было радостно. Я и не заметил, как преодолел половину
пути до выбранной ветки. И тут  идти  стало  гораздо  сложнее:  переплетение
ветвей  препятствовало  продвижению.  Я  словно  уперся,   если   продолжать
сравнение, в густые заросли, продраться сквозь которые было не так-то легко.
Собственное тело воспринималось как нечто невесомое, с таким телом нечего  и
думать протиснуться среди ветвей; вдобавок по  этим  ветвям  тоже  двигались
совсем крохотные фигурки, и я ни в коей мере не собирался им мешать.
   В конце концов мне удалось выбраться из зарослей, почти никого  при  этом
не потревожив. Забавно  предположить,  что  сейчас  иное  существо,  намного
больше моего, прикидывает, как ему пройти  далее,  не  скинув  меня  с  моей
ветви.
   Какое-то время спустя я остановился и оглядел себя.  Вместо  повседневной
одежды на мне был полный мелнибонэйский доспех. Причем не церемониальный,  с
вычурными латами, а боевой, простой и добротный, надежно защищавший от врага
в битве. Он ничуть меня не тяготил: я не чувствовал его веса. Невольно могло
показаться, что я умер и превратился в бродячего  призрака.  Если  задержусь
здесь надолго, сделаюсь,  наверное,  полупрозрачным,  смешаюсь  с  воздухом,
растворюсь в нем, стану  для  глаза  смертного  этаким  мимолетным  сгустком
пыли...
   Я сбился с пути и вынужден был передвигаться вслепую, перебираясь с одной
кривой ветки на другую, еще более кривую. Того  и  гляди  под  моими  ногами
окажется последняя ветвь в кроне великого дерева,  и  что  тогда?  В  сердце
закрался  холодок  -  и  тут  я  углядел  дорожку,  что  вела  в  пещеру  из
переплетенных ветвей. Внутри пещеры виднелась хижина причудливых  очертаний,
крытая соломой, которую не меняли, должно быть, сотни лет; стены сложены  из
кирпича,  понатасканного  непонятно  откуда,  окна  располагались  в   самых
неожиданных местах и значительно отличались друг  от  друга  размерами;  над
высокой и узкой дверью нависала  таинственно  изогнутая  печная  труба.  Над
крыльцом болтались корзины с яркими цветами, среди которых затесалась птичья
клетка. Под клеткой, вывалив язык, точно бегала целый  день  без  передышки,
сидела черно-белая овчарка.
   Не  знаю  уж  почему,  но  этот  мирный  деревенский  вид  заставил  меня
насторожиться. Пожалуй, я слишком привык  к  тому,  что  всюду  подстерегают
западни и ловушки. Мои враги с удовольствием  давали  обещания,  которые  не
собирались сдерживать, как если бы им просто нравилось обманывать. Если этот
идиллический пейзаж - очередной обман, он, надо признать, весьма  хитроумен.
Все выглядело правдоподобно, не забыли даже о дымке, что тянулся из трубы, о
запахе свежеиспеченного хлеба, о звуках, доносящихся изнутри дома...
   Я оглянулся. За моей спиной раскинулась  гигантская  мультивселенная,  по
сравнению с которой все на  свете  казалось  ничтожным.  Светящаяся  паутина
заполняла мириады измерений,  ветви  тянулись  в  бесконечность.  И  отблеск
паутины падал на эту хижину на краю бездны и на мрачный лес поодаль.
   Я сделал шаг и, к своему немалому изумлению, вдруг выяснил,  что  доспехи
обрели  тяжесть,  да  и  тело  стало  вещественным.   Мгновенно   навалилась
усталость. Вот она, плата за обретение плоти!
   Открыв калитку в невысоком заборчике,  я  побрел  по  посыпанной  гравием
дорожке к дому. Постучал в дверь, спохватился и сдернул с  головы  шлем.  До
чего же неудобно держать его под мышкой - он словно весь состоял из граней и
шипов.
   - Добро пожаловать, принц Эльрик, - приветствовал  меня  веселый  молодой
голос. - Твое чутье тебя не подводит.
   - По-всякому бывает, - отозвался я, проходя в дверь. За дверью находилась
просторная комната с низким потолком: черные стропила, белые стены, на  полу
роскошный ковер, на стенах шпалеры, с замечательным мастерством передававшие
сценки из повседневной жизни. Меня поразило  это  несоответствие  обстановки
убогому виду хижины снаружи.
   Из соседней комнаты, вытирая испачканные в муке руки,  появилась  молодая
женщина. Мука серебристым  дождем  осыпалась  на  ковер.  Женщина  наморщила
носик, чихнула, извинилась и прибавила:
   - Принц, я ждала тебя целую вечность. Я молчал, ибо слова не шли  на  ум.
Передо мной стояла женщина, облик которой до боли напоминал мой собственный.
Точеные черты, раскосые глаза, маленькие,  слегка  заостренные  кверху  уши.
Глаза - алые, как спелая клубника, кожа цвета выбеленной  временем  слоновой
кости. Белые волосы густыми прядями  ниспадали  на  плечи.  Одета  она  была
по-простому - штаны  да  рубаха,  поверх  которой  накинут  грубый  холщовый
фартук.
   - Мой друг Джермейс показал тебе верный путь, - заметила она  с  улыбкой.
Похоже, ей нравилось мое замешательство.
   - Это тот коротышка?
   - Ты с ним еще встретишься.
   - Наверное.
   - Мы  все  рано  или  поздно  встречаемся.  Когда  наши  судьбы  начинают
меняться. Порой изменения  едва  заметны,  а  порой  меняется  вся  жизнь  и
рождается новая история. Новый миф  переплетается  со  старым.  И  возникает
новый сон.
   - Я сплю. Ты мне снишься. И наш разговор - только сон. Значит ли это, что
я сошел с ума? Неужто заклятье, усыпившее меня, похитило вдобавок мой разум?
   - Все мы снимся друг другу, принц Эльрик. У каждого свои сны,  и  в  этих
снах мы враждуем со всем, что нас  окружает,  пытаясь  выделиться  из  общей
картины.
   И жесты у нее были мне знакомы. Где я видел эту женщину?
   - Госпожа, окажи мне честь, соблаговоли назвать себя.
   -  Сестры  зовут  меня  Белым  Зайцем.  Я  выросла  среди   оборотней   и
похитительниц снов. А матушка дала мне имя Оуна, по обычаю предков.
   - Ее зовут Оуне?
   - Оуне, похитительница снов. А я - Оуна, дочь похитительницы снов. А  мою
дочь будут звать Оунни.
   - Дочь Оуне? - я помедлил. - Выходит, я - твой отец?
   Женщина расхохоталась и шагнула ко мне - Наконец-то ты догадался.
   - Я не знал, что.., э.., так вышло.
   - Вышло, вышло, отец.
   Меня словно обухом по голове ударило. Или  окатило  волной.  Отец!  Такой
удар нелегко выдержать. Хотелось закричать, от  всего  отказаться,  хотелось
проснуться и забыть этот страшный сон. Но в то же время я знал, что Оуна  не
лжет. Достаточно было посмотреть на нее, чтобы удостовериться в  правдивости
ее слов. Весь ее облик говорил о том,  что  она  -  моя  дочь.  С  Оуне,  ее
матерью, мы вместе когда-то искали Жемчужную Твердыню. Я мимоходом  влюбился
и...
   Внезапно мне пришла мысль, которая вновь пробудила сомнения.
   - Прошло мало времени, - проговорил я. - Ты слишком взрослая, чтобы  быть
моей дочерью.
   - В разных плоскостях, отец, время течет по-разному.  Ты,  видно,  забыл,
что время - не прямая дорога; время - океан. Кажется, вы с мамой подружились
именно в этом мире?
   Мне понравилась ирония, прозвучавшая в ее словах.
   - А твоя матушка?.. - я не докончил фразу.
   - У нее нынче другие дела, хотя изредка она и навещает Край Времени.
   - Она родила тебя здесь?
   - Да. И не только меня. Нас было двое.
   - Двое?
   - Близнецы. Так она мне рассказывала.
   - А где второй? Умер?
   - Не знаю.  Что-то  случилось  вскоре  после  нашего  рождения.  Мама  не
захотела вдаватьс