еще был без сознания.
   Я неохотно протянул руку к Равенбранду, лежавшему неподалеку. В тот самый
миг, когда мои пальцы сомкнулись на рукояти меча, в пещере появился  всадник
с факелом в руке. За ним второй, третий...
   Наши кони  радостно  заржали,  приветствуя  сородичей,  которые  тоже  не
остались в долгу. Хриплый голос выкрикнул что-то по-немецки.
   Мои пальцы стиснули рукоять меча. Свет факела наполовину ослепил меня, но
я все же поднялся, опираясь на меч, и встал перед всадниками.  Итак,  Гейнор
нас отыскал. Должно быть, он или кто-то из его людей заметил зажженный  мною
огонек - или пантеру, покидавшую пещеру.
   Мой кузен не отказал себе в удовольствии как следует посмеяться.
   - Замечательная гробница, не находишь, Ульрик? И  никто  не  узнает,  где
могилка твоя. Утешайся тем, что никто и не осквернит твоей могилы.
   Он производил впечатление - в своих серебряных доспехах, с черным клинком
на левом бедре и с другим мечом  на  правом.  Вдобавок  его  окружала  некая
магическая, видимая глазу аура, а лицо из-под открытого  забрала  прямо-таки
излучало здоровье. Он возвышался передо мной воплощением силы и могущества и
насмехался над моим ничтожеством.
   Но я был уже не тот, что прежде.
   Гнев помог мне превозмочь страх. Я вскинул  Равенбранд,  стиснул  рукоять
обеими руками, ощутил привычную тяжесть - и непривычный приток сил.  В  меня
хлынула энергия, похищенная мечом у  тех,  кого  он  недавно  сразил;  кровь
забурлила в жилах. Я зарычал.  Расхохотался.  Я  смеялся  над  моим  кузеном
Гейнором фон Минктом, предвкушал ожидающую его участь.
   Прежний фон Век обеспокоенно наблюдал за происходящим изнутри меня, а  та
половина сознания, которую я унаследовал от Эльрика, была готова к бою.
   - Здравствуй, Гейнор, - услыхал  я  собственный  голос.  -  Спасибо,  что
избавил меня от необходимости гоняться за тобой. Я убью тебя.
   Гейнор  усмехнулся.  Усмешка   его   стала   шире,   когда   он   заметил
распростертого на земле мелнибонэйца. Должно быть,  я  выглядел  не  слишком
убедительно - изможденный, в обносках одежды двадцатого столетия,  с  черным
мечом  в  руках.  Но  все  же  во  взгляде  Гейнора  мелькнуло  сомнение,  а
Клостерхейм, стоявший  рядом  с  моим  кузеном,  явно  воспринял  мои  слова
всерьез. Он пристально посмотрел на меня,  перевел  взгляд  на  неподвижного
Эльрика...
   - Что ж, кузен, - проговорил Гейнор, кладя ладонь на  рукоять  одного  из
своих  клинков,  -  ты,  вижу,  предпочел  тьму  свету.  Ваша  семья  всегда
отличалась пристрастием к темноте, не так ли?
   Я пропустил оскорбление мимо ушей.
   - С нашей последней встречи, принц Гейнор, ты только и делал, что убивал.
Ты уничтожил целый народ.
   - А, ты про офф-моо? Что тебе до них, кузен? Что тебе до них? Они жили  в
замкнутом мирке и тешили себя иллюзиями. Решили, что раз до сих  пор  никому
не удалось их покорить, они неуязвимы. Все равно что  англичане  в  нашем  с
тобой мире. Похожая логика, верно?
   Я не собирался обсуждать имперскую политику и философию изоляционизма.  Я
твердо решил убить Гейнора. Во мне нарастала прежде неведомая и  оттого  еще
более жгучая жажда крови. Не скажу, чтобы ощущение было приятным, но  я  ему
не сопротивлялся. Что это - реакция на угрозы Гейнора? Или меч передает  мне
всю ту ненависть, какой он раньше питал Эльрика?
   Энергия переполняла меня, все смутные желания,  бурлившие  в  моей  душе,
слились воедино, оформились в одно-единственное - убить Гейнора и  тех,  кто
пришел вместе с ним. Я предвкушал, как меч вонзится в  плоть,  как  разрубит
кость, как скользнет по мышцам и гладко, будто нож в масло,  пройдет  сквозь
внутренности, оставляя за собой кровавые руины. Предвкушал восторг,  который
наполнит мою  душу,  когда  меч  заберет  вражескую  жизнь  и  передаст  мне
жизненную силу убитого. Солдаты Гейнора  были  для  меня  сейчас  овцами  на
заклание, а сам Гейнор воспринимался как наиболее лакомый кусочек. Я тяжело,
с хрипом дышал; мой рот наполнился соленой слюной, в ноздри ударили запахи -
каждый из противников имел свой собственный запах. Я чуял запах крови, плоти
и пота. Я даже уловил аромат слез - когда убил первого наци, и  он,  умирая,
успел оплакать свою душу.
   Под сводами пещеры пошло гулять эхо, разносившее крики, ржание лошадей  и
лязг металла. Меня захватила горячка боя. Двоих врагов я  убил  прежде,  чем
сумел это осознать, и их души укрепили мою руку. Я двигался  безостановочно,
меч в моей руке извивался, как живое существо, и убивал, убивал, убивал. А я
- я хохотал, завывал по-волчьи и посвящал всех, кто падал под моими ударами,
своему покровителю, герцогу Ариоху.
   Гейнор, разумеется, укрылся за спинами своих приспешников. И  Клостерхейм
тоже решил  не  лезть  на  рожон.  Чтобы  добраться  до  них,  мне  пришлось
прорубаться сквозь толпу.
   Мой кузен вдруг выхватил что-то из-за пазухи. Золотой посох, ослепительно
сверкавший в полумраке и словно заключавший в себе  все  мироздание.  Гейнор
выставил посох перед собой, будто оружие, затем извлек из  ножен  Бурезов  -
меч, украденный у моего двойника, близнец Равенбранда.
   Я нисколько не встревожился.  Мой  клинок  продолжал  прокладывать  тропу
сквозь ряды врагов. Гейнор  выругался,  сунул  посох  обратно  под  доспехи,
натянул поводья; Бурезов заскулил как побитый  пес.  Этот  меч  не  ляжет  в
ножны, пока не утолит свой голод, - уж такова его природа.
   Рыцарь Равновесия поворотил своего белого жеребца и поскакал к выходу  из
пещеры, приказав Клостерхейму следовать за ним. Но на пути стоял я.
   Я взмахнул мечом, нанес удар, другой,  третий...  Всякий  раз  Равенбранд
сталкивался с Бурезовом, и теперь уже оба клинка завывали волками, алые руны
пульсировали на лезвиях, точно разряды  статического  электричества.  А  мое
тело по-прежнему переполняла нечестивая энергия.
   Гейнор уже не смеялся. Он вопил, срываясь на визг.
   Когда мечи соприкасались, с моим кузеном что-то происходило.
   Внезапно его окутало  призрачное  красное  пламя.  Видение  длилось  лишь
мгновение, когда же пламя исчезло, Гейнор, казалось, разом утратил все  свое
великолепие.
   Металл  с  лязгом  врезался  в  металл,  и  каждое  столкновение  клинков
пробуждало огонь, терзавший Гейнора.
   Я не понимал, что с ним творится, но продолжал наступать.
   Вдруг, к моему изумлению, Гейнор бросил Бурезов и ухватился  левой  рукой
за висевший у него на боку меч Миггеи.
   Почему-то это меня позабавило. Я замахнулся, и Гейнору пришлось упасть на
спину, чтобы уклониться от удара. Меч Миггеи столкнулся  с  Равенбрандом,  и
мне почудилось, будто я, врезался в стену на скорости в  шестьдесят  миль  в
час. Я застыл как вкопанный. Черный клинок не смолкал, его энергия  все  еще
вливалась в меня, однако меч  Миггеи  ее  высасывал.  Гейнор,  не  то  чтобы
торжествующий, но явно довольный тем, что уцелел, пришпорил  своего  коня  и
ускакал прочь, а за ним умчался и Клостерхейм с остатками отряда.
   Мои ноги подкосились. Я опустился наземь. Вот она, расплата за  нежданный
прилив сил.
   Еще не хватало потерять сознание... Ведь Гейнор может вернуться, и  когда
он увидит, что мы с Эльриком недвижимы, то прикончит нас обоих.
   Ничего не могу поделать.
   Собрав последние силы, я проковылял  в  глубь  пещеры,  где  громоздились
конские туши и трупы людей, попытался вновь растолкать Эльрика, вернуть  его
к жизни, рассказать, какая опасность нам грозит.
   Моя рука легла на его мертвенно-бледное  лицо  -  это  последнее,  что  я
помню. Дальше - темнота, забытье, полная беззащитность...
   Меня окликнули по имени. Должно быть, Гей-нор и в самом деле вернулся.
   Пальцы мои нащупали рукоять меча, но поднять Равенбранд я не мог. За свою
победу я заплатил сполна - унизительным бессилием.
   Что ж, победа нередко превращается в поражение...
   Надо мной склонился человек. Это был не Гей-нор, это была  Оуна!  Сколько
прошло времени? Я все еще ощущал запах крови и изувеченной плоти, чувствовал
под рукой холод стали. Оуна приподняла меня, дала  мне  напиться,  заставила
проглотить какое-то снадобье, от которого я весь затрясся - а потом  глубоко
вздохнул и удивительно легко встал на ноги.
   - Где Гейнор?
   - Собирает мертвецов, - Оуна удовлетворенно усмехнулась. Мне  показалось,
ее губы в крови. Она облизнулась, как кошка, и следы крови  исчезли.  -  Его
армия уничтожена.
   - Кем? Офф-моо?
   - Детьми Меерклара, -  пояснила  девушка.  -  Все  пантеры  ожили.  Охота
выдалась на славу. Те труги, которые уцелели, разбежались кто куда, а дикари
вернулись к своим становьям.  Гейнор  твердил,  что  может  защитить  их  от
пантер, а теперь выяснилось, что он лгал. Потому к Серым Жилам никто за  ним
не пойдет.
   - Значит, он не сможет захватить Серые Жилы?
   - Он уверен, что сумеет это сделать и в одиночку. Ведь у него меч  Миггеи
и Рунный Посох. Он верит, что в них заключено могущество Порядка, которое  и
предаст в его руки Серые Жилы.
   -  Безумие,  -  проговорил  я  и  на  подгибающихся  ногах  направился  к
по-прежнему лежавшему без движения мелнибонэйцу. Впрочем,  он  уже  выглядел
как человек, заснувший крепким, здоровым сном. - Как нам остановить его?
   - Возможно, мы не сумеем этого сделать, - тихо сказала Оуна. - Когда  меч
и посох окажутся в Серых Жилах, Равновесие нарушится и мироздание  погибнет,
вместе со всеми живыми существами, которые его населяют.
   - Один человек? - недоверчиво спросил я. - Один смертный?
   - Предсказано, что судьба мироздания зависит от смертного,  -  отозвалась
девушка. - Гейнор знает об этом предсказании, и оно придает ему уверенности.
Он считает себя тем самым смертным, избранным судьбой.
   - Считает?
   - Да. Избран другой.
   - Вы знаете, кто именно?
   - Да.
   Больше она ничего не  сказала.  Склонилась  над  отцом,  пощупала  пульс,
оттянула ему веки - и покачала головой.
   -  Ничего  страшного.  Просто  не  выдержал,  колдовство   было   слишком
могущественным, даже для него, - девушка скатала плащ  и  подложила  Эльрику
под голову. Я никак не ожидал, что она способна на такое проявление  чувств.
Повсюду, куда ни посмотри, громоздились  трупы,  пол  и  стены  пещеры  были
забрызганы кровью, а дочь Эльрика вела себя  так,  словно  мы  находились  в
спальне и словно перед ней лежал не отец, уставший до изнеможения в схватке,
а ее ребенок, которому она собиралась пожелать "спокойной ночи".
   Она подобрала Бурезов и вложила меч в ножны. Только теперь я заметил, что
по-прежнему сжимаю в руке Равенбранд.
   - Что ж, - сказал я, - меч, по крайней мере, мы вернули.
   Мне вспомнилось, как Бурезов обратился против Гейнора, как стал  отбирать
у моего кузена силы, вместо того чтобы наполнять его энергией.
   Оуна задумчиво кивнула.
   - Гейнор наверняка изменит планы.
   - Почему Бурезов обратился против него?
   - Предав Миггею, он утратил ее поддержку. Думал, что сумеет справиться  с
мечом без ее помощи, но обманулся. Это она повелевала клинком, а Гейнор лишь
пользовался тем, что ему давали.
   Я услышал шорох, обернулся - Эльрик пошевелился. С его губ сорвался не то
стон, не то негромкий вскрик. Он словно видел  кошмарный  сон  и  сотрясался
всем телом, пытаясь проснуться.
   Оуна положила ладонь на  горячий  отцовский  лоб.  Эльрик  сразу  задышал
ровнее, тело перестало биться в судорогах.
   Потом он открыл глаза и посмотрел на нас.
   - Наконец-то, - выдавил он. - Удача переменилась, - он  погладил  рукоять
клинка. Впечатление было такое, будто Бурезов  поведал  своему  хозяину  обо
всем, что  произошло,  пока  Эльрик  лежал  без  сознания.  Или  мелнибонэец
прочитал мои мысли?
   - Верно, отец, - Оуна огляделась, будто впервые заметила царящий в пещере
бедлам. - Но нам потребуется все наше умение, чтобы не спугнуть ее.
   Эльрик приподнялся. Я протянул ему руку. Он помедлил, потом оперся на нее
с насмешливой улыбкой.
   - Снова вместе, хоть и сами по себе, - пробормотал он.
   Я не стал вдаваться в философствования.
   - Мне нужно знать, какими особыми свойствами обладают этот  посох  и  меч
Миггеи. Почему они так важны для нас и почему ими так дорожит Гейнор.
   Эльрик с Оуной удивленно переглянулись. Должно быть, сообразили,  что  до
сих пор не удосужились объяснить мне - не по злому умыслу, просто не считали
необходимым.
   - Вспомните легенды вашего мира, - сказала  Оуна.  -  Ваша  семья,  граф,
оберегала эти предметы из поколения в поколение. Грааль -  магическая  чаша,
которая возвращает жизнь и которой, в ее первозданной форме,  может  владеть
только рыцарь, чистый душою. А меч, если воспользоваться  им  в  благородных
целях, покрывает своего владельца великой славой. Его  называли  по-разному.
Гейнор долго искал этот меч, пока Клостерхейм не выкрал его из Бека.  Миггея
сообщила Гейнору, что, завладев обоими мечами, темным и светлым, и  прибавив
к  ним  Грааль,  он  сможет  подчинить  мироздание   своей   воле.   Создать
мультивселенную заново. Невероятно.
   - И он поверил в эту белиберду? - спросил я с усмешкой.
   - Да, -  с  запинкой  подтвердила  Оуна.  Я  призадумался.  Для  человека
двадцатого  столетия  поверить  во  всю  эту  мифологическую   ахинею   было
невозможно. Может, я сплю и вижу сон? Заснул,  начитавшись  поэтов  "Бури  и
натиска"... А во сне попал в сновидение, сотканное из "Парсифаля", "Летучего
голландца" и "Сумерек богов" одновременно? Чушь, полная чушь... Нет, это  не
сон. Я помню все - и концлагерь, и то, что было потом, и даже то,  что  было
прежде, на заре времен, когда миром  правила  светлая  империя  Мелнибонэ...
Надо  признать  очевидное  -  с  той  поры,  как  мой  меч  рассек  скалу  в
окрестностях Гамельна, я вступил в мир, где колдовство реально.
   Я засмеялся - не тем жутким, полубезумным смехом, каким напугал  Гейнора,
а нормальным человеческим. Смеялся я над самим собой.
   - И правда, почему бы ему не верить?  -  воскликнул  я.  -  Каждый  волен
верить всему, чему хочет.

Глава 5

За Серыми Жилами

   - Мы должны догнать Гейнора, - сказала Оуна. - Должны остановить его.
   - Его армия уничтожена, - указал я. - Стоит ли теперь его опасаться?
   - Очень даже стоит, - ответила девушка. - У него меч и Грааль.
   Эльрик согласно кивнул.
   - Если поторопимся, то успеем перехватить его  до  Серых  Жил.  Если  нам
повезет, там мы с ним и  покончим.  Но  Жилы  переменчивы,  отзываются,  как
говорят, на малейшее желание. А у Гейнора  желаний  в  достатке.  Его  новые
союзники...
   Оуна, не дослушав, направилась к выходу из пещеры.
   - Идите за мной, - сказал она. -  Я  найду  его.  Мы  с  Эльриком  устало
взобрались на коней. У каждого из нас на поясе висел черный меч.  Впервые  с
тех пор, как начались эти безумные приключения, появилась надежда  опередить
Гейнора, помешать ему, предупредить дальнейшие разрушения. С мечом на  поясе
я чувствовал себя ровней Эльрику; клинок словно добавил мне самоуважения.  А
недавняя схватка, которую я выдержал с честью, наполняла сердце гордостью. И
теперь я стал полноправным участником погони за моим кузеном,  который,  как
выяснилось, еще не оставил попыток нарушить космическое Равновесие.
   Гордость от того, что  я  убил  по  меньшей  мере  дюжину  человек,  ясно
показывала, насколько я изменился со времени пребывания  в  концентрационном
лагере. Прежде я ненавидел войну и смерть  всеми  фибрами  души,  стремление
человека безоглядно и безответственно убивать себе подобных вызывало во  мне
отвращение, а после того как мы одолели нацистов в подземельях  Мо-Оурии,  я
чувствовал удовлетворение - и желание убивать дальше.
   В каком-то смысле презрение  нацистов  к  человеческой  жизни  обернулось
против них. Одно дело - насмехаться над устройством человеческого  общества,
утверждать, что освященные традицией установления и законы лишены смысла,  и
совсем другое - пытаться их искоренить. Лишь когда они исчезают, мы начинаем
понимать, насколько от них зависели наша безопасность и благосостояние. Этот
урок преподавался людям много раз,  но,  к  сожалению,  мы  никак  не  хотим
учиться на собственных ошибках.
   Выехав из туннеля, с зажженными факелами в  руках,  мы  увидели  одну  из
пантер, оживленных Мееркларом. Животное кивком головы велело  нам  следовать
за ним, и мы отправились в дорогу,  которая  рано  или  поздно  должна  была
привести нас к Гейнору.
   Пантера - это Оуна в  зверином  обличье?  Или  похитительница  снов  лишь
мысленно управляет зверем? Как бы то ни было, нам оставалось лишь довериться
пантере, которая неутомимо  бежала  впереди,  изредка  оглядываясь,  как  бы
проверяя, не сбились ли мы с пути.
   Признаться, я ожидал засады. С Гейнора станется подстроить нам ловушку  -
он ведь не привык оставаться в долгу. Впрочем, я быстро сообразил,  что  мои
опасения необоснованны: у Гейнора больше нет войска, если не  считать  кучки
нацистов.
   Словно для того чтобы показать, как сошлись с дикарями и тругами, пантера
провела нас через лагерь Гейнора. Кошки потрудились на славу. Везде, куда ни
посмотри,  лежали  обезображенные  туши  тругов,  и   у   большинства   были
перегрызены глотки. Дикарям тоже досталось, но они разбежались  прежде,  чем
большие кошки закончили разбираться с тругами. Вряд ли  Гейнору,  возвратись
он к их становьям, удастся снова созвать армию.
   Позади раздался жутковатый вой, будто шакалы  оплакивали  погибших;  а  в
следующий миг из-за высокого сталагмита выехал Гейнор. С ним был Клостерхейм
и несколько солдат, боязливо переглядывавшихся между  собой.  Гейнор  вращал
над  головой  отливающий  серебром  клинок,  весь  во   власти   безудержной
ненависти. Его рот был разинут в крике, но воинственная песнь меча заглушала
голос моего кузена.
   Мы с Эльриком среагировали мгновенно.
   Клинки оказались у нас в руках. Их бормотание перешло в надрывный вой,  а
затем сменилось грозным рыком, по сравнению  с  которым  песнь  белого  меча
казалась робким тявканьем.
   Гейнор, похоже, не ожидал такого поворота событий. Он успел отвыкнуть  от
того, что кто-то смеет ему сопротивляться, и недавнее побоище не пошло моему
кузену впрок. Он натянул поводья, заставив коня остановиться - и  мановением
руки послал на нас своих людей.
   Во мне снова вспыхнула ярость битвы. Еще немного - и она захлестнет  меня
с головой. Эльрик рассмеялся и направил коня на врагов. Бурезов  вонзился  в
тело переднего всадника и торжествующе завыл, а когда душа  противника  была
выпита - сыто заурчал.
   Равенбранд норовил выскользнуть из моей руки. Словно по собственной воле,
он срубил следующему  солдату  голову  и  разрубил  пополам  череп.  И  тоже
довольно  заурчал,  когда  жизненная  энергия  жертвы  перетекла  в  него  и
передалась мне. Я вдруг подумал, что применительно  к  нам  выражение  "жить
мечом" обрело новый смысл... Заметив краем глаза Клостерхейма, я развернулся
к нему лицом, а Эльрик между тем уже схватился с Гейнором. На меня бросились
сразу двое нацистов. Я взмахнул клинком,  и  Равенбранд,  по  широкой  дуге,
будто маятник, ранил сперва одного, в бок, а затем  и  другого  -  в  бедро.
Первый умер сам, второго я добил. Тела, лишенные душ, обмякли  в  седлах.  Я
понял, что улыбаюсь. Повернулся - и встретился взглядом  с  Эльриком,  глаза
которого подернулись яростной кровавой пеленой.
   Гейнор вынудил коня перепрыгнуть через нагромождение трупов,  развернулся
и воздел над головой Рунный Посох.
   - Пока я владею этим, вы  меня  не  убьете!  -  крикнул  он.  -  Даже  не
пытайтесь, глупцы! В этом посохе - власть над миром.
   Наши с Эльриком лошади были не способны прыгнуть так высоко, поэтому  нам
пришлось объехать трупы, и Клостерхейм с тремя другими уцелевшими  солдатами
встал перед нами, преграждая дорогу к своему командиру.
   - Я больше не рыцарь Равновесия! - вопил Гейнор. - Я - творец Миров! - он
потряс посохом, пришпорил коня и ускакал во тьму,  бросив  своих  солдат  на
произвол судьбы.
   Расправа над ними удовольствия не дос