ва Белой Розы, судя по всему, большие  возможности.  Я  подчинился.  В
конце концов, я обещал исполнять все поручения, которыми  меня  удостоят,  и
потому обязан был ее слушаться.
   Ярость битвы между тем потихоньку отступала. Но энергия, которой  напитал
меня клинок, диковинная темная энергия никуда не делась. Я  чувствовал  себя
так, словно проглотил сильное лекарство - вполне возможно, с разрушительными
побочными эффектами. Ну и наплевать на них! Наконец-то я  отомстил  злодеям,
погубившим столько невинных людей! Я не  то  чтобы  гордился  переполнявшими
меня эмоциями, но и ни чуточки их не стыдился.
   Девушка вывела меня обратно во двор, и мы двинулись к  замковым  воротам.
Охранники нас не остановили, потому что были мертвы. Моя Диана  задержалась,
чтобы вынуть стрелы из их тел, затем отперла замок, отодвинула одну  створку
и жестом велела  мне  протиснуться  сквозь  нее.  Тут  включились  резервные
прожекторы, и в их свете толпа освобожденных узников  бросилась  к  воротам,
распахнула створки настежь и скрылась в ночи.  Что  ж,  теперь,  по  крайней
мере, некоторые из них не умрут безымянными, сумеют избежать  мучительной  и
лишенной благородства смерти.
   Мы выбрались на дорогу, и тотчас  же  где-то  неподалеку  заурчал  мотор.
Зажглись фары, раздались три коротких гудка. Моя  охотница  подвела  меня  к
большой черной машине. Из-за руля нам  отсалютовал  мужчина  лет  сорока,  в
мундире, которого я не смог  опознать.  Едва  мы  забрались  внутрь,  машина
тронулась.
   Водитель говорил по-немецки с легким английским акцентом.  Получается,  в
Германии уже действует английская резидентура?
   - Польщен знакомством, господин граф.  Позвольте  представиться:  капитан
Освальд Бастэйбл, воздушные силы, к вашим услугам. У  вас,  как  я  погляжу,
интересные вещи происходят. Кстати, на заднем сиденье одежда,  но,  если  не
возражаете, мы остановимся чуть погодя. Сейчас нам надо бы  поторопиться,  -
он повернулся к моей спутнице:
   - Хочет завести их к Морну.
   Последней фразы я не понял: кто хочет? кого "их"?
   Нам вслед выпустили пулеметную очередь. Одна пуля угодила в машину.
   Ярость схлынула; я оглядел себя с головы до ног и вдруг сообразил, что я,
во-первых, весь в синяках и кровоподтеках, а во-вторых, абсолютно  голый.  И
сжимаю в правой, искалеченной руке окровавленный меч. Ну и видок!
   Надо бы поблагодарить англичанина за помощь... Не  успел  я  вымолвить  и
слова, как меня прижало к спинке сиденья: могучий "дузенберг"  устремился  в
ночь по проселочной дороге,  оглашая  окрестности  своим  знаменитым  рыком.
Навстречу  нам  двигалась  целая  колонна  огней.  Должно  быть,  те   самые
штурмовики, о которых говорила лучница. Подкрепление из Заксенбурга.
   Капитан Бастэйбл был готов к подобному повороту  событий.  Он  немедленно
нацепил на рукав нацистскую повязку со свастикой.
   - Вам лучше притвориться, что вы потеряли сознание, - сказал он мне.
   Когда первый грузовик оказался  рядом,  Бастэйбл  притормозил  и  помахал
водителю,  приказывая  остановиться.  Выбросил  вверх  руку  в  гитлеровском
приветствии, поговорил с водителем, посоветовал тому быть поосторожнее. Мол,
заключенные  взбунтовались,  захватили  в  плен  охранников,  заставили  тех
переодеться в арестантские робы, а потом отпустили на  все  четыре  стороны.
Так  что  если  стрелять  наобум,  можно  запросто  подстрелить  переодетого
охранника.
   Хорошо придумано: пока штурмовики разберутся, что к чему на  самом  деле,
некоторые  из  заключенных  наверняка  успеют  убежать  достаточно   далеко.
Бастэйбл прибавил, что ему срочно надо  в  Берлин;  штурмовики,  никогда  не
отличавшиеся глубиной интеллекта, приняли весь его рассказ за чистую монету,
отсалютовали и с ревом укатили в ночь.
   Мы поехали в противоположном направлении. Несколько часов подряд Бастэйбл
гнал, не снижая скорости. Наконец мы очутились на узкой дороге,  что  вилась
по сосновому бору. Мне вспомнились горы Гарца,  по  которым  я  часто  лазил
мальчишкой. Мелькнул  указатель:  мы  приближались  к  Магдебургу.  Тридцать
километров. Заксенбург лежал к востоку от Магдебурга, а последний  находился
на севере Гарца. Следующий указатель попался на  развилке.  В  одну  сторону
Хальберштадт, Магдебург и Берлин, в другую  -  Бад-Гарцбург,  Гильдесхейм  и
Ганновер. Мы свернули на вторую дорогу; не доезжая до Гильдесхейма, Бастэйбл
съехал с трассы, и мы, притушив фары и сбросив скорость, покатили  по  узким
проселкам. Чтобы сбить со следа погоню, пояснил Бастэйбл.
   Некоторое время спустя машина остановилась у речушки с пологими берегами.
Я окунулся в ледяную воду и с наслаждением  стал  смывать  с  себя  лагерную
грязь. Боже, как приятно чувствовать себя чистым!  Выкупавшись,  я  растерся
полотенцем, которое протянул Бастэйбл; он также вручил  мне  мою  одежду.  Я
помедлил - ведь это был охотничий костюм: и твидовые брюки, и шляпа с пером,
и высокие кожаные башмаки, - а потом решил, что  ничего  страшного  в  таком
наряде нет. В конце концов, выбирать не приходится,  верно?  Со  стороны  я,
должно быть, выглядел этаким цирковым клоуном, напялившим приличный  костюм,
но шляпа скрывала мои  белые  волосы,  и  потому  узнать  меня  теперь  было
непросто; все же остальное, по большому счету, не  имело  особого  значения.
Запахнув плотный жилет, я почувствовал,  что  готов  ко  всему.  Собственная
одежда, как ни крути, придала мне  уверенности.  Правда,  двуручный  меч  не
слишком  подходил  к  охотничьему  костюму  -  к  нему  скорее  напрашивался
дробовик; но если, допустим, завернуть Равенбранд в кусок ткани, на меч вряд
ли обратят внимание.
   Бастэйбл  производил  впечатление  бывалого  солдата.  Когда  я  закончил
переодеваться и возвратился к своим спутникам, он как раз изучал карту.
   - Ну и страна! Каждый городишко в округе начинается с "Г"! -  пожаловался
он, качая головой. - Я в  них  совсем  запутался.  Кажется,  нам  надо  было
свернуть направо у Гольцминдена. Или у  Гекстера.  В  общем,  мы  проскочили
поворот и благополучно проехали половину пути до Гамма. Скоро  рассветет,  и
до рассвета я хотел бы  где-нибудь  укрыть  машину.  У  нас  есть  друзья  в
Детмольде и в Лемго. Думаю, до Лемго мы как раз успеем добраться...
   - Вы собираетесь вывезти меня из страны? - спросил я.  -  Другого  выхода
нет?
   -  Посмотрим,  -  задумчиво  проговорил  Бастэйбл,  продолжая  покачивать
головой. - Я надеялся за ночь добраться до места. Тогда все было  бы  иначе.
Хотя.., если мы-таки доберемся до Лемго, у нас еще останется шанс  опередить
Гейнора. Клостерхейм, вероятно,  догадается,  куда  мы  направляемся,  но  я
сознательно выбирал дороги, которыми пользуются редко. Ладно, будем считать,
что пока все в порядке. В Лемго  мы  отдохнем,  а  завтра  вечером  двинемся
дальше.
   В машине я задремал  и  проснулся,  уже  когда  "дузенберг"  запрыгал  на
выбоинах и ухабах очередного проселка. Бастэйбл вел автомобиль уверенно,  но
объезжать ухабы не старался - тем паче что это все  равно  было  невозможно,
поскольку вся дорога состояла из ухабов. Над  горизонтом  показался  верхний
край солнечного диска - и  тут  моему  взору  открылся  чудесный  пейзаж  со
множеством островерхих черепичных крыш и печных труб. По  сравнению  с  этим
городом Бек выглядел шедевром стиля "модерн". Мы словно попали в иллюстрацию
к детской сказке,  в  мир  Гензеля  и  Гретель,  вторглись  в  средневековую
фантазию на нашем огромном железном скакуне.
   Городок, естественно,  оказался  тем  самым  Лемго,  о  котором  упоминал
Бастэйбл.  Несмотря  на  всю  свою   живописность,   можно   даже   сказать,
сказочность, он имел весьма мрачную, изобилующую ужасными событиями историю.
Я бывал здесь прежде, заезжал на уик-энд, но долго не  задерживался  -  меня
угнетали толпы сновавших по городу туристов.
   Насколько я себе представлял, наш путь  от  Заксенбурга  до  Лемго,  если
нанести  его  на  карту,  был  весьма  причудливым;  погоня,  если   таковую
организовали, вполне могла сбиться со следа.  Спрашивать  и  уточнять  я  не
стал. Во-первых, я понимал, что у Общества Белой  Розы  есть  свои  секреты,
которыми оно наверняка делится не слишком охотно, а во-вторых, силы мои были
на исходе, и я просто тихо радовался тому, что наконец очутился на  свободе,
вырвался из лагерного кошмара.
   Чем Лемго привлек моих освободителей? Для меня этот  городок  олицетворял
немецкую эксцентричность. Город-крепость, член Ганзейского  союза,  когда-то
он обладал значительным  могуществом,  но  теперь  превратился  в  захудалый
провинциальный городишко, протекторат герцогов Липпе,  с  которыми  мы,  фон
Беки, состояли в дальнем родстве. Городские улицы смахивали  на  театральные
декорации: каждый дом старался превзойти  соседние  вычурностью  фасада,  на
котором одни  вырезали  фантастических  животных  и  разнообразных  демонов,
другие писали цитаты из Библии и строки из Гете, а третьи рисовали рыцарские
гербы и картины мистического содержания.
   Барельеф на доме бургомистра изображал льва,  нападающего  на  женщину  с
ребенком; двое мужчин тщетно пытались отогнать  зверя.  Дом,  известный  под
прозвищем Старый Лемго, украшали цветочные узоры всевозможных  видов.  Самым
же экстравагантным, насколько я  помнил,  был  Гексенбургмейстерхаус  -  дом
предводителя шабашей на Брейтерштрассе, построенный в шестнадцатом  веке.  Я
углядел его, когда наша машина проезжала по сонным улицам.  Массивный  фасад
возносился к нише под коньком, в этой нише стоял Христос и  держал  в  руках
земной шар, а у его ног расположились Адам и  Ева,  словно  заглядывавшие  в
слуховое окно. Весь фасад украшала изысканная деревянная  резьба.  Настоящий
немецкий дом - немецкий, прежде всего, по  духу.  Его  красотой  можно  было
восторгаться бесконечно, однако восторг умеряла кровавая история этого дома.
Свое имя  он  получил  от  знаменитого  инквизитора,  бургомистра  Ротманна,
который в 1667 году сжег в Лемго сразу двадцать пять ведьм. Тот век  выдался
урожайным на казни. Предшественник Ротманна, к  примеру,  сжигал  не  только
женщин, но и мужчин, в том числе пастора  церкви  святого  Николаев;  прочих
священников изгнали из города или они бежали сами. Кажется,  на  Нойештрассе
стоит дом палача, с благочестивым девизом над  входной  дверью.  Этот  палач
неплохо поживился на казнях ведьм... Я не мог отделаться от мысли, что Лемго
в каком-то смысле является символом Новой Германии, с ее сентиментальностью,
с ее легендаризацией истории и жгучей ненавистью ко  всем,  кто  осмеливался
усомниться в достоверности этой истории. До 1933 года Лемго вовсе не казался
мне зловещим, однако то, что совсем недавно выглядело невинной  ностальгией,
ныне превратилось в извращенный, гибельный романтизм.
   Бастэйбл свернул под арку, миновал  двойные  ворота  и  въехал  в  гараж.
Створки гаражных ворот тут же закрылись: нас явно ждали.  Зажглась  масляная
лампа, и я увидел улыбающегося герра Эля. Он хотел было обнять  меня,  но  я
жестом попросил его не делать этого. Конечно, клинок напитал меня  энергией,
но переломанные кости не успели срастись, да и синяки не зажили.
   Мы пересекли маленький прямоугольный  двор  и  остановились  у  старинной
массивной двери с такой низкой притолокой, что мне пришлось  согнуться  едва
ли не вдвое, чтобы пройти внутрь. За дверью обнаружилось уютное помещение, в
котором самый воздух, казалось, исцелял и внушал покой.  Герр  Эль  попросил
разрешения осмотреть мои увечья. Я не стал  отнекиваться,  и  мы  перешли  в
комнатушку рядом с кухней. Там была развернута полевая операционная. Похоже,
герр Эль был врачом Общества. Я представил, как он  вот  здесь  обрабатывает
пулевые раны... Тем временем он приступил к осмотру.
   - Видно, что били профессионалы,  -  сказал  он.  -  Знали,  что  делали,
сволочи. Били так, чтобы человека хватило надолго.  Надо  признать,  дорогой
граф,  что  вы,  несмотря  на  побои,  в  очень  даже  приличном  состоянии.
По-видимому, тренировки с мечом  изрядно  вас  закалили.  Думаю,  вы  быстро
поправитесь. Но люди, которые вас били, - уж  извините  мои  слова,  -  были
настоящими умельцами.
   - Что ж, - хмуро отозвался я, - теперь  они  делятся  своими  умениями  с
другими грешниками в аду.
   Герр Эль тяжело вздохнул. Он обработал мои раны,  перевязал  те  из  них,
которые еще  кровоточили.  Да,  у  него  без  сомнения  имелась  медицинская
подготовка.
   - Чем мог, тем помог. Вам, конечно, хорошо бы  отдохнуть,  но  боюсь,  на
отдых времени не будет.
   Вы знаете, как обстоят дела и что, собственно, происходит?
   - Полагаю, что меня переправят в безопасное место по  тайному  подземному
коридору, - ответил я.
   Он усмехнулся. Усмешка вышла кривоватой.
   - Если повезет.
   Потом он попросил меня  рассказать,  что  случилось  в  лагере.  Когда  я
упомянул о том, что мной словно овладел кровожадный демон,  он  сочувственно
положил ладонь мне на плечо. Но причину моего одержания не открыл -  видимо,
не знал или не хотел говорить.
   Герр Эль дал мне снотворного, и я заснул. Сон мой, насколько могу судить,
был глубоким и спокойным;  проснулся  же  я  оттого,  что  девушка  легонько
тронула меня за плечо, окликнула по имени  и  сказала,  что  пора  вставать,
иначе еда остынет. Голос ее был немного напряженным, и я мгновенно поднялся.
Горячий душ, ветчина, яйца вкрутую, бутерброды..  Я  вдруг  вспомнил,  сколь
вкусна может быть самая простая еда. Перекусив, мы прошли в гараж.  Бастэйбл
уже сидел за  рулем,  девушка  пристроилась  рядом.  Стрелы  она  сложила  в
корзину, а лук обернула тканью, так что теперь он походил на посох. В первый
миг я даже слегка испугался: она так умело  загримировалась,  что  выглядела
сущей старухой. На Бастэйбле  был  мундир  вроде  эсэсовского,  я  же  вновь
облачился в свой охотничий наряд  и  напялил  шляпу,  скрывавшую  мои  белые
волосы, а красные глаза спрятал за дымчатыми очками.
   Когда я забрался в машину, девушка обернулась ко мне.
   - Наш маскарад обманет любого,  кроме  фон  Минкта  и  Клостерхейма.  Они
догадываются, кто мы такие на самом деле, и  не  станут  нас  недооценивать.
Гейнор, как вы его называете, обладает потрясающим нюхом.  Не  могу  понять,
как ему удалось отыскать нас  так  быстро!  Нам  сообщили,  что  он  проехал
Кассель; нужно торопиться, иначе еще не  известно,  кто  доберется  до  цели
первым.
   Я поинтересовался, а какая у нас  цель.  Она  назвала  другой  живописный
городок с прошлым, не менее легендарным, чем у Лемго.
   - До Гамельна несколько миль. К нему ведет проселочная дорога.
   Пожалуй, не будет преувеличением сказать,  что  Гамельн  -  знаменитейший
немецкий город. Он известен по всему миру, особенно хорошо - в  Англии  и  в
Америке, где обожают рассказывать легенду  о  крысах,  детях  и  гамельнском
крысолове.
   Мы тронулись в путь.  Ехали,  не  включая  фар,  избегая  по  возможности
населенных пунктов. Менее выносливый  автомобиль  давным-давно  приказал  бы
долго жить, но наш "американец" был сделан на совесть и  ничуть  не  уступал
лучшим образцам "роллс-ройсов" и "мерседесов", а по скоростным качествам  их
даже превосходил. Он шел со скоростью пятьдесят миль в час, и  рокот  мотора
напоминал ровное биение могучего сердца. Восхищаясь  автомобилем,  мощностью
его двигателя и романтичностью стиля, я вдруг подумал, уж не  в  Америку  ли
меня собираются в конечном счете переправить? Или мне  суждено  сражаться  с
Гитлером на родной земле?
   Мимо пролетали, посеребренные лунным светом,  утесы  и  стволы  деревьев.
Монастыри, одинокие дома, церкви, фермы... Вот  она,  древняя  и  неизменная
Германия во всей своей красе. Именно здесь родились та история, та мифология
и тот фольклор, который нацисты прибрали  под  себя,  отождествили  со  всем
дурным, что было в Германии и в немецком  народе.  Мне  порой  кажется,  что
здоровье нации можно  определить  по  тому,  сколь  ревностно  и  рьяно  она
идеализирует прошлое.
   Наконец мы разглядели впереди Везер - длинную и темную  полосу  воды;  на
берегу реки расположился город Гамельн с его массивными каменными зданиями и
деревянными домами, со знаменитым "приютом крысолова" и не  менее  известным
Хохцайтхаусом, где, как гласит легенда, ночевал вместе со своим штабом Тилли
перед наступлением на Магдебург. Мой предок и тезка, к  стыду  нашего  рода,
сражался под знаменами Тилли.
   Мы свернули  направо  -  и  уперлись  в  шлагбаум.  Сторожевой  пост  СА.
Останавливаться было нельзя - если нас начнут проверять, то быстро  выяснят,
что мы не те, за  кого  себя  выдаем.  Мы  с  Бастэйблом  переглянулись.  Он
притормозил, а я вскинул руку в нацистском салюте и произнес короткую  речь,
касавшуюся  того,   что   мы   выполняем   важное   задание   и   преследуем
государственных преступников. Бастэйбл  мертвой  хваткой  вцепился  в  руль,
изображая из себя водителя-эсэсовца. Штурмовики не  стали  нас  задерживать.
Оставалось надеяться, что у них нет радиосвязи с другими постами.
   Объехать Гамельн мы не могли; я, признаться, сомневался, что старый  мост
через Везер выдержит нашу тяжелую машину, но выбора у нас не было.  Бастэйбл
надвинул пониже на глаза фуражку и выпрямил спину, я  раскинулся  на  заднем
сиденье,  как  и  подобает  богатому  господину,  путешествующему  со  своей
матерью. Мы без проблем добрались до парома,  но  с  первого  взгляда  стало
ясно, что машина слишком тяжела.  Тогда  мы  вернулись  к  мосту,  вышли  из
"дузенберга" и дальше двинулись пешком:  Бастэйбл  впереди,  далее  девушка,
опиравшаяся на лук, последним, с мечом на плече, ковылял я.
   Мы пересекли мост, и Бастэйбл повел нас вдоль берега  по  тропинке,  едва
различимой в утренней дымке. Я краем глаза замечал  блики  на  речной  воде,
свет в окошках домов, тусклое зарево над макушками  деревьев.  Должно  быть,
отблеск  автомобильных  фар.  Похоже,  нас  преследовала  маленькая   армия.
Бастэйбл зашагал быстрее, и я сразу начал  отставать.  Он  знал  дорогу,  но
постоянно оборачивался и явно начинал нервничать.
   Послышался гул  двигателей,  громкие  гудки;  мы  поняли,  что  Гейнор  и
Клостерхейм предугадали цель нашего побега. Что теперь? Они  доберутся  туда
раньше? Или им придется повторить наш путь, пешком через мост  и  дальше?  Я
спросил об этом Бастэйбла.
   - Они разделятся на два отряда, - спокойно сообщил тот; дыхание его  было
ровным, в отличие от  моего.  -  Один  зайдет  от  Гильдесхейма,  второй  от
Детмольда. Река их не остановит. Правда, дороги здесь жуткие,  и  все  будет
зависеть  от   того,   какие   у   них   машины.   Если   что-нибудь   вроде
"дорнье-форд-йейтса",  нам  крышка:  этих  монстров  не   задержит   никакая
преграда. Мы почти добрались, граф. Расщелина совсем рядом.  Молитесь,  чтоб
они нас не опередили... Да, вашего кузена нельзя недооценивать.
   - Вы с ним встречались?
   - Не здесь, - загадочно откликнулся Бастэйбл.
   Мы начали спускаться в узкую расщелину,  которая,  похоже,  заканчивалась
тупиком. Я вдруг исполнился подозрительности и решил, что Бастэйбл завел нас
в западню, однако он жестом призвал к молчанию и повел вдоль каменной стены,
стараясь держаться в  тени.  Мы  почти  достигли  громадной  плиты,  которая
надежно  скрыла  бы  нас  от  посторонних  глаз,  когда  наверху   раздались
возбужденные  голоса.  Вспыхнули  и  погасли  фары,  затем  зажглись  вновь.
Все-таки западня...
   - Меч! - крикнул Бастэйбл, бросаясь наземь, чтобы не попасть в луч света.
- Фон Бек, меч! Достаньте меч!
   Я недоуменно уставился на него.
   - Зачем?
   - Бейте по камню, граф! Вот сюда! Бейте, кому говорят!
   Взревели двигатели. Утреннюю мглу прорезали лучи  мощных  прожекторов.  Я
узнал голос Гейнора, торопившего своих подчиненных. Машина, завывая мотором,
вползла в расщелину. Отчаянно заскрипели тормоза.
   - Сдавайтесь! - донесся сверху голос Клостерхейма, усиленный  рупором.  -
Вы окружены! Сдавайтесь!
   - М