нее  с  ними
телепатический контакт? Когда  девушка  разговаривала  с  офф-моо,  ее  лицо
становилось одухотворенным, что ли. А нечеловеческая  красота  этих  существ
заставила меня ощутить себя в компании ангелов.
   Офф-моо  расположились  вдоль   обсидианового   круга,   вновь   ставшего
иссиня-черным, и внимательно слушали, как Оуна рассказывает  обо  всем,  что
видела и что нам удалось узнать.
   - Вполне возможно, Гейнор уже ведет свое войско на Мо-Оурию, -  закончила
она с легкой запинкой.
   Ей никто не возразил. Я ждал обсуждений, шумных дебатов, но вместо  этого
офф-моо устремили  взгляды  на  обсидиановый  круг  посреди  залы.  Что  они
надеялись там рассмотреть? Или  это  их  вариант  ведьминского  хрустального
шара? Что-то вроде подручного средства для сосредоточения мыслей?
   В следующий миг я словно ослеп и чуть не свалился с  лавки.  Одной  рукой
прикрывая глаза, чтоб защититься  от  чудовищно  яркой  вспышки,  я  пошарил
вокруг другой, разыскивая Оуну. Наткнулся на ее ладонь. Девушка тоже прятала
глаза под рукой. А офф-моо сидели себе на лавках как ни в чем не бывало.
   - Что происходит? - спросил я шепотом.
   - По-моему, они умеют искажать свет, - вот  и  все,  что  ответила  Оуна.
Ослепительное золотое сияние тем временем слегка потускнело, мои глаза более
или менее привыкли к нему, и я смог  различить  источник  этого  сияния.  Он
находился  в  самом  центре  обсидианового  круга  -   висел,   не   касаясь
поверхности; это был обыкновенный  на  вид  камень,  мелко  вибрировавший  и
издававший звуки, которые будили воспоминания о давно  забытых  поступках  и
благородных помышлениях. Мысль, дело  и  образ  как  бы  сливались  воедино.
Ощущение было такое, что вот-вот перед камнем  возникнет  коленопреклоненный
Парцифаль, рыцарь, чистый помыслами.
   И вдруг камень стал меняться на моих глазах. В благоговейном изумлении  я
смотрел на артефакт, который всегда считал не более чем  красивой  легендой.
На месте камня  возникла  огромная  золотая  чаша,  украшенная  самоцветными
каменьями, наполненная по кромку густым красным вином, которое  переливалось
через края и как бы таяло в сиянии, потускневшем до  закатного  багрянца;  в
этом сиянии зала, где собрались  офф-моо,  словно  вскипела  буйством  живых
красок. Мои  чувства  отказывались  воспринимать  происходящее.  Я  внезапно
ощутил  слабость  и  неожиданно,  совершенно  без  причины,  затосковал   по
Равенбранду. Если бы я мог стиснуть в пальцах рукоять  меча,  мне  бы  стало
гораздо легче, ибо клинок напитал бы меня силой. Но он находился там, где  я
его оставил, а потому  близость  к  легендарной  чаше  становилась  попросту
непереносимой. Между тем чаша - Священный Грааль - увеличивалась в размерах.
Конические колпаки офф-моо раскачивались и падали, словно это  зрелище  было
непривычным даже для мудрецов Мо-Оурии. По зале пролегли длинные тени.
   Офф-моо запели, их голоса слились в одном-единственном  протяжном  звуке,
который перерос то ли в песню, то ли  в  заклинание,  угрожавшее  поколебать
весь  мир.  Свет  смешивался  с  тенью,  тень   становилась   светом.   Чаша
стремительно уменьшалась, как бы съеживалась - пока наконец не преобразилась
в золотой, отделанный драгоценными камнями посох, который медленно  вращался
в воздухе над обсидиановым диском.
   Офф-моо  завели  другую  песню,  и  посох..,  вырос.  На   мгновение   он
превратился в маленького ребенка с прекрасным ангельским личиком, вновь стал
самим собой, затем обернулся изящной золотой стрелой. Знак Порядка. На месте
одной стрелы возник целый колчан, стрелы взмыли  к  потолку  и  зависли  над
диском, потом начали вращаться. Восемь золотых  стрел  с  самоцветами.  Знак
Хаоса.
   Но, как не замедлило выясниться, вовсе не эти  знаки  приковали  внимание
офф-моо.  Обсидиановый  диск  обрел  прозрачность,  и   в   нем   проступило
изображение.  Множество  всадников  скакало  по  направлению  к   нам.   Мне
почудилось, будто я смотрю  исторический  фильм  в  кинотеатре.  Вот  только
актеры были  пугающе  знакомы.  Впереди,  на  белом  жеребце,  слепые  глаза
которого были устремлены вверх, но поступь, несмотря на  слепоту,  уверенна,
скакал Гейнор, облаченный в доспехи. За его спиной, тоже  верхом  на  слепых
лошадях, мчались нацисты во главе с Клостерхеймом, все как один в эсэсовской
форме под плащами. И у каждого было при себе какое-нибудь старинное оружие -
меч, пика, лук или арбалет.
   А за ними надвигались  чудовища,  самые  невероятные,  самые  диковинные,
будто сошедшие с полотен Босха. Внезапно возникла почти крамольная мысль:  а
что, если художник творил, опираясь на опыт, а не на  фантазии  воспаленного
рассудка?  Длинноногие,  длиннорукие,  с  выпученными   слепыми   глазами...
Вытянутые рыла свидетельствовали о том, что эти существа ориентировались под
землей по запаху. Они были гораздо крупнее людей, скакавших впереди, ни дать
ни взять игрушечные солдатики двух различных видов.  Дикари,  уродливые,  но
наделенные  зачатками  разума  дикари,  с  дубинами  и  топорами  в   руках.
Попадались среди них и лучники, и те, кто был вооружен мечами. Скорее толпа,
чем армия в истинном смысле слова. Но их были тысячи...
   - Труги, - сказала Оуна.
   Теперь я понимал, почему народ офф-моо  не  слишком  опасался  обитателей
темных земель. Чудовищам не хватило бы  ни  разумности,  ни  желания,  чтобы
напасть на Мо-Оурию по собственной инициативе.
   Один из офф-моо что-то негромко произнес. Оуна утвердительно кивнула.
   - Все пантеры исчезли, - объяснила мне девушка. -  Тругам  некого  больше
опасаться. Мы не знаем, что случилось, - мертвы ли пантеры, заколдованы  или
просто исчезли.
   - Как они могли просто исчезнуть?
   - Колдовство, - Оуна пожала плечами.
   - Колдовство? - я не стал  скрывать  скепсиса.  -  Колдовство,  фройляйн?
Неужели наше  положение  настолько  отчаянное,  что  мы  готовы  поверить  в
колдовство?
   - Называйте как хотите, граф фон Бек, - нетерпеливо бросила Оуна, - но по
мне это слово - самое точное. Пантеры слышат зов. Зов существа,  куда  более
могущественного, нежели все те, кто обычно бродит по подземелью. Быть может,
владыки Вышних Миров. Отсюда следует, что Гейнор каким-то образом исхитрился
привести сюда своих сверхъестественных  союзников.  Если"  они  сохранили  в
нашем  мире  свое  могущество,  значит,  победить  их  невозможно.   Правда,
некоторым, чтобы перейти из мира в мир, нужен посредник - например, Гейнор и
его армия.
   - Эти труги - настоящие великаны, - заметил я, поглядывая на диск.
   - Только здесь, - ответила Оуна. - В других мирах они  совсем  крошечные.
Они  населяют  пространства  между  Мо-Оурией  и  Серыми   Жилами.   Исчадия
преисподней, обитатели бездны, пушечное мясо Гейнора.  Если  Гейнор  возьмет
верх колдовством, именно труги будут добивать тех из нас, кто уцелеет.
   - Похоже, вы пережили не одно нападение, фройляйн, - проговорил я.
   - Да уж, - Оуна устало усмехнулась. - Сражениям нет  конца,  граф.  Вы  и
представить себе не можете, какая беда угрожает вашему миру.
   Желание иметь при себе Равенбранд  стало  нестерпимым.  Я  попросил  Оуну
объяснить офф-моо, что скоро вернусь, и выбежал из помещения.
   Я мчался по  извилистым  улицам,  перебегал  из  света  в  тень  и  вновь
выскакивал на  свет,  выискивая  дорогу  как  по  запечатлевшимся  в  памяти
краскам, так и по форме строении. Наконец  я  добрался  до  отведенного  мне
жилища и сразу кинулся  туда,  где  спрятал  клинок.  К  моему  несказанному
облегчению он лежал там, где я его  оставил,  -  в  нише  возле  кровати.  Я
развернул ткань, чтобы убедиться воочию, что это действительно  мой  меч,  и
черная сталь приветственно загудела.
   Я снова завернул меч в материю  -  этакие  самодельные  тряпичные  ножны,
вышел из башни с клинком  на  плече  и  вновь  углубился  в  лабиринт  улиц,
ориентируясь, как и прежде, по лучу серебряного света там, по тени  тут,  по
игре красок на стене, по очертаниям "деревьев" в каменном саду.
   Позади осталась  центральная  площадь,  я  уже  приближался  к  горловине
очередной узкой улочки, когда позади меня послышался язвительный  смешок.  Я
обернулся - и увидел перед собой лучащегося торжеством  кузена  Гейнора.  Он
держал в руках лук и целился мне прямо в сердце.
   Честно говоря, мне совершенно не приходило в  голову,  что  он  наберется
наглости и последует за нами в Мо-Оурию. Наверное, я до сих пор не привык  к
тому, что один человек может одновременно находиться в двух местах  -  вести
на город армию чудовищ  и  незаметно  проскользнуть  в  тот  самый  город  в
одиночку.
   Гейнор широко улыбнулся.
   - Я вижу, ты удивлен, кузен. Мое второе "я" командует одним фронтом, а  у
меня развязаны руки. Мечта полководца, а? - он  уставился  на  меч  с  таким
видом, что мне захотелось крикнуть ему:
   "Подбери   слюни!"   Клинок   зачаровал   его,   можно   даже    сказать,
загипнотизировал.
   Не раздумывая, я стиснул пальцами рукоять  и  повернулся  таким  образом,
чтобы мне не составило труда выхватить меч и  выбить  лук  из  рук  Гейнора.
Пусть только приблизится...
   Но Гейнор  не  собирался  лезть  на  рожон.  Он  держался  на  безопасном
расстоянии, по-прежнему не снимая стрелу с тетивы. Разумеется,  в  искусстве
стрельбы из лука он был новичком, но, похоже, успел набраться опыта.
   Делать нечего, надо подойти к нему.
   Я шагнул вперед, сделал маленький, крохотный шажок,  продолжая  при  этом
разговор. Но Гейнор разгадал мою уловку и выразительно покачал головой.
   - Кузен,  с  какой  стати  мне  оставлять  тебя  в  живых  теперь?  -  он
ухмыльнулся. - Ты принес меч. Мне остается лишь убить тебя и забрать его.
   - Тогда стреляй в спину, - прорычал я в тот самый миг, когда  он  спустил
тетиву. Стрела угодила мне в левую руку. Я подивился было, что  не  чувствую
боли, но потом сообразил - стрела застряла в плотном материале моей твидовой
куртки, даже не поцарапав кожу. Прежде чем Гейнор успел наложить  на  тетиву
другую стрелу, я в несколько шагов оказался возле него и приставил меч к его
горлу.
   - Бросай оружие, кузен, - потребовал я. Бок пронзила боль. Опустил  глаза
- в мои ребра упирался нацистский кинжал. Повернув голову,  я  встретился  с
безжизненным взглядом Клостерхейма.
   Еще один двойник. Я содрогнулся.
   - Мы все заодно, - пробурчал Клостерхейм. - Все, граф. А нас миллионы.
   Он выглядел обеспокоенным. Что его могло напугать?
   Мы оказались в патовой ситуации, застыли скульптурной группой - мой меч у
горла Гейнора, кинжал Клостерхейма у моих ребер.
   - Опустите меч, граф, - сказал Клостерхейм. - И положите его на землю.  Я
расхохотался ему в лицо.
   - Клянусь, вам придется меня  убить,  чтобы  забрать  Равенбранд!  Гейнор
хмыкнул.
   - Твой отец тоже клялся, что скорее погибнет, чем расстанется с известной
тебе вещицей. И что же - он погиб, а вещица  пропала.  Ульрик,  дорогой  мой
кузен, отдай мне меч, и можешь  возвращаться  в  свой  Бек.  Тебя  никто  не
тронет, даю тебе слово, живи там, как тебе заблагорассудится.  Кузен,  среди
нас есть те - идеалисты вроде тебя, - кто не боится  запачкать  руки,  сажая
райские семена. Не хочешь пачкаться, не хочешь марать руки - твое право.  Но
я сделал  иной  выбор.  Я  готов  принять  неизбежное,  готов  сражаться  за
установление порядка во всей мультивселенной. Ты понимаешь, о чем я?
   - Ты безумец, - ответил я. Он рассмеялся.
   - Безумец?  Все  мы  безумны,  кузен,  уж  поверь.  Сама  мультивселенная
давным-давно спятила. Но в  наших  силах  вернуть  ей  рассудок,  и  мы  это
обязательно сделаем. Мало  того,  мы  изменим  ее  по  нашему  желанию!  Все
меняется, и мироздание в том числе. Разве ты не  чувствуешь,  что  меняешься
день ото дня? Это единственный  способ  выжить.  Я  именно  так  и  выживаю.
Человеческий разум не в состоянии воспринять все то, что окружает его здесь,
не изменившись, не подстроившись под новые условия. По-твоему,  тот  Ульрик,
который бежал из концлагеря, и ты нынешний - это один и тот же человек?
   "Верно подмечено, - признал я про себя. - Мне никогда  не  стать  прежним
Ульриком фон Беком".
   Однако не будем отвлекаться.
   - Герру Клостерхейму придется убить меня, - сказал я, -  поскольку  я  не
собираюсь ни переходить на твою сторону, кузен, ни отдавать тебе меч.
   С каждым мгновением ситуация становилась все напряженнее и все нелепее.
   Мое внимание привлекло некое движение на противоположной стороне площади.
За спиной у Гейнора возникла знакомая фигура в черных  вычурных  доспехах  и
причудливом шлеме. Мой двойник! Он бежал через площадь, алые глаза сверкали,
руки были раскинуты в стороны. Кто же он, этот Эльрик, человек или  призрак?
Он пробежал сквозь ничего не заметившего Гейнора! Что происходит?  Очередное
здешнее чудо? Внутренний голос  убеждал  меня  отскочить  в  сторону,  но  я
остался стоять на месте.
   Фигура в черном и не думала сбавлять скорость. Он же собьет меня  с  ног!
Но двойник не остановился. И сквозь меня не пробежал. Нет, он вбежал в меня.
Доспехи,  шлем,  человеческое  тело  -  все  каким-то  непостижимым  образом
проникло в меня, одетого по моде двадцатого столетия,  проникло  и  осталось
внутри. Мгновением ранее я был одним человеком. А теперь стал двумя.
   Два человека в одном теле. Я принял это утверждение без доказательств. Да
и что тут было доказывать?
   Внезапно у меня образовались два комплекта  воспоминаний.  Две  личности,
весьма непохожих друг на дружку. Два будущих. Два набора эмоций. Вдобавок  у
нас с  двойником  обнаружилось  много  общего.  Всепоглощающая  ненависть  к
Гейнору и его шайке и ко всему, что они олицетворяли, - и  в  моем  мире,  и
здесь.  Решимость  двойника  укрепила  мою  собственную   волю,   его   гнев
воспламенил мою ярость. Я сразу понял, что именно этого он и  добивался.  Он
намеренно слился со мной, чтобы объединить наши силы.  И,  поскольку  он  во
многом был мной, я доверял ему целиком и полностью. Он не может солгать мне.
Только себе.
   Черный Меч заурчал, завибрировал, вдоль по лезвию, точно  вены,  побежали
руны, напоенные алым светом. Я почувствовал, как рукоять  шевелится  в  моей
руке. По своей воле меч приподнялся  в  воздух,  затем  вновь  опустился  на
уровень моего плеча. Я издал совершенно варварский боевой клич, а  мое  тело
наливалось силой,  благодаря  мечу;  сознание  же  раздирали  противоречивые
чувства, главным из которых была  непривычная,  жестокая  и  свирепая  жажда
крови. Я был готов отведать  сладкой  крови  и  попробовать  на  вкус  души,
которых алкал мой меч, Я облизал губы. Жив - и еще как жив!

   Корабль вернется к причалу,
   Птица вернется к гнезду.
   Сталь отвечает стали,
   Душу заклали на смерть.

   Эти слова сорвались  с  моих  губ.  Заклинание?  Обрывок  древней  песни?
Заклятие? На языке, которого одна половина моего сознания не понимала вовсе,
зато другая знала в совершенстве. Этот язык был не обиходным, никто  из  нас
двоих не говорил  на  нем  в  повседневной  жизни.  Я  понимал  мысли  моего
двойника, и они во многом напоминали мои собственные, разве что в  них  было
больше шипящих и свистящих звуков и твердых приступов.
   А язык заклинания был текучим и невыразимо более древним, нежели любой из
человеческих. Иной, чуждый. Язык,  который  надо  зубрить  звук  за  звуком,
значение за значением. Язык, на освоение которого у меня - у меня?!  -  ушло
много мучительных лет.

   В двух кубках справедливость.
   Гармония - в двух мечах.
   За близнецами победа.
   Пары под луной гуляют.
   Близнецы повелевают.
   Чаши кровью истекают.
   Знаки на реке мерцают,
   Нас двоих объединяют.

   Эльрик сосредоточился на заклинании, которое, судя по всему,  требовалось
для закрепления нашего чудесного слияния. Я понимал все его слова, знал  обо
всех его желаниях, ведь теперь мы стали единым существом. И, обретя в  своем
теле вторую личность, я  вдруг  осознал,  каково  это  -  быть  одновременно
многими людьми. Быть душевно здоровым - и в то же время улавливать  мысли  и
чувства тысяч своих ипостасей  в  других  мирах.  Столько  решений,  столько
вариантов, столько нежданных препятствий!.. В каждый момент  времени  каждая
из ипостасей совершает сколь угодно малый или большой, но свой  личный  шаг.
Мультивселенная  становится  единым  целым,  не  остается  скрытых  миров  и
непредставившихся возможностей. Замечательный дар!  Все,  что  требуется,  -
найти дорогу. Какое очарование таит в себе подобная жизнь; вот  почему  Оуна
выбрала ее вслед за своей матерью и матерью матери.
   Эти мысли, как ни странно, нисколько не мешали мне бдительно  следить  за
происходящим. Я был готов защитить себя и даже напасть первым, благо к моему
умению вести рукопашный бой на мечах добавилось мастерство Эльрика. Я  знал,
как сражаться, попутно читая заклинание,  ибо  в  моих  жилах  отныне  текла
древняя и чистая мелнибонэйская кровь, а в голове  теснились  унаследованные
от предков знания. Предки частенько заключали соглашения с элементалями,  то
бишь духами Земли, Воды, Огня и Воздуха. И  многие  из  этих  соглашений  не
утратили силы до сих пор. Я мог воззвать к силам Природы  -  правда,  не  ко
всем: я мог повелевать ветрами и пламенем, изменять течение воды и очертания
земли, мог говорить на равных с древними звериными божествами,  с  тотемами,
от которых произошли животные и которым подвластны  мириады  живых  существ.
Лишь немногие  из  этих  божеств,  моих  союзников,  претендовали  на  нечто
большее,  нежели  удовлетворение  жизненных  потребностей,  а   потому   они
предпочитали не вмешиваться в дела людей и  богов;  и  сами  владыки  Вышних
Миров относились к этим  божествам  с  уважением.  Призванные,  они  изредка
соглашались помочь смертным. И теперь в моей  власти  было  призвать  их;  я
четко представлял, какую цену они  потребуют,  прекрасно  понимал,  что  для
совершения ритуала мне  понадобится  столько  сил,  сколько  у  меня  одного
никогда не было и быть не могло. Действительность оказалась куда насыщеннее,
а ставки в игре - куда выше, чем я когда-либо воображал.
   Мои  мышцы,  мои  жадно  хватавшие  воздух  легкие,  мое  закалившееся  в
испытаниях тело и мудрость чародея требовали, чтобы я  накормил  их.  И  мне
было известно, что для этого существуют два способа. Первый - настой из трав
и прочих ингредиентов. Второй - меч. Когда прежний, настоящий Ульрик фон Бек
осознал, что же, собственно, делает черный клинок, ему едва не стало  плохо.
Однако новый Ульрик отдавал себе отчет, что, если хочет  выжить,  он  должен
смириться с неизбежным и отпустить меч на волю. Что ж... Моя привязанность к
Равенбранду нисколько не ослабела,  но  теперь  к  привязанности  добавилось
уважение. Этот меч очевидным образом выбирал тех, кто достоин его носить.
   Все мои тренировки со старым фон Ашем, все приемы,  которым  я  научился,
возвратились ко мне в долю секунды. Я жаждал битвы, жаждал пролить кровь.
   - Принц Гейнор, - моими губами говорил Эльрик, и в его тоне было  столько
аристократического высокомерия, что я по сравнению с ним казался деревенским
увальнем. - Ты так торопишься умереть?
   Мой кузен озадаченно уставился мне в лицо.
   - Что за черт? Ульрик, это ты? Эй, чудище, отвечай!
   - Принц Гейнор, ты невежа. Сперва научись вежливости, а потом  уж  берись
за оружие. С тобой  говорит  наследник  королевского  рода  Мелнибонэ,  твой
властелин. Брось свой лук, или мой меч напьется твоей крови.
   Гейнор явно перетрусил. Еще бы - у него  на  глазах  тихий  кузен  Ульрик
превратился в надменного, безжалостного убийцу.  Ни  к  чему  подобному  он,
разумеется, готов не был. Кинжал Клостерхейма незаметно  исчез.  Капитан  СС
таращился на нас с таким видом, будто на него снизошло озарение. Клостерхейм
видел, как Эльрик пробежал сквозь Гейнора, как он вбежал в  меня.  Он  знал,
что теперь во мне два человека, и потому боялся меня.
   Меч рвался