шки утратило привычную  гордую  уверенность;  глаза  казались  старше  и
печальней, их не покидала память  о  том,  как  стражи,  которых  она  вела,
погибли в Лунголде. Она сказала что-то, но Моргон  не  расслышал,  и  Моргол
кратко ответила Лире:
   - Нет.
   - Я отправляюсь в Имрис. - Ее темные глаза упрямо смотрели в лицо матери,
но говорила она спокойно. - Если не со стражами, то вместе с тобой.
   - Нет.
   - Мама, я больше не в страже. Я покинула ее,  когда  вернулась  домой  из
Лунголда, и  ты  не  вправе  ожидать,  что  я  стану  повиноваться  тебе  не
рассуждая. В Имрисе идут ужасные бои - почище, чем тот,  в  Лунголде.  II  я
собираюсь...
   - Ты моя земленаследница, - напомнила Моргол.
   Ее  лицо  по-прежнему  было  спокойным,  но  Моргону   передался   страх,
передались  неумолимость  и  холод,  подобный  холоду   херунских   туманов,
передались истинные чувства, охватившие Моргол при этой короткой беседе.
   - Я беру всю стражу из Херуна на Равнину Ветров, - продолжила  Моргол.  -
Вести их будет Гох. Ты говорила, что никогда больше не притронешься к копью,
и я была благодарна тебе за это решение. Совсем не нужно, чтобы ты билась  в
Имрисе, и крайне нужно, чтобы ты осталась здесь.
   - Не понимаю, почему ты вообще туда идешь, - напрямик сказала Лира, -  но
если тебе суждено погибнуть, я хочу быть рядом с тобой.
   - Лира...
   - Мама, таково мое решение. Повиноваться тебе больше  не  дело  чести.  Я
сделаю все по-своему, а мне угодно ехать туда с тобой.
   Пальцы Моргол небрежно заскользили по поверхности тяжелого кубка.
   - Что же, - заметила она с неожиданным спокойствием. - Раз  нет  чести  в
твоих действиях, не будет и в моих. Ты  останешься  здесь.  Не  мытьем,  так
катаньем.
   Веки Лиры затрепетали.
   - Мама, - неуверенно возразила она, но Моргол прервала ее:
   - Я, помимо прочего, Моргол. Херун в  немалой  опасности.  И  если  падет
Имрис, ты должна быть здесь, чтобы защитить его чем и как сможешь.  Если  мы
вместе найдем свой конец в Имрисе, это будет страшным бедствием для Херуна.
   - Но почему идешь туда ты?
   - Потому что идет Хар, - мягко ответила  Моргол.  -  И  Данан.  И  Мэтом.
Землеправители Обитаемого Мира, вынужденные  биться  в  Имрисе  за  спасение
Обитаемого Мира.
   Или даже есть какая-то более веская причина. Целая головоломка из загадок
лежит в сердце нашей земли. И я хочу увидеть, как она будет разгадана.  Даже
ценой жизни. Мне нужны отгадки.
   Лира молчала. Лица - ее и Моргол - в мягком свете были почти неотличимы -
утонченные, четко очерченные, прекрасные. Но золотые глаза  Моргол  скрывали
ее мысли, глаза же дочери были открыты каждой вспышке огня и любой боли.
   - Арфист мертв, - прошептала она. - Если  это  та  разгадка,  которую  ты
ищешь.
   Моргол опустила глаза. Миг спустя она пошевелилась и  быстро  потянулась,
чтобы коснуться щеки дочери.
   - В мире куда больше неразрешенных вопросов, чем  этот,  -  тихо  сказала
она. - И почти все они куда важнее.
   Брови на ее лице сошлись, словно от внезапной необъяснимой боли.
   - Загадки без разгадок могут оказаться поистине ужасны,  -  добавила  она
миг спустя, - но с некоторыми из них можно жить. Другие же...  Ирт  считает:
то, что совершит па Равнине Ветров Звездоносец, жизненно важно.
   - И он считает, что тебе тоже нужно быть там? И если Равнина  Ветров  так
важна, то где же сам Высший? Почему ему  безразлична  судьба  Звездоносца  и
всего нашего мира?
   - Не знаю. Может быть, Моргон и ответит на некоторые из этих вопросов...
   Внезапно она подняла голову и увидела его, тихо стоявшего в  тени,  в  то
время как собственные его мысли были далеко.
   Она улыбнулась и протянула руку в знак приветствия. Ирт чуть сдвинулся  в
сторону, видя, возможно, ее глазами, как Моргон неспешно подходит  к  столу.
На миг Звездоносец  увидел  старого  чародея  как  нечто  сродни  туманам  и
каменным кладбищам Херуна, которые его разум смог исследовать и постичь.  Он
сел, и тут лицо старого волшебника словно само стало исследовать его  глаза.
Моргон молча склонил голову перед Моргол.
   - Ты нашел там то, что искал? - спросила она.
   - Да. Столько, сколько смог вынести. Как долго я отсутствовал?
   - Около двух недель.
   - Две... Так долго. Были новости?
   - Очень мало. Торговцы из Хлурле попросили все оружие, которое мы  только
можем  отдать,  чтобы  везти  его  в  Кэруэддин.  Я  наблюдала  за  туманом,
движущимся на юг из Остерланда. И наконец сегодня поняла, что это такое.
   -  За  туманом?  -  Моргон  вспомнил  испещренную  шрамами  ладонь  Хара,
развернутую к алым отсветам пламени, - Туры? Хар ведет в Имрис туров?
   - Сотни их мчатся по лесам в том направлении.
   - Они непревзойденные бойцы, - заметил Ирт. Он произнес это как  человек,
не желающий спорить. - И им не страшна имрисская зима.
   - Ты знал. - Спокойствие  Моргона  рухнуло  в  один  миг.  -  Ты  мог  бы
остановить их. Рудокопов, туров. Стражей Моргол.  Почему  ты  влечешь  столь
уязвимые, недостаточно подготовленные  войска  через  Обитаемый  Мир?  Ты-то
слеп, но остальным предстоит увидеть чудовищную резню на поле  боя.  Люди  и
звери...
   - Моргон, - мягко возразила хозяйка, - Ирт  не  принимает  за  меня  моих
решений.
   - Ирт...
   Моргон осекся,  скользнул  ладонями  по  лицу,  пытаясь  воздержаться  от
бесполезного спора. Ирт поднялся, снова привлекая  к  себе  взгляд  Моргона.
Чародей неуклюже перелезал через подушки поближе к огню.  Наконец  он  встал
перед очагом и склонил голову. Моргон видел,  как  внезапно  сомкнулись  его
руки, покрытые шрамами, узловатые от слов, которых он не мог  выговорить,  и
подумал о руках Дета, вывернутых болью и  озаренных  пламенем.  И  тогда  он
услышал эхо, донесшееся до него из тихой херунской ночи, в которую он  нашел
неожиданный и краткий покой у костра арфиста. Все,  что  привязывало  его  к
Дету, к соколу, его жажда и его непостижимая  любовь,  -  все  это  внезапно
захлестнуло его. Наблюдая, как свет и тени  пытаются  придать  законченность
суровому слепому лицу, он понял, что вот-вот отдаст  все  -  туров,  стражей
Моргол, землеправителей, весь Обитаемый Мир,  -  отдаст  в  эти  израненные,
искалеченные руки в обмен на место  в  тени  сокола.  Это  знание  дало  ему
удивительное спокойствие. Он склонил голову и устремил взгляд на свое темное
отражение в отшлифованном камне.  Наконец  Лира,  внимательно  посмотрев  на
него, вдруг спохватилась:
   - Да ты небось голоден?
   Она налила ему вина.
   - Я принесу чего-нибудь горячего.
   Моргол  следила,  как  дочь  пересекает  зал  своей  проворной  и  легкой
походкой. Вид у хозяйки был усталый, как никогда прежде.
   - Рудокопы, - сказала она Моргону, - туры и мои стражи  могут  показаться
бесполезными в Имрисе, но, Моргон, землеправители отдают все, чем  обладают.
Ничего другого мы сделать просто не можем.
   - Понимаю. - Взгляд его устремился к ней. Он знал о ее смятенной любви по
воспоминаниям и вдруг произнес, желая дать ей немного утешения  в  обмен  на
все, чего она не пожалела для него:
   - Гистеслухлом говорил, что ты ждала Дета близ Лунголда. Это так?
   Моргол вздрогнула от неожиданности, услышав его вопрос, и кивнула.
   - Я думала, что он может прийти в Лунголд. Это было  единственное  место,
не заказанное ему. И я могла бы спросить  его...  Моргон,  мы  с  тобой  оба
устали, а он мертв. Не следует ли нам...
   - Да, он умер. Умер за тебя.
   Она изумленно посмотрела на Моргона.
   - Моргон, - прошептала она.
   - Это правда. Рэдерле могла бы подтвердить. Или Ирт... Он был там.
   Волшебник обратил  к  нему  светлые  сожженные  глаза,  и  голос  Моргона
задрожал. Однако он  все-таки  возвратил  арфисту  разгадку  его  жизни  без
ответа, ничего не требуя взамен.
   - Гистеслухлом предложил Дету выбор: взять в заложники Рэдерле или  тебя,
в то время как сам он потащит меня с собой к горе Эрленстар.  Дет  предпочел
умереть. Он  вынудил  Гистеслухлома  убить  его.  У  Дета  не  было  ко  мне
сострадания... Может быть, потому, что я обошелся бы и без него. Но  тебя  и
Рэдерле он просто любил.
   Моргон остановился, тяжело дыша и с  состраданием  наблюдая,  как  Моргол
уронила лицо на руки.
   - Я причинил тебе боль? Мне не хотелось...
   - Нет.
   Она  плакала,  Моргон  видел  это  отчетливо,  и  он  проклинал  себя  за
несдержанность. Ирт по-прежнему наблюдал  за  ним.  Моргон  подумал:  а  как
волшебник видит их сейчас - лицо Рэдерле пропало под  волосами  и  глаза  ее
были скрыты. Чародей как-то  странно  выбросил  раскрытую  ладонь  к  свету,
словно что-то кидал Моргону, потянулся, тронул воздух за спиной  Звездоносца
- и звездная арфа выскочила из ничего прямо в его руки.
   Едва полились первые нежные звуки, глаза Моргол устремились  на  Моргона,
но руки его были пусты. Он смотрел на  Ирта,  и  слова,  точно  глыбы  льда,
замерзали у него на губах. Огромные руки волшебника с безупречной  точностью
скользили по струнам, которые он сам и настраивал; ему отвечали голоса ветра
и воды. Это была та самая музыка из долгой черной ночи в горе Эрленстар,  во
всей ее губительной красе; та, которую столетиями слушали  короли  по  всему
Обитаемому  Миру.  То  была  музыка  великого  чародея,  звавшегося  некогда
арфистом  Лунголда,  и  Моргол,  внимательно  вслушиваясь,   казалась   лишь
благоговеющей и слегка удивленной. Арфист  заиграл  другую  песню,  и  кровь
начисто отхлынула от лица правительницы.
   Это была глубокая и прекрасная песня без слов, вызвавшая из глубин памяти
Моргона темный туманный вечер над болотами  Херуна,  костер,  лица  стражей,
застывших вокруг, Лиру...
   Моргон, посмотрев на белое, окаменевшее лицо Моргол, не спускавшей глаз с
Ирта, вспомнил песню, которую Дет сложил  для  нее  одной,  и  его  охватила
дрожь.
   Когда прекрасная музыка стала близиться к концу, он подумал,  как  арфист
сможет  оправдаться  перед  любящей  женщиной.  Корявые   руки   задвигались
медленней, извлекая последнее нежное созвучие, затем плашмя легли на струны.
Арфист сидел, слегка склонив голову к арфе, руки  его  покоились  над  тремя
звездами. Мимо проносились отблески огня, сплетая в воздухе узоры из тьмы  и
света. Моргон ждал, когда старик заговорит, однако тот молчал и не двигался.
Проносились мгновения - одно за другим, - а  старик  все  сидел  и  сидел  в
полном молчании, напоминавшем то молчание деревьев, то  земли,  то  сурового
обветренного гранитного лица; Моргон понял, что это молчание -  не  уход  от
ответа, но сам ответ.
   Он закрыл глаза. Сердце его заколотилось, болезненно отдаваясь,  удар  за
ударом,  в  груди.  Он  хотел  заговорить,  но  не  мог.  Молчание   арфиста
обволакивало его покоем, который он  нашел  глубоко  внутри  каждого  живого
существа Обитаемого Мира. Оно проникло в его мысли, вошло в сердце -  теперь
он даже не мог думать. Он знал только одно - нечто, чего он так долго ждал и
так тщетно искал, никогда, даже в минуты безнадежного отчаяния, не  было  от
него так далеко.
   Арфист встал, поднял свое усталое древнее лицо - лицо  горы,  которой  не
привыкать к ветрам, изборожденное шрамами лицо самого мира.  На  долгий  миг
глаза его удержали взгляд Моргол - до тех пор, пока ее лицо, такое  бледное,
что оно почти просвечивало,  не  дрогнуло  и  она  не  уставилась  невидящим
взглядом в стол. Старик двинулся к Моргону и  повесил  арфу  на  его  плечо.
Моргон, как будто сквозь сон, ощущал его легкие, скорые движения. Арфист  на
мгновение задержался, рука его очень осторожно коснулась лица Моргона, затем
он шагнул к очагу и растворился в колышущемся пламени.

14

   Освобожденный от молчания, Моргон пошевелился. Он устремил свои  мысли  в
ночь, но, где бы он ни искал, везде находил  лишь  ночной  покой.  Казалось,
слова скопились в его груди и стиснутых кулаках, а он не смел  выпустить  их
на волю. Моргол была столь же  не  расположена  к  разговорам.  Она  неловко
задвигалась,  затем  вновь  замерла,  глядя  на  звездочку  в  столешнице  -
отражение огонька свечи. Краска медленно возвращалась на  ее  лицо.  Увидев,
что она пришла в себя, Моргон дерзнул подать голос.
   - Куда он ушел? - прошептал он. - Он что-то сказал тебе...
   - Он сказал... Сказал, что только что  сделал  единственную  глупость  во
всей своей жизни.
   Руки  Моргол   сплелись;   она   хмуро   воззрилась   на   них,   пытаясь
сосредоточиться.
   - И что он не намеревался открыться тебе,  пока  ты  не  наберешься  сил,
достаточных, чтобы биться за себя. Он исчез, потому что теперь его  общество
опасно для тебя. И еще... еще о другом. - Моргол покачала головой, помолчала
и продолжила:
   - Он сказал, что не догадывался, как близок предел его выносливости.
   - Равнина Ветров. Он будет в Имрисе.
   - Найди его, Моргон. И не  важно,  как  это  опасно  для  вас  обоих.  Он
достаточно долго был один.
   - Найду.
   Он повернулся и встал на колени близ Рэдерле. Девушка смотрела  в  огонь;
тень смела с ее лица отсветы пламени. Рэдерле взглянула  на  него  -  что-то
древнее, страстное, лишь наполовину человеческое было в  ее  глазах,  словно
она заглядывала в воспоминания Высшего. Моргон взял ее за руку.
   - Идем со мной.
   Рэдерле встала. Он соединил их умы и устремился далеко в херунскую  ночь,
пока не нашел в ней знакомый камень у дальнего края болот. Когда в зал, неся
для него ужин, вступила Лира, он сделал шаг в ее сторону и пропал.
   Они стояли вдвоем в густом  тумане,  не  видя  ничего,  кроме  затененной
белизны, похожей на скопление призраков. Моргон  начал  мысленный  поиск  по
разматывающейся из тумана спирали, через низкие холмы, еще  дальше,  дальше,
чем проникал когда бы то ни было.  Мысль  его  бросила  якорь  в  сердцевине
дряхлой сосны. Он устремился к ней.
   Стоя близ сосны в терзаемых ветром лесах  между  Имрисом  и  Херуном,  он
вдруг  почувствовал,   что   готов   рухнуть   наземь   от   перенапряжения.
Сосредоточиться не удавалось;  ветер  словно  разметывал  его  мысли.  Тело,
которому он лишь от случая  к  случаю  уделял  внимание,  властно  требовало
своего. Он дрожал; из памяти не уходил запах горячего мяса,  которое  только
что принесла ему Лира. Обрывки жизни арфиста вспышками проносились в голове.
Он слышал звучный и четкий голос, говорящий  с  королями,  с  торговцами,  с
Гистеслухломом, и загадки его были не  в  словах,  но  в  том,  чего  он  не
говорил. Затем еще одно воспоминание  обдало  жаром  все  сознание  Моргона,
исторгнув из него крик. Он почувствовал, что северный ветер вгрызается уже в
самые его кости.
   - Я едва не убил его... Я преследовал Высшего через весь  Обитаемый  Мир,
чтобы расправиться с ним. Знакомая резкая боль проснулась в его сердце.
   - Он оставил меня в лапах  Гистеслухлома.  Он  мог  бы  убить  Основателя
полусловом. Вместо этого он играл на арфе. Неудивительно, что я не  мог  его
признать.
   - Моргон, здесь холодно.
   Рэдерле обвила рукой его плечи; даже волосы ее на ощупь были ледяными. Он
попытался прояснить свои мысли, но там продолжали рыдать ветра, и  он  снова
увидел лицо арфиста, невидящее, поднятое к небу.
   - Настоящий Мастер...
   - Моргон.
   Он ощутил, что она проникает в его разум, удивленный  тем,  что  допустил
это. Новое ощущение его успокоило - мысли девушки были чисты. Он отстранился
от Рэдерле и посмотрел в ее темное лицо.
   - Ты никогда еще так не сердилась из-за меня.
   - О, Моргон... - Рэдерле снова взяла его за плечи. - Ты же сам сказал: ты
устоишь. Таким ты был ему нужен, вот он и бросил  тебя  у  Гистеслухлома.  Я
как-то бестолково говорю... Ты научился выживать. Думаешь, что для него  это
было легко? Несколько сотен  лет,  играя  на  арфе,  служить  Гистеслухлому,
дожидаясь Звездоносца?
   - Нет, - ответил он миг спустя, думая об изломанных руках арфиста.  -  Он
обращался с собой столь же безжалостно, сколь и со мной. Но для чего?
   - Найди его и спроси.
   - Я даже с места сойти не могу, - прошептал Моргон.
   Разум  Рэдерле  снова  коснулся  его;  он  почувствовал,  что  его  мысли
окончательно засыпают в ее осторожном мысленном объятии. Он терпеливо  ждал,
пока она обследовала пространство впереди. Он шагнул, понятия не имея,  куда
он движется, и начал догадываться, какого терпения и доверия требовал от нее
сам. Они ушли не очень далеко, но он снова ощутил  невероятную  усталость  -
однако шаг за шагом продолжался их путь через леса.  На  заре  они  достигли
северного рубежа Имриса. И здесь, когда поднялось  красное  солнце,  сулящее
бурю, они отдохнули.
   Потом они обернулись воронами и пролетели над Марчером.  Дикое  холмистое
пограничье казалось спокойным;  но  ближе  к  вечеру  птицы  заметили  внизу
вооруженный отряд, охраняющий груженые  повозки,  с  грохотом  катившиеся  к
Кэруэддину. Моргон круто свернул и бросился вниз, к ним. Он вторгся в  разум
одного из воинов, когда приземлялся на дороге, чтобы избежать  нападения  во
время перемены облика. И, став  собой  и  достав  меч  из  воздушных  ножен,
повернул его звездами к замершему  от  удивления  имрисцу.  Звезды  тревожно
блеснули в неярком свете.
   - Моргон Хедский, - выдохнул воин.
   Это был поседевший, израненный в боях  ветеран;  его  глаза,  запавшие  и
красные, видели страшные рассветы и горестные сумерки на  многих  полях.  Он
остановил  вереницу  повозок  позади  себя  и  спешился.  Все  прочие  молча
наблюдали за происходящим.
   - Мне нужно найти Ирта, - сказал Моргон. - Или Алойла. Или Астрина.
   Имрисец коснулся звезд на  поднятом  мече  благоговейно,  словно  принося
присягу. И тут же захлопал глазами, ибо черная ворона села на плечо Моргона.
   - Я Лейн Марчер, двоюродный брат Высокого Владетеля Марчера.  Я  не  знаю
Ирта. Астрин в Кэруэддине; он может сказать тебе,  где  находится  Алойл.  Я
везу оружие и припасы в Кэруэддин, авось пригодятся. Будь я на твоем  месте,
Звездоносец, я бы и носа не совал в эту обреченную страну. Не говоря  уже  о
трех звездах.
   - Я пришел биться, - сказал Моргон.
   Тут земля стала шептать ему о своем законе,  преданиях,  древних  мертвых
под его стопами, и его тело словно принялось  томиться  по  новому  обличью.
Глаза  имрисца  пробежали  по  его  изможденному  лицу,  богатой,  но  очень
поношенной рубахе, несколько нелепо смотревшейся среди этих диких,  опасных,
зимних холмов.
   - Хед, - произнес он, и внезапно изумленная улыбка стерла отчаяние с  его
лица. - Что же, все прочее мы  испробовали.  Я  бы  предложил  себя  тебе  в
спутники, господин, но думаю, одному тебе будет безопасней. Есть  лишь  один
человек, которого Астрин хотел бы увидеть больше, чем тебя, но я не стал  бы
биться об заклад, сможет ли он теперь его увидеть.
   - Хьюриу. Все еще неизвестно, где он? Воин устало кивнул.
   - Где-то в Обитаемом Мире среди живых  или  мертвых.  Даже  волшебник  не
может его найти. Думаю...
   - Я найду его, - вдруг сказал Моргон. Имрисец молчал, его улыбку  сменила
откровенная и почти невыносимая надежда.
   - Найдешь? Это даже Астрину не удается, и сны его полны мыслей о  Хьюриу.
Господин, кто ты и что ты? Ты стоишь здесь, дрожа от холода, а я верю в твое
могущество. Я уцелел в бойне на Равнине Ветров. Иногда ночью,  просыпаясь  и
вскакивая, я жалею, что не остался там.
   Он покачал головой, и рука его потянулась к Моргону, но упала, так  и  не
коснувшись князя Хеда.
   - Теперь иди, - сказал воин. - Убери свои звезды с глаз подальше.  Удачно
тебе добраться до Кэруэддина. Поспеши, господин.
   Вороны летели на восток. Путь их лежал над  другими  длинными  вереницами
повозок с припасами и караванов свежих лошадей; они  отдыхали  под  стрехами
богатых домов, где во дворах было душно от дыма и  все  дрожало  от  грохота
кузниц. В дыму сверкали доспехи и угадывались темные потные  бока  пахарских
лошадок - это собирались в путь ополченцы, чтобы вступить в Кэруэддин. Юнцы,
почти мальчишки, и крепкие, много повидавшие пастухи,  землепашцы,  кузнецы,