на высокие ворота, на задние двери и двери конюшен - и они
никогда не закроются вновь, на  факелы  в  твоем  доме,  и  они  никогда  не
загорятся, на камни твоего очага,  и  никто,  стоя  под  пустыми  глазницами
Фарра, не согреется. Клянусь в этом моим именем. Если ты не  дашь  мне  этот
череп, я сама подниму мертвецов Ана на твоей земле во имя королей  Ана  -  и
поведу их в бой на твоих полях против древних королей Хела. Клянусь  в  этом
моим именем. Если ты не...
   - Согласен!
   Его крик, яростный и отчаянный, прокатился  по  его  землям,  разнесенный
эхом. Его словно вырубленное из дерева лицо пошло белыми пятнами; он  глазел
на Рэдерле, тяжело дыша; а между тем позади их срывались с  деревьев  черные
дрозды, и его люди на некотором расстоянии от них с трудом удерживали коней.
   - Согласен, - прошептал он. - Почему бы и нет? Весь Ан в хаосе, почему бы
тебе и не проехаться по стране  с  черепом  древнего  короля  в  руках?  Но,
женщина, я надеюсь, ты  знаешь,  что  делаешь.  Потому  что,  если  с  тобой
случится беда, проклятие скорби и вины падет на мой порог и, пока я не умру,
огонь в моем очаге не будет достаточно  велик,  чтобы  согреть  меня.  -  Он
развернул коня, не дожидаясь ее ответа; она последовала за ним через поля  и
через реку к его воротам, чувствуя, как испуганная  кровь  стучит  у  нее  в
ушах, словно шаги.
   Она ждала, все еще верхом, он между тем скрылся внутри. Через ворота  она
видела пустой  двор.  Даже  в  кузнице  не  светился  огонек.  Не  слонялись
животные; дети не орали в закоулках - лишь непрестанно заливались  невидимые
псы. Вскоре Халлард вышел, неся нечто круглое, угадывающееся  под  складками
большого и тяжелого куска красного бархата. Не говоря ни  слова,  он  вручил
это ей. Она подняла бархат, бросила взгляд на белые кости, стянутые  золотым
обручем, и сказала:
   - Мне нужно еще кое-что.
   - А если это не его голова?  -  Он  пристально  поглядел  на  Рэдерле.  -
Столько слухов возникает на пустом месте...
   - Хорошо бы, если бы это был он, - прошептала девушка. - А еще мне  нужно
ожерелье из стеклянных бусин. Ты не мог бы такое найти?
   - Стеклянные бусины... - Он закрыл глаза пальцами и взвыл, как  его  псы.
Затем всплеснул руками и вернулся в дом. На этот раз он отсутствовал дольше;
вид у него, когда он вышел, был, если такое возможно, еще  более  загнанный.
Он покачал перед ней небольшим  искрящимся  кольцом  из  круглых  стеклянных
бусинок - простым  ожерельем,  какое  торговец  может  подарить  молоденькой
девушке или измученной работой жене земледельца.
   -  Славная  побрякушка  и  Фарру  весьма  к  лицу.  -  Затем,  когда  она
наклонилась, чтобы взять бусы, он опять вцепился  в  ее  запястье.  -  Прошу
тебя, - прошептал он. - Я дал тебе череп. А теперь войди в мой дом, побереги
себя. Я не могу тебе позволить скакать через  Хел.  Пока  что  спокойно,  но
когда настанет ночь, никто не смеет высунуть нос за  дверь  и  все  покрепче
запираются; ты окажешься одна, во тьме, с именем, которое носишь, и кругом -
буйная злоба всех древних владетелей Хела. Той  скромной  силы,  которую  ты
унаследовала, не хватит, чтобы защититься. Прошу тебя...
   Она высвободилась и попятила лошадь.
   - Тогда мне придется испытать в деле иное наследие. Если  я  не  вернусь,
это не имеет значения.
   - Рэдерле!
   Она ощутила, как звук  ее  имени  прокатывается  над  его  землями,  эхом
отдается в чаще лесов и мест тайных сборищ. Она спешно  поскакала  прочь  от
его дома, прежде чем он успел пуститься вдогонку. Вниз по реке она  проехала
к его южным полям, где лежала  побитая  и  потоптанная  молодая  пшеница,  а
древние могилы Халлардовых предков, некогда - уютные зеленые жилища мертвых,
двери которых по грудь ушли в землю, были раздавлены, словно яйца.  Всадница
осадила коня. Сквозь  темную  осыпавшуюся  землю  и  разбитые  камни  тускло
поблескивало богатое вооружение,  которого  не  посмел  бы  коснуться  никто
живой. Рэдерле подняла голову. В лесах не  было  никакого  движения,  летнее
небо безгранично простерлось над Аном, безоблачное и мирное, - разве что  на
западе голубизна сгустилась до темно-синего узкой полосой над самыми дубами.
Всадница снова повернула коня, оглядывая пустынные  шепчущиеся  поля.  Затем
негромко проговорила по ветру:
   - Фарр, твоя голова у меня. Хочешь  ее  вернуть,  чтобы  она  лежала  под
землей с другими твоими костями, - приди и возьми.
   Весь остаток дня она собирала хворост и сучья на краю леса над курганами.
Как  только  зашло  солнце,  она  развела  костер  и  освободила  череп   от
бархатистого  покрова.  Годы  и  копоть  обесцветили  его.  Золотой  ободок,
окаймлявший  широкий  лоб,  врезался  в  кости.  Зубы,  как  она   заметила,
сохранились  в  тесно  сомкнутых  челюстях.  Глубокие  глазницы  и   широкие
выдающиеся скулы давали представление о  том,  каков  был  из  себя  король,
голова которого яростным и непокорившимся взглядом взирала  на  мир  с  кучи
кухонных отбросов короля Эна. Свет костра заиграл тенями в глазницах,  и  во
рту у Рэдерле пересохло. Она расстелила яркую ткань и положила череп сверху.
Затем достала из кармана стеклянные бусы и связала  их  мысленный  образ  со
своим именем. И бросила их в огонь. Она вместе с черепом, дровами для костра
и тревожным скакуном оказалась в кругу сияющих огромных и ярких лун.
   На восходе луны скотина в стойлах Халларда принялась реветь. В  небольших
усадьбах за лесом  перепуганным  визгливым  хором  залились  собаки.  Что-то
вздохнуло за дубами, но не  ветер,  и  ее  плечи  ссутулились,  когда  вздох
проносился над ее головой. Конь, лежавший  близ  нее,  кое-как  поднялся  на
ноги, весь дрожа. Она попыталась ласково заговорить с ним, но слова застряли
у нее в горле. Среди дальних деревьев раздался громкий треск; звери, до  сих
пор тихо таившиеся, зашевелились  и  бежали  прочь.  Мчавшийся  не  разбирая
дороги олень стал на дыбы и  возопил,  наткнувшись  внезапно  на  загадочный
огненный круг; шарахнулся в сторону и  устремился  в  открытое  поле.  Лисы,
косули, ласки пробудились в ночи и молча, в отчаянии, пробежали мимо, одурев
от треска ломающихся веток и жуткого  таинственного  воя,  который  снова  и
снова прокатывался по лесу.  Рэдерле  дрожала,  ее  руки  заледенели,  мысли
развеялись, точно мякина по ветру, но она подкладывала  в  костер  ветку  за
веткой,  пока  бусины  не  напились  пламенем,  словно  кровью.   Она   едва
удержалась, чтобы не сжечь все свои запасы сразу,  и  стояла,  зажав  руками
рот, не давая сердцу выскочить из груди, ожидая, что  вот-вот  явится  нечто
поистине жуткое.
   И оно примчалось  в  облике  Большого  Белого  Быка  из  Аума.  Громадное
животное, которое Кин Крэг любил не меньше, чем Райт Хелский  своих  свиней,
возникло в ночи,  бегущее  на  ее  огонь,  безжалостно  гонимое  всадниками,
скакуны которых - золотистые, рыжие, черные - были  поджары,  длинноноги,  с
недобрым полыханием в глазах. Головы их мотались из стороны в  сторону,  они
покусывали жертву на бегу. Бык был запятнан кровью и потом, его  здоровенная
плоская  морда  выражала  безумный  ужас;  он  пронесся  так  близко  от  ее
волшебного круга, что она разглядела его глаза с ободком и учуяла  мускусный
дух его страха. Всадники  зароились  вокруг  него,  когда  он  повернул,  не
замечая Рэдерле,  -  за  исключением  последнего,  который,  обратив  к  ней
ухмыляющееся лицо, показал рассекающий его старый шрам, заканчивающийся  под
тусклым белесым глазом. Все окрестные звуки словно стремились в некое единое
место в ее голове, где угасали, и она смутно подумала: а вдруг она упадет  в
обморок... Рев быка в отдалении снова заставил ее открыть глаза. Она увидела
его, огромного, бледно-пепельного в лунном свете, блуждающего  с  опущенными
рогами   по   Халлардовым   полям.   Всадники   с   посверкивающим,   словно
синевато-серебряные молнии, оружием безжалостно и целенаправленно гнали  его
к запертым воротам Халларда. Они оставят его, как подсказало ей внезапное  и
жуткое озарение, словно дар, у дверей Халларда - окоченевшего и мертвого,  и
ему придется давать  объяснения  владетелю  Аума.  В  эту  долю  секунды  ей
подумалось: а каково сейчас свиньям Райта? Затем позади заржал ее конь,  она
развернулась, хватая воздух ртом, и  очутилась  лицом  к  лицу  с  призраком
Фарра, короля Хелского.
   Как ей и представлялось, то был рослый и сильный мужчина, с лицом белым и
плоским, смахивающим на захлопнутые ворота. Его длинные волосы и борода были
цвета меди; на каждой костяшке пальцев поблескивало  по  кольцу  из  твердой
стали, а его меч, взлетевший над одной из стеклянных лун,  был  у  основания
шириной в длину его ладони. Он не  стал  тратить  времени  на  разговоры,  а
рубанул мечом по наваждению так, что едва не вылетел из седла. Он  удержался
и попытался направить своего коня прямо, но животное воспротивилось, завопив
от боли, и скосило на него разъяренный глаз.  Он  осадил  коня  и  попытался
одолеть препятствие прыжком; Рэдерле взяла череп и подняла его над костром.
   - Я брошу его, - предупредила она, едва  дыша.  -  А  затем  заберу  его,
черный от пепла, в Ануйн и опять кину в кухонные отбросы.
   - Тебе не уцелеть, - сказал он. Этот голос прозвучал в ее мозгу.  Тут  же
она увидела неровный алый рубец у его горла. Он стал проклинать  ее  хриплым
завывающим голосом, основательно и последовательно,  с  головы  до  ног,  на
языке, какого она отродясь не слыхала.
   Лицо ее пылало, когда он закончил. Она покачала свой трофей над пламенем,
подцепив его одним пальцем за глазницу, и строго сказала:
   - Так нужен он тебе или нет? Или пусть горит в моем костре?
   - Ты изведешь все свои запасы до зари, - сказал  неумолимый  голос.  -  И
тогда я заберу его.
   - Не  видать  тебе  его.  -  Ее  голос,  окрашенный  гневом,  зазвучал  с
неколебимой уверенностью, которую она почти что чувствовала. -  Поверь  мне.
Твои кости гниют в полях человека, который поклялся в верности Ану, и только
ты помнишь, какие берцовые кости и шейные позвонки твои... Если ты  получишь
эту корону, сна может придать тебе достоинство как воспоминание, но ты ее  у
меня не отберешь. Если я сама пожелаю, я отдам ее тебе. За разумную цену.
   - Я ни с кем не торгуюсь. Я  никому  не  подчиняюсь.  И  меньше  всего  -
женщине, отродью королей Ана.
   - Я отродье кое-кого похуже. Я отдам тебе твой череп только за одну цену.
Если ты в ней откажешь, череп  будет  уничтожен.  Мне  нужно,  чтобы  короли
сопровождали через Хел в Ануйн одного человека...
   - В Ануйн! - Это название болезненно отдалось в ее собственном черепе,  и
она содрогнулась.
   - Я никогда...
   - Я прошу только один раз. Этот человек не здешний. Он Меняющий  Обличья.
Он движется через Ан, и жизнь его в опасности. Я желаю, чтобы он был укрыт и
защищен. Его  преследует  величайший  из  волшебников  Обитаемого  Мира;  он
попытается остановить вас, но вы не подчинитесь ему. Если по  пути  в  Ануйн
чародей чем-либо повредит моему подопечному, твой коронованный череп пропал.
- Она выждала и страстно добавила:
   - Все прочее, что вы совершите, проходя через Ан, - ваше дело до тех пор,
пока он защищен. Я отдам тебе череп в доме королей Ана.
   Он хранил молчание. Внезапно она заметила, что кругом стало  очень  тихо;
умолкли даже псы Халларда Черной Зари. Она подумала: а живы ли они? А  затем
подумала ни с того ни с сего: а  что  скажет  Дуак,  когда  увидит  призраки
хелских королей в своем доме? Голос Фарра проник в ее мысли.
   - А потом?
   - Потом?
   - После того,  как  мы  прибудем  в  Ануйн?  Чего  ты  потребуешь,  какие
ограничения наложишь на нас в своем доме?
   Она набрала побольше воздуху и почувствовала, что у нее нет храбрости еще
чего-то требовать.
   - Если он будет в  безопасности,  то  никаких.  Если  вы  обеспечите  ему
безопасность. Но его свита должна быть только  из  королей  Хела,  не  нужно
собирать войско мертвецов.
   Наступило новое долгое молчание. Рэдерле подтянула к огню ветку и увидела
по глазам Фарра, что он что-то прикидывает. Затем он вдруг спросил:
   - Кто этот человек?
   - Если ты не будешь знать его имени, никто  не  сможет  получить  его  от
тебя. Ты знаешь все образы Хела: деревья, зверей, землю; ты - от них,  среди
них - твои корни. Отыщи странника, наружность которого - от Ана, а  сущность
не имеет с Аном ничего общего.
   - Если он не имеет с Аном ничего общего, что тебе в нем?
   - А как ты думаешь? - устало спросила она. - Почему я сижу здесь  одна  в
недоброй хелской ночи и торгуюсь с мертвым королем из-за его черепа?
   - Потому что ты дура.
   - Возможно. Но ведь и ты со мной торгуешься.
   - Я не торгуюсь. Ан лишил меня короны, Ан вернет ее мне. Так или иначе. Я
дам тебе ответ на заре. Если  до  того  твой  огонь  погаснет,  берегись.  Я
обойдусь с тобой столь же немилосердно, сколь со мной - Эн из Ана.
   И он расположился, намереваясь ждать. Его  лицо,  злобное,  с  немигающим
взглядом, поднималось из тьмы над полыхающими шарами.  Ей  вдруг  захотелось
крикнуть ему, что она не имеет никакого  отношения  к  его  распрям,  к  его
гибели, что он мертв уже несколько веков и его  месть  ничего  не  значит  в
водовороте событий, бушующих за пределами Ана. Но сознание его  жило  только
прошлым, и долгие столетия казались ему  единственной  ночью,  минувшей  над
Хелом.
   Рэдерле села перед огнем, задалась вопросом: а как намерен он  поступить,
когда займется заря: убьет ее или станет торговаться из-за нее с Дуаком, как
она торговалась с ним из-за черепа. Дом Халларда Черной Зари, где,  несмотря
на поздний час, горели все  окна,  за  двумя  полями  и  за  рекой,  казался
далеким, как сновидение. Она сокрушенно глядела на этот дом, а между  тем  в
полях опять поднялся шум - на этот раз новый: холодный лязг оружия в  ночной
битве  на  Халлардовом  коровьем  пастбище.  Почуяв  беду,  вновь  хрипло  и
требовательно, как боевые рога,  завыли  псы.  Глаза  короля  встретились  с
глазами Рэдерле над мнимым  огнем:  безжалостные,  уверенные.  Она  перевела
взгляд с Фарра на огонь и увидела  в  нем  маленький  ослепительный  кружок:
стеклянные бусины, основа наваждения, медленно трескались от жара.
   Крики угасли в уголке ее разума. Она слышала пощелкивание сучьев, шипящую
речь пламени.  Открыв  ладонь,  она  коснулась  кончика  огненного  языка  и
сосредоточилась на его отражении у себя в  мозгу.  Он  потянулся  к  образу,
который она держала в уме, - и к ее руке. Она велела своим мыслям онеметь  и
вызвала из самых глубин своей  души  молчание,  которое  принялось  медленно
клубиться  и  собираться.  Она  позволила  ему  собираться   долгое   время,
неподвижная, как вековые деревья вокруг, с рукой, приподнятой и  развернутой
к пламени, которое непрестанно следовало двенадцатигранному  рисунку  на  ее
ладони. Густая тень упала на  ее  разум,  гася  в  нем  огонь:  иной  разум,
пронизывая ночь, втягивал в свой водоворот сведения о живых и  мертвых  Ана.
Он пролетел, словно огромные черные  крылья,  заслонившие  луну,  и  оставил
Рэдерле в ночи, дрожащую и  беззащитную.  Она  быстро  сомкнула  ладонь  над
маленьким огоньком и подняла взгляд, чтобы  не  упустить  то,  что  мелькнет
сейчас в глазах Фарра.
   - Что это было? - Его голос врезался в ее мысли, словно иззубренный нож.
   Неожиданно она соприкоснулась с его разумом и поняла, что он начинает  ее
бояться. Она сказала:
   - Это то, от чего ты должен защитить Звез... Странника.
   - От этого?
   - От этого. - Миг спустя она добавила:
   - Он задует твой призрак, будто свечу, если поймет, что ты делаешь, и  от
тебя ничего не останется, кроме костей и памяти. Тебе и теперь  все  так  же
нужен твой череп?
   - Нужен, - хмуро подтвердил он. - Здесь или в Ануйне, ведьма. Выбирай.
   - Я не ведьма.
   - Кто же ты тогда, если твои глаза полны огня? Она  призадумалась.  Затем
бесхитростно сказала:
   - Я безымянная. -  И  нечто  слишком  горестное  даже  для  самой  скорби
коснулось ее. Она опять оборотилась к огню, добавила сушняка и проследила за
полетом каждой искры до точки ее исчезновения. Она снова собрала  огонь,  на
этот раз - обеими руками, и медленно начала придавать ему форму.
   Ей много раз мешали в ту бесконечную ночь: то пшеничными полями  пробежал
в ужасе, с ревом, похищенный Халлардов скот; то собрались вокруг  ожидающего
Фарра вооруженные воины, и в ее сознание ворвался его яростный вопль,  когда
они позволили себе насмехаться над ним; то вслед за этим завязалась  схватка
на мечах. Один раз она подняла голову и увидела верхом на  коне  только  его
кости, помутневшие от огня; в другой раз она увидела,  что  он  держит  свою
голову, словно шлем, на сгибе локтя.  Незадолго  до  рассвета,  когда  зашла
луна, Рэдерле забыла о нем и обо всем на свете. Что она только не  ваяла  из
пламени - цветы, которые раскрылись и вскоре растаяли,  ослепительных  птиц,
которые взлетели с ее ладони. Она забыла даже собственный  облик;  ее  руки,
сновавшие то сквозь огонь, то вокруг, казались еще одной из его форм.  Нечто
неопределенное и неожиданное совершалось в ее душе. Проблески мощи,  знания,
неуловимые, как пламя костра, промелькнули перед ее внутренним  взором,  как
будто она пробудила в своих  воспоминаниях  древнее  наследие.  Лица,  тени,
протянувшиеся за пределы ее понимания, возникали и пропадали во время  этого
движения на ощупь; загадочные растения,  разговоры  моря,  раздававшиеся  за
пределами слуха. Нечто грозное, придя то ли из глубин моря, то ли из  сердца
мира, пробило брешь  в  ее  сознании;  она  заглянула  туда  без  страха,  с
любопытством,  слишком  погрузившаяся  в  свою  работу,   чтобы   задаваться
вопросом, чья это мрачная мысль. И даже в этой  голой  пустыне  она  развела
огонек, подобный далекой звезде. И тогда почувствовала, ибо пустыня пришла в
движение, что это - не бездна, а сумятица воспоминаний и могущества на грани
определяемого. Новое знание побудило ее срочно прощупать  хаос,  царивший  в
Ане. Она расположилась на отдых внутри своего ?я?, как  усталый  путник.  На
Халлардовых полях лежали рассветные туманы.  Пепельное  утро  повисло  среди
деревьев, и  ни  один  голос  его  не  приветствовал.  О  ее  ночном  костре
напоминали только обуглившиеся сучья. Она шевельнулась, скованная и  сонная,
затем уголком глаз увидела руку, потянувшуюся к черепу.
   Она тут  же  зажгла  вокруг  черепа  мнимый  огонь.  Фарр  отпрянул.  Она
подхватила череп и поднялась, лицом к призраку. Он прошептал:
   - Ты сотворена из огня...
   Она и впрямь чувствовала огонь в своих пальцах,  в  корнях  волос,  огонь
бежал ручейками под ее  кожей.  Она  произнесла  надтреснутым  от  усталости
голосом:
   - Ты принял решение? Ты вовеки не найдешь здесь Эна. Его  кости  покоятся
на Поле Королей близ Ануйна.
   Если ты в состоянии вынести путешествие, можешь свершить отмщение там.
   - Ты предаешь своих родных?
   - Так ты дашь мне ответ? - вскричала ока, уязвленная. А он молча  боролся
с собой. Она почувствовала, что он  сдается,  прежде  чем  он  заговорил,  и
прошептала:
   - Поклянись твоим именем. Поклянись короной королей Хела. Поклянись,  что
ни ты, ни кто-либо другой не коснется ни меня, ни этого черепа, пока  ты  не
пересечешь порог моего дома.
   - Клянусь.
   - Что ты соберешь королей по пути через Хел, чтобы разыскать  и  защитить
от всего живого и от всего мертвого Странника в  чужом  обличье,  идущего  в
Ануйн.
   - Клянусь.
   - Что ты не обмолвишься никому, кроме королей Хела, в чем мне поклялся.
   - Клянусь. Моим именем, именами королей Хела и этой короной.
   Спешившийся, в лучах зари и с выражением повиновения на лице, он выглядел
почти живым. Она беззвучно втянула воздух и выдохнула.
   - Хорошо. Я клянусь именем моего отца,  а  также  именем  того,  кого  ты
будешь сопровождать, что, когда увижу его в королевском жилище в  Ануйне,  я
отдам тебе твой череп и больше ни о чем тебя не поп