ц-то  ты  спросил  о  самом
главном.
   С минуту в комнате царило молчание, не нарушающее мирный, ровно  льющийся
голос хедской ночи. Элиард сделал шаг вперед,  поддал  ногой  подвернувшиеся
черепки, положил на стол ладони и, склонив голову, сказал глухо, словно звук
его голоса проходил через толстую подушку:
   - Моргон, они же мертвые.
   - Значит, у них есть преимущество в бою перед живыми.
   - А ты не мог привезти просто живое войско?  Мне  кажется,  это  было  бы
проще.
   - Привезти на остров вооруженных людей - это  все  равно  что  пригласить
сюда тех, кто желает напасть. И они напали бы, не сомневайся...
   - Ты уверен? Ты уверен, что кто-то  посмеет  напасть  на  Хед?  Наверное,
брат, ты потерял рассудок.
   - Наверное. - Это слово, казалось, пропало среди  истертых  камней.  -  Я
больше ни в чем не уверен. Я просто боюсь,  я  страшно  боюсь  за  все,  что
люблю. А знаешь, какой простой и важной вещи я так и  не  смог  научиться  у
Гистеслухлома в недрах горы Эрленстар? Я не научился видеть в темноте.
   Элиард повернулся, и Моргон увидел, как слезы текут по его лицу.
   - Прости меня, брат, я ору на тебя, но даже если бы  ты  силой  вырвал  у
меня землеправление, я бы по-прежнему слепо доверял  тебе.  Может  быть,  ты
все-таки останешься здесь? Прошу тебя, останься, а? Пусть волшебники  придут
к тебе. Пусть придет Гистеслухлом. Тебя, как пить дать, убьют, если ты снова
покинешь Хед.
   - Нет. Я не умру.
   Моргон обнял Элиарда за шею и крепко прижал к себе.
   - Я слишком любознателен. Мертвые не будут тревожить  земледельцев  Хеда,
клянусь тебе. Едва ли вы их вообще заметите. Они подчиняются только  мне.  Я
показал им кое-что из истории нашего мирного Хеда, и они  принесли  присягу,
что защитят здешний мир.
   - Ты подчинил их.
   - Мэтом перестал держать их под надзором, вот они и распоясались -  иначе
бы я о таком и не подумал.
   - Как ты добился повиновения мертвых из Ана?
   - Я способен смотреть на мир их глазами.  Я  понимаю  их.  Пожалуй,  даже
слишком хорошо понижаю. Взгляд Элиарда пронзил Моргона.
   - Ты чародей, - ахнул он, но Моргон только покачал головой.
   - Ни один чародей, кроме Гистеслухлома, никогда не касался землезакона. Я
просто могуществен в отчаянии.
   Он оглянулся на Рэдерле. Привыкшая к неожиданным взрывам  чувств  в  доме
своего отца, она сидела, не поднимая глаз.  Тристан  безмолвно  смотрела  на
молоко в кувшине. Моргон коснулся ее темных волос; лицо ее поднялось к  нему
- бесцветное, как будто замерзшее.
   - Прости меня, - прошептал он.  -  Прости.  Я  не  собирался,  вернувшись
домой, тут же затевать ссору.
   - Ничего страшного, - сказала она миг спустя. - Это то единственное,  что
у тебя выходит так же, как раньше.  -  Она  поставила  кувшин  с  молоком  и
встала. - Принесу-ка я метлу.
   - Я сам.
   Лицо ее озарилось улыбкой.
   - Прекрасно. Можешь заодно и подмести. А я пока принесу еще еды.  -  Она,
колеблясь, дотронулась до  его  ладони,  покрытой  шрамами.  -  А  потом  ты
расскажешь, как ты превращаешься.
   Он рассказал им об этом после того, как подмел пол.  И  с  лица  Элиарда,
слушавшего его, не сходило недоверчивое изумление, особенно после того,  как
Моргон рассказал о том, что он чувствует, когда превращается  в  дерево.  Он
обшарил свой мозг, чтобы рассказать им как можно  больше  разных  разностей,
которые помогли бы им хотя  бы  ненадолго  забыть  о  самом  ужасном  в  его
странствиях. Он описывал им, как мчался  через  северные  пустыни  в  образе
тура, когда в мире для него существовали  лишь  ветер,  снег  и  звезды.  Он
поведал о дивных красотах Исигского перевала и дворе короля-волка  с  дикими
зверями, свободно бродившими по тронному залу, о туманах и внезапных  бурях,
о болотах Херуна. На какое-то время он  и  сам  забыл  о  своих  муках,  ибо
неожиданно открыл в себе  любовь  к  диким,  суровым  и  прекрасным  уголкам
Обитаемого Мира. О времени он тоже забыл, пока не заметил, как  луна  начала
спускаться к горизонту и заглядывать сверху в одно из окон. Тогда только  он
увидел, что в глазах Элиарда улыбка сменяется тревогой, и сказал:
   - Я совсем позабыл о мертвых.
   - Еще не светает, - заметил Элиард нарочито сдержанно.
   - Знаю. Но корабли подойдут к Толу из  Кэйтнарда  один  за  другим,  лишь
только я дам команду. Не беспокойся. Ты не увидишь мертвых, но тебе надлежит
быть там, когда они ступят на Хед.
   Элиард неохотно поднялся, выдубленное непогодой лицо его было белее мела.
   - Ты будешь со мной?
   - Да.
   Они вышли из дома все вместе и отправились к Толу, вниз по дороге, пустой
и бледной, словно лезвие ножа, меж темными хлебами. Шагая рядом  с  Рэдерле,
сплетая ее пальцы со  своими,  Моргон  чувствовал,  насколько  она  все  еще
напряжена и насколько устала от их долгого и опасного путешествия. Когда они
подходили к Толу, она угадала его мысли и улыбнулась.
   - Я оставила одну безмозглую семейку ради другой.  Луна,  сиявшая  в  три
четверти,  уже  опустилась,  словно  желая  полюбоваться  Толом.  За  черным
проливом виднелись два сощуренных огненных глаза:  предупреждающие  огни  на
мысах Кэйтнардской гавани. Сети висели  над  песком  серебряными  паутинами,
вода с тихим шелестом лизала пришвартованные лодчонки.
   Бри Корбетт негромко окликнул их, свесившись через корабельные поручни:
   - Пора?
   - Пора, - кивнул Моргон.
   - Хотел бы я быть уверен, что ты знаешь, что делаешь, -  процедил  сквозь
зубы Элиард.
   Тут с пустой палубы соскользнули сходни, и он отступил - да так близко  к
краю причала, что едва не свалился в воду. Моргон опять  попытался  войти  в
его разум.
   Упрямство и твердолобость Хеда, казалось, напирали на мысли Моргона, и он
одолел их, наполнив разум Элиарда  заманчивыми,  богатыми  и  блистательными
образами, которые он почерпнул в истории трех уделов, запечатленной в памяти
мертвых. Медленно, по мере того  как  открывался  для  него  разум  Элиарда,
мертвые покинули корабль и были поглощены Хедом.
   Внезапно Элиард произнес в изумлении:
   - Они спокойны.
   Рука Моргона легла на его плечо.
   - Сейчас Бри отплывет в Кэйтнард и  пошлет  следующий  корабль.  Там  еще
шесть. Последний Бри приведет сам, на нем и отплывем мы с Рэдерле.
   - Нет.
   - Я вернусь.
   Элиард молчал. С  корабля  послышались  звуки,  сопровождающие  отплытие,
краткие распоряжения Бри. Наконец корабль медленно  отвалил  от  причала,  и
темные  полотнища  его  парусов  развернулись  во  всю  ширь,  чтобы  ловить
неустойчивый  ветер.  Судно,  огромное,  черное,  беззвучное,  двинулось  по
усеянной лунными блестками воде в ночь, оставляя за собой мерцающий шлейф.
   Элиард, поглощенный величественным зрелищем, промолвил:
   - Ты никогда не вернешься насовсем.

3

   Шесть  новых  кораблей  прибыли  через  ночь  столь  же  торжественно   и
безмолвно. Один раз, перед самым заходом луны, Моргон увидел павшие на  воду
тени людей, вооруженных и увенчанных коронами. Луна,  казавшаяся  усталой  и
сморщенной, рухнула и  исчезла,  оставив  на  небе  лишь  далекие  мерцающие
звезды. Пришвартовался последний  корабль.  Тристан  приникла  к  Моргону  и
задрожала. Он обнимал ее, пытаясь согреть. Фигурка Рэдерле темнела  на  фоне
освещенной звездами воды,  голова  ее  оказалась  как  раз  посредине  между
сигнальными огнями. Моргон посмотрел на корабль, который покидали  мертвецы.
Темная утроба трюма должна была оставаться открытой, ибо именно в  трюме  он
должен был покинуть Хед. Внезапно на ум ему пришла тысяча вещей, которые  он
хотел сказать Элиарду, но ни от одного из этих слов корабль с мертвецами  не
исчез бы. Наконец он понял, что они опять стоят  на  причале  одни;  мертвые
скрылись в земле Хеда, и теперь ему оставалось только прощаться.
   Он посмотрел  на  Элиарда.  Небо  в  этот  предрассветный  час  сделалось
необычно темным. Ветер низко стонал и гнал по воде черные буруны. Моргон  не
мог разглядеть выражения лица брата,  он  ощущал  лишь  мощь,  исходящую  от
Элиарда, и могучую тяжесть хедской земли позади него.
   - Я найду дорогу обратно, - мягко сказал он,  хотя  сердце  его  ныло,  а
перед мысленным взором вставал  пропитанный  золотом  летнего  солнца  образ
прекрасной родной земли. - Когда-нибудь. Откуда-нибудь.
   Элиард коснулся лица брата с необычной  для  него  нежностью,  словно  он
чувствовал себя отцом Моргона. Тристан,  подошедшая  к  братьям,  обняла  их
обоих. Моргон нежно поцеловал  ее  в  макушку,  отступил  и  вдруг  оказался
совершенно один в непроницаемом мраке ночи, почувствовал, как под его ногами
дрожит дерево причала.
   Он повернулся, вслепую вскарабкался по сходням и нырнул в черный трюм.
   Их корабль нашел удобную стоянку в Кэйтнардской гавани перед самой зарей.
Моргон услышал, как шлепнулся в спокойную воду якорь, и увидел через решетку
люка квадратики жемчужно-серого неба. Рэдерле спала. Он  смотрел  на  нее  с
минуту, умиротворенно и устало, смотрел, как на единственное свое сокровище,
которое удалось ему обрести и сохранить, несмотря на все трудности. Затем он
опустился на мешки с пряностями и тоже уснул. Утренний  шум  на  причалах  и
удушающая жара не могли потревожить его глубокий сон. Когда он пробудился  -
далеко за полдень, - то увидел Рэдерле, наблюдавшую за ним, всю в скользящих
блестках солнечного света.
   Моргон медленно поднялся и сел, пытаясь вспомнить, где он.
   - Мы в Кэйтнарде, - слоено прочитав его мысли, сказала Рэдерле.
   Руки ее обхватили колени, на щеке отпечатался рисунок мешковины, в глазах
же застыло странное выражение, не прочитываемое Моргоном до тех пор, пока он
не понял, что это просто страх.
   - Что теперь? - тихо  спросила  его  Рэдерле.  Он  прислонился  спиной  к
деревянной обшивке и протер глаза руками.
   - Бри Корбетт пообещал найти для нас лошадей.  Тебе  придется  вынуть  из
волос шпильки.
   - Что-что? Моргон, да ты никак спишь?
   - Нет. - Он посмотрел на ноги любимой. - Ты взгляни на свои башмачки.
   - Взглянула. Тебе они разонравились?
   - Нет... Они хороши. Как и ты. Ты умеешь оборачиваться?
   - Кем именно? - спросила Рэдерле. - Дряхлой старой ведьмой?
   - Нет. В тебе течет кровь Меняющего Обличья; у тебя должны быть  к  этому
способности...
   Страх, мука и отвращение, наполнившие ее взгляд, заставили его замолчать.
   - Нет, - твердо сказала  Рэдерле.  Окончательно  проснувшись,  он  втянул
ноздрями воздух, ругая себя на чем свет стоит. Длинная дорога, протянувшаяся
через Обитаемый Мир прямехонько на закат солнца, которую он внезапно увидел,
повергла его в отчаяние. Он молчал и  пытался  сосредоточиться,  но  затхлый
воздух трюма, казалось, набивал его голову мякиной.
   - Мы слишком долго будем  ехать  по  Лунголдской  дороге,  если  поскачем
верхом, - сказал он. - Я думал, что лошади понадобятся нам лишь до тех  пор,
пока я не научу тебя кем-нибудь оборачиваться.
   - Ты и оборачивайся. А я просто поеду...
   - Рэдерле, посмотри на себя, - беспомощно взмолился он. - На этой  дороге
мы повстречаем торговцев со всего Обитаемого Мира. Они не видели меня больше
года, но тебя они узнают, и тогда им не потребуется спрашивать, что  это  за
мужчина рядом с тобой.
   - Бот оно что. - Она сбросила с ног башмачки, вынула из прически  шпильки
и встряхнула распущенными волосами. - Найди мне другую пару башмаков.
   Он молча смотрел на нее,  а  Рэдерле  сидела  в  волнах  помятой,  богато
расшитой ткани, чудесная масса распущенных волос обрамляла ее точеное лицо -
усталое и бледное, но выглядящее точно чудесный образ  из  древней  баллады.
Моргон вздохнул и выпрямился.
   - Отлично. Подожди меня. Ее голос на миг задержал его:
   - Жду первый и последний раз.
   Он переговорил с Бри Корбеттом, который терпеливо  ждал  их  пробуждения.
Лошади,  приобретенные  корабельщиком,  спокойные  деревенские   коняшки   с
тяжелыми копьями, стояли на пристани, во вьюки уже были упакованы  кое-какие
припасы. Бри, по мере того как мысли о их неблизком путешествии  и  истинный
его смысл начали завладевать его моряцким умом, выдавал Моргону все новые  и
новые советы. Закончил Бри тем, что предложил себя в спутники.
   - Только в том случае, если ты умеешь оборачиваться, - сказал Морген.
   Бри сдался. Он покинул корабль и вернулся час спустя  с  ворохом  одежды,
которую швырнул Моргону прямо через люк.  Рэдерле  осмотрела  ее  и  тут  же
переоделась.  Теперь  на  ней  была  темная  юбка,  полотняная   сорочка   и
бесформенная верхняя рубаха, доходившая до самых  колен.  Башмачки  же  были
мягкой кожи, простые и добротные. Волосы Рэдерле скрутила в  узел  и  убрала
под тулью широкополой соломенной шляпы. Потом  она  встала  перед  Моргоном,
желая, чтобы он оценил ее вид.
   - Надвинь пониже шляпу, - сказал он, и она рывком опустила шляпу на лоб.
   - Прекрати надо мной смеяться.
   - Я не смеюсь, - заметил Моргон. - Погоди, сейчас увидишь,  на  чем  тебе
предстоит ехать.
   - Нельзя сказать, чтобы твой вид не внушал подозрений. Ты можешь  одеться
как деревенский бедняк, но у  тебя  походка  землеправителя,  а  глаза  твои
способны сокрушать камни.
   - Смотри внимательно, - сказал он, приказывая самому себе успокоиться,  а
своим мыслям - приноровиться к тому, что его окружало, -  к  дереву,  смоле,
неясному ропоту воды и нечеткому шуму гавани. Имя его, казалось,  вытопилось
из него в липкую жару дня, а лицо  утратило  определенность  -  глаза  стали
мутными и пустыми, подобно летнему небу.
   - Если ты сам не догадываешься,  кто  ты,  то  немногие  другие  об  этом
догадаются. Это всего лишь один из сотни способов,  которым  я  спасал  свою
жизнь, пересекая Обитаемый Мир.
   Рэдерле посмотрела на него со страхом.
   - Тебя почти не узнать. Это что за наваждение?
   - Это наваждение лишь в очень малой степени. Это способ выжить.
   Она молчала. Моргон понял по выражению ее лица, что в ней идет внутренняя
борьба. Не сказав ни слова, она отвернулась и вскарабкалась  по  лесенке  на
палубу.
   Солнце догорало в темнеющем небе, уступая  место  ночи  на  дальнем  краю
Обитаемого Мира, когда они простились с Бри и выехали. Огромные тени мачт  и
штабелей груза лежали на их пути через причалы.  Город  -  туманное  облачко
теней и закатного света - внезапно показался Моргону  незнакомым,  как  если
бы, готовясь свернуть на новую дорогу, Звездоносец стал чужим  самому  себе.
Он провел Рэдерле извилистыми улочками мимо лавок и таверн,  которые  прежде
знал наперечет, к западной окраине города. Они ехали по  булыжной  мостовой,
которая расширялась к окраине, затем булыжник закончился, и дорога стала еще
шире - и побежала вперед через сотни верст ничейной земли до того  места  на
краю Изведанного Мира, где она резко сворачивает на север к Лунголду.
   Они  остановили  лошадей   и   поглядели   вдаль.   Переплетения   теней,
отбрасываемых дубами, бледнели по мере того, как  садилось  солнце;  дорога,
утомленная, серая и бесконечная, терялась в сумерках. Ветви дубов колыхались
над головами путников и почти смыкались над дорогой, превращая ее в  подобие
тоннеля. Вид у дубов был таким же утомленным, как и у Моргона с  Рэдерле,  -
листья их серебрила патина пыли, поднимаемой телегами. Вечер был тихим, даже
припозднившиеся повозки уже въехали в город. Леса размазывались в  отдалении
черно-серыми пятнами. Где-то  во  мгле  проснулась  сова  и  проухала  свою,
непонятную для людей, загадку.
   Они снова тронулись. Небо почернело, взошла луна и  разбрызгала  по  лесу
свой молочный свет, и они  ехали,  освещенные  этим  светом,  пока  луна  не
поднялась так высоко, что тени путников  не  спрятались  под  брюхом  коней.
Моргон вдруг понял, что чернота перед его глазами расплывается и  становится
всеохватывающей, - он придержал поводья, и Рэдерле остановилась рядом с ним.
   Где-то неподалеку журчала вода. Моргон,  на  лице  которого  осела  пыль,
сказал:
   - Помню, я перебирался через реку, когда шел на юг с Равнины Ветров.  Она
должна быть неподалеку. - Он направил свою лошадь прочь с  дороги.  -  Здесь
можно разбить лагерь.
   Река оказалась совсем рядом: плоская серебряная полоска в  лунном  свете.
Рэдерле присела у дерева, в то время как Моргон расседлал и напоил  лошадей,
отнес на полянку, заросшую папоротником, их вьюки и одеяла  и  опустился  на
землю возле Рэдерле, уронив голову на руки.
   - Я тоже непривычен к долгой езде верхом, - признался он.
   Рэдерле сняла шляпу и тяжело привалилась к нему.
   - Пахарская лошадка, - пробормотала она и тут же уснула.
   Моргон обнял ее. Некоторое  время  он  бодрствовал  и  прислушивался,  но
слышал лишь затаенные шорохи охотящегося зверья да всплески совиных крыльев.
Глаза его сомкнулись, как только взошла луна.
   Разбудили Моргона и Рэдерле полыхание летнего солнца  и  нудный  тележный
скрип. К тому времени, когда они слегка подкрепились, умылись и  выехали  на
дорогу, там уже было  полно  тележек,  едущих  верхом  торговцев  с  тюками,
земледельцев, которые гнали скотину или везли плоды своего труда из  дальних
усадеб в Кэйтнард, мужчин и  женщин  со  свитами  и  вьючными  лошадьми,  по
неведомым  причинам  решившихся  на  долгое,  через  весь   Обитаемый   Мир,
путешествие в Лунголд. Моргон и Рэдерле пустили своих коней медленным мерным
шагом, который  позволил  бы  совершить  им  путешествие  за  томительные  и
однообразные шесть недель. Двигаясь в пестрой гуще,  в  которой  смешивались
стада свиней и представители высшей знати, они не привлекали к себе внимания
и не возбуждали подозрений. Когда  кто-то  из  торговцев  от  нечего  делать
пытался завязать разговор, Моргон отвечал так сварливо, что тут же отбивал у
них  охоту  продолжать.  Один  из  купцов  было  рассердился  и  сжал  рукой
кнутовище, затем, взглянув на латаные-перелатаные  сапоги  Моргона,  на  его
запыленное, покрытое бисеринками пота лицо,  рассмеялся,  дружелюбно  кивнул
Рэдерле и поскакал прочь. Рэдерле  ехала,  храня  молчание,  низко  наклонив
голову и собрав поводья в остром  кулачке.  Моргон,  размышляя,  о  чем  она
сейчас думает, потянулся и легонько дотронулся до ее руки. Она посмотрела на
него сквозь пелену пыли и усталости.
   - Ты сама этого хотела, - тихо сказал он.  Рэдерле  молча  выдержала  его
взгляд, потом вздохнула, и кулачок ее, сжимающий поводья, расслабился.
   - Моргон, ты знаешь девяносто девять проклятий, которые наложила колдунья
Мадир на вора, который стащил одну из ее свиней?
   - Нет.
   - Я научу тебя. Не то как бы у тебя за шесть недель не иссякла брань.
   - Рэдерле...
   - Не уговаривай меня вести себя разумно.
   - Я и не уговаривал!
   - А глазами?
   Он провел рукой по волосам.
   - Временами ты настолько неразумна, что напоминаешь  меня  самого.  Научи
меня девяноста девяти проклятиям. Нужно же о чем-то  думать,  пока  глотаешь
дорожную пыль до самого Лунголда.
   Она не отвечала, лицо ее скрывала тень широкополой шляпы.
   - Прости, - сказала она наконец. - Этот тип напугал  меня.  Он  мог  тебя
ударить. Я понимаю теперь, что со мной куда  опаснее  путешествовать,  но  я
как-то даже не подумала об этом... И  все-таки,  Моргон,  я  не  могу...  Не
могу...
   - Ну да. Ты бежишь от своей тени. Может быть, ты и преуспеешь больше, чем
я...
   Она отвернулась. Моргон взглянул вперед. Лучи солнца горели  на  железных
ободьях винных бочонков, которыми были  полны  телеги,  едущие  перед  ними.
Чтобы избавиться от знойного марева, он прикрыл глаза ладонями  и  сказал  в
багровую темноту:
   - Рэдерле... Это ерунда. Дело не во мне. Если есть способ  быть  с  тобой
вдвоем, не навлекая на тебя опасности, я найду его. Ты  рядом,  ты  жива.  Я
могу дотронуться до тебя, я могу тебя любить. Даже дети,  которые  дали  мне
имя, - даже они мертвы. Если бы ты решила ждать меня в Ануйне,  хотел  бы  я
понять, чего стоило тебе такое ожидание - чего бы оно стоило для каждого  из
нас. Но ты со мной, и ты отвлекаешь меня от мыслей о безнадежном  будущем  -
сюда