этом
было для него что-то постыдное:
   - Ты видела этот меч. Лира кивнула:
   - Да. - Недоуменная складка между ее бровями сделалась глубже. -  Моргон,
я пытаюсь понять...
   - Едва ли это так трудно. Где-то в этом мире имеется звездный меч,  и  он
ждет, чтобы его потребовал Звездоносец. А я  отказываюсь  его  требовать.  Я
отправляюсь домой, где мне самое место.
   -  Но,  Моргон,  ведь  это  всего  лишь  меч.  Тебе  вовсе  не  надо  его
использовать, если ты не хочешь. Кроме того, он может тебе понадобиться.
   - Он мне понадобится. - Пальцы  Моргона  крепко  стиснули  кубок.  -  Это
неизбежно. Меняющий Обличья это знал. Он знал. Он смеялся надо мной, когда я
его убил. Он точно знал, о чем я думал, а этого никто, кроме Высшего,  знать
не мог.
   - А о чем ты думал?
   - О том, что я мог бы принять имя, которое предлагают ему звезды на  этом
мече, и все-таки оставаться землеправителем Хеда.
   Лира промолчала.  Тучи  закрыли  солнце,  и  комната  делалась  серой  от
наползающих теней: подхваченные ветром листья, словно чьи-то пальцы, стучали
в окно. Наконец, крепко обхватив руками колени, Лира сказала:
   - Ты не можешь пойти на попятный и уехать домой.
   - Могу.
   - Но ты... Ты же Мастер Загадок  -  не  можешь  ты  просто  так  взять  и
прекратить их отгадывать. Моргон посмотрел на нее:
   - Могу. Я могу сделать все, что угодно, лишь бы остаться с тем именем,  с
которым родился.
   - Если ты поедешь на Хед, тебя там убьют. У тебя на Хеде даже нет никакой
стражи.
   - По крайней мере, умру на своей собственной земле и  меня  в  ней  же  и
похоронят.
   - Не понимаю я тебя! Как ты  можешь  не  бояться  смерти  на  Хеде,  если
боишься ее в Херуне?
   - Потому что я не смерти боюсь - я боюсь потерять все, что люблю, за имя,
за меч, за предназначение, которое я вовсе не выбирал и не хочу его иметь. Я
скорее умру, чем потеряю землеправление.
   Лира задумчиво спросила:
   - А как же мы? Как же Элиард?
   - При чем здесь Элиард?
   - Если тебя убьют на Хеде, эти существа  останутся  там  и  убьют  еще  и
Элиарда. А мы-то будем продолжать жить и будем продолжать задавать вопросы -
а тебя не будет рядом, и некому будет на них ответить.
   - Высший вас защитит,  -  угрюмо  возразил  Моргон.  -  Для  этого  он  и
существует. Я этого не могу. Не собираюсь я  следовать  по  тропе  какого-то
предназначения, придуманного для меня тысячи лет назад,  не  собираюсь  быть
покорным, как овечка, которую ведут стричь. - Моргон наконец глотнул вина  и
посмотрел на обеспокоенное лицо девушки:
   - Ты земленаследник Херуна. В один прекрасный день ты будешь им  править,
и глаза твои станут такими же золотыми, как у Моргол.  Это  твой  дом,  если
понадобится,  ты  умрешь,  защищая  его,  здесь  твое  место.   Разве   есть
что-нибудь, на что ты променяла бы Херун, отказалась от него навсегда?
   Лира поежилась.
   - А куда еще я могла бы поехать? Для меня нигде больше нет места... Но  у
тебя все по-другому, - добавила она, как только Моргон раскрыл рот. - У тебя
есть иное имя, иное место. Ты - Звездоносец.
   - Я бы лучше пас свиней на Хеде, - отрезал Моргон.
   Он устало уронил голову. Начался дождь, мелкий, моросящий. Моргон  закрыл
глаза, втянул в себя воздух. Внезапно ему показалось, что он у себя дома. Он
услышал, как Тристан и Элиард ведут обычный беспредметный спор, сидя у очага
в Акрене, а Сног Натт возражает им обоим, когда ему удается вставить  слово.
Моргон прислушался к их голосам, вплетающимся в мягкий шепот дождя, и слушал
до тех пор, пока голоса их не начали утихать и ему не пришлось  напрягаться,
чтобы их расслышать. Наконец они смолкли, и тогда Моргон открыл глаза, чтобы
увидеть холодный серый дождь в Херуне.
   Напротив него  сидел  Дет  и,  тихо  разговаривая  с  Моргол,  распутывал
разорванные струны своей арфы. Когда Моргон выпрямился, взгляды арфиста и Эл
обратились к нему. Эл сказала:
   - Я отослала Лиру спать. Я приставила стражу к каждой  щелочке,  но  ведь
трудно подозревать туман, поднимающийся с земли, или  паука,  вползающего  в
дом от дождя. Как ты себя чувствуешь?
   - Так себе, - ответил Моргон и, устремив глаза на арфу Дета, прошептал:
   - Я помню. Я  слышал,  как  лопнули  струны,  когда  я  ударил  Меняющего
Обличья. Это была твоя арфа.
   - Лопнуло всего пять струн, - успокоил его Дет. - Совсем небольшая  цена,
чтобы заплатить Корригу за твою жизнь. Эл дала мне струны с арфы Тирунедета,
чтобы я заменил порванные.
   Он отложил арфу в сторону.
   - Корриг, - выдохнул Моргон.
   Моргол с удивлением посмотрела на арфиста:
   - Дет, откуда ты знаешь имя Меняющего Обличья?
   - Я однажды играл вместе с ним на арфе, много-много лет назад. Я встречал
его еще до того, как поступил на службу к Высшему.
   - Где? - спросила Моргол.
   - Я ехал верхом по  северному  побережью  из  Исига,  в  дальних  местах,
которые не  принадлежат  ни  Исигу,  ни  Остерланду.  Однажды  мне  пришлось
ночевать на побережье, и я допоздна засиделся у костра, играя на  арфе...  И
услышал, как из темноты звучит чья-то арфа, отвечающая моей, так  прекрасно,
неистово, совершенно... Он вошел в круг света моего костра,  сверкая  водами
отлива, его арфа  была  из  раковин,  кости  и  перламутра,  -  он  вошел  и
потребовал от меня моих песен. Я сыграл для него не хуже, чем  для  королей,
которым мне приходилось играть. Взамен он  тоже  спел  мне  свои  песни.  Он
оставался со мной до рассвета, и его песни, точно красное  северное  солнце,
горевшее над морем, долгие дни после того, как я их слышал,  пылали  в  моем
сердце. Он растаял, как туман в утренней морской дымке, но перед этим назвал
мне свое имя. Он спросил, как меня зовут, я сказал - и он засмеялся.
   - Вчера ночью он смеялся надо мной, - с усилием выдавил из себя Моргон.
   - Он и для тебя играл, судя по тому, что ты нам рассказывал.
   - Он пел о моей смерти. О смерти Хеда. - Моргон взглянул на  Дета.  -  Он
великий арфист... А Высший знает, кто он такой?
   - Высший ничего мне не сказал, кроме того, чтобы я покинул Херун вместе с
тобой как можно скорее.
   Моргон молча поднялся на ноги, подошел к окну. Сквозь блестящий от  влаги
воздух он, словно  обретя  ясновидение  Моргол,  мог  видеть  широкие  сырые
равнины Кэйтнарда, отплывающие торговые корабли, идущие  в  Ан,  Исиг,  Хед.
Продолжая смотреть в окно, он тихо сказал:
   - Дет, завтра, если я смогу сесть на лошадь, я отправляюсь на  восток,  в
торговый порт  Хлурле,  чтобы  нанять  корабль  и  ехать  домой.  Я  буду  в
безопасности: никто этого не ожидает. Но даже если враги опять найдут меня в
море,  я  лучше  умру  землеправителем,  который  возвращается  домой,   чем
безымянным человеком без места в мире, вынужденным вести непонятную жизнь.
   Никто ему не ответил,  только  дождь  с  безликой  яростью  обрушился  на
оконное стекло. Затем, когда шум дождя немного  утих,  Моргон  услышал,  как
арфист встает, подходит к нему, и почувствовал его руку на своем плече.  Дет
развернул Моргона лицом  к  себе  и  молча  устремил  на  него  свой  темный
бесстрастный взгляд.
   - Это серьезнее, чем убить Коррига, - сказал наконец Дет.  -  Ты  мне  не
расскажешь, что тебя тревожит?
   - Нет.
   - Хочешь, чтобы я проводил тебя на Хед?
   - Нет. Незачем тебе вновь рисковать жизнью.
   - Как ты сможешь примирить возвращение домой с  тем,  что  ты  считал  за
истину в Кэйтнарде?
   - Я сделал выбор, - твердо ответил Моргон, и рука, лежавшая на его плече,
упала. Он почувствовал, как странная  печаль  вгрызается  в  него,  начинает
ныть, точно больной зуб. Тогда он добавил:
   - Мне будет тебя не хватать.
   Лицо  арфиста  приобрело  непонятное   выражение,   сметающее   привычное
безмятежное отсутствие возраста, и Моргон впервые явственно ощутил  участие,
неуверенность, груз бесконечного опыта, которым обладал Дет.  Арфист  ничего
не ответил, голова его слегка склонилась, как будто он стоял перед королем -
или перед неизбежностью.
   Два  дня  спустя  на  рассвете  Моргон  выехал  из  Города   Кругов.   От
пронизывающего ветра и холодных туманов его должно  было  защищать  тяжелое,
богато  расшитое  одеяние,  которым  снабдила  его  Моргол.  Охотничий  лук,
изготовленный для него Лирой, свисал с седельной сумки.  Вьючную  лошадь  он
оставил Дету, так как Хлурле лежал на расстоянии едва ли трех  дней  пути  -
это был небольшой  порт,  которым  пользовались  торговцы,  чтобы  выгружать
товары, предназначенные для Херуна.  Дет  дал  Моргону  все  деньги,  какими
располагал, на случай,  если  придется  ждать,  потому  что  поздней  осенью
корабли причаливали к северному берегу.
   Арфа Моргона висела  у  него  за  спиной,  защищенная  чехлом  от  сырого
воздуха;  лошадиные  копыта  ритмично  и   глухо   постукивали   по   земле.
Предрассветное небо было чистым;  звезды,  громадные  и  холодные,  освещали
путь. Далеко-далеко мигали крошечные огоньки  окон  домов  -  живые  золотые
глаза в темноте. Пастбища уступили место холмистой равнине, на которой тут и
там высились одинокие скалы. Проезжая мимо них, Моргон физически  чувствовал
их тени. Затем на землю, скатившись с  холмов,  упал  туман;  следуя  совету
Лиры, Моргон остановился, нашел убежище под огромным деревом и  стал  ждать,
когда туман рассеется.
   Первую ночь он провел у подножия восточных  холмов.  В  эту  ночь,  среди
молчащих деревьев, оставшись впервые за много недель  наедине  с  собой,  он
вытащил арфу и начал играть при свете своего  маленького  одинокого  костра.
Звуки, извлекаемые его пальцами, были богатыми и чистыми. Через час его игра
стала медленнее. Моргон сидел, рассматривая арфу  внимательно,  как  никогда
прежде, прослеживал каждый золотой изгиб, дивился белым лунам, незамутненным
годами и морем, своей собственной игре. Осторожно дотронувшись до звезд,  он
отдернул руку - ему показалось, будто они пылают как огонь.
   Весь следующий день Моргон провел пересекая низкие пустые холмы. Он нашел
ручей и двигался по его руслу, извивающемуся  через  рощи  бледных  тисов  и
дубов с их прекрасными бесконечными переплетениями темных обнаженных ветвей.
Ручей, убыстряясь, перепрыгивая через корни деревьев и зеленые камни,  вывел
его из чащи к голым свистящим  ветрами  склонам,  где  его  взору  открылась
ничейная  плоская  земля  восточного  берега,  тянущегося  между  Имрисом  и
Остерландом. Вдали виднелись неясные силуэты горных вершин, поднимавшихся на
самом глухом краю владений Высшего, и бескрайнее восточное море.
   Ручей впадал  в  широкую  реку,  огибающую  Херун  с  севера.  С  усилием
восстановив в памяти показанную ему  Лирой  карту,  Моргон  понял,  что  это
Квилл, ревущие белые воды которой вытекают  из  Озера  Белой  Девы,  которое
снабжает водой также и семь Лунголдских Озер. Хлурле,  припомнил  он,  лежит
точно к северу от устья этой реки.
   Эту ночь Моргон провел неподалеку, у места впадения ручья в реку,  и  его
убаюкивали их голоса - один темный, глубокий, словно  говорящий  о  каких-то
тайнах, другой же - легкий, высокий и успокаивающий. Моргон лежал у  костра,
голова его покоилась на снятом с лошади седле, и лишь изредка он  шевелился,
чтобы подбросить в костер несколько сосновых шишек  или  ветку.  Потихоньку,
словно садящиеся на землю маленькие птички, в голове его возникали  вопросы,
на которые он, впрочем, теперь  не  должен  был  отвечать.  Он  рассматривал
каждый новый вопрос с любопытством, словно они никогда  прежде  не  вставали
перед ним, бесстрастно, как будто бы  ответы  на  них  не  играют  для  него
никакой роли и не имеют к  нему  никакого  отношения  -  ни  к  нему,  ни  к
светловолосому худому юноше, земленаследнику Имриса, ни к самому  имрисскому
королю, сражающемуся на странной войне, набиравшей силу на его земле,  ни  к
Моргол и покою ее дома, внезапно нарушенному непонятной  силой,  не  имеющей
корней и определения.
   Моргон мысленно увидел звезды на своем лице, звезды на  арфе,  звезды  на
мече. Он посмотрел на себя как на  героя  какого-то  старинного  сказания  -
князь Хеда, работает на жатве, подставляя обнаженную спину солнцу,  озабочен
болезнью дерева, ищет потерявшуюся овцу, определяет погоду по цвету  облаков
или по тому, легко или  тяжело  дышится  с  утра,  живет  простой,  лишенной
любопытства жизнью своей земли.
   Затем он увидел юношу, приехавшего  с  острова  Хед,  в  мантии  студента
Кэйтнарда, до поздней ночи склоняющего голову над старинными  книгами;  губы
его беззвучно движутся: загадка, ответ,  толкование,  затем  снова  загадка,
ответ,  толкование.  В  одно  прекрасное  утро  он   по   собственной   воле
отправляется в холодную башню Аума, оказываясь лицом к лицу со смертью, и ни
имя, ни право первородства - ничто не может его  спасти,  ничто,  кроме  его
собственной головы на плечах.
   Он увидел, как князь Хеда с тремя звездами во лбу покидает  свой  остров,
находит звездную арфу в Имрисе, находит меч, имя и намек на  свою  судьбу  в
Херуне. И две эти фигуры из старинного сказания - князь Хеда и Звездоносец -
стоят отдельно  друг  от  друга,  он  не  может  найти  ничего,  что  бы  их
объединяло.
   Моргон наломал сучьев и  бросил  их  в  огонь,  мысли  его  обратились  к
Высшему, чье жилище лежало в центре одной из гор далеко на севере. Высший  с
самого  начала   предоставлял   людям   свободу   выбора   их   собственного
предназначения. И единственным его законом  был  земельный  закон  -  закон,
который передавался от  земленаследника  к  земленаследнику,  точно  дыхание
самой жизни: если бы Высший умер или отменил свою  огромную  и  неотвратимую
власть, он обратил бы свое царство в пустыню. Свидетельства его власти  были
едва заметными и неожиданными. Люди относились  к  нему  с  благоговением  и
доверием, он общался с правителями неизменно любезно, через своего  арфиста.
Его единственной  заботой  была  земля,  его  единственный  закон  -  закон,
укоренившийся в его землеправителях глубже, чем мысль, глубже, чем мечта.
   Моргон вспомнил ужасную историю об Авне из Ана, который, пытаясь прогнать
армию Хела, поджег Ан и отправил огонь бушевать по половине своих  земель  и
уничтожать урожаи,  фруктовые  сады,  опустошать  холлах  и  речные  берега.
Избавившись наконец от армии Хела, он  очнулся,  совершенно  изможденный,  и
понял, что утратил свое  тонкое,  не  поддающееся  описанию  понимание  сути
вещей, которым он всегда обладал  со  времени  смерти  своего  отца,  словно
невидимым глазом. Его земленаследник, охваченный горем, вбежал в его комнату
и остановился, удивленный тем, что нашел Авна все еще живым...
   Костерок сделался ниже,  точно  животное,  свернувшееся  перед  тем,  как
уснуть. Моргон подбросил в него хворост, и огонь снова  начал  пробуждаться.
Авн покончил с собой. Чародей Талиес, методичный и острый на  язык,  который
ненавидел Авна за  его  воинственность,  со  вкусом  описал  этот  случай  и
упомянул о нем заезжему купцу, после чего через три месяца все  сражения  во
владениях  Высшего  внезапно  прекратились.  Мир  не  продержался  долго   -
пограничные битвы и сражения за королевскую власть не закончились  навсегда,
но случались с тех пор значительно реже и не были такими опустошительными. А
потом начали расти порты и крупные  города  -  Ануйн,  Кэйтнард,  Кэруэддин,
Краал, Кирт...
   Но нынче какая-то неизвестная, темная сила, о которой жители  большинства
стран  и  не  подозревали,  начала  устанавливаться   у   берегов   владений
Всевышнего. С тех самых пор, когда  еще  были  живы  волшебники,  не  бывало
подобной силы;  сами  чародеи,  деспотичные  и  своевольные,  никогда  и  не
помышляли о том, чтобы убить землеправителя. Не было даже намека на эту силу
ни в легендах, ни в истории стран, пока,  нарушая  молчание  веков,  она  не
поднялась, чтобы встретить Звездоносца в Кэйтнарде. Перед взором  Моргона  в
огне проплыло лицо - белые, как  пена,  мигающие  глаза,  блеснувшие,  точно
мокрые водоросли, ракушки... В них  была  улыбка  -  улыбка  понимания,  они
знали, о чем Моргон думал...
   Он наконец добрался до главного вопроса, губы его шевельнулись, шепча:
   - Почему?..
   Холодный ветерок подул с реки, заставив пламя костра задрожать, и  Моргон
вдруг осознал, насколько крошечным был этот  его  костерок  по  сравнению  с
невероятной громадой окружающей  его  тьмы.  Его  охватил  внезапный  страх,
одновременно с этим он почувствовал, что замерз, пока  лежал  вытянувшись  и
слушал журчание воды, шум деревьев  и  шуршание  палых  листьев.  Ветер  все
усиливался. Моргон улегся на другой бок. Костер его, набрав было силу, снова
начал гаснуть, звезды мигали среди голых черных ветвей, и казалось, что  они
дрожат от холода. Упало, глухо стукнувшись о землю, несколько капель  дождя,
твердых, как желуди. Страх Моргона отступил так же внезапно, как  и  охватил
его несколько минут назад, он вытянулся и наконец уснул.
   На следующий день, следуя по течению Квилла,  Моргон  добрался  до  моря.
Хлурле, небольшой портовый  город,  состоящий  почти  целиком  из  скромного
причала да средоточия складов,  гостиниц  и  маленьких  неказистых  домишек,
скорчился под туманной полосой дождя,  пришедшего  со  стороны  моря.  Среди
рыбацких лодок стояли на якоре два корабля со свернутыми голубыми  парусами.
Никого не встретив  на  пути,  Моргон,  промокший  и  дрожащий,  подъехал  к
пристани, слыша перекрывающий шум дождя грохот цепи, скрип дерева  и  редкие
толчки лодок о причал. Впереди разрезал мокрый воздух свет, льющийся из окон
маленькой таверны. Моргон остановился возле  нее  и  спешился  под  широкими
скатами крыши.
   За столами  в  зале,  освещенной  дымными  факелами,  сидели  торговцы  с
самоцветами на руках  и  на  шапках,  моряки  и  сердитые,  суровые  рыбаки,
укрывшиеся здесь от дождя. Моргон быстро  и  внимательно  вглядывался  в  их
лица, пока проходил, отряхиваясь, к огню,  онемевшими  пальцами  расстегивал
накидку и развешивал ее для просушки. Он сел на скамью перед очагом;  хозяин
таверны вырос рядом с ним.
   - Господин? - произнес он вопросительно и тут же добавил,  бросив  взгляд
на накидку Моргона:
   - Далековато ты от дома забрался!
   Моргон устало кивнул.
   - Пива, - приказал он. - И чем это таким у вас пахнет?
   - Хорошее сочное жаркое из нежного барашка с грибами - я  сейчас  принесу
тебе все.
   Моргон ел молча, жар от очага и смешение голосов убаюкивали его  не  хуже
бормотания ручья. Он сидел, прихлебывая пиво, -  и  ему  казалось,  что  оно
прибыло сюда прямо  с  Хеда,  -  ощущая  запах  промокшей  шерсти  вместе  с
прохладой дождя и ветра. Торговец, в плаще, отороченном  мехом,  с  которого
бусинками катились капли воды, уселся рядом с ним,  и  Моргон  почувствовал,
как глаза торговца уставились прямо на него.
   Через мгновение человек встал, скинул плащ, с которого  полились  на  пол
целые потоки воды, и извиняющимся тоном обратился к Моргону:
   - Прошу прощения, господин, если обрызгал тебя. Ты и  без  моего  участия
достаточно промок.
   Незнакомец был одет богато - в черную кожу  и  бархат,  глаза  на  грубом
добром лице темнели, точно вороново  крыло.  Моргон,  почти  задремавший  от
тепла и сытной горячей пищи, подвинулся и настроился на практический лад.  У
него все равно не было никакого способа узнать, говорит ли  он  с  человеком
или с нелюдью, он решил рискнуть и спросил:
   - Не знаешь ли, куда отправляются те корабли?
   - Знаю. Обратно в Краал, чтобы найти сухую стоянку в доке на зиму.  -  Он
замолчал, его проницательные глаза продолжали неотрывно смотреть на Моргона.
- Ты не хочешь ехать на север? Куда тебе нужно?
   - В Кэйтнард. Мне нужно побыстрее добраться до училища.
   Незнакомец тряхнул головой и нахмурился:
   - Слишком поздно, сейчас уже не сезон... Дай-ка я подумаю. Мы только  что
прибыли из Ануйна... Останавливались в Кэйтнарде, Толе и Кэруэддине.
   - В Толе? - неожиданно для него самого вырвалось у Моргона. - Для чего?
   - Чтобы отвезти