ий разум, что-то  кратко  заметив.  Он
повернул голову и встретился с темным, испытующим взглядом.
   - Ладно-ладно. Я знаю, что могу их найти. Я могу проникнуть  взглядом  за
их наваждения и разрушить их чары. Но, Рэдерле...  Они  великие  волшебники.
Они   обрели   свою    мощь    благодаря    любознательности,    трудолюбию,
целеустремленности... Возможно,  даже  благодаря  умению  радоваться.  А  не
получили ее, вопя не своим голосом в недрах горы Эрленстар. Они  никогда  не
влезали в землезакон и не преследовали арфиста  с  одного  конца  Обитаемого
Мира до другого,  чтобы  убить  его.  Может  быть,  я  пригожусь  им,  чтобы
сражаться за них здесь, но вот вопрос: доверяют ли они мне?
   Ворона хранила молчание, и он погладил ее пальцами по груди.
   - Знаю, - продолжил он. - Есть только один способ проверить это.

7

   Он вернулся в развалины. На этот раз  он  полностью  открылся  всей  муке
разрушения и задержавшимся тут воспоминаниям об утраченном мире. Разум  его,
словно многогранный самоцвет, отразил все тени древней мощи - от  треснувших
камней, от нетронутой страницы из книги заклинаний, от самых разных  орудий,
которые он нашел близ  мертвых,  -  колец,  прихотливо  вырезанных  посохов,
кристаллов, в которых застыл свет, скелетов неведомых крылатых зверьков.  Он
разобрал все уровни древней мощи, отыскал источник для каждого из них.  Один
раз,   прослеживая   происхождение   тлеющего   огонька   и   найдя   лужицу
расплавленного железа, он нечаянно разбудил его и понял, что само это железо
было средоточием опасного знания. Взрыв подбросил ворону на шесть  локтей  в
воздух и сбил несколько  камней  с  потолка.  Моргон  машинально  подчинился
неведомой силе,  удерживаясь  от  борьбы;  ворона,  возбужденно  покаркивая,
наблюдала, как он возвращается к своему облику из мощной  глыбы,  в  которую
вынужден был превратиться, повинуясь неведомым, уснувшим в разрушенном  зале
чарам.
   Он  взял  птицу   на   руки,   чтобы   успокоить,   дивясь   одновременно
хитросплетениям древнего волшебства.  Чего  ни  касался  его  ум  -  дерева,
стекла, пергамента, кости, - всюду таились частицы древнего  могущества.  Он
продолжал исследования, терпеливо, дотошно, засветив обломок стропила, когда
стало совсем темно. Наконец около полуночи, когда ворона  задремала  на  его
плече, разум его наткнулся на поверхность невидимой двери.
   То было мощное наваждение; он и прежде замечал в подсознании  эту  дверь,
но не видел сквозь нее и не испытывал побуждения  ее  отворить.  Дверь  была
толстой, сделанной из дуба и железа, с запорами  и  засовами.  Ему  пришлось
проложить себе путь через груды  каменных  осколков  и  обугленного  дерева,
чтобы открыть ее. Стены вокруг двери осыпались почти до земли; казалось, она
разделяет лишь два опаленных участка между двумя разрушенными  зданиями.  Но
сотворила ее с таинственной целью  некая  живая  сила.  Чтобы  добраться  до
двери, Моргон вскарабкался по груде щебня, помедлил с минуту  и  приложил  к
ней ладонь. Неизвестный разум преградил ему дорогу - Моргон  чувствовал  под
пальцами лишь мертвую древесину. Он попробовал еще и еще и наконец прорвался
сквозь волшебную дверь, еще раз придя в смущение от всесилия своего дара. Он
шел вперед, вдыхая запахи изъеденного червями дерева, заржавевших запоров  и
постигая мощь, которая утвердила их здесь.
   Внезапно он  шагнул  вниз,  во  тьму.  Ступени,  скрытые  мнимым  образом
опаленной земли, вели куда-то вглубь. Огонь его факела  заколыхался  и  стал
угасать - и тут Моргон понял, что за сила вступила  сейчас  в  действие.  Он
сохранил свое пламя, ясное и ровное, подпитав его  огнем  из  глубин  своего
разума.
   Истертые каменные ступени,  крутые  и  скользкие,  вели  вниз  по  узкому
подземному ходу. Постепенно они делались все более плоскими, затем  и  вовсе
пропали, и пустое, непроницаемое лицо тьмы поднялось  позади  тени  Моргона,
оттуда снова понесло гнилой древесиной и сырым  камнем.  Моргон  дал  своему
факелу разгореться ярче; но тот был слишком слаб для здешних масштабов,  для
здешней сырости и мрака. Прохлада, подобная  той,  что  бывает  по  ночам  в
горах, пронизала его. Ворона снова хрипло каркнула, и  Моргон  почувствовал,
что она начала оборачиваться женщиной. Он покачал головой. Птица затихла.
   В то время как Моргон пытался разжечь огонь поярче,  ища,  где  находятся
границы темной пещеры, что-то постороннее начало просачиваться в его  мысли.
Он учуял поблизости силу, не имеющую ничего общего с огромным подземельем, и
озадаченно подумал, а не является ли наваждением и сама пещера.
   Осторожно вдохнув, он задержал воздух в легких. Ему пришло в голову  лишь
одно предположение - парадокс волшебства. Либо принять его, либо повернуться
и бежать.
   Он уронил факел и дал ему угаснуть. Моргон не знал, сколько он простоял в
полной темноте, безрезультатно пытаясь бороться с нею,  но  чем  сильнее  от
тщился что-то увидеть, тем  явственнее  сознавал,  насколько  слеп.  Наконец
Моргон поднял руки и соединил их перед глазами. Снова его начала бить дрожь;
тьма сгустилась над ним, как будто огромное могущественное, неизвестное  ему
создание. Но уйти он уже не мог. Моргон стоял - молча,  упрямо,  надеясь  на
чью-либо помощь.
   - Ночь, - сказал рядом с ним неведомый голос, - это не время, когда  ждут
зари. Это такая же стихия, как ветер и огонь. Тьма - наше  королевство;  она
подвластна своим законам,  и  многое  живое  обитает  в  ней.  Ты  пытаешься
отделить от нее свой разум. Пустое. Прими законы тьмы.
   - Не могу. - Моргон уронил руки, сжал кулаки и ждал, замерев на месте.
   - Попробуй.
   Кулаки его сжались еще сильнее, пот застилал глаза.
   - Я могу биться с Основателем, но так и  не  научился  у  него  побеждать
тьму.
   - Ты одолел мое наваждение, словно его и  не  было  вовсе.  -  Голос  был
спокоен, но выразителен. - А я удерживал его из последних сил.  Только  двое
других  могли  бы  с  ним  справиться.  И  ты  -  сильнее  каждого  из  них.
Звездоносец, я Ифф. - Затем он произнес свое полное имя:  последовательность
резких слогов с неуловимой певучей интонацией. - Ты  освободил  меня  из-под
власти Основателя, и я стану служить тебе до конца  своих  дней.  Ты  видишь
меня?
   - Нет, - прошептал Моргон. - Покажись.
   Внезапно его окружили  звезды  факельных  огней,  поддерживавших  высокий
светящийся  свод.  Ощущение  безграничности  пропало.  Мягкое,  бессловесное
осознание  чего-то  не   вполне   подлинного,   подобное   навязчивому,   но
полузабытому воспоминанию, было  очень  сильным.  Затем  он  увидел  мертвую
голову. За ней -  другую.  И  вокруг  них  -  тщательно  разобранные  кости.
Помещение, в котором он находился, оказалось круглым, со множеством глубоких
борозд на земляных стенах. Волосы Моргона поднялись дыбом. Он стоял в тайном
склепе, вырытом под прославленной школой, и вторгся он  туда  в  час,  когда
последние из волшебников Лунголда хоронили своих мертвых.
   Он немедленно узнал Нун - высокую и худую, с длинными седыми  волосами  и
проницательным,   угловатым   лицом.   Она   курила   трубочку,   украшенную
самоцветами; глаза ее, изучавшие  его  с  некоторым  смешением  удивления  и
беспокойства, были немногим темнее дыма. Позади нее в  свете  факелов  стоял
огромного роста сухощавый волшебник. Его широкое,  изящно  вылепленное  лицо
было покрыто шрамами, точно у древних  королей.  В  седых  волосах  мелькало
серебро и золото; глаза же были живые, и в них  плясали  синие  огоньки.  Он
смотрел на Моргона из прошлого, как если бы  три  звезды  вспыхнули  на  миг
перед ним во тьме позабытых столетий. Рядом, у одной из глубоких расселин  в
стене, преклонил колени темноглазый  волшебник  с  лицом  хищной  птицы.  Он
казался грозным, не способным даже улыбнуться, но вот Моргон повстречался  с
ним взглядом и увидел слабую улыбку, словно по поводу чего-то несообразного.
Чуть поодаль от него стоял длинный и хрупкий чародей с голосом кэйтнардского
Мастера. Лицо - изнуренное, аскетическое. Он шагнул вперед, и Моргон  ощутил
в его тощем теле неожиданную силу.
   - Ифф? - спросил он не очень уверенно.
   - Да. - Рука чародея очень мягко скользнула на плечо Моргона  и  сняла  с
него ворону. Моргон внезапно подумал о книгах с изображениями полевых цветов
на изящных полях, которые привезла в Кэйтнард Моргол Херунская.
   - Ты мудрец, который любит все живое.
   Чародей  оторвал  взгляд  от  вороны,  его  спокойное  лицо  от  внезапно
нахлынувшего на  него  изумления  обнаружило  ранимость  волшебника.  Ворона
таинственно смотрела на него, не шевеля  ни  единым  перышком.  Волшебник  с
лицом ястреба сунул в расселину череп, который до этого держал  в  руках,  и
пересек склеп.
   - Не так уж давно мы отослали ворону, весьма похожую  на  эту,  домой,  в
Ануйн.
   Глаза его были одновременно страстными и терпеливыми.
   - Рэдерле! - воскликнула Нун. Голос ее и  напоминал,  и  не  напоминал  о
временах, когда она пасла хедских свиней. - Что ты здесь делаешь?!
   Ифф был ошеломлен не меньше, чем Нун. Он посадил ворону обратно на  плечо
Моргона и сказал ей:
   - Прошу меня простить. - И добавил, обращаясь к Моргону:
   - Это твоя жена?
   - Нет. Она отказалась вступить со мной в брак.  И  вернуться  домой  тоже
отказалась. Но она способна о себе позаботиться.
   - И ей не страшен Гистеслухлом?
   На миг ястребиные глаза встретились с вороньими.  Затем  ворона  суетливо
переступила лапами и покрепче вцепилась когтями в плечо Моргона.  Ему  вдруг
захотелось  укрыть  птицу  под  рубахой,  у  самого  сердца.  Тонкие   брови
волшебника забавно сдвинулись.
   - Я не одну сотню лет прослужил королям  Ана  и  Аума.  После  разрушения
Лунголда  я  стал  соколом,  постоянно  попадавшимся,  стареющим   и   снова
вырывающимся на волю, чтобы омолодиться. Я  носил  путы  и  колокольчики,  я
кружил с ветром, чтобы вернуться в руки анских королей.  Столетиями.  Никому
из них, даже Мэтому Анскому, не было дано увидеть то, что я скрывал в  своих
глазах. Она напоминает мне кого-то из тех, соколиных дней...
   Моргон ласково прикоснулся к вороне, не уверенный, что скрывается  за  ее
молчанием.
   - Она тебе скажет, - произнес он наконец, и  выражение  гордого  древнего
лица изменилось.
   - Неужели она боится нас? Почему бы вдруг? Когда я был  соколом,  я  брал
мясо из рук ее отца.
   - Ты Талиес, - догадался Моргон, и волшебник кивнул. - Историк. Я читал в
Кэйтнарде то, что ты написал о Хеде.
   - Что же. - В острых глазах промелькнула улыбка. - Я написал о нем  много
столетий назад. Вне сомнений, Хед с тех пор изменился, коли дал миру  помимо
пахарских лошадей и пива Звездоносца.
   - Нет. Если ты взглянешь на него, ты его узнаешь. - Тут  Моргон  вспомнил
призраков Ана, и голос его дрогнул. Он  обернулся  к  чародею,  похожему  на
имрисского воина. - А ты Алойл. Стихотворец. Ты слагал любовные  послания  к
той самой... - Он снова запнулся, на этот раз - от смущения.
   Нун улыбнулась.
   - Да кто придает всему этому значение через тысячу, а  то  и  более  лет.
Тебя хорошо натаскали в училище.
   - Сочинения лунголдских волшебников - те, что избежали уничтожения здесь,
- послужили основой для Искусства Загадки. - И он добавил, почуяв  внезапный
мысленный вопрос Алойла:
   - Часть  твоих  произведений  в  Кэйтнарде,  остальное  -  в  Королевской
библиотеке в Кэруэддине. Большая часть твоих стихов - у Астрина Имриса.
   - Мои стихи. - Алойл провел узловатой ладонью по волосам. - Как раз их-то
и следовало здесь уничтожить. Они мало чего стоили. Ты явился в это место  и
принес воспоминания. Рассказы о мире, который нам больше не суждено увидеть.
Мы пришли сюда, чтобы убить Гистеслухлома или умереть.
   - Но не я, - мягко заметил Моргон. - Я пришел,  чтобы  задать  Основателю
кое-какие вопросы.
   Внутренний взор чародея, казалось, с усилием оторвался  от  воспоминаний,
чтобы снова обратиться к Моргону:
   - Какие вопросы?!
   - Он - Мастер Загадок, -  примирительно  вставила  Нун.  -  Ему  подобает
спрашивать.
   - Какое отношение имеет ко всему этому Искусство Загадки?
   - Ну...
   Зубы Нун снова сжали трубочку, она,  не  договорив,  послала  вверх  цепь
маленьких синих клубочков.
   - А сил у тебя хватит? - деловито спросил Ифф.
   - Для того, чтобы убить его? Да. А завладеть его разумом  и  получить  те
сведения, которые мне нужны... Я должен. Я найду в себе силы и для этого. От
него мертвого мне нет никакой пользы. Но я не могу одновременно сражаться  с
ним  и  с  Меняющими  Обличья.  И  плохо  представляю  себе,  насколько  они
могущественны.
   - Ты все усложняешь, - проворчала Нун. - Мы явились сюда с такой  простой
целью...
   - Вы мне нужны живые.
   - Хм. Так приятно быть нужным. Оглянись вокруг. - Свет факелов, казалось,
следовал за ее рукой, куда бы она ни указывала. - Было всего двадцать девять
волшебников и человек двести  мужчин  и  женщин  с  немалыми  способностями,
которые учились здесь семь столетий назад. Из них мы сейчас  хороним  двести
двадцать четыре... Двадцать три, не считая Сута. А как он умер,  ты  знаешь.
Ты прошел через это место. Это -  великое  каменное  надгробие  чародейства.
Есть еще немало могущества в древних костях. Поэтому мы и хороним их,  чтобы
века спустя мелкие ведьмы и колдуны Обитаемого Мира не пришли сюда  добывать
бедренные  и  пальцевые  кости  магов  для  своих  затей.  Мертвые  Лунголда
заслужили покой. Я знаю, что ты сломил власть Гистеслухлома и освободил нас.
Но когда ты оставил его, преследуя арфиста, ты дал  ему  время  собраться  с
силами. Так ли ты уверен, что сможешь воспрепятствовать второму разрушению?
   - Нет. Я ни в чем не уверен. Даже в своем  имени.  Я  иду  от  загадки  к
загадке. Гистеслухлом построил и разрушил Лунголд из-за  этих  звезд.  -  Он
откинул волосы назад. - Они увели меня с Хеда к  нему  в  руки.  А  я  бы  с
удовольствием остался дома, варил бы себе пиво и знать не знал, что вы  живы
и что никакого Высшего на горе Эрленстар нет. Мне нужно узнать, что означают
эти звезды, что это такое. Почему Гистеслухлом не боялся Высшего.  Почему  я
нужен ему живой и сильный. Что  он  надеется  от  меня  получить,  загнав  в
ловушку. Если я убью его, Обитаемый Мир от него избавится, но я  останусь  с
вопросами, на которые никто  никогда  не  ответит,  -  подобно  голодающему,
владеющему золотом в стране, где золото никто не ценит. Ты понимаешь меня? -
внезапно  спросил  он  Алойла  и  увидел  в  узловатых  плечах   и   суровом
возбужденном лице могучее корявое дерево, которым Алойл был семь  сотен  лет
на Равнине Королевских Уст.
   - Я понимаю, - мягко ответил ему волшебник, - где я был семь  сотен  лет.
Задай ему свои вопросы. А потом, если ты погибнешь или упустишь его, я  убью
его или умру сам. Ты понимаешь, что такое отмщение. Что же до звезд  у  тебя
во лбу... Я не знаю, как можно связывать  с  ними  какие-то  надежды.  Я  не
понимаю, что ты делаешь. Если мы уцелеем и живыми-здоровыми покинем Лунголд,
мне понадобится понять это...  Особенно  -  что  побудило  тебя  вникнуть  в
землезакон Ана, как ты этого добился? Но пока что... Ты  освободил  нас,  ты
извлек из забвения наши имена, ты нашел дорогу сюда и стоишь  с  нами  среди
наших мертвых... ты - юный, усталый князь Хеда в рубахе, запятнанной кровью,
и с вороной на плече, и за пределами твоих глаз  -  могущество,  исторгнутое
прямо из сердца Гистеслухлома. Не из-за тебя ли случилось так,  что  я  семь
сотен лет простоял дубом, всматривающимся в морскую даль? Какую свободу  или
какой жребий ты нам принес?
   - Не знаю, - ответил Моргон, борясь с внезапной болью в  горле.  -  Но  я
найду для вас ответ.
   - Найдешь. - Голос  волшебника  зазвучал  иначе,  изумленно.  -  Найдешь,
Мастер Загадок. Но ты не обещаешь надежды.
   - Нет. Лишь истину. Если смогу ее отыскать.
   Наступило молчание. Нун докурила свою трубочку, губы ее приоткрылись, как
если бы она наблюдала за чем-то размытым и  неопределенным,  начавшим  вдруг
обретать форму.
   - Ты почти разбудил во мне надежду, - прошептала она, - но, во имя  Хела,
на что?
   Тут она отвлеклась от своих мыслей и тронула прореху на рубашке  Моргона,
раздвинула ее края, чтобы осмотреть свежий шрам на коже.
   - С тобой что-то стряслось по дороге сюда. И ты это получил не в вороньем
обличье.
   - Нет. - Он умолк, не желая рассказывать, но волшебники ждали  ответа,  и
он неохотно объяснил:
   - Однажды ночью я пошел на звук арфы Дета и  с  ходу  нарвался  на  новое
предательство.
   Вокруг него царило молчание.
   - Гистеслухлом, - продолжил Моргон, - искал меня на  Торговой  дороге.  И
нашел. Он схватил Рэдерле, так что я не мог  использовать  против  него  мою
силу. Он собирался снова взять меня на гору Эрленстар. Но тут  нас  застигли
Меняющие Обличья. Я спасся от них. - Он потрогал шрам на лице. - И отделался
вот этим. Я прикрылся наваждением и бежал. И не видел никого из  них  с  тех
самых пор. Может быть, все они там убили друг друга. Но почему-то я  в  этом
сомневаюсь.
   Молчание  волшебников  действовало  на  него,  словно  чары,  побуждающие
продолжать монолог.
   - Высший, - сказал Моргон, - убил своего арфиста.  -  Он  слегка  покачал
головой, отстраняясь от их молчания,  неспособный  дать  им  больше  ничего,
огляделся по сторонам и услышал, как вздохнул Ифф, - вместе с  этим  вздохом
ощутил успокаивающее прикосновение волшебника.
   - А где все это время был Ирт? - внезапно спросил Талиес.
   Моргон отвел глаза от осколков кости на полу.
   - Ирт? - переспросил он.
   - Он же был с тобой на Торговой дороге.
   - Да никого... - начал  Моргон  и  осекся.  Порыв  ночного  ветерка  смог
проникнуть сквозь наваждение и пронесся по склепу; огни затрепетали,  словно
пойманные в силки птицы. - С нами никого не было.
   И тогда он вспомнил Великий Крик из ниоткуда и то, как некто таинственный
и неподвижный наблюдал за ними в ночи.
   - Ирт? - прошептал он недоверчиво. Они поглядели друг на друга.
   - Он оставил Лунголд, - объяснила Нун, - чтобы найти тебя и помочь,  если
будет надо. Ты вообще его не видел?
   - Однажды... Может быть. Как раз тогда, когда я больше всего  нуждался  в
помощи. Наверняка это был Ирт. Он мне  так  и  не  показался.  Возможно,  он
потерял меня, когда мы бежали.
   Моргон помолчал немного, вспоминая, затем продолжил:
   - Был один миг после того,  как  меня  лягнул  конь,  когда  я  едва  мог
удерживать мое наваждение. Оборотни вполне могли убить  меня  в  это  время,
просто должны были убить. Я уже  распрощался  с  жизнью,  но  -  пронесло...
Возможно, Ирт был там и спас меня в этот роковой миг. Но остался ли он после
того, как я удрал...
   - Разумеется, он бы дал нам об этом знать,  -  заявила  Нун.  -  Если  бы
нуждался в помощи. - Она озабоченно провела тыльной стороной ладони по  лбу.
- Но хотела бы я знать, где он теперь. Старик небось  рыскает  туда-сюда  по
Торговой дороге, ищет тебя, а тут еще этот Основатель и Меняющие Обличья...
   - Он обязан был мне сказать. Если бы ему понадобилась помощь,  я  бы  мог
биться за него; для этого я и пришел.
   - Ты бы вполне мог расстаться с жизнью ради него. Нет уж. - Казалось, что
Нун отвечает собственным сомнениям. - Он явится в свое время.  Возможно,  он
задержался, чтобы похоронить арфиста. Ирт когда-то учил его игре на  арфе  -
здесь, в этой школе.
   Она снова умолкла, а Моргон между тем наблюдал, как два разбитых  мертвых
лица у дальней стены двигаются к ней, - все ближе и ближе подплывали  они  к
Нун. Он закрыл глаза прежде, чем они слились, и услышал крик вороны,  и  тут
же кто-то сильно, до боли, сжал его плечо, удержав  от  падения.  Он  открыл
глаза, встретил соколиный взгляд и почувствовал, как внезапный холодный  пот
выступает на его лице.
   - Я устал, - сказал он.
   - Не без причин. - Ифф ослабил хватку. Лицо его избороздила сеть  тонких,
как волоски, морщинок.  -  У  нас  есть  оленина  на  верт