, в настоящее, к тебе, - и я получаю какое-то странное удовольствие даже
от того, что глотаю дорожную пыль. - Он посмотрел на свою спутницу. -  Научи
меня девяноста девяти проклятиям.
   - Я не могу. - Он едва расслышал ее голос. - Я  из-за  тебя  забыла,  что
значит проклинать.
   Позднее, однако,  он  уговорил  ее,  чтобы  хоть  как-то  развеять  скуку
очередного дня их трудного пути, и Рэдерле обучила его  шестидесяти  четырем
проклятиям  еще  до  того,  как  опустились  сумерки.  То  был  подробный  и
доскональный перечень, которым крыли свинокрада от волос на голове до ногтей
на ногах, что в конечном счете и превратило его самого в борова.  Затем  они
покинули дорогу и спустились к реке, которая протекала  всего  в  пятидесяти
саженях.  Поблизости  не  было  ни  трактиров,  ни  деревень,  ни  путников,
размещающихся на ночлег на обочинах дороги. Однако  близость  их  скрашивала
ночь далеким смехом, едва слышной музыкой, запахом костров и жареного  мяса.
Моргон прошелся вверх по реке, наловил руками  рыбы,  почистил  ее,  начинил
диким луком и принес в их крохотный лагерь.  Рэдерле  к  этому  времени  уже
выкупалась, разожгла костерок и устроилась  возле  огня,  расчесывая  мокрые
волосы. Увидев ее в круге золотого света, войдя в него и наблюдая,  как  она
улыбается, опуская гребень,  он  почувствовал,  как  в  горле  его  теснятся
девяносто девять проклятий - и зачем только он согласился взять ее с  собой?
Она поняла это по его лицу, и взгляд ее изменился,  стал  теплым  и  нежным.
Моргон опустился на колени, устроившись на земле рядом с ней, положил  к  ее
ногам, точно подношение, рыбу, завернутую в листья. Рэдерле провела пальцами
по его скулам, по губам, тронула прикрытые глаза.
   - Прости меня, - прошептал Моргон.
   - За что? Разве ты не был  прав?  Что  это  ты  принес  мне?..  -  Она  с
любопытством приподняла лист. - Рыба!
   Моргон снова молча выругался. Рэдерле взяла его лицо в ладони и  целовала
его снова и снова, пока он не позабыл начисто  обо  всей  пыли  и  усталости
прошедшего дня,  и  в  его  воспоминаниях  осталась  лишь  сияющая  серебром
раскаленной пыли полоса дороги.
   Позднее, после того как они поужинали и улеглись у огня, она обучила  его
оставшимся проклятиям. Моргон и  Рэдерле  почти  полностью  превратили  того
легендарного вора в кабана - разве что за исключением ушей, глазных зубов  и
лодыжек, которых касались лишь последние три проклятия.
   В ночи, неожиданно для них, пророкотала арфа, и эта музыка  смешалась  со
звучанием реки. Моргон прислушался и не сразу понял, что Рэдерле  обращается
к нему, трогая рукой за плечо.
   - Моргон...
   Он вскочил и замер, стоя па границе круга света от костра и вглядываясь в
ночь. Глаза его постепенно привыкали к сиянию  луны.  Он  видел  там  и  сям
костры, озарявшие огромные, искореженные неведомой мукой лица дубов.  Воздух
был безмятежен, далекие голоса и  музыка  трепетали  в  полной  тишине.  Его
охватило внезапное и неудержимое желание  унять  струны  арфы  силой  мысли,
чтобы снова обрести покой.
   - Ты совсем не играешь, - произнесла за его спиной Рэдерле.
   Он не ответил.  Несколько  мгновений  спустя  далекая  арфа  затихла;  он
медленно и глубоко вздохнул, обернулся и увидел Рэдерле, сидящую  у  костра.
Она молчала до тех пор, пока Моргон не рухнул на землю рядом с ней.
   - Ты совсем не играешь на арфе, - повторила она.
   - Я не могу здесь играть. Я не могу играть на этой дороге.
   - Ни на дороге, ни на корабле, когда ты  ничего  не  делал  целых  четыре
дня... Ни на Хеде, ни в Ануйне, где ты был в полной безопасности...
   - Я нигде не был в безопасности.
   - Моргон, - вздохнула она, - когда же ты наконец будешь учиться играть на
этой арфе? В ней -  твое  имя,  а  возможно,  и  предназначение,  это  самая
прекрасная арфа из тех, что есть в Обитаемом Мире, а ты мне ее даже ни  разу
не показывал.
   Он поглядел на Рэдерле.
   - Я снова научусь играть на арфе, когда ты научишься оборачиваться.
   Сказав это, Моргон снова  лег  на  свое  место  и  не  заметил,  что  она
проделала с костром, огонь которого вдруг исчез - ночь обронила его,  словно
камень в темный колодец.
   Спал  Моргон  беспокойно,  постоянно  ощущая,  как  Рэдерле  вздыхает   и
ворочается рядом с ним. Один раз он проснулся, желая разбудить ее, объяснить
ей что-то, поспорить,  но  лицо  ее,  странно  отрешенное  в  лунном  свете,
остановило его. Он снова отвернулся, закрыл глаза рукой  и  уснул.  И  опять
пробудился без видимых причин - хотя что-то, что он услышал или почуял перед
пробуждением, какой-то отрывок сна подсказывали, что причина все-таки  была.
Он увидел, что луна погружается все глубже в ночь, затем  прямо  перед  ним,
загораживая бледный диск, выросла какая-то фигура.
   Он закричал и почувствовал, как рот его закрыла  чья-то  рука.  Тогда  он
лягнул ногой и услышал, как кто-то  невольно  охнул.  Одним  прыжком  Моргон
вскочил на  неги,  но  что-то  ударило  его  по  лицу,  и  он  упал,  сильно
стукнувшись о ближайшее дерево. Услыхав крик Рэдерле - крик боли и страха, -
он щелкнул пальцами, пробуждая этим движением огонь, еще таившийся в углях.
   Вспыхнул свет и озарил с полдюжины здоровенных молодцов, одетых так,  как
одеваются в Обитаемом Мире торговцы. Один из них держал за руки вырывающуюся
Рэдерле. Лошади, стоящие рядом, глухо стуча копытами о землю, переступали  с
ноги на ногу и испуганно ржали. Близ них двигались тени тех,  кто  отвязывал
их, и Моргон устремился туда, к лошадям, которых сейчас мог лишиться. Чей-то
локоть заехал ему под ребра, он согнулся от боли, бормоча пятьдесят  девятое
проклятие и едва дыша. Другой вор схватил его,  но  ни  с  того  ни  с  сего
завопил от ужаса к быстро скрылся за  деревьями.  Человек,  находившийся  за
спиной Рэдерле, внезапно выпустил ее руки и что-то закричал, широко  раскрыв
рот. Девушка  повернулась,  дотронулась  до  ночного  вора,  и  борода  того
внезапно вспыхнула ярким пламенем. Таинственный бандит стремглав бросился  к
реке, но Моргон успел рассмотреть его лицо.
   Лошади, казалось, совсем  обезумели.  Моргон  перехватил  их  сознания  и
бросил каждой по охапке залитого  луной  ночного  покоя.  Животные  замерли,
словно окаменев, совершенно не обращая внимания на  воров,  которые,  громко
ругаясь, пытались тянуть их за  собой.  Один  из  грабителей,  сидя  верхом,
раздраженно ударил коня пятками по  бокам,  но  замершее  животное  даже  не
вздрогнуло.
   Моргон запустил в сознание всадника несильный  безмолвный  крик,  и  тот,
опрокинувшись  на  спину,  полетел  с  лошади  на  землю.   Остальные   было
растерялись, но через несколько секунд снова  стали  подступать  к  Моргону,
мрачные и разъяренные. Он прояснил свой мозг для нового  крика,  подхватывая
обрывки их мыслей. Тут кто-то подкрался к нему  сзади  -  как  успел  понять
Моргон, это был бородач, вылезший из реки,  ударил  князя  Хеда  в  спину  и
повалил наземь. Крепко стукнувшись  грудью  о  камень,  Моргон  скорчился  и
замер.
   То же самое лицо, но при этом - неуловимо другое. Он помнил эти глаза, но
в связи с другим местом и другой дракой. Воспоминания боролись с тем, что он
видел теперь. Лицо нападавшего было тяжелым и  мокрым,  борода  опалена,  но
гласа - слишком спокойные, слишком  оценивающие.  Моргона  еще  раз  ударили
сзади - теперь сапогом в плечо. Он перекатился, но опоздал, и очередной удар
едва не расколол его череп - или сознание, он не был в точности уверен,  что
именно, - и в ту же секунду все перекрыл Великий Крик, подобный удару грома.
Моргон опустил лицо в папоротники и приник к заколебавшейся земле,  стараясь
не терять мысленной связи с лошадьми - его единственной надежной опорой.
   Эхо крика медленно затихало вдали. Моргон поднял голову и увидел, что они
снова вдвоем - он и Рэдерле. Лошади стояли безмятежно, не  обращая  внимания
на сумятицу голосов, визг и вой зверей в окрестных зарослях.  Рэдерле  упала
рядом с ним - лицо ее было искажено гримасой боли и ужаса.
   - Тебя не ранили? - спросил он.
   - Нет. - Она коснулась пальцами его щеки, заставив  вздрогнуть.  -  Ну  и
крик... Поразительный крик для островитянина с Хеда.
   Он воззрился на девушку, похолодев от знакомого предчувствия беды.
   - Это ты кричала, Рэдерле...
   - Нет, не я, - возразила она. - Это был твой крик.
   - Да нет же. - Он сел и схватился за раскалывающуюся от  боли  голову.  -
Так кто же это кричал, во имя Хела?!
   Рэдерле внезапно задрожала, и глаза ее принялись обшаривать  непроглядную
тьму.
   - Кто-то, кто следил за нами, а возможно, следит  до  сих  пор.  Странное
дело, Моргон, неужели это были просто люди,  единственным  желанием  которых
было украсть наших лошадей?
   - Не знаю. - Он почесал затылок. - Не знаю. Это были люди, которые хотели
украсть наших лошадей, да, и поэтому мне было так трудно с ними драться.  Их
было слишком много, но они были слишком безвредны для  того,  чтобы  убивать
их. А я не хотел использовать свою мощь  сколько-нибудь  заметно,  чтобы  не
привлечь ненужного внимания.
   - Ты наградил того типа свиной щетиной по всему телу.
   - Он это заслужил, - ответил Моргон, поглаживая ноющий  бок.  -  Но  тот,
последний, который выбрался из воды...
   - Тот, которому я подожгла бороду?
   - Не знаю. - Он провел ладонями по глазам, пытаясь вспомнить. - Вот  чего
я не знаю. Был ли человек, который вылез из реки, тем самым, который  в  нее
бросился?
   - Да что ты говоришь, Моргон, - прошептала Рэдерле.
   - Он мог использовать свою мощь, но я не уверен  в  этом.  Я  не  знаю...
Может быть, я просто видел то, что ожидал увидеть.
   - Если это был Меняющий Обличья, почему он не пытался тебя убить?
   - Может быть, он просто сомневался, я ли это. Они не видели  меня  с  тех
пор, как меня поглотила гора Эрленстар.  Я  соблюдал  крайнюю  осторожность,
пока пересекал Обитаемый Мир, и вряд ли они ожидали, что я поеду среди  бела
дня на крестьянской лошадке по Торговой дороге.
   - Но если он заподозрил... Моргон, ведь ты воздействовал на лошадей.
   - То была простая связь молчания и мира; вряд ли здесь  было  что-то  для
него подозрительное.
   - Но тогда бы он и не бежал от Великого Крика, верно? Если только  он  не
отправился за подмогой... - Внезапно она потянула его, заставляя  встать.  -
Да что же мы сидим? Ждем нового нападения,  и  на  этот  раз,  возможно,  со
стороны Меняющих Обличья?
   Он вырвал у нее руку.
   - Прекрати. Мне больно.
   - Ты предпочел бы умереть?
   - Нет.
   С  минуту  он  мрачно  размышлял,  не  сводя  глаз  с  быстрой,  покрытой
мелькающими тенями речной воды. Моргону пришла в голову  мысль,  от  которой
ему стало зябко.
   - Равнина Ветров находится как раз к северу  от  нас.  Там  Хьюриу  Имрис
ведет свою войну против людей и полулюдей...  За  рекой  должно  быть  целое
войско Меняющих Обличья.
   - Идем отсюда. Немедленно.
   - Мы только привлечем к себе внимание, если поедем дальше среди ночи.  Мы
можем перенести лагерь. А затем я хочу поискать того, кто кричал, -  кем  бы
он ни был.
   Они увели лошадей, стараясь не поднимать  лишнего  шума,  захватили  свои
пожитки и перебрались  поближе  к  скоплению  телег.  Затем  Моргон  оставил
Рэдерле и отправился на поиски неизвестного.
   Рэдерле воспротивилась, не желая отпускать его одного,  но  он  терпеливо
заметил:
   - А ты можешь ступать по листьям так осторожно, чтобы ни один из  них  не
шелохнулся? Можешь стоять так спокойно и тихо, чтобы звери  проходили  мимо,
не видя и не чуя тебя? Кроме того, кто-то же должен стеречь лошадей?
   - А что если эти воры вернутся?
   - И пускай себе. Я видел, как ты обращалась с привидением.
   Рэдерле уселась под деревом, бормоча себе что-то под нос. Он  заколебался
- она выглядела такой беззащитной...
   Моргон вызвал из незримого пространства  свой  меч  и,  прикрывая  звезды
рукой, положил его перед девушкой. Меч вновь исчез,  и  тогда  Моргон  мягко
сказал:
   -  Он  будет  здесь  на  случай,  если  понадобится.  Сейчас   он   скрыт
наваждением, но если ты к нему прикоснешься, я узнаю об этом.
   Он повернулся и беззвучно скользнул в тишину.

4

   Лес уже успокоился после жуткого крика. Моргон сновал от лагеря к лагерю,
осматривая окрестности, ища тех, кто до сих пор не спал.  Но  путники  мирно
посапывали в повозках или палатках,  свернувшись  калачиками,  лежали  возле
кострищ.  Луна  заливала  мир  черно-серой  дымкой,  деревья  и  папоротники
проступали кусками, чередуясь с обрывками черных теней. И - ни порыва ветра.
Отдельные прутики с листочками, моток ежевичного стебля,  аспидно-черные  на
свету, казались выструганными из безмолвия.  Дубы  тоже  стояли  неподвижно.
Моргон положил руку на могучий ствол и скользнул мыслью за  бугристую  кору,
вслушиваясь в древний, тяжелый сон. Двинулся вдоль реки, обогнул их  прежнюю
стоянку. Никого и ничего. Внимая голосу реки, собирая в уме все его оттенки,
определяя и отбрасывая каждый из них, он, как ни старался, не услышал ничего
похожего на человеческую речь.
   Тогда он прошел дальше берегом реки, производя чуть больше шума, чем  его
прекрасно управляемое дыхание. Он обратил свой разум  к  почве,  по  которой
ступал, настраивая свои мысли в лад с хрупким ковром листьев, вслушиваясь  в
каждый сухой прутик.  В  полной  темноте  он  едва-едва  различал  ближайшие
деревья и кусты и в конце концов решил повернуть назад, но помедлил у  самой
реки, обратив лицо к Равнине Ветров и снова напряженно прислушиваясь, словно
до него могли донестись  отголоски  боев  из  обрывочных  сновидений  воинов
Хьюриу.
   Он повернулся  и  зашагал  вдоль  реки  против  ее  течения.  Сделав  три
беззвучных шага,  Моргон  замер  с  проворством  дикого  зверька,  мгновенно
переходящего от движения к полной неподвижности. Кто-то стоял впереди  между
деревьями, и нельзя  было  различить  ни  лица  его,  ни  одежды  -  могучая
полутень, растворенная ночью, как и сам Моргон.
   Он подождал, но тень не трогалась с места.  Он  пытался  сообразить,  что
делать, но пока он раздумывал, тень беззвучно исчезла в ночи.  С  пересохшим
от волнения ртом и гулким биением  крови  в  висках,  Моргон  настроился  на
изогнутый поток воздуха и полетел, бесшумно, словно сова, зоркий, как ночной
хищник, меж деревьев к их лагерю.
   Он напугал Рэдерле, преобразившись прямо перед  ней.  Она  потянулась  за
мечом, но он успокоил девушку, быстро присев на корточки и взяв за руку.
   - Рэдерле, - прошептал он.
   - Ты испуган, - выдохнула девушка.
   - Не знаю. Я все еще не знаю. Нам  надо  быть  очень  осторожными.  -  Он
пристроился рядом с ней, сделал меч невидимым, небрежно взялся за рукоять  и
обнял Рэдерле свободной рукой.
   - Поспи. Я буду караулить.
   - От кого?
   - Не  знаю.  Я  разбужу  тебя  перед  рассветом.  Нам  нужно  быть  очень
осторожными.
   - Но как? - сокрушенно спросила она. -  Ведь  они  уже  знают,  где  тебя
искать, - где-то на Торговой дороге, верхом, на пути к  Лунголду.  Разве  не
так?
   Он не ответил, крепче прижимая ее к себе, и решил через несколько  минут,
прислушиваясь к ее  дыханию,  что  она  уже  уснула.  Однако  после  долгого
молчания она заговорила,  и  Моргон  понял,  что  она  все  это  время  тоже
всматривалась в ночь.
   - Хорошо, - натянуто сказала она. - Научи меня оборачиваться.
   На  рассвете,  лишь  только  Рэдерле  проснулась,  он  начал  обучать  ее
принимать чужой облик. Солнце еще не встало, лес стоял вокруг  безмолвный  и
прохладный. Рэдерле прилежно слушала, пока  он  объяснял  ей  нехитрую  суть
перемены облика, наблюдала, как он разбудил  дремавшего  на  вершине  дерева
сокола и приманил его.  Сокол  на  что-то  пронзительно  жаловался,  сидя  у
Моргона на запястье. Да, он был голоден и рвался на охоту. Моргон  терпеливо
успокоил его силой мысли и тут же, увидев, каким мрачным и затравленным стал
взгляд Рэдерле, подбросил сокола высоко в воздух.
   - Невозможно ни в кого превратиться, если ты не хочешь этого.
   - А я хочу, - возразила она.
   - Нет. Не хочешь.
   - Моргон...
   Он  отвернулся,  подобрал  одеяло  и  бросил  на  спину  лошади,  сказав,
затягивая подпругу:
   - Все в порядке.
   - Вовсе нет, - огрызнулась она. -  Ты  даже  не  попытался.  Я  попросила
научить  меня,  и  ты  сказал,  что  согласен.  Я  хочу,  чтобы  мы  были  в
безопасности.
   Он молча взялся за второе седло, Рэдерле же подошла и встала рядом.
   - Моргон...
   - Все в порядке, - ласково сказал он,  пытаясь  уверить  в  этом  и  себя
самого. - Я что-нибудь придумаю.
   Они не разговаривали несколько часов, достаточно много проскакав  с  утра
пораньше, пока более спокойный шаг других путников, следующих в одном с ними
направлении, не заставил их сбавить скорость, дабы не  вызывать  подозрений.
Дорога теперь буквально кишела скотиной: овцами, свиньями,  молодыми  белыми
бычками, которых гнали в Кэйтнард уже из совсем отдаленных селений. Движение
застопорилось,  лошади  начали  взбрыкивать.   Телеги   торговцев   тащились
невыносимо медленно; возки земледельцев, полные репы  и  капусты,  кренились
впереди,  замедляя  ход  в  самые  неподходящие  моменты.  Полуденная   жара
превратила поверхность дороги в сухую пыль, которую  приходилось  вдыхать  и
глотать. От рева и  запахов  животных  не  было  спасения.  Волосы  Рэдерле,
намокшие от пота и грязные от дорожной  пыли,  стали  выбиваться  из-под  ее
шляпы и прилипать к лицу, так что в какой-то момент она  остановила  лошадь,
зажала шляпу в зубах, собрала волосы в тугой узел прямо на глазах у старухи,
гнавшей  на  рынок  свинью,  и  снова  напялила  шляпу  на  голову.  Моргон,
поглядывая на нее, воздерживался от  замечаний.  Молчание  ее  начинало  его
тяготить  не  меньше,  чем  жара  и  постоянные  остановки.  Он   постарался
вспомнить,  не  сделал  ли  что-нибудь  не  так,  подумал,  хочется  ли   ей
разговаривать или она предпочитает молчать, а затем - не жалеет ли она,  что
вообще покинула Ануйн. Он представил себе путешествие без нее. В этом случае
он бы уже одолел половину пути через Имрис, спеша  к  Лунголду  по  вороньей
тропе, совершая бесшумный ночной перелет над Задворками Мира в  таинственный
город, чтобы опять встретиться лицом к лицу с Гистеслухломом. Ее молчание  -
камень  за  камнем  -  возводило  стену  вокруг  его  воспоминаний,   и   на
строительстве этом попахивало известью, лишь слабая  струйка  воды,  бегущая
прочь где-то вдалеке, нарушала давящую тишину. Он  стряхнул  с  век  тьму  и
снова увидел мир - пыль и пожухлую зелень, солнце, мирно  бьющее  по  медным
котелкам в одной  из  тележек,  и  вытер  пот  с  лица.  Рэдерле  наконец  с
напряжением проломилась сквозь самой же и построенную стену молчания.
   - Что я сделала не так? Я просто слушала тебя.
   - Ты сказала ?да? голосом, но не сознанием, - вяло ответил  Моргон.  -  А
работу проделывает сознание.
   Она опять замолчала, хмуро косясь на своего спутника.
   - Что с тобой?
   - Да ничего.
   - Ты жалеешь, что я за тобой увязалась. Он резко дернул поводья.
   - Перестань. Ты надрываешь мне душу. Это как раз ты жалеешь, а не я.
   Она тоже остановила коня, и  Моргон  увидел  на  ее  лице  отчаяние.  Они
посмотрели друг на друга. Сзади заревел мул, и они снова тронулись  в  таком
знойном молчании, из которого не было выхода, точно из башни  без  дверей  и
окон.
   Вскоре Моргон свернул в сторону, к реке, чтобы напоить  измотанных  жарой
лошадей. Шум здесь  был  меньше,  воздух  свежее,  щебетали  птицы,  голосов
которых на шумной дороге было совсем не слышно.
   Моргон встал на колени, напился холодной, быстрой  воды,  плеснул  сю  на
свои волосы и лицо. Рэдерле стояла рядом, и Моргон смотрел на ее  отражение,
дрожащее на водной ряби. Он откинулся на спину и медленно  повернул  голову,
глядя на ее лицо снизу вверх.
   Моргон не знал, сколько времени не отводил от нее глаз,  -  до  тех  пор,
пока лицо ее неожиданно не дрогнуло и