елось убежать  от  них,  он  все  глубже  всматривался  и  вслушивался  в
спокойную тишину, которая открылась сейчас  перед  ним.  Ветры  срывались  с
ярко-голубого неба, неся  с  собой  сотни  оттенков  и  полутонов  неведомых
запахов, которым он неожиданно легко для себя давал  названия:  вода,  заяц,
волк, сосна, тур. Он слышал высокие прихотливые голоса ветров,  он  знал  их
силу, но чувствовал их смутно. Хаотичные испуганные голоса,  от  которых  он
убежал, ослабели, перемешиваясь с  песнями  ветров.  Ветер  проходил  сквозь
него, окутывал сердце,  пробегал  по  его  венам,  наполнял  мышцы  силой  и
скоростью. Моргон чувствовал, что ветер этот подгоняет его, вызывает его,  -
и налившиеся силой, ставшие твердыми и  неутомимыми  мышцы  его  тела  вдруг
напряглись для того, чтобы бежать с этим ветром наперегонки.
   Откуда-то перед ним возникли камни. Сбитый с  толку,  Моргон  двинулся  в
поисках спасения, сознавая,  что  за  ним  наблюдают  незнакомые  молчаливые
фигуры. Языки пламени ринулись к нему, он отпрянул назад и отвернулся.  Рога
его царапнули твердую землю. И тогда в нем произошла  неожиданная  перемена,
страх исчез, и он понял, что у него  есть  рога.  Моргон  оказался  в  своем
собственном облике, дрожа, ухватился трясущимися  окровавленными  руками  за
Хара.
   Хугин открыл дверь. Слабый полуденный свет окрасил снег  на  пороге.  Хар
встал, его руки тоже слегка дрожали. Король-волк молчал, и Моргон, настолько
же знакомый с сознанием Хара, насколько знал свое собственное, почувствовал,
как отступает испуг и как его место занимает спокойствие.  Неверными  шагами
он пошел к двери, оперся о косяк и с наслаждением вдыхал свежий  ветер,  его
непослушные руки пачкали кровью рубашку и снег, но  он,  не  замечая  этого,
дышал ветром, ощущая странную печаль, будто навсегда отвернулся  от  чего-то
безымянного, что было внутри него с рождения. Хар положил руку его на плечо:
   - Теперь отдохни. Хугин...
   - Я знаю. Я его отведу.
   - Перевяжи ему руки. Оставайся с ним. Оба - отдыхайте.

9

   Когда  руки  Моргона  зажили,  Хар  продолжил  обучение;  Моргон  овладел
способностью принимать облик тура  на  длительное  время.  Хугин  водил  его
вокруг Ирье; они питались  сосновыми  ветками  в  лесах,  окаймляющих  Ирье,
забирались на пологие скалы и углублялись в чащи Хмурой Горы,  поднимающейся
позади Ирье. Сначала непривычные инстинкты тура смущали Моргона, он  боролся
с ними, точно с глубокой водой, и вдруг  оказывался  стоящим  полуобнаженным
посреди заснеженной  равнины,  а  Хугин  обнюхивал  его,  и  голос  мальчика
проникал в сознание Моргона:
   "Моргон, давай побежим. Ты любишь бегать  в  облике  тура,  ты  этого  не
боишься. Моргон, уходи с холода?.
   И они бегали в далекие  дали,  не  чувствуя  усталости,  их  копыта  едва
касались снега, большие сердца и сильные мускулы их тел  были  настроены  на
беззаботное и радостное движение. В Ирье они возвращались  вечерами,  иногда
поздней ночью. Хар обычно поджидал их в зале, беседуя с Айей или слушая, как
его арфист тихонько наигрывает, сидя  у  очага.  В  это  время  Моргон  мало
разговаривал с королем-волком, как будто в голове его еще не зажила какая-то
рана. Хар ждал, наблюдал и тоже  молчал.  Наконец  однажды,  когда  Хугин  и
Моргон вернулись поздно, неожиданный  звук  их  смеха,  резко  оборвавшийся,
когда они вошли в зал, заставил Айю улыбнуться. Моргон без колебаний подошел
к Хару и, когда Хугин отправился за едой,  присел  возле  него.  Князь  Хеда
посмотрел на свои руки, на ладони, разглядывая белые следы турьих рогов.
   Хар спросил:
   - Ну что, значит, это не слишком ужасно - быть туром? Моргон улыбнулся:
   - Нет. Мне нравится. Мне нравится эта тишина. Но как  объяснить  все  это
Элиарду?
   - А вот  это,  -  суховато  ответил  Хар,  -  меньше  всего  должно  тебя
беспокоить. Годами ко мне приходят разные люди и  умоляют  меня  научить  их
менять облик; очень и очень немногие ушли из этой комнаты со шрамами тура на
руках. У тебя большой дар. Хед для тебя был бы слишком маленьким миром.
   - Но ни один князь Хеда такого не делал. Как я объясню это Высшему?
   - Почему ты должен оправдываться в своих способностях?
   Моргон посмотрел на короля-волка примирительно и сказал:
   - Хар, ты же знаешь, что, несмотря на все доводы, которые ты использовал,
я до сих пор отвечаю  перед  Высшим  как  землеправитель  Хеда  и  не  имеет
значения, сколько Меняющих Обличья назовет меня Звездоносцем.  Я  бы  хотел,
если возможно, остаться землеправителем.
   Улыбка в глазах Хара засияла еще ярче.
   - Не знаю, вероятно, Высший примет к  сведению  твое  желание.  Ты  готов
отправиться на поиски Сута?
   - Да. У меня есть к нему несколько вопросов.
   - Хорошо. Полагаю, он может быть в стране озер, к северу от Хмурой  Горы,
на краю великих северных пустынь. Там, по другую сторону горы, живет большое
стадо туров, и я редко к ним забегаю. Я обыскал все остальные места  в  моем
королевстве, но не нашел даже признаков Сута. Хугин проводит тебя.
   - Пойдем с нами.
   - Рад бы, но он только убежит от меня, как делал все эти семьсот лет.
   Хар замолчал. Моргон увидел, что глаза его сузились - король углубился  в
какие-то воспоминания.
   - Я не понимаю, - сказал Моргон, - почему? Ты же знал Сута, неужели ты не
можешь сообразить, от чего именно он прячется?
   - В том-то и дело. Я всегда считал, что он скорее умрет,  чем  станет  от
чего-то бегать, что бы это ни было. Так ты уверен,  что  готов  двинуться  в
путь? На это могут понадобиться месяцы.
   - Я готов.
   - Тогда вместе с Хугином  отправляйтесь  на  рассвете.  Поищи  за  Хмурой
Горой, если не сможешь найти Сута  там,  посмотри  вдоль  Осе,  но  берегись
охотников. Пусть туры тебя узнают. Они догадаются, что ты  тоже  человек,  и
Сут о тебе услышит, если они встретятся. Если же только запахнет опасностью,
возвращайся в Ирье немедленно.
   - Хорошо, - рассеянно согласился Моргон.
   Своим внутренним зрением он увидел спокойные недели  за  покрытой  снегом
горой, на Задворках Мира, где он будет двигаться в ритме дня и ночи, в ритме
ветра, снега и безмолвия, которые он так полюбил. Пристальный  взгляд  Хара,
направленный прямо на Моргона, оторвал  его  от  мечтаний.  В  этом  взгляде
сверкнуло затаенное предостережение.
   - Если ты умрешь в облике тура на моих землях, арфист Высшего появится на
моем пороге,  неумолимый  как  рок,  с  вопросом  -  почему?  Так  что  будь
осторожен.
   Они вышли на рассвете, оба в облике туров. Хугин повел Моргона  вверх  по
склонам Хмурой  Горы,  через  высокие  каменистые  тропы,  где  горные  козы
смотрели на них с пристальным любопытством,  а  ястребы  кружили  в  поисках
пищи. Первую ночь они провели среди скал, а на следующий день  спустились  в
озерный край за Хмурой Горой, где не жил  никто,  кроме  охотников,  которые
добывали и выделывали шкуры животных  для  продажи  торговцам.  Стада  туров
кочевали по этим землям никем не пуганные. Моргон с Хугином присоединились к
ним, вожаки стад не вызвали их на бой, они просто приняли их, как  принимали
и Хара, - как странных, но безобидных туров. Дальше  они  двигались  уже  со
стадами, пробираясь через озерные края и питаясь  сосновыми  ветками.  Ночью
спали под открытым небом; от холода их спасал длинный густой мех. То и  дело
их окружали волки, голодные, но осмотрительные, - Моргон сквозь сон издалека
слышал их вой. Он относился к ним без страха, но понимал их силу и знал, что
будет, если они  встретятся  с  очень  молодым  или  слишком  старым  туром,
отбившимся от стада. Когда они с Хугином заканчивали поиски одноглазого Сута
в одном стаде, то уходили в дремучие леса, чтобы найти другое, или искали на
берегах замерзших  озер.  Наконец  Моргон  отыскал  повторяющиеся  мысленные
образы, и это были образы тура с одним фиолетовым  глазом,  другой  же  глаз
животного был белым, как паутина.
   Моргон оставался с этим стадом, он ел и спал с турами в надежде, что  Сут
присоединится к ним. Охваченный волнением, Хугин совсем потерял покой.  Луна
над ними  становилась  круглой,  убывала  и  снова  росла,  и  Моргон  начал
испытывать беспокойство. Он бродил по холмам, разыскивая одноглазого тура  у
северных пределов, и однажды перешел  через  границу,  осматривая  пустынные
земли.
   Ветры поднимали снежные потоки, несли белые хлопья, словно  песок,  через
равнины, снося их на Задворки Мира. Никакая жизнь, казалось, не могла  здесь
существовать - среди снежного, ледяного безмолвия, само  небо  было  в  этих
краях пустым и бесцветным. Далеко на западе Моргон увидел гору Эрленстар,  а
позади нее - плоские белые земли.  Он  сильно  замерз,  повернулся  и  пошел
назад, в Остерланд.
   Спускаясь с холмов, он увидел тура, убеленного возрастом, который стоял в
какой-то странной позе. Голова животного наклонилась,  тело  напряглось  под
тяжестью рогов, и он не мог видеть серую стаю волков, которая собиралась  за
его  спиной.  Моргон  учуял  их  запах,  густой  и  терпкий.  Неожиданно  он
обнаружил, что бежит прямо на них, издавая угрожающий звук, которого никогда
прежде от себя не слышал.
   От испуга волки, подняв  страшный  вой,  разбежались,  но  один  из  них,
совершенно обезумевший от голода, щелкнул зубами прямо перед носом  Моргона,
потом повернулся, чтобы прыгнуть на старого  тура.  Моргоном  овладел  такой
гнев, которого он никогда не испытывал и даже представить себе  не  мог.  Он
отступил, ударил. Острое копыто его попало прямо в волчью голову,  сокрушило
ее, и снег вокруг окрасился кровью хищника. Острый запах крови обрушился  на
него, как волна, и Моргон в смятении чувств покинул облик тура. Он  оказался
стоящим на снегу босиком, подавляя приступ рвоты.
   Слегка опомнившись, он встал на колени перед  замершим  в  неловкой  позе
туром. Нащупал торчащий из земли корень, за который зацепились тяжелые рога,
и, поглаживая  пленника  одной  рукой,  другой  пытался  освободить  его  из
природного капкана. Отворачиваясь от ветра, он повернул голову, и оказалось,
что он смотрит в слепой глаз.
   Моргон присел на корточки. Ветер  разгуливал  под  его  тонкой  рубашкой,
вгрызался в тело, но  князь  Хеда  не  замечал  ничего.  Он  сделал  попытку
проникнуть в сознание зверя, и то, как быстро  и  умело  тур  ускользнул  от
него, сказало ему все, что он хотел знать.
   - Сут? - (Тур смотрел на него единственным глазом и  не  двигался.)  -  Я
искал тебя.
   Мозг Моргона внезапно окутала тьма. Он отчаянно сражался с ней, но  битва
была им проиграна, даже еще толком не начавшись.  Моргон  почувствовал,  как
его руки соскользнули в снег, вцепились в невидимый под ним  корень.  Моргон
понял, что тур обыскивает его мысли, и не шевелился, пока  вторжение  чужого
сознания не закончилось и он не услышал приказ:
   - Помоги мне.
   Моргон осторожно освободил рога зверя от коварно спрятавшегося под снегом
корня. Тур выпрямился,  откинул  голову  назад  и  неожиданно  исчез.  Перед
Моргоном стоял человек - сухопарый, сильный,  с  седыми,  развевающимися  по
ветру волосами, и единственный серовато-золотой глаз его  смотрел  прямо  на
князя Хеда.
   Пальцы того, кто секунду назад еще был  туром,  откинули  волосы  со  лба
Моргона, разыскивая звезды. Потом он взял руки  Моргона,  повернул  ладонями
кверху, увидел  на  ней  шрамы,  и  что-то  вроде  улыбки  сверкнуло  в  его
единственном глазу.
   Он положил руки Моргону на плечи, словно проверяя  его  принадлежность  к
роду человеческому, и недоверчиво спросил:
   - Хед?
   - Моргон с Хеда.
   - Надежда, которую я видел тысячу лет назад и даже еще  прежде,  -  князь
Хеда?
   Голос его был глубоким и напоминал голос ветра. Судя по  всему,  странный
человек давно им не пользовался.
   - Ты встречал Хара, он оставил на тебе свою отметину. Хорошо. Тебе  нужна
любая помощь, которую ты можешь получить.
   - Мне нужна твоя помощь. Тонкие губы чародея искривились.
   - Я ничего не могу тебе дать. Хару следовало бы  знать  это,  прежде  чем
посылать тебя за мной. У него ведь два здоровых глаза, он мог  бы  видеть  и
получше.
   - Не понимаю. - Моргон начал ощущать холод. - Ты  загадал  Хару  загадки,
мне нужны ответы на них. Почему ты оставил Лунголд? Почему ты прячешься даже
от Хара?
   - Почему страдают от нас те, кого мы больше всего любим? - Узловатые руки
слегка встряхнули Моргона. - Разве  ты  не  можешь  понять?  Даже  ты?  Я  в
ловушке. Я мертв, разговаривая с тобой.
   Моргон молча смотрел на чародея, в его единственном  глазу  была  пустота
более обширная, чем северные пустыни. Моргон повторил:
   - Не понимаю. Ведь у тебя есть сын - Хар о нем заботится.
   Глаза волшебника закрылись. Он глубоко вздохнул:
   - Я надеялся и верил, что Хар сможет найти его. Я так устал, так устал от
всего этого... Скажи Хару, чтобы он научил  тебя  остерегаться  принуждения.
Ответь мне, что ты, единственный из всех людей, имеющий во лбу  три  звезды,
хочешь обрести в этой игре со смертью?
   - Не знаю, - напряженно выговорил Моргон. -  Просто  я  не  могу  от  них
убежать.
   - Хотелось бы увидеть, чем все это закончится... Очень  хотелось  бы.  Ты
настолько не укладываешься ни в какие рамки, что, пожалуй, мог  бы  выиграть
эту игру.
   - Какую игру? Сут, что происходило все эти семьсот лет? Что  держит  тебя
здесь? Что я могу сделать, чем могу тебе помочь?
   - Ничем. Я мертв.
   - Тогда сделай же что-нибудь для меня! Я нуждаюсь в помощи! Третий  закон
Гистеслухлома  гласит:  волшебник,  который  отворачивается,  слыша  крик  о
помощи, волшебник, который видит зло и молчит, волшебник, который, домогаясь
правды, смотрит в другую сторону, -  это  лжеволшебник.  Я,  пожалуй,  лучше
других понимаю смысл бегства, но не тогда, когда уже не осталось места, куда
можно бежать.
   Единственный глаз Сута сверкнул. Он  улыбнулся  -  снова  той  же  кривой
усмешкой, которая напомнила Моргону короля-волка.
   Чародей сказал с непонятной нежностью:
   - Отдаю свою жизнь в твои руки, Звездоносец. Спрашивай.
   - Почему ты убежал из Лунголда?
   - Я убежал из Лунголда, потому что...
   Голос его оборвался. Чародей неожиданно качнулся  к  Моргону,  дыхание  с
трудом вырывалось из его горла. Моргон шагнул навстречу, и волшебник  крепко
ухватился за него.
   - Сут!
   Руки чародея вцепились в одежду князя Хеда, притянули его поближе к себе.
С последним вздохом из груди Сута вырвалось только одно слово:
   - Ом...
   Он отнес мертвого волшебника на спине в Ирье. Хугин шагал рядом, иногда в
облике тура, иногда в собственном, и тогда он ненадолго  становился  высоким
молчаливым мальчиком, придерживающим  Сута,  чтобы  тот  не  упал  со  спины
медленно бредущего тура. Когда они пробирались  через  горы,  Моргон  ощутил
где-то в глубине души, что пребывал в облике тура слишком долго. Перед  ними
простиралась земля, белеющая под таким же  белым,  пустым  небосводом.  Ирье
лежал перед ними наполовину скрытый снежными сугробами.  Когда  они  наконец
добрались до дома, Хар встретил их на пороге.
   Он не произнес ни слова, снял тело Сута  со  спины  Моргона.  Тот  принял
собственный облик и стоял ссутулившись, с отросшими за два месяца волосами и
затянувшимися шрамами на  руках.  Моргон  раскрыл  было  рот,  желая  что-то
сказать, но не смог произнести ни слова. Хар тихо проговорил:
   - Иди в дом. Сут был мертвым семьсот лет. Теперь я позабочусь о нем.
   - Нет, - сказал Хугин.
   Хар, склонившись над телом Сута, поднял на него глаза:
   - Тогда помоги мне.
   Вместе они отнесли тело в заднюю часть дома. Моргон вошел в  зал.  Кто-то
набросил ему на плечи меховую накидку, и  он  рассеянно  обернул  ее  вокруг
себя, едва ощущая мех, едва замечая,  сколько  любопытных  лиц  повернуто  к
нему, сколько людей наблюдают за ним. Он устроился у огня и налил себе вина.
На скамью рядом с ним присела Айя и ласково обняла его за плечи.
   - Я рада, что вы невредимы, ты и Хугин, дети мои. Не горюй о Суте.
   Моргон обрел голос:
   - Откуда ты знаешь?
   - Я знаю мысли Хара. Он похоронит свое горе,  подобно  тому  как  человек
зарывает ночью серебро в землю...
   Моргон опустил глаза, потом, поставив чашу на стол, прижал ладони к лицу.
   -  Мне  следовало  бы  знать,  -  прошептал  он.  -  Следовало  подумать.
Единственный волшебник, оставшийся в живых после семи столетий...  Я  вырвал
его из тайного убежища, и он умер у меня на руках...
   Он услышал, как в зал вошли Хар с Хугином, уронил руки. Хар сел в кресло.
Хугин  опустился  возле  его  ног,  положил  беловолосую  голову  на  колени
короля-волка. Глаза его закрылись. Рука  Хара  на  мгновение  задержалась  в
волосах мальчика, он посмотрел на Моргона и сказал:
   - Расскажи мне.
   - Загляни сам в мой мозг, - утомленно произнес Моргон. - Ты знал его.  Ты
отправил меня к нему.
   Моргон сидел неподвижно, пока воспоминания  о  днях  и  долгих  бессонных
ночах не пронеслись полностью  через  его  сознание.  Особенно  яркими  были
картины  последних  мгновений  жизни  волшебника.  Когда   Моргон   закончил
вспоминать, Хар отвел глаза в сторону и спросил:
   - Кто такой Ом?
   Моргон пошевелился:
   - Гистеслухлом, я думаю. Он основатель школы чародеев в Лунголде.
   - Основатель все еще жив?
   - Я не знаю, кто еще это может быть. - Голос Моргона оборвался.
   - Что тебя тревожит? О чем ты мне еще не рассказал?
   - Хар, один из... Одного из  Мастеров  в  Кэйтнарде  звали  Ом.  Он...  Я
занимался  у  него.  Я  преклонялся  перед  этим  Мастером.  Моргол   Херуна
предположила, что он может быть Основателем.
   Пальцы Хара стиснули подлокотники его стула.
   - Доказательств нет, - продолжил Моргон.
   - Моргол Херуна не заявила бы ничего подобного, не имея доказательств.
   - Они очень слабые. Лишь его имя и тот факт, что она не могла... Не могла
ничего увидеть в его сознании.
   - Так  Основатель  Лунголда  в  Кэйтнарде?  И  все  еще  следит  за  теми
чародеями, которые могли остаться в живых?
   - Это только домыслы. К чему ему сохранять свое имя,  так  что  весь  мир
может догадаться...
   - Да кто догадается спустя семь столетий? И кто мог  бы  быть  достаточно
могущественным, чтобы иметь над ним власть?
   - Высший...
   - Высший. - Хар резко поднялся на ноги, так резко, что  Хугин  вздрогнул.
Король-волк сделал шаг к огню. - Его молчание едва ли не более  таинственно,
чем молчание Сута. Никогда он особенно не жаждал вмешиваться в наши дела, но
это - это просто невероятно.
   - Он допустил, чтобы Сут умер.
   - Сут только и ждал  того  часа,  когда  сможет  умереть,  -  нетерпеливо
перебил его Хар, и тогда Моргон с яростью в голосе крикнул:
   - Он был жив! Жив до тех пор, пока я не нашел его!
   -  Перестань  себя  винить.  Он  был  мертв.  Человек,   с   которым   ты
разговаривал, вовсе не Сут, а только внешняя его оболочка, которая не  имела
имени.
   - Это не правда...
   - Что ты называешь жизнью? Назовешь ли ты меня живым,  если  я  в  страхе
отвернусь от тебя, откажусь дать тебе то, что может спасти твою жизнь?  Стал
бы ты тогда называть меня Харом?
   - Да. - Голос Моргона смягчился. - Да. Зерно выносит свое имя из зернышка
в земле, из  зеленого  стебля,  из  желтого  высохшего  стебля,  чьи  листья
нашептывают ветру загадки. Так что Сут носил свое имя, загадав мне загадку с
последним вздохом своей жизни. И я ругаю себя за то, что нет больше  в  мире
человека, который носил бы его имя. Он принял облик тура; среди них был  его
сын; существовали вещи за пределами его страха и беспомощности,  он  помнил,
как можно любить!
   Хугин печально потупился. Глаза Хара  закрылись.  Он  сидел  у  огня,  не
говоря ни слова, не шевелясь, лицо его было маской боли и усталости.
   Моргон обхватил голову руками и прошептал:
   - Если Мастер Ом и есть Гистеслухлом, Высший  должен  об  этом  знать.  Я
спрошу у него.
   - И что тогда?
   - И тогда... Не  знаю.  Здесь  так  много  всего  сходится...  Похоже  на